Kitabı oku: «Студент 1», sayfa 3

– Знаю я ваши помидоры! Сперва напомидоритесь, потом весь сортир обрыгаете.

– Да ладно тебе, теть Оль! – благородно оскорбился Виктор. – Это когда мы барагозили? Не было такого.

– Так все когда-то в первый раз бывает, – мудро рассудила Матвеевна. – А ну давай, показывай саквояж!

Вот тут на первый план вышел полтинник. Я аккуратно положил его на застекленный вахтерский столик – под стеклом виднелись какие-то ветхие пожелтевшие списки.

– Это чего? – Матвеевна артистически прищурилась.

– Я думаю, что это пропуск в общежитие, – вежливо сказал я.

– Тетя Оля, ну кончай, давай ключ! Ну ты же знаешь, все нормально будет!

Лицо Матвеевны такой уверенности не излучало, но магия полтинника сработала. Нечленораздельно бурча, вахтер все-таки вытащила из стола здоровенный, чуть ли не амбарный ключ с картонной биркой, на которой был коряво начертан номер: 407.

Так! Теперь и это знаю. А веселуха у нас будет в четыреста пятой.

– Пошли, пошли, – поторопил Витек.

Мы поднялись на четвертый этаж, пошли длинным темноватым коридором. Я смотрел на номера комнат: 417, 415, 413, 411… Это была, естественно, нечетная сторона, по четной шла своя нумерация.

По мере приближения к комнате 405 нарастал оживленный гомон нескольких голосов, внезапно вспыхнувший грубым хохотом за тонкой фанерной дверью.

Витька толкнул дверь:

– А вот и мы!

Глава 5

В комнате все уже было готово к «празднику жизни». Два обеденных стола сдвинуты, на них разномастная посуда, четыре кровати придвинуты поближе к столам, а у их торцов стоят еще два стула. Трое парней сидели на кроватях, один – светловолосый, коренастый в ядовито-синем кримпленовом пиджаке – стоял к нам спиной, а Саша в светло-голубой рубашке-батнике, стоял у окна: руки в карманах брюк, на лице снисходительная улыбка.

У ребят явно развернулась некая дружеская дискуссия неизвестно на какую тему. Во всяком случае, наше вторжение положило ей конец.

– Ага! – с подъемом вскричал Саша. – Вот и молодое поколение!

– За смертью только посылать!.. – беззлобно проворчал ультрамариновый модник.

– Да ладно! – отбрехнулся Виктор. – Все приобрели! Безотходное производство. Во, смотрите!

Он внушительно потряс сумкой и поставил ее на стол.

– Давай, давай, разгружайтесь, – одобрительно распорядился Саша. – Толян, помоги.

Шурша кримпленом, наш сосед стал вынимать банки и бутылки.

Ага, значит это и есть тот самый Толя Бочкин. Теперь двоих знаю.

Нетерпение припекало всех. Вмиг рассортировали снедь, жестяные банки вспороли серповидной открывашкой, винтовую крышку венгерского «ассорти» пытались с матерщиной открутить – бесполезняк, присосалась плотно. Пришлось перевернуть банку, осторожно втискивать лезвие ножа между крышкой и горловиной и шевелить, пока маринад не вскипел пузырями. После этого легко открылось. Один из рабфаковцев понюхал внутреннюю сторону крышки, брезгливо скривился:

– Тьфу, говно Европа! То ли дело наш рассол!

На какое-то время вспыхнули оживленные, опять же не совсем цензурные дебаты о качествах и вкусах разного рода острых закусок, дошедшие до слов: «…да хрена ли вы там у себя в деревне знаете?..», отчего аж два деревенских патриота вспылили, но Саша вмиг утихомирил их:

– Э, господа студенты, тихо! Без эксцессов. Вроде бы еще не начинали, а вы уже… Смотрите, будет минус два!

Это значило, что провинившиеся могут уйти «на два штрафных круга»: две первых чарки честная компания поднимет без них, а они присоединятся к выпивке только на третьей. Саша, конечно, шутил, но барагозники мигом притихли, чего я не мог не заметить, да и не только я, тут не ахти каким психологом надо быть.

