Kitabı oku: «Дымный сон», sayfa 3
– Что случилось? – обеспокоилась она.
– Я… Мне пришла интересная мысль.
– По поводу?
– Ничего страшного, – успокоил Дин, подошел к девушке и приобнял за плечи. – Внезапное озарение. Пойдем, расскажу.
Он шел и аккуратно подпинывал носком ботинка желто-зеленые листья. Дейзи с усилием сжала его ладонь, намекая, что пора прервать молчание.
– Извини. Я формулирую…
– Не заставляй нервничать, пожалуйста.
– Хорошо-хорошо, – опешил он, и продолжил: – Помнишь, я начал писать относительно недавно?
– Ну?
– И вот, в процессе творчества иногда возникает странная, необъяснимая для меня штука. Герои начинают жить сами по себе, понимаешь? Как бы, они не реальны, но делают, что хотят, а события и окружение подстраиваются под них. Вообще, существует два типа авторов: садовники и архитекторы, и…
– Ты отвлекаешься, – перебила Дейзи, зная, как Дин порой любит сбиваться с темы на тему.
– Нет-нет, погоди. Этот феномен присущ чаще садовникам, действующим без плана. Они спускают мыслительный процесс с поводка, и происходит формирование, зарождение сюжета в реальном времени. А у архитекторов наоборот, все выверено до мельчайшей детали, и герои не отступают с нарисованной, воображаемой линии.
– Ладно, информация для меня нова, но где связь с интересной идеей, тебя посетившей?
– Я представил творческий процесс, точнее, свой творческий процесс, как прогулку по усыпанной дорожке. По сути, она пуста, и мы шагаем по неизвестности, но вдруг с дерева плавно опускается листочек, как некий ключевой поворот! Я четко вижу ориентир и двигаюсь навстречу. Готово, первый пункт завершен. И далее, от условной точки к следующей и до конца. Линия кривая, зигзаговая, порой нелогичная и хаотичная, но она приведет нас к эпилогу подобно тропинке, протянувшейся здесь до сторожевой будки.
Для Дейзи, писательство – понятие чуждое, но она искренне радовалась за друга. Дин нашел занятие, приносящее удовольствие, а подобные размышления лишний раз убеждали ее, что он ступил на верный осенний лист.
– И во что я превратился, – хмыкнул Вокс, дошаркав до старенького, деревянного здания. – Шляюсь в темноте, обкурившись непонятным дерьмом, утопаю в воспоминаниях, еле нахожу чертовы ворота и не в состоянии ничего придумать для рассказа! Сержио… Всыплю по первое число, как оклемаюсь.
– Молодой человек! Чего ругаемся? – выглянула из окна старушка.
– Простите.
– Наркоман что ли?
– Нет, писатель.
– А, понятно, а я уж испугалась, что местные торчки ошиваются. Навдохновляются в притонах до беспамятства, а потом ковыляют в Иллюсио.
– А куда им деваться, если в парке вдохновение хлещет из почвы?
– Знала бы – отправила. Но по ним клиника плачет, желательно психоневрологическая. Что ни личность, то шизофреник.
– Не все.
– Да все-все. Ты небось тоже под какой дрянью сюда явился. Подойди, зрачки гляну.
– С каких пор для прохода нужен фэйсконтроль?
– А, – старушка удивилась, – не слышал? Новости не читаешь? Я все равно тебя не пущу, будь ты стеклянно чист.
– Почему?
– Иллюсио закрыли лет пять назад на ремонт.
– Не может быть! Я же… Нет, вы шутите.
– В моем возрасте не часто шутят, паренек, еще и сидя в тесной коморке.
Дин был абсолютно уверен, что сторожиха ошибается. Он посещал парк неделю назад. Его не могли прикрыть на реконструкцию.
– Я могу пройти через стройку? Мой дом на противоположной улице. Не хочется давать круг, – решил схитрить Вокс.
– С ума сошел, дурачок? Не хватало очередного мертвяка под дубом найти.
– Очередного?
– Понятно, ваши новостные браслетики совсем не обновляются. Газеты покупайте! Эх, молодежь. Тут на днях мальчишку отодрали от ствола, примерз спиной, холодно нынче по ночам, зима на пороге.
