Kitabı oku: «Отрочество», sayfa 2
Третья глава
Провожать Владимира Алексеевича на вокзал приехали только самые близкие из одесских знакомцев – человек тридцать, может чуть больше. Такой себе цыганский табор, только што без «ай-на-нэ!»
Шум, гам, обнимания, рукопожатия по десятому разу, передавание приветов общим знакомым и гостинцев – наперебой. Южане!
А чемоданов, баулов! Рыба вяленая и копчёная, с запахами на весь вокзал, какое-то вино и наливки, сувениры – лично сделанные, или притащенные Бог знает откуда, стопки газет для передать другим, брошюрки разного рода, подписанные авторами книги, засахаренные фрукты и чорт знает, что ещё!
Дело уже к послеобеду, поэтому многие тяпнутые, да по летнему времени. Не так штобы и сильно, но и не так штобы слабо. В плепорцию. Морды весёлые, красные, руками как те мельницы ветряные при урагане махают.
Гудок, и началось! Чисто муравейник разворошенный. Выскакивают, заскакивают, снова выскакивают. Южане! Даже те, которые с северу. Одесситами быстро становятся! Ну или совсем нет, и до свидания.
Напоследок дядя Гиляй с Костой пообнимался, с Сергеем Уточкиным, с другими всякими, и до того увлёкся прощанием, што догонять пришлось, с впрыгиванием на подножку. И шляпой оттудова машет! Свесился, морда лица грустно-радостная, красная от обгара солнечного, да дегустирования наливок и вин.
Пять дней вместо трёх пробыл, а уж событий за это время! Даже для дяди Гиляя еле-еле впроворот.
– Ф-фу! – вырвалося у меня, когда последние вагоны состава захвостатились в неразличимой дали. Странное такое чувство: сожаление впополам с облегчением. И ярко так!
Вроде как и жаль, што опекун уехал, потому как люблю его и ценю за преогроменную помощь. Уж с каким количеством народа он нас познакомил, и подсчитать не берусь! Одних визиток у меня за сотню, и это ведь не последние люди!
Не так штобы из канцелярии градоначальника, но и чиновники есть, да притом из немалых. А репортёрской братии, адвокатов, общественных деятелей, профессуры университетской… ого-го и ещё чуть-чуть!
Ну и я в ответ расстарался. Коста тот же… Они сперва чуть не принюхивались друг к дружке, как псы перед драчкой, а потом и ничего! Какие-то тайны совместные, вылазка ночная – не иначе как по контрабандистской части экскурсировали. И всё, не разлей вода!
Быстро как-то и крепко, даже для дяди Гиляя необычно. Хотя с другой стороны, почему бы и не да? Одного характера люди, да и масштаб вполне себе сравним.
С другими моими знакомцами по-всякому. Ёся, тот в восторге от знакомства и визитки, а сам Владимир Алексеевич, сдаётся мне, немножечко наоборот. Ну да Ёся такой человек, своеобразный. Слишком уж купи-продай характерный, жидовский, што для широкой натуры опекуна как-то не слишком интересно, и немножечко претит.
Жаль, што уехал, но вот ей-ей, облегчения как бы не больше! Как-то его много было, и везде. Вроде как даже солнце заслонял и дышать немножечко тяжко.
Стыдно, да… но себе-то чего врать?! Облегчения, пожалуй, побольше. Я в Одессе привык быть сам по себе, хотя и большое ему спасибо за знакомства и поддержку. Но самому – просторней! И отвыкать не хочу от самостоятельности.
Проводились, и рассасываться начали. Мы отказались от предложения доехать до города на извозчике, и пешком пошли, в охотку-то. Денёк хороший такой, што просто ой!
Тёплышко с ветерком, но не жарко. И запах! Акация цветёт так, што ажно голову кружит, опьяняя. Куда там вину! Вот так идёшь по широким бульварам, и запах! И нотка солёная от моря, от камней нагретых. Надышаться невозможно. Дышишь, и дышишь, и вкусно до того, што будто и не запахи акациевые, а счастье само в воздухе разлито.