Видно, что Александр здесь коновод. Есть у него явная лидерская харизма, иной раз не совсем объяснимая, но ощутимая, и его слово было самым веским. По ходу перепалки я внимательно присматривался, прислушивался – не столько к предмету спора, сколько в участников – понял, что защитников сельских ценностей зовут Роман и Алексей, их критика – Виталий. Таким образом я идентифицировал всех присутствующих, предвкушая, сколько мне еще открытий чудных готовит это знакомство, да и вообще пребывание здесь. Ведь не просто же так я угодил сюда?.. Какой-то в этом смысл должен быть. В кажущемся хаосе нашей внутренней и социальной жизни всегда есть смысл! – это я усвоил прочно, и этот жизненный опыт со мной здесь…

Пока я так философствовал, стол приобрел полную готовность. Колбасу, хлеб небрежно покромсали, с одной бутылки сдернули жестяную крышечку-«бескозырку», заметно было, что кое-кто уже глотает слюну нетерпения… Тарелки, алюминиевые ложки-вилки разобрали по вкусу. И опять же было, что как-то сами собой здесь все слушают Александра: пока он не объявил, так сказать, собрание открытым, никто даже не рыпнулся – ну, давай быстрей, водка уже кипит… и так далее. Все ждали.

Более-менее я уже пригляделся к собутыльникам и мог сказать, что Бочкин Толя, пожалуй, постарше всех. Ему лет двадцать пять-двадцать семь. Остальным – двадцать два-двадцать три навскидку. Странное дело! Я смотрел на них и как пятидесятилетний мужчина, и как семнадцатилетний пацан Вася Родионов, и мне они чудились одновременно и мальчишками, и взрослыми людьми – удивительное чувство, его трудно описать. Из присутствующих для меня постепенно прояснялись Саша и Витя, остальные пока были закрытыми книгами, но я не сомневался, что я их приоткрою. Причем независимо от того, захочу или нет. Само случится.

Толик взял открытую бутылку:

– Ну что, начнем?

– Давно пора, – вякнул Виталий.

Но все невольно ждали Александра.

– Да, – улыбнулся он и заговорил шутливо: – Ну что, коллеги, мы собрались здесь по хорошему поводу, грех не выпить, хотя и меру надо знать. Но мы ее знаем. Так?..

Народ дипломатично промолчал, а Саша не стал допытываться ответа.

– Толян, разливай! Первый тост хочу поднять за поступление. Мы взяли… ну, такой хороший старт по жизни, и теперь, как говорят спортсмены, надо держать темп. Не ронять. А для этого нужно что?.. Голова! Вот это главное. Как говорил Ленин?..

– Учиться, учиться и учиться! – радостно гаркнул Витек.

– Вот за это и предлагаю выпить. Чтобы все мы через пять лет получили дипломы.

– И значки! – вдруг брякнул Роман.

– Ну, значки дело десятое, – возразил Толя, – а вот диплом…

– Короче, мужики, давай! – вмешался Алексей.

Разобрали разномастные емкости. Сразу семь однотипных граненых стаканов, конечно, найти трудно, потому в ход пошли и чайные кружки и даже невесть откуда взявшийся изящный чешский стакан тонкого стекла с золотым ободком поверху. Этот объект Толик приспособил себе, наверное, в душе он был эстет. Кроме того, он был, похоже, тот еще зоркий глаз: несмотря на разницу объемов, разлил всем поровну, граммов по пятьдесят, в бутылке осталось около трети.

Все дружно чокнулись, вызвав краткий перестук-перезвон. Саша сделал короткий точный жест своим стаканом: чуть вверх и вниз.

– Поехали!

Признаться, я ожидал этого момента с настороженностью. Черт его знает, какая она, водка той эпохи, славной «бормотухой» типа портвейна 777, «Плодово-ягодного» и «Солнцедара». Но на удивление зашла отлично – нормальная, без сивушной вони, чем нередко грешили спиртные напитки перестроечных и постперестроечных лет.

Народ с аппетитом набросился на закуски. Витька сразу хищно цапнул здоровенный ломоть колбасы, горбушку и стал энергично ковырять «ленивые голубцы» из «Завтрака туриста». Я одну бутылку сока пожертвовал на общее благо, а другую грешным делом поставил к себе поближе и после водки сразу же забулькал прямо из горла.

Нет, какой все-таки удивительный, необычайного вкуса этот болгарский томатный сок!.. Его ни с чем не спутаешь, и он, конечно, на любителя, но я как раз и есть любитель.

Водка мягко колыхнула мозги, мир вкрадчиво поплыл. Судя по лицам коллег, они испытали похожий легкий эйфорический приход, когда как будто крылья вырастают у души.