– А не дадите газетку? – с долей недоверия, попросил Дин.
– Сомневаешься в словах бабушки, внучок?
– Немного.
– Ай, держи, – она протянула посеревшую в цвет собственной кожи бумагу.
– Благодарю.
– Ходь отсюда. Живей! Живей!
Ее голос звучал до боли знакомым, с нотками грубости толстого прораба. Но взглянув в окошко, бабки не обнаружилось, как и сторожевой будки, на месте которой оказалась касса по продаже билетов.
– Что за чертовщина…
Вокс не на шутку встревожился, и потер зажмуренные веки.
Сторожка и женщина вернулись обратно.
– Наркоман-таки, – донеслось изнутри.
– Мерещится… Ладно, бывает, но теперь Сержио не миновать наказания. Доберусь домой, и без всяких предупреждений напишу донос на барыжного придурка. Будет знать, как продавать паленку. Андройды в участке быстро его расколют и лавочку прикроют. Да! Поделом.
У Дина полегчало на душе, и в сознании вспыхнул коротенький сюжет на основе его угрозы.
– Отлично, – засмеялся он. – Нет идеи лучше, чем возникшей из-за раздражения на человека. Но…, – реальность напрягала, – парк и ремонт.
Парень пролистал страницы до статьи. Полоса не первая. Не особо и важная новость.
Дин не прочитал заголовок и содержание, выронил газету в ужасе и сжал трясущиеся кулаки. На фотографии «красовался» труп в возрасте чуть старше двадцати пяти; его руки обнимали ствол дерева, губы застыли в блаженной улыбке, блондинистые волосы с выбритыми висками и петушиной шевелюрой заиндевели, а голубые глаза за круглыми очками обратились в холодные стекляшки. Мертвец и мертвец, раньше сказал бы Вокс, но убитый – его знакомый, повстречавшийся днями ранее.
– Пузио… Нет…
Внимание Дина привлекла незначительная деталь на снимке – татуировка на предплечье Кондомио – печатная машинка с вылетающими из нее буквами.
– Когда он успел сделать рисунок, причем…, – по лбу прокатилась холодная капля пота, и он перевел взгляд на свое запястье, –…Как у меня?
5
Когда эффект «Пыф-пафа» улетучился, не оказалось ни мертвого Кондомио Пузио, ни татуировки Дина. Обычное наваждение, обман. Но убийство и в правду произошло, парк закрыт, и старушка не врала, что напрягало не меньше. Смерть молодого человека с застывшей улыбкой не походила на привычное самоубийство, привычное для жителей Артаута. Всё сводилось к насилию, или… Дин не знал, и не желал вникать. Труп незнакомца, после «отходняка», вызывал эмоций не больше отрыжки робокота. Но галлюцинации от Пышки действительно беспокоили. Отзывы пользователей не пестрили предупреждениями об иллюзиях. Что-то явно нечисто. Дин решил наведаться к Сержио, и выяснить причину непонятных побочек. А потом недовольный покупатель напишет заявление в полицию. Фламски обязан понести наказание.
На следующее утро следующего, в комнату с буквой Z яростно постучали ногой. Ленивые шаги и уставший голос: «Ну кого опять занесло?!»
– Открывай, – потребовал гость.
– Ты что ли, Вокс? Быстро расправился с мятой. За добавкой? – не открывая, спросил Сержио.
– Нет. Впусти.
Дверь щелкнула, и чуть заплывшее, но бородатое лицо, выглянуло из щели и по привычке произнесло: «Я занят». Дин не оттолкнул хозяина, как в прошлый визит, а спокойно вошел внутрь с позволения радостного Фламски. Ранняя продажа вызывала улыбку на лице барыги от понимания, что сосальщики всегда закупаются в двукратном объеме после пробы. Подсесть на дудку легко, а отказаться непросто. Сержио закрылся на цепочку и ключ, и довольно прошлепал за посетителем в гостиную, в предвкушении потирая сухие ладони.
