Kitabı oku: «К величайшим вершинам. Как я столкнулась с опасностью на К2, обрела смирение и поднялась на гору истины», sayfa 5
– Ванесса, ты больна, – сказал Дэвид. – Другие планируют подняться на вершину, и ты можешь их заразить.
– Ты, кстати, тоже! Когда мы встретились в Катманду, это у тебя был такой кашель, словно ты вот-вот выхаркнешь легкие.
Да, это был запрещенный удар ниже пояса, но он только пожал плечами и был вынужден признать, что я права. Они мне не нравились, и я им тоже. Для них я была обузой, а не приоритетом. Компания Дэвида занималась сопровождением альпинистов до вершины Эвереста. Поэтому, мне думается, они бы попытались помочь мне, если бы я тоже планировала подъем на гору, но им было наплевать на того, что пришел, чтобы побывать всего лишь во втором лагере. Мне позволили присоединиться к экспедиции и попытать удачу, однако они не желали рисковать из-за меня.
Дэвид и врач, не владеющий знаниями о высокогорной медицине, вышли из палатки, а я осталась лежать, браня себя за пренебрежение одним из основополагающих принципов хорошего бизнеса: в честной игре обе стороны должны иметь равные ставки. Они должны стремиться к одному и тому же. Или они могут стремиться к противоположным целям, но с равным энтузиазмом, а оба варианта реальны только в том случае, если равны вкладываемые усилия. Я страстно желала попасть во второй лагерь; они страстно желали сопроводить клиентов до вершины.
К обеду уровень содержания кислорода у меня в крови снова стал нормальным, и я изо всех сил старалась казаться бодрой, болтая с другими альпинистами, словно кровяные тельца у меня просто вскипали от кислорода и конгениальности, но позже в тот вечер признаки начинающегося отека легких у меня так и не исчезли. Было решено, что утром я отправлюсь вниз в сопровождении одного из менее нужных в лагере шерп. Выступив на рассвете, мучительно переживая разочарование, гнев и стыд, я за один день прошла все 62 км сложного пути до Луклы. Для шерпы это было не таким уж заметным достижением. Он был рад покончить с этим, и я тоже.
– Вы уверены, что не хотите немного отдохнуть? – время от времени спрашивал он у меня.
– Я в порядке, – отвечала я ему с застывшей улыбкой, которая обычно появляется при передозировке ботокса или слепой приверженности новой религии.
Расстроенная и униженная, я упорно шагала вперед, чередуя гнев и слезы, обдумывая список всех мелочей, которые меня раздражали. Все цепляющие нюансы, которые я пропускала мимо до этого, опять и опять прокручивались у меня в голове. Надо было не молчать, а ответить то-то и то-то. Хуже того, теперь я видела все свои ошибки, все развилки своего пути, где могла бы, должна была бы пойти в другом направлении. Две дороги вели в лес, и я… я выбрала ту из них… что завела меня в тупик.
Мотивационный плейлист, гремящий в наушниках, оказался саркастическим саундтреком моего спуска. Все, что я видела по пути наверх, наблюдала снова по дороге вниз. Весь пережитый опыт последних двух недель разворачивался передо мной в сюрреалистической перемотке. Оказавшись у места, где мы отрабатывали последние часы тренировок в кошках, я увидела со стороны свои неуклюжие попытки поспеть за командой при прохождении ледопада и вынуждена была признать, что мои альпинистские навыки нуждаются в улучшении. Оказавшись около чайной, где я впервые кашляла, пока не заснула, я поняла, что здоровье альпиниста в условиях высокогорья – сто-процентно его собственная ответственность. Я стала понимать, что мне предстоит найти специалистов, которые помогли бы понять, что такое острая высотная болезнь и высотный отек мозга и легких и научиться предотвращать их, имея при себе медицинские препараты и умея их применять. Оказавшись на тропе, где я была настолько глупа, что по собственному желанию вызвалась тащить дополнительный вес, я поняла, что вся мышечная масса, которую я набрала, поглощала из крови кислород, отбирая его у легких и мозга. Мало просто накачаться и быть в хорошей физической форме мне надо было поставить своей целью вполне определенный тип подготовки. Не так важна сила, как выносливость.