Кажется, будто вся Одесса и есть та самая акация, и ничего на свете больше и нету. Только запах головокружительный, да улыбки вокруг, и говорок южнорусский, быстрый.
Все вокруг улыбаются, даже и вечно насупленные городовые с багровыми шеями, передавленными тугими воротниками. Вот не хотят даже, а просто – само!
Даже лошади пахнут не потом едким, а теми самыми акациями. И лепестки опавшие на потных их шеях. Даже и копыта подкованные по булыжникам музыкально этак выстукивают, будто не рысцой усталой бегут, а фламенко танцуют.
Цок-цок-цок! Кастаньеты металлические по камням. И говорок напевный, одесский, мелодией вплетается в этот танец.
Счастье!
Разговорились о всяком разном, да не чинно пошли, а вразнобой, да чуть не спиной вперёд. Хохочем! И чувство такое, што таки да! Сильно потом этот день будет одним из самых счастливых! А пока просто – живём. Здесь и сейчас!
– Осто…
– Ой!
– Прошу прощения, милая барышня, – повинился я у зацепленной, шедшей с подружками. Моих примерно лет девицы, такой себе симпатичный южнорусский типаж, – даже и не знаю, как виноватиться перед вами!
– Ничего страшного! – улыбается хорошо так – искренне, а не потому, што так и надо по этикету, – В такой хороший день воздух пьянит сильнее вина!
«– Понимает!» – мелькнуло в голове, и я только поклонился молча, да назад скользнул, шляпой этак перед собой поведя.
Зафыркали мал-мала моему шутовству, захихикали, да и разошлись. А Фира засопела грозно так, но молчит.
– И шо это такое?! – да взгляды грозные забросала. Негромко, но вполне себе весомо спросила. Я даже остановился, только в сторонку сошёл, и на неё – глаза в глаза.
– Фира, – говорю, – сердце моё! Ревновать ты будешь замужем, но если таки да, то может быть и не за мной!
Вздохнула та несколько раз прерывисто, будто перед рёвом. У меня ажно сердце! Но надо. Воспитываю, значица. Если уже сейчас вот так вот, то што там будет дальше?! Она конечно и да, но не через ломание моего мужчинства!
* * *
– Мама! – девочка влетела в кухню, воткнувшись головой в спину, и сходу обхватив мать руками. От неожиданности Песса Израилевна чуть не смахнула кастрюлю с печки, – Егорка сказал таки да за нашу будущую свадьбу!
И глаза вверх, сияющие, на поворотившуюся матушку.
– Не так штобы и да как да, но да как планы на будущее! Я заревновала к другой, а он такой – ша! Ревновать будешь сильно замужем, но и тогда не нужно! Мама, он меня любит!
Обхватив так и не отлепившуюся дочь, Песса Израилевна села на подвернувшийся табурет, борясь с неожиданным желанием перекреститься. Вот откуда бы, а?!
* * *
Планов на лето у меня громадьё, но пока отдыхаю. Солнце, море, южнорусская кухня и безделье. Знаю уже, што без дел быстро надоест, но пока – после предэкзаменационного марафона и безостановочного визитирования по Одессе с дядей Гиляем, вполне себе и да. Нега томная.
Главное – Мишка. Временами тот ещё баран-баранистый, не лучше Владимира Алексеевича. Если решит, што вопрос принципиальный, то и упрётся! Так и будет хромать, да глазами тоскливыми смотреть на бегающих ровесников.
Пощурившись от солнца, я надвинул кепку на глаза, но коварный план по заманиванию Мишки к докторам не думался на солнечном свету.
– Тётя Песя! – окликнул я её со двора, не снимая с колен пригревшегося полосатого кота тёти Хаи Кац.
– Да, золотко! – выглянула та с каким-то шитьём в руках.
– Вы прошлогодний полуподвал никому не сдавали?
– Нет пока! – и толика лёгкого сожаления в голосе.
– Ключ киньте!
Почти тут же вниз полетела связка ключей.
– Мине таки самую множечко интересно, зачем оно тебе?
– Лелеять коварные планы, – отвечаю вполне себе честно, – для этого нужен таинственный полумрак и зловещие тени.