– Слушаю, мсье Вокс, – начал Фламски. – Сперва хотелось бы узнать, доволен ли мистер Дин товаром. Как впечатления? Ощущения? Сколько постмодерн-романов написано? Или сотня рассказов? Пятьдесят повестей?
Дин бросил «Пыф-паф» на стеклянный стол, и сел на диван.
Сержио напрягся из-за игнорирования, устроился напротив в кресле и переспросил:
– Ну?
– Скажи, часто покупатели жалуются на дымовую хрень? – уставившись на зажигальчатое устройство, с подозрением спросил клиент.
– Ноль жалоб. Куча положительных комментариев, и активные закупки добавкой в двукратном размере. А что?
– Не ври, Фламски. Отвечай честно. Я не поверю, что паленая «Пышка» устраивает людей.
– Совсем охренел, Вокс?! – вскочил торгаш, распахнув халат и оголив пузо и серые треники. – Приперся ни свет, ни заря, и предъявляешь за плохой товар? Совесть не жмет?! Я вообще-то…
– Да-да, занят, в курсе. Очередной сценарий для Пузио печатаешь? Как успехи? Как Кондомио поживает? Слышал от него вести?
– Вполне хорошо, а почему ты…
Дин наклонился и уперся локтями в бедра, скрестил пальцы и, не поднимая взгляда на собеседника, мрачно перебил:
– Вчера после работы, я затянулся. Предполагаю, не стоит рассказывать о картинках, представших взору?
– Картинки? Какие еще картинки?
Гость не ответил, и продолжил:
– Добрался до парка Иллюсио. Для вдохновения под дымом, довольно шикарная идея, но…, – он хмыкнул. – Черт, я еле отыскал ворота. Брел, как на коленях, но без коленей, понимаешь? Восприятие времени исказилось, и путь превратился в пытку. Без браслета решил бы, что провел в дороге сутки, но это мелочи, Сержио, мелочи.
Продавец осторожно опустился назад в кресло, и внимательно слушал писателя. Он не понимал чуши из его уст.
– Старушка – это нокаут. Видимо, «Пышка» настолько впиталась в кровоток, что самый жесткий трип накрыл возле бабки. Она обозвала меня наркоманом, представляешь? Но для нее каждый творец Артаута попадает под понятие, но не суть, скорее мой видок был соответствующий. Парк оказался на ремонте, знал? Я – нет, и очень поразился. Ну и в Иллюсио отодрали от дерева труп пацана с татухой, как у меня. Бабка поделилась газетой со сводкой, и угадай, кто красовался на фото?
– Без понятия, – дрожащим голосом сказал Сержио, нервно потирая губы пальцем.
– Пузио. Его кривая улыбка и стеклянные глаза надолго впечатались в память.
– Ты… Дин, какого?!
– Погоди-погоди! Я не закончил, не бойся, – он провел ладонью по лбу, будто отгоняя назойливый снимок. – Через минуту, снова посмотрев в газету, Кондомио исчез, но труп – нет. Мне померещилось. Чистый глюк! А, и будка со старухой испарилась на секунду, и возникла вновь. Как тебе, Фламски? Поэтому, – Дин поднял взгляд на продавца, и тот вжался в мягкую спинку мебели, – что за дерьмо ты мне впарил?
– Вокс… Я… Я…
– Решил отомстить за некультурный визит? За насмешки над бомжатней?! Неужели я настолько ужасен, черт тебя дери, что ты подсунул реальную дурь?! – встав, закричал Дин.
– Минутку, минутку, пожалуйста, – запищал Сержио, и схватил темно-мятную «зажигалку».
Он исследовал ее вдоль и поперек, принюхивался и не узнавал запах. «Пыф-паф» казался легче, но не из-за полупустого сосуда. Пластик устройства отличался, соответственно, и разница в весе. Торгаш перевернул пыхтелку, прищурился на дно, и уронил «Пышку». Схватившись за волосы, Фламски невнятно выругался шёпотом.
– Проблемы?
– Сколько…, кхм, сколько затяжек ты делал в сутки, Дин? – нервничая спросил Сержио.
– До трех. Чаще две: днем и вечером.
– Дерьмо.