Роман вытер губы ладонью и взялся за свое:

– Слышь, Сань! А значки точно прилагаются к диплому?

Прямо не давала ему покоя эта тема.

– А как же! – авторитетно ответил Саша, жуя бутерброд с «докторской». – Только они платные. Надо за него заплатить. И в дипломе штамп ставят: «Нагрудный знак выдан». Это я точно знаю.

– А дорого? – Роман чуть нахмурился.

– Да ну! Копеек семьдесят. Ну, рубль.

– А! – Роман прояснился.

– Толян! – окликнул Саша. – Между первой и второй промежуток небольшой! Святая истина.

Толя согласно кивнул и потянулся за бутылкой.

Я очень хорошо понял Романа. Диплом на шею не повесишь, а вот значок… Наверняка рабфаковец спал и видел, как приедет в деревню, наденет выходной костюм, белую рубашку, галстук, а на лацкан пиджака привинтит скромный, солидный и красивый «ромбик», каковой во всем колхозе имеется разве что у главного агронома, возможно, у председателя – и небрежно пройдется по главной улице, как бы не замечая завистливых взглядов…

Вообще, эти так называемые академические знаки, «ромбики и гробики» – отдельная песня, целая отрасль фалеристики. В 1961 году в советских верхах озаботились поднятием престижа учебных заведений и ввели целую систему очень эффектных, попросту шикарных нагрудных знаков для лиц, окончивших вузы: такие вытянутые по вертикали ромбы, с цветным эмалевым полем, с золотистым металлическим гербом СССР в центре. При этом цвета эмалей различались в зависимости от профиля учебного заведения: у выпускников «классических» университетов цвет темно-синий, а герб большой, в отличие от всех остальных. Для технических вузов – такой же цвет индиго, но герб поменьше, а под ним эмблема: скрещенные молоток и разводной ключ. Для вузов юридических, экономических, спортивных – цвет морской волны, а эмблема – раскрытая книга. Такая же эмблема для педагогических и библиотечных вузов, но цвет светло-бирюзовый. Для институтов сельскохозяйственных, лесотехнических, вообще связанных с природой – цвет салатовый, эмблема – сноп пшеницы. У медиков – вишневый цвет, эмблема – чаша со змеей. И, наконец, вузы культуры – консерватории, театральные, художественные училища, ВГИК, Литинститут имени Горького вручали своим выпускникам значки цвета дорогого коньяка с эмблемой-лирой. Но мало этого! Средние специальные заведения тех же профилей выдавали значки с аналогичными расцветками и эмблемами (только университетского аналога не было), но в виде вытянутых шестиугольников и размером чуть поменьше – их ехидно называли «гробики», как бы намекая на то, что они ступенькой ниже… Хотя мне лично форма «гробика» очень нравилась, как-то эффектнее он выглядел. Ну и свои собственные знаки имелись у военных училищ и академий, и совершенно отдельно, вне системы был знак МВТУ имени Баумана – это вообще маленький шедевр, не хуже ордена.

Все это одним мигом пронеслось во мне, и, признаться, стало досадно, что не дотянул я в своей жизни до диплома со знаком отличия… Ну ничего! Наверстаю! – взбодрилась мысль в слегка разгоряченном мозгу.

Толик тем часом разлил остаток на троих, раскупорил вторую бутылку, с такой же точностью выдал порцию четверым.

– За что пьем? – вскинулся Леша.

– За дружбу! – брякнул Толик.

– Гуадемус игитур! – вдруг втиснул свои пять копеек Витька.

– Чего? – обомлел Виталий.

– Ну, – Витька заерзал, – это древний студенческий девиз такой, со средневековья еще…

– Это значит – «будем веселиться», – вдруг само собой слетело у меня с языка.

Неожиданно всем это понравилось, дружно жахнули по второй, крылья души распахнулись еще шире, компания рассыпалась на разные разговоры. Толик с Виталием заговорили об идущей сейчас в кинотеатрах итальянской комедии «Блеф»:

– Так кто там в главной роли?..

– Да хер его знает, фамилии у них разве запомнишь?! Морда лошадиная такая.

– Фернандель, что ли?

– Не! Того я знаю, тот старый. А этот молодой, но тоже рожа страшная.

– Ну а сам фильм-то как?