Сверху сделались большие глаза, а любопытно выглядывающая тётя Хая хохотнула.
– Творческая личность!
– Но не шлемазл! – вскинулась чему-то тётя Песя.
– Та я в хорошем смысле!
– Тогда да, – согласилась успокоено наша почти хозяйка.
Завалившись на доски топчана с невыпущенным из рук тарахтевшим котом, начал думать за Пономарёнка.
Мишка сам себе нашёл работу по специальности. Не так штобы и совсем да, да и не так, штобы и нужно. Для собственного самоуважении и завоевание позиций на Молдаванке через профессиональное мастерство.
Через тётю Хаю, которая Рубин, взяли в одном из соседских дворов швейную машинку в аренду. Такое себе приданное, хранящееся у лупоглазой Двойры до свадьбы, без особого толка. Вроде как и есть приданное, и вроде как даже и шить умеет, но именно што вроде.
Расплачиваться подрядился обучением великовозрастной девахи, сильно засидевшейся и уже мал-мала подвядшей, со всем своим тщательно лелеемым и никому не нужным девством. Ну и деньги пополам.
Сложная схема, да и с временной регистрацией в одесской управе, как ремесленника, проблемы обещаются не самые простые. Или таки нет, и обойдутся без них?
Мишка забаранился, и всё через сам! Попросил народ приглядывать за ним, штобы если вдруг што, то и сразу мне, а не через потом, но нервенно.
И как с ним, упёртым таким, о ни разу не дешёвом лечении? Если просто отдыхать, и то нахлебничество сам себе выдумал!
– Мендель! – ввинтился в мои уши крик, – иди домой!
– Зачем? – отозвался ломающийся юношеский басок, – Я таки устал или шо?
– Ты хотишь кушать!
– Я?! Вам виднее, мама! Иду!
Зевнув, снял осторожно кота, пропотевшего мою рубаху, и потёр глаза. Заснул, н-да… Впрочем, ничего страшного. Дни с дядей Гиляем такими насыщенными были, што наверное, ещё дня три отсыпаться да очухиваться будем.
– Ну што, взлелеял? – оторвавшись от картины, иронически поинтересовался Санька, когда я поднялся наверх.
– Заснул, – признался я честно, – не взлелеялось!
Хмыканье…
– Зато я придумал насчёт полуподвала! Мастерскую хочу, слесарную.
– Зачем?!
– На надом! – отдразнился я, – Просто, ну… тянет иногда руками што-то такое… Хобби. Не сапожничанье! Такое, посерьёзней што.
– Бомбу собрать, – кивнул тот со смешинками. Фыркаю в ответ, но останавливаюсь…
– А знаешь… – в голове всплыл вполне себе рецепт – из тех, которые на коленке. И ингредиенты вполне себе доступные!
– Забудь! – Санька зашагнул ко мне, схватив за грудки, – Сколько глаз вокруг! Ты сейчас как под микроскопом! И вообще!
– Да я понимаю…
– Понимает он… – пальцы на рубахе разжались, разгладив ткань, – точно?
– Да сам же… про глаза! Да и так… зачем?!
Я надулся было – за кого меня принимают! Хм… да в общем-то и верно принимают! Но мастерская всё равно будет. Хобби!
Проверить хочется всякое, из снов и читанного. Теорию в практику перевести. В прошлой жизни, если верить снам, я был таким себе мастеровитым. И очень, очень любопытно проверить некоторые вещи!
Сдаётся мне, што не всё из них уже изобрели. Не так штобы даже и славы с деньгами хочется, а скорее – цепочку технологическую размотать. Смогу, не смогу… шарады!
– Егор! – Фира замахала конвертом ещё со двора, взлетая по деревянной лестнице, – Письмо! Из канцелярии градоначальника!
– Ну-ка…
Вскрывал я его, признаться, не без лёгкого трепета, подозревая всякое нехорошее. Градоначальник, ишь! Небось хорошее не станут!
– А…
– Серьёзное што? – забеспокоился Санька.
– Ну… так! Информируют нас, к какой именно церкви мы с тобой, – выделяю голосом, – прикреплены.