В своей «Последней лекции» профессор Рэнди Пауш из Университета Карнеги-Меллона сказал: «Опыт – то, что вы получаете, когда не получаете желаемого». Вернувшись в аэропорт Луклы, я напомнила себе о цели, с которой начала. Я вовсе не планировала достичь вершины; я шла к Эвересту, чтобы получить новый опыт и научиться новому, и я определенно многое освоила, так что в этом смысле достигла успеха. Да, в этой экспедиции я не получила желаемого, но получила то, за чем приехала, и теперь, оглядываясь назад, вижу: это именно то, что мне было нужнее всего. Обучение в ходе работы – в самом лучшем случае – синоним неудачи. Когда ты оказываешься в точке неудачи, начинаешь прокладывать новую тропу, выходя за пределы хорошо проторенного и известного тебе пути, поэтому, начиная все заново, неудачу следует воспринимать как часть правил игры. Успех гладит тебя по головке и советует и дальше делать то, чем ты занят; неудача дает тебе пинка и приказывает встряхнуться, не прекращать усилия и начать исследовать новую территорию. А теперь угадайте, кто из них способен приблизить тебя к долгосрочной цели. Угадайте, кто способен менять мир.
Какой бы ни была ваша гора, она что-то да значит, потому что твердая. Потому что слишком высоки ставки. Ты рискуешь потерпеть неудачу, упасть и оказаться в дурацком положении. Ты рискуешь умереть на горе. Но если останешься дома, то рискуешь умереть, так и не услышав того, что хотела сказать тебе гора. Рискуешь так никогда и не узнать, на что способен. Моя неспособность добраться до второго лагеря означала, что мне следует смирить гордыню и многое переварить, и я с ненавистью глотала каждую крупицу этого горького лекарства, но, вылетая из Луклы, поднимаясь над потрясающим горизонтом Гималаев, я чувствовала себя удивительно спокойной и благодарной. У меня было достаточно времени по дороге домой, чтобы осознать, что именно пошло не так, и спланировать, как я буду действовать в будущем. Я допустила несколько ошибок новичка, но сумела заметить их, пусть и с опозданием. Уверенность мудреца – результат опыта, а не гордыни. Для меня обретение мудрости означало восхождения на новые горы.
Подводя итог тому, что действительно работало на меня, я поняла, что мои деловые навыки – качества лидера, умение управлять рисками, вести переговоры и работать в команде, владение опытом в распределении ресурсов – весьма актуальны. Когда бывалые альпинистыпытались пристыдить меня, напоминая о недостатке опыта, они просто заблуждались. Если бы я решила обратиться к своему деловому опыту в нужный момент, эти навыки, все, чему я научилась до сих пор, стали бы моими помощниками и сослужили хорошую службу. Так же, как упорство и целеустремленность. За прошедшие 20 лет, добиваясь успеха и терпя неудачи в среде, где доминировали мужчины и властвовал жесткий эгоцентризм, я нарастила шкуру, покрепче иного броненосца. Если мое самолюбие страдало, я была готова выжить и идти дальше. Об этом твердили и опыт, и все рэперы в мотивационном плейлисте. Я не сдамся. Только не в этот раз. И не в следующий. Никогда.
Я был полна решимости. Я поднимусь на Эверест.
Глава 5
Не всяк, кто странствует, с пути собьется.
Дж. Р. Р. Толкиен «Властелин Колец: Братство Кольца»
В Стране гор расположены 238 пригодных для восхождения вершин выше 6000 м, но только 14 из них восьмитысячники. Это значит, что их абсолютная высота – примерно 8 км (не путать с относительной). В альпинистском мире под абсолютной высотой горы подразумевают расстояние от уровня Мирового океана; говоря же об относительной, имеют в виду высоту горы от подножия до пика. Если сравнивать относительную высоту с абсолютной, получится, что Денали22 на Аляске выше Эвереста, потому что для подъема на Денали надо преодолеть примерно 5500 м от подножия горы до вершины, тогда как у Эвереста относительная высота – 3700, разница составляет больше километра. Высочайшая гора мира, если судить по относительной высоте, Мауна-Кеа на Гавайях; 10 204 м от дна океана до вершины, однако основание горы находится примерно на 6 тыс. м ниже поверхности воды, поэтому его нельзя увидеть.