– Да на любителя. Такой, знаешь, черный юмор…

А Витек, Роман и Алексей разгорячились, вспомнив прошедший в июне в Аргентине чемпионат мира по футболу, где в финале хозяева в упорной борьбе одолели сборную Голландии – 3:1. Сборная СССР в чемпионате не участвовала, вдребезги провалив отборочный турнир.

– …да аргентинов этих судьи за уши тянули! – невесть отчего кипятился Роман. – Как они этих… перуанцев вынесли? Шесть – ноль, как по заказу! Разве так бывает?!

– Ну, это еще не доказательство… – солидно тянул Витька. – А команда у них вообще неплохая. Кемпес, Пассарелла!.. Да и тренер сильный.

– Да если б у голландцев Круифф был, они бы всех там размазали! Они и без него-то до финала дошли, а уж с ним…

Словом, все нашли темы по вкусу, а Саша так незаметно дирижировал процессом… ну и долго ли, коротко ли, а оказалось, что три бутылки на семь молодых здоровых рыл – увы и ах. Горючка кончилась на самом взлете, когда все достигли градуса «хочется обнять весь мир и петь от счастья».

– Та-ак, – уже хмельно резюмировал Толян, – похоже, опять надо снаряжать экспедицию…

– Молодняк, подъем! – развязно скомандовал Алексей. – Второй забег!

Тут мое врожденное чувство справедливости полыхнуло:

– Здрасьте! Мы уже ходили раз, все должно быть по-честному!

Алексей аж глаза вытаращил от такого нарушения субординации:

– Ты чо, абитура? Большим стал? В себя поверил?

– Давно верю, – сдерзил я. – Так воспитали.

Алексей смотрел на меня волком, видимо, не находя нужных слов.

– Э, господа студенты, – Саша решил вмешаться, – а ну-ка, гасимся… Не хватало еще нам спалиться на пьянке!

– Да ну, кто сдаст?! – воспрянул Роман. – А Матвеевна далеко.

Саша знающе усмехнулся:

– Ну, Матвеевна еще та чекистка, плохо вы ее знаете… Но похоже, без повторного рейса не обойтись, что правда, то правда. Но еще два пузыря, и все! А то знаю я вас, берега теряете.

– А кто пойдет-то? – набычился Алексей.

– Жребий бросим, – спокойно сказал Саша. – Толян, дай спички.

Толян как раз достал пачку болгарских сигарет «Интер», готовясь выйти покурить. Он кинул спичечный коробок, Саша ловко поймал его.

Тогдашние спичечные коробки – не нынешние картонки. Они были из тончайшей фанерки, проклеены темно-синей оберточной бумагой – целая древесная конструкция. Саша достал семь спичек, две обломал наполовину:

– Кто вытащит короткие – летит под парусами. Все по чесноку!

Спички бросили в кепку-восьмиклинку Романа, тянули не глядя. Короткие выудили Витя и Роман.

– Ну вот… – огорченно протянул Витек. – Что такое «не везет», и как с ним бороться…

– По полтора рваных скидываемся, – распорядился Саша. – Нет, по два! И закуси возьмите. Хотя и это надо все сожрать, чтоб не пропало.

– У нас не пропадет, – хохотнул Виталий.

Витька заблудил глазами.

– Слышь, ребята, – промямлил он. – Я это… на нуле, вон, с Васькой когда были, последний трояк улетел… Если это… кто займет, я на неделе отдам!

Вот сказочник, а?!

– Ладно, – Саша махнул рукой. – Я за тебя внесу. Ну, давай винтом!

Гонцы понеслись, а остальные вышли покурить. Я, некурящий, остался «на хозяйстве», как выразился Саша. И вновь мысль покатила по знакомому маршруту: в этом мире случайностей нет!..

Ну, а раз так, значит, зачем я здесь?! Да, все-таки закончить вуз, получить диплом. Это ясно. Добьюсь железно.

Но разве это главное?! Неужто такой немыслимый трюк случился со мной только ради законченного образования?.. Нет, конечно. А тогда зачем? Какова моя миссия в этом мире?.. Конечно, она есть. Но я пока ее не знаю. Значит, она проявит себя в каких-то событиях, может, неявно, хитро – так, что ее надо угадывать в чем-то совсем обычном: встречах, словах, нечаянных находках… Надо быть готовым к этим вещам. Надо не зевать. Надо каждую секунду…

Я не успел додумать, что надо каждую секунду. Дверь резко открылась, в комнату шагнул Алексей. Один. Дверь захлопнулсь.