– А… – Чиж скучнеет, тема для него болезненная и опасливая, всякое напоминание – как соль на рану.
– Я же говорил, – мои руки начали сминать письмо, остановившись в последний момент, – те же чиновники! Из канцелярии, ишь!
Четвёртая глава
С паяльной лампой устроился прямо во дворе, широко раскинувшись под деревом со всем оборудованием. Лампа гудит, латка на оловянном припое уверенно ложится на жестяной таз.
– Получите, распишитесь, – утерев выступивший от жара пот, не без самодовольства вручаю починенное заулыбавшейся рыхлой тётке, поспешившей удалиться.
Работаю не за деньги, а за бартер и отношение через тётю Песю. Ей видней, што и как с кого брать – услугами там, деньгами, или свои долги закрывать таким образом. А я так… хобби!
В своё удовольствие работаю, когда время и охотка. В прошлом годе сапожничал мала-мала, в этом вот, слесарничаю. Вполне себе удовольствие!
Даже мыслишки возникают иногда насчёт всерьёз поработать. Устроиться на лето в мастерские при порту, а?! Запах металла, станки, настоящая работа. Только время, время! Там же не в охотку надо, а от и до, а это, сильно подозреваю, большая таки разница!
С полуподвалом так вышло, што и неудобно немножечко. Я было заикнулся об аренде, так тётя Песя ажно руками на меня кышнула. Дескать, какая аренда! Так бери!
Вот же простодырая, а? А ещё жидовка! Говорят… всякое о них говорят! Иногда даже и правду, даже если и нехорошо совсем. А они разные. Небогатая ведь, совсем не. А вот так!
Ну я тогда и придумал, штоб через неё работать. Хитрый план, значица! Какая-никакая, а копеечка с услугами к её рукам прилипнет. Может даже и не меньше выйдет.
Да пусть даже и с запасом! Я што-то размахнулся, и ка-ак закупился! Инструментов и книг технических через немецкую колонию закупил чуть не на триста рублей. И это контрабандой, без пошлин!
Инструмент, а особенно литература техническая, у них качественная, а уж цены… мёд и мёд! Если без пошлин. В разы!
Немецкий тяжеловато разбираю, технический-то, но ничего, заодно и подтяну. А то как посмотрел разницу между ценами, так и сразу – большим поклонником всего германского стал!
Инструмент если, так чуть не в два раза некоторый, а книги и того больше. А?! Я, канешно, патриот и всё такое, но и не так, штобы карманы купеческие своими деньгами набивать! Напрямую если, работяге, то и на! Не жалко. А купчине или заводчику, который их в «Яре» спустит? Сапогами по блюдам фарфоровым для куражу?
Мишка спустился. Постоял, нависая, похмыкал, присел на корты, и лампу паяльную в руки. Потушенную. Вижу, што прям распирает, как попробовать хочется, и было заважничал. Сейчас, думаю… а потом сам себе укорот дал, с важничаньем этим.
– Хочешь попробовать?
– Хм, – и хочется, но стесняется вот так сразу, ажно уши заалели, – а давай!
Вроде как бы и нехотя, а у самого голос петуха пустил. Объяснил ему, как зачищать металл, как нагревать, как припой класть. Показал. Ну и обрезки жестяные, каких не жалко, на опыты.
Пусть! Полезно мужчине такое, даже если и не как ремесло, а просто для понимания.
Мишка застарался. Сидит, кончик языка набок, сощуренный весь. Я в книжечки, ну и так, контролирую вполглаза. Другим вполглаза за двором.
Менделева мать прошла, бёдрами туды-сюды. Такая себе корма, што почти што и каравелла! Грузовая. Устаревшей конструкции судно.
Фирка с вёдрами за водой. Известное дело, бабье! Мужику даже и невместно в таком разе помогать. Если только как намерения ухажёрские обозначить, ну или там беременная, да вот прям на сносях.
Есть бабьи дела, есть мужские, и упаси боже! Баба если забор поправлять берётся, то это ейному мужику позор вечный! А если своего нет, так соседям большущий такой укор.