– А пояснить?
– Помнишь, в первый визит, когда я ушел на кухню за товаром, был громкий шум?
– Ну? Разбилась тарелка? Бутылка?
– Если бы, но нет. Очень серьезная хрень.
– Выкладывай.
– В поставке привезли экспериментальные дудки. Новый рецепт, эффект гораздо лучше оригинала. Но на кухне, на браслет пришло письмо с требованием их уничтожить по причине брака. Формула нестабильна. Всплыла куча побочных и неприятных последствий. Галлюцинации – самый минимум. Я разгромил партию моментально и подчистую, но…
– Отлично, в итоге подсунул брак, как и предполагалось.
– Не специально, Дин! – оправдался Сержио. – Возможно, штучка выпала из коробки к популярным пыхтелкам, и судьба продиктовала ей быть мятной для конкретного покупателя. Совпадение. Злое, ироничное совпадение!
– Значит из-за усиленной концентрации вещества…
– Доза сократилась, – перебил Фламски. – Хватает разовой затяжки.
– А поскольку я делал больше… Дерьмо, – Вокс закрыл лицо руками, вспомнив мальчишку на набережной, мучающегося от передозировки.
– Прости, Дин… Я правда… Недоразумение, случайность…
Но вой барыги не имел значения.
Дин Вокс отравлен. Неосознанно вспомнились рассуждения об осенних листьях, составляющих путь произведения. Иронично, да, подумал писатель, словно я – персонаж, которому разрешили подсмотреть сюжет и эпилог собственной жизни.
В комнате затихло. Парни молча уставились в обшарпанный линолеум, погруженные в мысли. Первого очень волновало положение вещей: он продал испорченный товар и подверг клиента смертельной опасности. Употребление «Пыф-пафа» не каралось законом, но Сержио рисковал попасть в тюрьму за несертифицированную продукцию.
Фламски панически ходил по гостиной взад-вперед, поглядывая на Дина и ожидая от него какой-то реакции. Но гость потерял остатки воли. В черепушке пусто. Врачи не помогут, лекарства нет.
Дин слабо дернул кончиком рта, и Фламски прервал нервную прогулку. Продавец опустился в кресло с полной надеждой услышать, как гость спасет его несчастную задницу от правосудия.
– Сержио, очевидно, я – нежилец, но…, – Вокс слегка надавил на веки кончиками пальцев, –… Вдохновение наступит?
– М-м-меня поражает, что оно не появилось с первой затяжки, – подавив волнение, ответил тот.
– Продвинутая формула, ага. Сработай пыхтелка нормально, не обидно было бы и подохнуть.
– Дин, ты не напишешь заявление?
– Недавно я повстречал девушку, – не обращая внимания, продолжал покупатель. – Красивая, но рыжеволосая. Не самый мой любимый цвет, но глаза, Фламски, ее глаза! Джекси, да, может слыхал о ней? Официантка, решившая удариться в писательство. Навестила меня на смене и попросила составить список литературы для быстрого вхождения в процесс. Мне не составило труда набросать базовый набор. Оставалось дождаться, когда она явится за покупками, и…
Дин раздраженно протер лицо, как при умывании, и прошипел:
– Джекси не представляет, в какое дерьмо влезает. Шаг влево, вправо, вперед, назад, и ты загибаешься от отравы, впаренной идиотом.
– Я извинился…
– А толку?!
– Кас-с-саемо заявления, – неловка повторил Фламски.
– Успокойся. Какой толк его писать? Если только у тебя не завалялась парочка паленки в закромах.
– Нет-нет, ни в коем случае!
– Хорошо, – Дин откинулся на подушку. – Но тебе жить с грузом вины. И знаешь, у меня есть отличная идея. Добавлю тебя в роман, как самого омерзительного персонажа Артаута. Если писанина раскрутится после моей кончины, ты останешься в памяти, как великий придурок, Сержио. Последняя работа, посвященная ничтожеству.
– Лучше так, чем на койку без матраса.
– На лежанку надеешься? Брось, скорее, сразу казнят. Ты кинул невинного под поезд, образно выражаясь, и наказание грозит соответствующее.