– Слышь ты, душара, – зловеще произнес он, – ты че вообще о себе представил? Герой? Спортсмен?

– Присядьте, Алексей, – по-взрослому сказал я. – Не пылите, вы не летний ветер. Хотите поговорить?

На миг он оторопел, никак не ожидав услышать это от пацана. И, видать, решив, что слов хватит, протянул руку…

Вот, что он хотел сделать, не знаю. Схватить меня за лацкан пиджака? Если так, то маневр не удался. Я вмиг перехватил его кисть с вывертом запястья. Это больно и чревато травмой, но я знаю меру.

Он охнул от внезапности. Лицо перекосилось.

И тут вошел Саша. Я тут же отпустил руку задиры.

– Вы чего, пацаны? – спокойно спросил Саша. – Быкуете?

– Да ну, что ты, – я улыбнулся. – Ничего.

– Ну-ну, – сказал он с непередаваемой интонацией, но тему не развил. А еще через секунду в комнату ввалились остальные, резко запахло табачным перегаром, расселись по местам, потекли всякие разговоры. Алексей сидел с мрачной рожей, на меня не смотрел.

Явление гонцов с двумя «пузырями» и закусью было встречено с неподдельным восторгом, алкогольные крылья уже успели несколько скукожиться, всем не терпелось вновь ими взмахнуть. Бутылку раскупорили мгновенно, стали разливать…

И здесь беседа приняла внезапный оборот:

– Слышь, мужики, – сказал раскрасневшийся Виталий, – а может того… баб позовем? С третьего этажа. Я триста двенадцатую знаю, им только пробку покажи, вмиг прилетят. А дальше как судьба решит.

Все переглянулись. Слова попали в самую десятку подогретых водкой душ.

– Н-ну… – произнес Роман так, что ясно – посольства в комнату № 312 не избежать.

И в этот самый миг дверь распахнулась, предъявив рослого мужчину в дорогом шевиотовом костюме-«тройке». За ним маячила еще пара фигур.

Глава 6

– Так, – произнес солидный дядя с удовлетворением врача, убедившегося в предварительном диагнозе. – Сидим рядком, говорим ладком?..

Произнесено это было в мертвой, ужасающей тишине. С чьих-то губ чуть было не сорвалось безнадежное матерное слово, но застыло на первой букве «б».

– Я что-то слышу?.. – ледяным тоном поинтересовался вошедший и обернувшись, властно кинул: – Иван Кондратьевич!

Пожилой седой мужичонка в замызганном пиджаке и сильно мятых штанах суетливо шагнул в комнату.

– Да, Лев Сергеевич?..

– Взгляни-ка, это все твои соколы ясные?

Иван Кондратьевич мигом окинул глазом контингент.

– Наши, наши, – вздохнул он. – Четверо отсюда, Бочкин из четыреста десятой, а эти двое, Ушаков и Родионов – из четыреста седьмой.

Услышав свою фамилию, я первым сообразил встать. Вслед за мной все, гремя стульями и столешницей, вскочили, застыв в почтительных позах.

– Да теперь уж сидите, – тоном гробовщика произнес Лев Сергеевич. – Раньше надо было скакать. А еще раньше – думать. Так, чем питаемся? Ну, хлебное вино, это понятно, а что еще?.. Смотри-ка, богато живут, Иван Кондратьич!

– Рабфак, Лев Сергеевич! Стипендия хорошая.

– Была, – отрезал высокий чин.

Стало еще тише, хотя тише вроде бы невозможно. Лев Сергеевич посмотрел на Сашу, слегка сдвинул брови…

– Лаврентьев? – полувопросительно-полуутвердительно сказал он.

– Так точно, – отрапортовал Саша.

Незваный гость еще немного помолчал, затем очень спокойно молвил:

– Значит, гуляй Москва, разговаривай Рассея. Так?

Мы уныло потупились.

– Значит, студенческие билеты в карманах ощутили?.. – в интонациях засквозил убийственный сарказм.

Кто-то виновато задышал.

– А что такое «волчий билет», слыхали? – тон вдруг сделался вкрадчивым.

Все как будто стали ниже ростом. Я не на шутку напрягся: а ну как и правда отчислят, еще толком не зачислив? Вот тебе и судьба, вот и предназначение… Сразу такой нокдаун! Неужто и правда испытание такое на излом?!