Ну и наоборот. Мужику к печке и соваться нельзя! Потому как хозяйке его стыдобища превеликая. Иные даже и на стол сами не собирают, если вдруг што. Сидят, ждут. Даже и голодные! Правда, потом могут и того. Аргументировать за ожидание.
Раз так прошла, два, а у меня в голове мысли стали складываться. Про погоду почему-то. Это сейчас в Одессе мёд и мёд, а по зиме? Такое себе по рассказам твориться, што просто ой!
Как поздняя осень в Москве, только сильно хужей. Сырей, ветристей, противней. И так месяцев чуть не пять! Жуть-жуткая, как по мне. Как представил! И Фира по такой гадости, с вёдрами.
Внутри такое што-то заворочалось, што и понял – не хочу! Штоб Фира с вёдрами.
Сорвался с места, да и в мастерскую, книжками шелестеть. Где, где… а, вот! «Водопровод своими руками», и ничего так, вполне рабочая схема! В смысле, справлюсь.
Бачок, медные трубы, помпа… или моторчик? Моторчик как основной, а помпа – как резервный? Чуть усложняется, но не критично.
– Я в немецкую колонию собрался, – докладываю Мишке, – Са-ань! Я до немцев, айда с нами! Фи-ир!
– Сейчас! – донеслось звонкое, – переоденусь только на выход!
– И зачем? – ступорнулся Чиж уже на выходе со двора.
– Трубы нужны.
– Зачем?! – уже хором. Я ажно остановился, да взглядом так… а потом вспомнил, што таки да, они пока и не в курсе.
– Водопровод делать буду.
Глаза…
От немцев вернулся два часа спустя, задумчивый и с футбольными мячами. Чертёж, н-да… Всё верно, прикинуть сперва надобно, што и как.
Немчики свои услуги предлагали, но я заупрямился. Тут такое дело, што не просто людей нанять, а самому! Своими руками и умом. Интересно!
А мячи так, по случаю. Увидел в магазине, да и сразу – дай! Обстучал на ноге, и так здорово вышло! Из прошлой ещё жизни привет, да и из этой – танцор всё-таки не из последних, координация и всё такое.
У Саньки тоже неплохо вышло, а у Мишки – ожидаемо плохо, из-за ноги.
Он, канешно, вид сделал взрослый и равнодушный к забавкам, но я ж вижу, как зацепило! Эге, думаю, вот тебе и аргумент дополнительный! Для докторов.
Ну и скупил все мячи, которые были, все четыре. Не так штобы и сильно в охотку, хотя и не без этого, а больше для маяченья перед глазами. Аргумент.
Вернулись когда, Мишка почти сразу наверх поднялся, работать вроде как. И тоска внутри глаз, такая себе, почти што привычная, въевшаяся. У меня ажно по сердцу резануло, но нет!
Бумкать начал о стену сарая, потом с Санькой перекидываться. Народу сразу! Интересно потому што, забава новая.
Да и день к вечеру клонится, народ моего возраста весь почти по домам – кто из школ вернулся, а кто и с работы успел. Совпало так, не специально коварился.
– Мальчики! – высунулась тётя Хая Кац со страдальческим лицом и дёргающимся глазом, – Шли бы с забавками своими на чьи-то другие нервы, а не мои персонально!
Ну мы и пошли. А што? Совесть же!
Мишка остался, Фира с ним. Она такая, интересуется. Ум у неё практический больше. Науками занимается добросовестно, и очень даже с успехом, но вот ни разу не Надя! Не глупее, просто интересу меньше.
Зато если готовить што, шить, или вон – рисовать, так не оттащишь! По полдня крутится у нас – то за Санькой наблюдает, если он в гостиной рисует, то за Мишкой. Глазищами своими так уставится, и как заворожённая! Нравится. Учиться потихонечку.
И от Двойры как оберег, значица. Там дело такое, што девка напрочь перезрела, готова уже и к малолетке в штаны залезть, даром што там ещё толком и не работает ничего. Глаза с поволокой, вздыхает коровой стельной, любые штаны взглядами томными провожает. А тут вот, поблизости. Штаны. И в штанах.