В мире корпоративного бизнеса и альпинизма игровое поле отличается одинаково пересеченным рельефом, как в Стране гор. Журнал Fortune начал собирать гендерную статистику в среде руководителей лишь в 1998 году, и я с интересом следила за этими цифрами по мере того, как в числе руководителей высшего звена в бизнесе появлялось все больше женщин. Это было похоже на эпическое соревнование черепахи с зайцем. По данным Fortune, количество женщин-генеральных директоров в числе главных 500 руководителей бизнеса мира росло… но так… так… так медленно – и, наконец, достигло 15 к 2000 году. А потом их стало все меньше, и меньше, и к 2011 году осталось только 12. Можете себе представить мой восторг, когда в 2014 году этот показатель вырос до 24? Да, это была весомая победа на то время: 24 женщины среди 500 генеральных директоров. Но это всего лишь 4,8 %. К 2014 году из 3696 альпинистов (не считая шерп), побывавших на Эвересте, женщин было 415. Это 11 %. Таким образом, вероятность того, что женщина-исполнительный директор получит повышение и станет генеральным директором, составляет менее половины от вероятности того, что женщина-альпинистка сумеет подняться на высочайшую гору планеты. И я лишь отчасти шучу, говоря, что женщинам-руководителям необходимы кошки, чтобы добраться до вершины.
Мне не потребовалось много времени, чтобы обнаружить неприятные для женщин недостатки в альпинистском снаряжении. Пока мы тренировались на леднике Фокса и в базовом лагере на Эвересте, взбирались по крутым склонам и стремительно дюльферили вниз, инструкторы показали нам, как прикрепить жумар к неподвижной веревке, как сдвинуть устройство вверх, как потянуть вниз, чтобы проверить натяжение, а потом подтягивать свой вес, грамм за граммом, вверх, чтобы начать подъем.
– Все довольно просто, – говорил инструктор. – Дер-жи жумар, большим пальцем сдвигай вверх, чтобы он зажал веревку, и только потом тяни вниз.
И правда, в теории все достаточно просто, но жумар рассчитан на руку среднего мужчины, а у меня она значительно меньше. Большой палец у меня даже не дотягивался до механизма, не говоря уже о том, чтобы что-то им делать. Приходилось хватать жумар одной рукой, а другой продвигать его. Иными словами, при этом у меня не было свободной руки, которой я могла бы в случае необходимости, выровняться или схватиться за веревку. Вместо того чтобы сделать несложное для мужчин движение большим пальцем, мне приходилось прилагать усилия, чтобы поднять всю руку, а поднимать руку на значительной высоте по усилию равнозначно попытке выжать вес среднего взрослого яка. Если только мужчина-альпинист не будет пытаться подняться, держа одну руку привязанной за спиной, получается, что я, преодолевая каждый сантиметр по вертикали, трачу в два раза больше сил, чем он. Я предложила лоббировать гендиректора компании, выпускающей жумары, и подала идею начать производство жумаров меньшего размера, предназначенных для женщин, однако у представителя компании, которая организовывала сопровождение альпинистов, мое предложение вызвало не больше энтузиазма, чем салат из гусениц.
С самого начала я говорила о том, что хочу, чтобы мой успех можно было точно измерить, однако я никогда не думала ни о чем ином, кроме традиционных критериев, а подобное дело редко удается так просто. За пару поколений до меня, в эпоху моих дедушек и бабушек, можно было, имея в кармане всего лишь диплом средней школы, подняться по карьерной лестнице благодаря своему уму и трудолюбию: надо было лишь показать себя, быть смекалистым и много работать. Позднее, в эпоху моих родителей, если ты мечтал о карьере в серьезной компании, надо было как минимум получить диплом бакалавра. В моем поколении мишень отодвинулась еще дальше; МВА – хорошее начало, но нужна готовность сменить работу и перебраться в другой город или даже в другую страну. Независимо от того, насколько вы сосредоточены на одной цели, надо располагать достаточно широким кругозором, оценивая, как вы планируете ее достичь. Все сводится к Дарвину. Недостаточно быть самым умным или самым сильным; необходима готовность к адаптации.