Мысли смешались в беспорядке, хотя я и понимал, что это сейчас плохо. Но «волчий билет» пробил ментальную защиту, мне вдруг захотелось брякнуть, что я даже про «желтый билет» знаю… но такую грубую дерзость я себе, конечно, не позволил.

Не знаю, что уж у меня было в этот миг с лицом, но Лев Сергеевич, почему-то остановил взгляд на мне. Смотрел секунд пять, и вдруг резко спросил, как выстрелил:

– Фамилия!

– Родионов! – как солдат в строю откликнулся я. – Василий!

– Хм… – промычал он, побродил взглядом и указал на початую бутылку водки:

– Формула!

– С2 Н5 ОН, – отрапортовал я.

– Хм, – повторил он уже иным тоном, еще пошарил взглядом и прояснился, увидав на висячей полочке пачку пищевой соды.

– А это?

– Nа H CO3, – был четкий ответ.

Теперь взгляд изменился. Лев Сергеевич смотрел на меня так, что я читал в его глазах одобрение, хотя вроде бы никак он его не проявлял.

– Кондратьич, – повернулся он к подчиненному – а второй, кстати, так и маячил безмолвно за дверным проемом.

– Да? – тут же встрепенулся Кондратьич.

– Спиртное конфисковать. Продукты оставить населению. Холодильник есть?

– У меня есть, – поспешно откликнулся Толян. – В четыреста десятой.

– Тогда ладно. Только в железных банках продукты не оставлять.

– Да это ясно… – осмелился сказать Саша.

Босс как будто этого не услышал.

– Кондратьич, Гена, – велел он свите, – забирайте водку. И пойдем на третий этаж. А эта великолепная семерка завтра в десять у меня.

И вышел.

Кондратьич засуетился:

– Гена, давай…

– Иван Кондратьич, – твердо сказал я. – Мы выпьем, что в стаканах, возражений нет?

– Да ты чо! – пугливо пшикнул тот, точно обжегся. – Вы лучше того… давайте по комнатам. И завтра смотрите, чтобы в десять в деканате быть!

– Это без вопросов, – заверил я. И не сдался: – А это что, опять в бутылку сливать, что ли? Смешно же! Мы выпьем, и все тихо-мирно.

Иван Кондратьевич замялся, даже оглянулся.

– Ладно, черт с вами! Только чтобы тихо.

– Слышь, Кондратьич, – заторопился Роман, – а нас не отчислят?

– Да ну! – тот махнул рукой. – Но штраф, конечно, выпишут.

– Как – штраф? – заметно огорчился Роман.

– Увидишь! – и прихватив обе бутылки, початую и полную, Кондратьич с Геной исчезли, захлопнув дверь.

Все невольно посмотрели на меня, как на старшего. Лишь Алексей набычился.

– Ну ты даешь, брат, – без зависти сказал Саша. – Как это ты так ловко?!

– В крайних ситуациях сообразительность обостряется, – я чуть улыбнулся.

– Да? А чо у меня ни хрена никогда не обостряется?.. – пробурчал Толик.

– Ладно! – решил Саша. – Давай по последней, да будем чай пить!

Выпили. Народ пустился обсуждать произошедшее, я вслушивался и окончательно уяснил то, что, в общем, и так ясно: Лев Сергеевич Доронин – декан химико-технологического факультета, Иван Кондратьевич – комендант общежития, Гена – какой-то его сотрудник. Решили совершить обход факультетского общежития – и факт налицо.

Под чай беседа перекинулась на завтрашние исправительные меры. Естественно, Саша владел местными темами лучше всех, он и растолковал: скорее всего это будет так называемая «отработка». То есть, нас заставят бесплатно работать на каких-то подсобных предприятиях института – в так называемом технопарке, и не только.

Если так, то легко отделались! – было общее резюме. Начались смешки, опять было возникла тема девушек из триста двенадцатой… Но Толик резонно рассудил, что «всухомятку» эти особы вряд ли заинтересуются нашим приглашением, чай с консервами – это для них не стимул.

Впрочем, и так разговорились хорошо, возник даже интеллектуально-нецензурный спор на предмет того, кто лучше: «Битлз» или «Роллинг стоунз». Выяснилось, что Толик и Роман – ярые битломаны, а Витя с Виталием дико прутся от «Роллингов»… Развернулась такая полемика, что хоть вон беги.