– Потому и прошу…, – запищал барыга.
– Ладно, пойду, пожалуй.
Дин поднялся и его резко повело в сторону. Он оперся о подлокотник, зрение помутнело и поплыло, изображение раздвоилось. Перед ним появилась Джекси, схватившаяся за огненно-красные локоны, и Рикки, беззаботно державший сигарету и стаканчик с едко-приторным кофе.
Юный Лиси сбил пальцем пепел, отхлебнул напиток и затянулся. Выпустив колечко дыма, он открыл рот и что-то беззвучно произнес. По шевелению губ, Дин различил буквы: С, К, Р, И, П, и на уровне деревянного потолка, вокруг хрустальной люстры, затрещало тяжелым маршем невидимки. В ушах зашипело, как от телевизора, транслирующего белый шум глубокой ночью. Тошнота подкатила к горлу, и Дин прикрылся ладонью. Он смотрел на образ товарища, плавно наползавший на фигуру Джекси. Они наслаивались друг на друга, смешивались в единое, замыленное и бесформенное пятно. Через несколько секунд из дымного облака сформировалось существо, по очертаниям напоминавшее мужчину: широкие плечи, V-образный торс и худые ноги, лысая голова и пустое, как лист бумаги, лицо. Оно протянуло Дину костлявую кисть, на тыльной стороне которой напечаталось: «Возьмись за меня».
Вокс с силой отмахнулся и рухнул на пол, но мистическая сущность не отставала, и навалилась на него всем телом, схватила за горло и вжала в половицы. Безликая голова дернулась, треснула и пронзительно засвистела. Дин чувствовал, как от звука холодеют внутренности и спирает дыхание. Как в сонном параличе, ему сдавило легкие, сознание покидало, но в последнюю минуту, он посмотрел в свистящую щель. Разум затянуло внутрь, и через короткий миг отверстие превратилось в безграничный космос, усеянный миллиардами горящих звезд. Пространство понеслось вперед или назад, либо туда-сюда одновременно. Планетарные системы, галактики, скопления и туманности, пролетали мимо зависшего в темноте Дина. Затем, крутой стоп у четко прочерченной линии, разделяющей черный вакуум и белую комнату.
Вдали – дверь, медленно отворившаяся с поскрипыванием петель.
В кабинете, освещённом каминным огнем, пребывал мужчина, выщелкивающий текст на клавиатуре. Дин узнал себя из давнего и почти забытого прошлого. Подкравшись сзади, его приобняла и поцеловала в щеку Дейзи. Парень из наваждения улыбнулся и продолжил писать, а любимая шепнула на ухо: «Твори».
Как мощным рывком веревки, сознание путешественника ринулось прочь с бешенной скоростью. Полет сквозь вечность повторился и окончился глубоким вдохом.
Дин открыл глаза.
Он до сих пор на диване перед паникующим Сержио Фламски, а необратимый процесс слияния иллюзии и реальности уже начался. Времени безумно мало.
Вокс вскочил и, не попрощавшись с хозяином, устремился к выходу. Ему хотелось вернуться домой, уткнуться в компьютер и писать, пока еще не слишком поздно.
6
Выйдя из подъезда, Дин очутился в другом районе. Он оглянулся и понял, что стоит перед дверью книжного магазина. Стараясь не обращать внимания, парень двинул к дому.
Привыкай, приятель, мысленно сказал Дин, подобное будет случаться часто. В идеале вообще не покидать квартиру, чтобы не нарваться на более странные и жуткие иллюзии.
В отличие от помутнения в комнате Сержио, районная обстановка выглядела привычной: без размытий, тумана или треска. Дин старался идти ровно, но в мозг периодически прилетала острая боль, как дубинкой подкашивающая ноги. Парень часто останавливался, и путь растянулся до вечности.
Навстречу шла и весело хихикала влюбленная парочка, но приметив Дина, они затихли и остановились. Девушка прошептала ухажеру: «Что с ним? Совсем плох», и мальчишка ответил: «Артаутец. Не парься. Падшие личности здесь не редкость. Не удивлюсь, если завтра его имя украсит заголовок новостей».