А потом што? Скандал? Оно нам не надо! А Двойра, вот ей-ей, за ради замужества хоть перекрестится! Вижу так, по глазам с поволокою. Да-алеко зайти дело может, вплоть до Священного Синода проблемы.
Тем более, подмастерье портновский. Пусть даже и малолетка. Чем не жених?
А на пляжу! Фурор! Толпа чуть не в пятьдесят человек, да с мячами. Играть пытаются, значица. Такое себе зрелище, позорное, а им и ничего, нравится! Азарт!
Бегаю вокруг, правила втолковываю да драчки разнимаю. Хорошо ещё, к мячам брошюрку футбольную взял. Засомневается кто, сразу в нос тыкаю – читай!
В четыре мяча-то, ого! Шума больше, чем от всего Привоза, вот ей-ей! Играть никто не умеет, а вот орать, это да. Крикливый народец, с детства к переору привыкают.
– Офсайд! – дяденька какой-то судить взялся. Бегает вокруг в купальном костюме, лысиной потной сверкает, а уж азарта в глазах! Говорит, в Британии учился, и где-то как-то даже и участвовал. Давно.
Грубая игра, бестолковая. Ногами босыми то по мячу, то песку. Толкаются! Потные от жары, песок налипший на телах.
Бумц по мячу! Бумц по ноге соперника! Скандал, в морду лезут! А мне разнимать.
Я не выдержал, да и показал – обводочки, перепасовку с Санькой – как могли, а могли не очень. Я-то ладно, а он откуда? А всё равно лучше прочих!
Понабивал на ноге, на голове. И рты открытые вокруг, а в глазах желание – не хуже штоб уметь.
Потом ещё дяденьки подошли, околофутбольные, помимо лысого. Те, кто где-то што-то видел, слышал, читал.
Старые уже, чуть не за двадцать, а туда же! Но один так и ничего, соображает. Англичанин какой-то, из торговцев. Мистер Скотт, который попросил звать его Эндрю, потому как уже знает за хи-хи на свою фамилию. Чисто на русском так! Только шепеляво, будто каша во рту.
Ну а я што? В сторонку, и действуйте! Нравится вам тренерско-судейское всякое, так и пожалуйста. Мне играть интересней.
– Сергей! – замахал я, завидев знакомого, – Уточкин!
Идёт! Издали ещё улыбается, руку протягивает. Костюмчик полосатый, не просох ещё после моря. Но – фигура! Не жердь с брюшком и не мячик полусдувшийся, как у всех почти на пляжу.
– Егор, – нараспев, а сам глазами на игроков, ажно прикипел.
– Ты как? – не выпускаю его руку, – Поможешь с организацией?
До тёмнышка почти што играли. На две команды аккурат и хватило молдаванских, если вместе с запасными на травмы и отдохнуть. Два других мяча по пляжу пошли, но што характерно – вернули! Публика!
Не в смысле што честные шибко, а просто – соображающие. Если мячей этих на всю Одессу четыре, то особо и не скрадёшь. Бы-ыстро такого крадуна вычислят! С втекающими и вытекающими последствиями.
Назад шли шумно, сплошной переор, да хохот. И вспоминают – кто как играл, да как хотел, да вот завтра!
А у меня свои мысли. Удачно получилось, это да! Сразу интерес и всё такое. Косту ещё подключить, можно будет тогда матчи «Молдаванка – Пересыпь» проводить.
Вроде и хорошо, а с досадой вперемешку. Как к Мишке подступиться, до сих пор не придумал!
А потом чуть не споткнулся. Ссадины у ребят, а у меня мысли от этих ссадин! Побрататься, значица. А?! На крови.
Санька мне лучший друг, но больше уже брат. И второй будет. Небось не откажется!
Семьи у староверов хоть и дружные, но Мишка наособицу немножечко. Отец то ли женился вопреки родительской воле, то ли ещё што. Отдельно немножечко, а через него и на Мишку перешло. Не бросили его по сиротству, но так, с прохладцей.
И вот чем дальше, тем больше мне это нравится. Даже не только потому, што доктора и лечение, а – брат! Ещё один. Здорово, а?!