Я училась в местном колледже в Мичигане, а затем отправилась в Нью-Йорк, чтобы получить степень бакалавра экономики в тамошнем университете. Чтобы содержать себя и оплачивать учебу, я работала офис-менеджером в брокерской компании, которая занималась коммерческой недвижимостью, и там у меня был карт-бланш: я могла вести дела так, как хотела. Я познакомила фирму с ее первым компьютером, стала обрабатывать в электронном виде все коммерческие предложения и составила базу данных всех кредиторов и потенциальных клиентов. Я делала все возможное при каждом удобном случае, поэтому босс и команда любили меня и позволяли устанавливать свой собственный график занятий. На сон и другие маловажные занятия при этом оставалось не так уж много времени, но я знала, что образование – ключ к продвижению в мире бизнеса.
Однажды, вскоре после получения диплома бакалавра, я провела полчаса, выделенные на ланч, на ярмарке вакансий в центре города, разговаривая с представительницей GE Capital, подразделения General Electric в то время. Я ничего не знала о GE, кроме того, что они делают лампочки и холодильники и заставляют работать всякие умные штуки. Моя собеседница оказалась очень знающей, на нее произвело хорошее впечатление, что мне удалось преобразить крошечное агентство недвижимости, пока я училась. Не прошло и недели, как она предложила мне место в программе финансового менеджмента GE. Хотелось бы мне сказать, что это была настоящая вакансия мечты, но это было еще лучше. Предполагалось, что я соглашусь работать за меньшую зарплату, уеду из Нью-Йорка и буду переезжать на новое место каждые полгода в течение 2,5 лет. Элитная учебная программа включала пять сменяющих друг друга заданий, распределенных по двадцати пяти бизнес-филиалам GE Capital, плюс обязательное полугодовое обучение на курсах руководителей в Институте развития менеджмента GE. Составителем этой программы и главным преподавателем был сам Джек Уэлч, и обучение проходило в городе Кротонвилль в штате Нью-Йорк. Это многое для меня значило: книга Джека Уэлча «Мои годы в GE» была настоящей легендой в мире литературы о бизнесе.
– Я подумаю, – ответила я.
И действительно принялась думать, долго и напряженно. Начиная с первого своего места работы, я неуклонно продвигалась вверх. GE пригласила меня на должность с меньшей оплатой, но разве не в этом суть инвестиций? Вы вкладываете что-то, надеясь получить нечто лучшее. Решиться на инвестиции означает проявление оптимизма, особенно когда вы инвестируете в себя. Вы заведомо соглашаетесь на риск, потому что иначе, отказавшись вкладывать в себя, вы окажетесь в тупике.
Для меня, тогда и сейчас, самое главное – принять решение. Список правил принятия решений очень короток: решай, решайся. Прими решение, вот и все. Нерешительность равнозначна утечке личной ответственности, она означает, что у вас что-то не в порядке. Лучше сделать неверный выбор, чем вообще ни на что не отважиться, потому что нерешительность – выбор, позволяющий бездушным ветрам судьбы диктовать вам свои условия. Принимая решение, ты обозначаешь точку отсчета, к которой можно будет вернуться через неделю, месяц или год, когда наступит время количественно оценить результаты и сказать: «Слушай, подруга, а ты молодчина! Поздравляю!» или «Слушай, подруга, ты облажалась, но я все равно в тебя верю». Даже если был сделан неверный выбор, при тебе всегда останутся знания, навыки и опыт, с которых ты начала, плюс то, чему тебя научили ошибки. Этого у тебя никто не отнимет.
Я приняла предложение о работе в GE Capital, обозначила точку отсчета, а затем двинулась по новой, сложной траектории. Успеха никогда не достигнешь, если двигаться по прямой. Такое добровольное крещение огнем было одним из самых мудрых моих решений. Джека Уэлча можно было любить или ненавидеть, но никто не стал бы возражать против того, что он гений. Он решил, что каждый проект GE должен становиться номером один или два в своей нише. Чтобы конкурировать и завоевать этот сегмент рынка, необходимо было очень точно выбрать политику ценообразования и модель действий. Джек Уэлч напоминает мне Роберта Дюваля23 (только в сериале «Одинокий голубь», а не в «Великом Сантини») с его неоспоримым здравым смыслом и умением определять цель. То, что я усвоила в GE – «Быстрота, простота, уверенность в себе», – осталось со мной на всю жизнь и поддерживало во всем, что мне довелось пережить, покинув Кротонвилль.