Последние слова прозвучали слишком громко и резанули Дина по ушам. Он подошел к прохожим, схватил наглеца за шиворот и с трудом выдавил:
– Я не… Я не… Мне просто плохо! Понимаешь?!
– Да-да. – Мальчишка покрутил пальцем у виска, чем рассмешил подругу.
– Не… Не смейтесь…
– А то что? В фанфик добавишь? Шарж нарисуешь? Или не то и не другое, а просто поноешь перед бумагой, бесконечно прокручивая сцену обиды, но с альтернативными вариантами? Вали, клоун, и не мешай прогулке нормальным слоям общества!
Грубиян оттолкнул Дина, и тот мешком упал на асфальт.
– Уходим.
– А…?
– Пусть валяется. Им полезен холод. Горячку собьет, и поползет обратно в нору к ущербным. Знаешь, они обожают кучковаться, сбиваться в группы и…, – его голос затихал по мере отдаления, но Вокс слышал чересчур отчетливо, как при зарождении звука из черепной коробки. –…Из всех видов творческих личностей – жалкие писарюжки, пожалуй, самые омерзительные! Ты представь! Целыми днями сидеть и выплескивать на бумагу больные фантазии. И ладно бы писали что-то интересное, полезное или, черт, глубокое в конце концов! Но нет! Они ориентируются на популярность определенных работ. К примеру, некая авторка сотворила откровенную порнографию с налетом романтики про союз женщины, попавшей после смерти в средние века, и уродливого гоблина. Казалось бы, кто будет читать чушь? Но сарафанное радио вещает на пять с плюсом, и барышню засыпают лайками, комментариями и, естественно, негативом. Но кому какая разница до злых языков, ничего непонимающих?! Что с плебеев взять?! – дальше и дальше, но громче и громче. – А потом из ниоткуда возникают вонючие пиявки, подсосы жанра с девизом: «Повторим!» И пишут, пишут дерьмо-кальку. А далее? Из пятидесяти, дай бог у двенадцати происходит прирост популярности, и к дюжине копирастов примыкает дополнительная, свежая кучка бездарностей и цикл перезапускается, как у змеи, жрущей собственный хвост. Бесконечность – не предел!
Голос затих.
На щеку Дина плюхнулась капля. Заморосил легкий дождь, но писатель не поднимался, лежал и переваривал речь незнакомца.
– И в чем он не прав? – согласился Вокс с пустым взглядом, устремленным в потемневшее небо. – Истина, но бывают и исключения – Я, наверно… Дурак! Рикки прямым текстом отозвался о твоем творчестве: «Писалось для похвалы». Не радикальное отличие от других авторов, а? И на выхлопе, ты – обратная сторона бездарной, потертой монеты. Никакое не исключение.
Дин сомкнул веки и попытался расслабиться под освежающей влагой. Дождь – комфортное и умиротворяющее явление для души во власти шторма.
В лоб стукнуло что-то ледяное. Парень потер место удара и посмотрел наверх. Тучи потеряли мягкость и пушистость, превратились в треснутое стекло, и сыпались на землю мелкой крошкой.
– Чую, сойду с ума я довольно быстро, – сказал Дин, и замолк.
От небосвода откололся кусок. Громадный, величиной с двадцатиэтажный дом, он впился в землю с тяжелым гулом, и напоминал величественное зеркало для безобразного божества. Но катаклизм не напугал Дина, бежать бессмысленно. Наяву ничего не происходит. С отреченной грустью, Вокс наблюдал за картиной Конца Света, за полетом гигантских осколков. И когда осела пыль, пропал малейший намек на шум, зритель обомлел. В бесконечно черной трещине неба, образовался голубой хрусталик, шастающий из стороны в сторону и по кругу. Дина осенило. Разлом – божественное око, тщетно выискивающее его. Человечишка мал для существа, чьи размеры не поддаются воображению. Глаз моргнул и потух. Стекла, с легкостью пушинок, плавно залатали небосвод, как по приказу вселенских часов.
Иллюзия завершилась.
Дин потер лицо холодными ладонями и устало пробубнил: «Наконец-то», поднялся и неторопливо зашагал дальше.