Мне эти дебаты были глубоко до лампочки, Саша снисходительно посмеивался, глядя на спорщиков, Алексей сумрачно сидел в стороне, в разговор почти не вступал, нехотя ронял что-то, если уж приставали с расспросами. Какие-то не самые приятные думы тяжко ворочались в нем, и сильно похоже, что источником этих дум стал я. Где-то я глубоко поцарапал самолюбие рабфаковца. И что теперь?..

А что тут думать! Я мысленно махнул рукой. Надо жить. Видеть в событиях подсказки будущих решений. Хотя… вот оно событие: в Алексее, похоже, я нажил врага-не врага, но неприятность. Значит, эту сторону жизни мне придется как-то бронировать…

– Васек! – вдруг окликнул Саша. – О чем задумался? Опять сообразительность обострилась?

Я улыбнулся:

– Нет. На этот раз просто думаю. Имею такую привычку.

– А ловко ты от декана отстрелялся! Формулами этими. Ему понравилось.

– Ну так! Старался. За десятый класс учебник химии до дыр протер. Слушай, а, декан этот-то… вроде мужик нормальный, а?

– Да вообще мировой! За своих, если надо, горой встанет!..

И он рассказал историю о том, как перед Новым годом хотели отчислить пятикурсника, фактически дипломника. Несправедливо: поспорил с профессором, осмелился высказать свою точку зрения на какую-то научную проблему. Профессору это очень не понравилось. До крайности. Прямо осатанел. И накатал на студента какую-то дикую жалобу, где даже мелькали эпитеты: «непростительно дерзко… угрожал… вел себя агрессивно…» и тому подобное. Вопрос разбирался на ученом совете факультета, где к изумлению многих, декан решительно встал на сторону студента. Почему? Да исходя из своих представлений о справедливости. Лев Сергеевич тщательно взвесил все «за» и «против» и счел кляузу профессора необоснованной.

– …говорят, мордобой был знатный, – усмехнулся Саша. – Но ЛСД встал стеной.

– Как?! – рассмеялся я. – ЛСД!

– Да, так его называют, – засмеялся и Саша. – За глаза, конечно. Хотя, я думаю, он догадывается.

И я подумал – как мне в свое время не хватило такого ЛСД!..

– А что профессор?

– Вроде бы работает. Все тихо-мирно, – Саша пожал плечами. – Ну…

Он не договорил и, как мне почудилось, спохватившись. Прикусив язык. Что-то знал, но сказать не решился.

Ладно, подумал я. Запомним.

Тем временем начало вечереть, вроде бы все темы были переболтаны, а о бабах трепаться без «горючего» не очень весело… Вообще в любой компании бывает такой момент, когда без всяких слов становится ясно, что надо либо как-то менять формат времяпровождения, либо расходиться.

Саша это первый и озвучил:

– Ну что, дорогие гости? Поели-попили, пора и по люлькам-колыбелькам?.. Завтра в девять тридцать внизу у входа.

– Да рано это! Давай без пятнадцати!.. – запротестовал Виталий, но Саша отсек:

– Нет! Лучше подстраховаться. Придем минут на десять пораньше, подождем, не страшно. Все, давайте! Не знаю, как вы, а я сейчас с книжкой завалюсь, и так до самого сна.

Мы с Витькой побрели к себе в 407-ю. Комната оказалась пустой, и я, к счастью, сразу угадал свою кровать: справа у окна. На тумбочке были аккуратной стопкой сложены учебники и методички по химии. Разувшись, я прошел к тумбочке, с равнодушным видом, а на самом деле с немалым интересом открыл дверцу и обнаружил самые рутинные вещи: блокнот, ручки, чай-печенье и тому подобное.

Чай был очень хороший по тем временам – индийский «со слоном» в желтой пачке. Печенье – «Юбилейное», тогда оно было невероятно качественным. Стало быть, я, Василий Родионов, мог позволить себе достаточно дорогие продукты! Уже неплохо. А непрезентабельный наряд – это лишь следствие глубоко провинциального происхождения… Между прочим, чешские «Ботасы» штука тоже недешевая и вполне престижная. Другой вопрос – где я изловчился так их, извините, засрать?..