Почти 20 лет спустя я покидала Эверест, как ребенок, отправленный спать без ужина, но я приняла решение определить новую точку отсчета и инвестировать время и усилия, которые нужны будут, чтобы однажды вернуться и добраться до вершины. Впереди было лето 2010 года, я вступила в местное туристическое общество и начала осваивать пешие маршруты в окрестностях Гонконга, причем некоторые из них был достаточно сложными. Мы с Россом разработали стратегию, основное внимание в которой предстояло уделить аэробным и анаэробным тренировкам в помещении, что помогало не страдать от типичных для Гонконга жары и выматывающей влажности 90 %. Мы беседовали с ним о влиянии большой высоты и о том, как с максимальной пользой использовать каждую драгоценную молекулу кислорода.
– Мне надо быть сильной, – сказала я, – но еще мне нужно быть умной.
– Тогда давай сосредоточимся на кардиотренировках, – согласился он. – Давай запланируем несколько сверхинтенсивных интервальных тренировок, чередуя их с короткими, но существенными анаэробными упражнениями и менее интенсивными периодами восстановления.
– Звучит интересно, – ответила я, преисполнившись энтузиазма и позитива.
Это оказалось ни капельки не интересно. На самом деле, на мой взгляд, весь смысл кардиотренировок в том, чтобы напрочь забыть, что такое удовольствие. Только начнешь радоваться, понимая, что достигнут некий максимум, как надо все менять и начинать заново, просто чтобы не дать телу самодовольно расслабиться или привыкнуть двигаться только в одном комфортном темпе. Ненавижу ощущение, будто в моих переполненных молочной кислотой венах течет не кровь, а едкий «Domestos». Я усердно тренировалась пять дней в неделю, сосредоточившись на кардиотренировках, делая тело более жилистым и крепким, а не тупо набирая мышечную массу. Когда для силовых тренировок я надевала рюкзак с утяжелителями, его вес не превышал 8 кг, примерно столько будет весить кислородный баллон в день восхождения на вершину.
После нескольких недель вынужденного самоограничения почти все становится привычкой. Перестаешь раздумывать, проснувшись, стоит или нет пропустить сегодня тренировку (ну, только разочек, только сегодня), просто поднимаешься и идешь тренироваться. Интересно, неинтересно, больно, приятно, неприятно, об этом больше не задумываешься; это просто твоя жизнь, и ты живешь так день за днем, потому что это работа, которую надо делать. В полном соответствии с планом Росса, постепенно стали возрастать ловкость и выносливость, увеличивался и объем легких. Время от времени я даже испытывала «эйфорию бегуна» – прилив чистейшей животной энергии и ощущение блаженства. Мне нравилось понимать, что тело живет по-настоящему, для меня это и правда очень важно, потому что раньше мое тело никогда мне не нравилось. В детстве я была болезненно застенчива. Бабушка со стороны отца качала головой с нескрываемой неприязнью и говорила: «Фу! Ну и здоровенные же у тебя титьки». Я старалась одеваться так, чтобы грудь казалась незаметной или хотя бы меньше, до того крепко вколотили в меня мысль, что я рождена с неким отвратительным уродством, из-за чего я автоматически считала себя глупее и хуже других девчонок. Я терпеть не могла покупать топики размера 12 и трусики на размер меньше. Когда тебе ничего не подходит на вешалке в магазине, появляется мерзкое, но сильное ощущение, что это ты никуда не годишься.
Когда я была еще подростком, мать помогла мне обратиться в медицинскую страховую компанию и запросить операцию по уменьшению груди по медицинским показаниям, утверждая, что такой груз может создать для меня серьезные проблемы в будущем. Я ждала эту операцию. Мне хотелось, чтобы ее провели поскорее. По-моему, я даже не вполне понимала, чем будет «шрам в форме якоря», который остался у меня после подтяжки сосков выше и смещения полушарий, похожих на два широко гримасничающих смайлика. И конечно же, я не сознавала, что позднее в моей жизни встретятся и парни, и мужчины, которые станут проявлять ко мне такое же отвращение «Фу! Да что с тобой такое?», от чего я снова и снова буду ощущать такой же укол стыда, как от бабушкиных комментариев. Еще одна процедура, проведенная через 5 лет, скорректировала расположение сос-ков и сгладила шрамы, однако, к сожалению, о женщинах судят по-прежнему. Одета ты или раздета, кому-нибудь непременно что-то в тебе не нравится, и по какой-то причине все уверены, что имеют право комментировать.