Чуть позже, ему снова встретились знакомые голубки, но, казалось, молодежь не узнает того, с кем ранее вступила в конфликт. Вполне вероятно, то были совершенно другие прохожие, но отравленный разум наложил на них маски обидчиков.
Почти у дома, Вокс наткнулся на дорожных рабочих, копошившихся в грязной яме под гневные крики прораба. Дин не задержался и ускорил шаг, новый конфликт ни к чему. Но стройка распространилась на весь район, и ругань, как и разбитый, перелопаченный тротуар, сопровождала писателя до дверей подъезда.
Он вставил ключ в дверь, дважды повернул, опустил ручку и задумался. А вдруг внутри еще хуже?
Но Дин устал и не горел желанием переживать. Он разулся, бросил куртку на пол, прошлепал к стулу и устроился на сиденье.
Крышка ноутбука открыта, техника работает, но Вокс помнил, как выключал ее перед уходом. Блэкки нажал на пуск? Робокот – способная кучка шестеренок и проводов.
– Не поспоришь, – успокоился Дин, и почувствовал теплое прикосновение сзади.
Чьи-то ладони опустились на плечи, и аккуратно помяли трапециевидную мышцу. Горячее дыхание полоснуло шею, и нежный голос прошептал: «Добро пожаловать».
Дина Вокса крутанули в кресле.
Перед ним, уперевшись в подлокотники, и одетая в широкую, белую футболку, нависла рыженькая Джекси.
– Что ты… Делаешь у меня дома?!
– А? Где мне еще быть? – весело удивилась девушка.
– Не знаю, к примеру, у себя?
– Все верно.
– Я не…
– Дин, не заболел? – она приложила ладонь к его лбу.
Писатель аккуратно отодвинул Джекси и выпрямился в полный рост. Осмотрел квартиру, ничего не изменилось. Блэкки «спит» на подзарядке. Дин в своей квартире, ошибки нет, но официантка?
Он помял виски, ожидая зрительного «глитча», помех, указывающих на нереалистичность происходящего. После уличного представления, действительность присутствия Джекси весьма сомнительна. Дин помахал рукой, надеясь нащупать невидимый проектор, проигрывающий иллюзию. Его необходимо разбить и выбраться отсюда, но пальцы хватали пустоту.
Джекси в недоумении наблюдала за шоу от сожителя. Устав от непонятных жестов, она схватила и насильно посадила его на диван.
– Ты явно заработался. Приляг, я сейчас.
Касания настоящие, рассуждал Дин, я чувствую давление, температуру тела и шелковистость кожи девчонки, но это невозможно. Плюс, ее поведение намекает, что мы давно живем вместе. Бред. Я знаком с ней от силы… Да нисколько! День? Нет, несколько минут!
Он подскочил к робокоту, мирно дремавшему в углу, и поднял ему веки. На визорах животного отображался процент зарядки и сегодняшняя дата, от которой Дин испытал удушье в горле.
– Какого черта? Как… Целый год?!
– Что за паника? – спросила, вышедшая с кухни Джекси.
– Числа у Блэкки. Сейчас… Я был у Сержио в…
– Нет, ты точно заболел, мистер.
– А?!
– Сержио посадили, – она с подозрением прикусила губу. – Кого навещал? Дейзи?
– А?!
– Шучу-шучу. Успокойся. Хотя, нервозность – повод засомневаться, но тебе повезло, что я доверчивая.
– Господи, пожалуйста, объясни, что происходит.
– За Фламски? Ну, кто-то написал донос за испорченную «Пышку», и его упекли моментально. Теперь, если захочешь найти «вдохновение», придется, – Джекси пошевелила пальцами обеих рук, и подвыла, как тоскливое привидение, – искать окольными и нелегальными путями. Их запретили. Ты помнишь труп в парке?
– Да, с татуировкой…
– Печатной машинки, угу. Бедный мальчишка. Ему Сержио и продал бракованную дуделку. Дозировка оказалась концентрированной, то есть достаточно затяжки в сутки, но покупатель не знал и принимал, как обычно. Ну чайничек и вскипел.