Почему-то этот вопрос меня беспокоил. И опять же, как в случае с Сашиным недосказанным повествованием о склочном профессоре, шестое чувство промаячило мне: тут что-то есть! Те самые тихие подсказки судьбы, про которые я уже успел подумать…

И совершенно неожиданно для себя, словно кто-то дернул за язык, я брякнул:

– Слышь, Витек! А ты слыхал эту историю?

– Это какую?

– Про которую Саня Лаврентьев говорил. Как ЛСД студента отстоял на факультете?

– А! Да так, краем уха. Да ты че, не помнишь, что ли, как только заселились, кто-то говорил!..

– Нет, не помню. Тогда не до того было! – удачно парировал я. – А фамилию этого профессора ты не запомнил?

Витька воззрился на меня с интересом:

– А ты чего, думаешь, мы на него нарвемся?

– Нарвемся-не нарвемся, а знать заранее не помешает. Предупрежден, значит, вооружен!

– Это верно.

Витька сел на кровать, скрипнув панцирной сеткой, сделал глубокомысленную физиономию.

– М-м… Так и вертится в голове… А! Беззубцев. Точно. Профессор Беззубцев.

– Запомню.

– Слушай! – Витькина мысль мигом перепорхнула на другую тему: – Надо бы телек в складчину купить! А? Хороший такой в комиссионке можно взять недорого: «Горизонт» там или «Рассвет», как считаешь?

– Подумаем.

Я снял пиджак, брюки, аккуратно повесил на спинке стула, часы положил на тумбочку. С удовольствием протянулся на кровати, пружинно подкачивавшей меня сеткой. Усталость уходящего дня навалилась как-то вдруг: не было, не было ее – и на тебе… Я смежил веки, превратив мир в подобие сумерек, и в этой полутьме разобрал, как Витек беспокойно завинтился по комнате:

– Слышь, Базилевс! Может, чаю попьем?

– Не хочу.

– А дашь взаймы на одну заварку? И печенек пару штук? Вон, у тебя Юбилейка есть…

– А желудочно-кишечный тракт тебе не одолжить? – лениво пробормотал я.

– Да ладно, че ты! – забухтел он. – Отдам! Это… ну, прижало так, бывает, блин… Вообще без копейки!

– Отдашь колбасой, – так же лениво пошутил я. – И пива пару. «Жигулевского».

Витек, однако, воодушевился всерьез.

– Да че там «Жигулевское» твое! – хвастливо заявил он. – Моча ослиная. Я тебе чешского найду! «Старопрамен». Понял?! Пил когда-нибудь?

– Бывало… – проронил я уже сквозь дремотную облачность.

– Где это ты его пил?

Тут я вздрогнул, ругнул себя за утрату бдительности.

– Да сосед у нас ездил туристом в Чехословакию. Угощал, ну я так пригубил, чуток, конечно…

– Ну, это фигня! А я по-настоящему достану.

Я этим задорным словам не придал значения, успел подумать, что надо бы пораньше встать, отмыть эти чертовы «Ботасы»… а кстати, может у меня тут и подменная обувь есть?..

На этой мысли сознание утонуло в мягкой утробе сна.

Проснулся я посреди ночи. Лунный свет призрачно и неполно заливал комнату, дальние углы тонули в темноте. Было заметно прохладно. Витька негромко похрапывал по диагонали от меня, две другие кровати так и были пусты.

В первый миг я обалдел: где я?! А потом вспомнил.

Да. Хорошо это или плохо?.. Да ни так, ни этак. Это жизнь. Вселенная. Она отправила меня сюда, значит, это зачем-то надо, и никаких гвоздей. Я уже вошел в этот мир, врос в него, и значит, должен сделать нечто, что кроме меня не сможет сделать никто.

С тем и уснул вновь.

Окончательно проснувшись утром, я первым делом в майке-трусах-тапочках отправился в умывальную комнату, постарался отдраить там кроссовки, вышло на славу. Они реально были кожаные, а не тряпочные или какие там, как сейчас… то есть, как в двадцать первом веке. Мылись легко и остались сухие изнутри: вот оно, классическое качество!

Ну, умывание, бритье, завтрак описывать не буду. В девять двадцать восемь спустились в вестибюль, там уже толпились рабфаковцы, тщательно причесанные, прифранченные – Толян в своем беспощадном кримплене, остальные по-всякому, но длиннющие вороты батников скромно спрятаны под пиджачные лацканы. А Саня и вовсе в элегантной белой водолазке, отлично смотревшейся с темно-серым пиджаком.