Английский язык не более дружелюбен к женщинам, чем средний альпинист. У мужчины может быть «жирок на боках» или «пивной животик», а у женщины – «жирная задница» или «толстые ляжки». С годами мне пришлось составить себе новый словарный запас и научиться с любовью смотреть на свое обнаженное и покрытое шрамами тело, не боясь критического взгляда тех, для кого близость была просто еще одной зарубкой на краю постели. Мне предстояло выстроить свою жизнь с кем-то, кто полюбит меня со всеми моими шрамами, видимыми и невидимыми, и им оказался Джонатан.
К концу июня, почти через три месяца после возвращения с Эвереста, я стала сильнее и легче, и горькое лекарство унижения было почти усвоено. Я чувствовала, что готова снова идти вверх. Я осторожно заговорила на эту тему с мужем и увидела, как он тут же перешел в режим максимального напряжения.
– Я изучала логистику для подъема на другие горы, не обязательно на Эверест, – сказала я, – конкретнее, на 13 других восьмитысячников в Гималаях и Каракоруме, на границах Непала, Пакистана и Китая. Это хорошая высота для того, кто пытается понять, как тело работает в таких условиях.
Он сложил руки на груди и сказал:
– Я слушаю.
– Лучший способ научиться – подняться на высоту. Статистика восхождений на Чо-Ойю в Тибете одна из самых хороших.
Я затараторила, как телетайп, подтверждая свои заявления цифрами.
– Шестая по высоте гора в мире, высота 8201 м. Некоторые говорят, что это самый несложный восьмитысячник. Здесь самый низкий уровень смертности: погиб всего сорок один альпинист, что составляет 1,4 % со времени первого восхождения в 1954 году.
– Всего сорок один погибший альпинист? Это, по-твоему, должно вселять оптимизм?
– Попробуй сравнить с Эверестом, – ответила я. – Полагаю, это как раз то, что нужно для устрашения.
Он предпочел не заметить мой выпад.
– Выходит, ты уже все спланировала?
– Я связалась с американской компанией, предоставляющей проводников, с той самой, с которой так удачно сотрудничал Феликс, когда мы с ним случайно встретились на Эвересте. Тот проводник, что так ему нравился, Дэниел, работает как раз там. Осенью он поведет экспедицию на Чо-Ойю. Мне хотелось бы пойти с ними.
Мы оба понимали, что я не прошу у мужа разрешения, а просто надеюсь на его благословение. Я с уважением относилась к уровню дискомфорта, который вызывала у него эта ситуация. Наш союз заставлял Джонатана балансировать на лестнице без перил, перекинутой между двумя катастрофами: он наблюдал, как мои пенсионные сбережения тают в одной трещине, а шансы дожить до пенсионного возраста исчезают в другой. Все, что я могла сделать – взять его за руку и надеяться, что оно того стоит.
– Ты действительно думаешь, что с этим проводником все будет по-другому?
– Узнаю, если пойду. Одна команда была здорова и счастлива. Другая несчастна. Не я одна уходила оттуда, чувствуя себя полным ничтожеством. Мне еще повезло, что я не чувствовала себя полным ничтожеством от того, что не смогла дойти до вершины. Но в следующий раз я обойдусь без драмы.
– Даже если и так, – сказал Джонатан, – даже лучший из возможных сценариев требует жертв и страданий.
– Горы зовут, и я должна идти, – ответила я.
– Возрадуемся! Мы перешли к цитатам Джона Мьюра, – выражение лица Джонатана было совершенно серьезным. – Если уж ты должна туда идти, хотя бы пообещай, что не станешь рисковать понапрасну.
Я пообещала, и, возможно, хотя бы один из нас в это поверил.
