Kitabı oku: «Моя ойкумена. Заметки. Дневники. Лирическая хроника», sayfa 4
Каменноугольная жертва
Моё шахтерское детство не отпускает. Вот опять ударило тяжёлым содроганием под самый дых, пришла взрывная волна из недр Шории, с берега Мрас-Су. Бунтуют против человека циклопические стройки, в августе прошлого года взбунтовался Енисей в створе Саян, нынче разом выдохнули метан угольные пласты в самой безопасной и крупной шахте Евразии. На моей родине – горькое горнорудное горе. Похоже, капитализм наш вынул последние соки из советской индустрии, и она, даже самая надёжная, начинает рваться по швам. 91 погибший среди горняков и спасателей, более сотни раненых и искалеченных, 300 с лишним километров подземных выработок искорёжено или повреждено.. Если был разрушен шахтный бетонный ствол вместе с копром, что же творилось под землёй?!
Я девять месяцев отработал горнорабочим в Киселёвске, после того как меня с треском уволили из «Шахтёрской правды» в 1985 году, я могу себе представить этот ад, пусть и не в полном объёме. Когда металл из рельс и швеллеров сворачивается в спираль в огненном вихре замкнутого пространства на глубине 300—400 метров, подобно перегретой бумаге. Когда воздух исчезает, превращаясь в ядовитую газовую смесь. Там ведь произошёл взрыв (второй), аналогичный вакуумной бомбе…
А вот детские воспоминанья, из новой неоконченной книги:
«Сегодня трудно себе представить насколько тихо могло быть в избе на окраине угольного города, в дебрях кривых улочек шахтёрских аулов (названных так, видимо, по аналогии с глинобитными трущобами Средней Азии). Звуки, особенно при наличии двойных рам, напрочь отсутствовали. Зимой дороги возле ближайших домов были вовсе не проезжими для колёсного транспорта. Источником звука при безветрии мог быть вой канатов на копре в колёсах шахтного подъёмника или свистки маневровых паровозов на погрузке угля…
Было ещё одно повторяющееся нечто, нарушавшее тишину в нашем доме по улице Циолковского, 16 – содрогание земли. Я с самых младых ногтей постоянно, как и все окрестные жители, испытывал на себе волны тектонических ударов. Мы ежедневно находились в зоне небольших землетрясений силой 1—2 балла, в шкафах и сервантах звенела посуда, покачивалась люстра, подрагивал под ногами пол, тело чувствовало, как после тяжёлого уханья, в недрах под твоими ногами постепенно затухает болезненная судорога. Как только я научился задавать вопросы, мне объяснили, что это подземные взрывы, что это в забое шахтёры рвут аммонит, чтобы добраться до угля, того самого, которым мы зимой топим печь. Земля на такое обращение отзывалась глухим стоном, выбросами метана, провалами поверхности на месте подземных выработок, крушением шахтной кровли, авариями и кровавыми катастрофами. Шахтёрский город отдалился вместе с юностью, уже две жизни вместилось в эти почти полвека, но содрогание недр, после глухого удара взрывчатки, помню каждой клеткой своего тела… Пусть и на пять раз в моей физической оболочке за это время поменялись все молекулы. Видимо, файлы памяти запечатлены не в материи, а в духе, всё-таки в нём. Вот начал вспоминать, разматывать, рассматривать и картины одна за другой всплывают, всплывают как будто со дна…»
Моего одноклассника Вовку Кузнецова задавила рухнувшая кровля, ему ещё не было 25-ти, он два часа угасающим голосом говорил со спасателями, надеялся, что его вытащат.
При Советах я, проживший 20 лет в Прокопьевске, угольной столице, не помню такого количества жертв. Сегодня за каждый миллион тонн угля приносят кровавую гекатомбу шахтёрской жизни, говорят ещё совсем недавно, лет 10 назад такая жертва приносилась за 2 млн тонн.
В сущности, какая вам разница, господа!
Лисы на обочине
Днями возвращался из Абрашино по Караканскому бору.
Ровная после грейдера, вылизанная к победным дням щебёнка в многокилометровом тоннеле сосновых стволов. Жухлая, полёглая после снега трава вдоль обочин. Чёрные зеркала промоин у просек. Кочковатый, засыпанный рыжей хвоей брусничник. Грязные языки сугробов в овражках. Лес сумеречный, не очнувшийся, в каком-то похмельном полузабытьи.
Ехали не торопясь.
Первый раз даже остановились. У самой кромки бора, в двух шагах от дороги лежала лиса, точнее, то, что от неё осталось. Вытаяла из под снега, морда оскалена, хвост осыпался, жалкое зрелище. После за сорок вёрст лесной дороги видели ещё два таких рыжих подснежника. Я по прошлой осени обратил внимание: темнеет рано, едешь, а эти охотницы не раз и не два в свете фар дорогу перерыскивают. Бывало, что едва-едва не задевал бампером.
А, видать, по зиме не смогли кумушки увернуться от автомобиля на ледовой колее.
Посшибало.
Так и сдохли в кювете.
Метафора, мнится мне, богатая. Каждый волен искать свою аналогию с человеками.
А мораль проста: не стой под стрелой, не перебегай дорогу перед близко идущим транспортом, не заглядывай в галогенные глаза судьбы.
Под собою не чуя страны
Столичные журналисты как и кремлёвские постояльцы не представляют себе масштабы пространства, называемого Россией. Иногда просто диву даёшься степени центропупизма и элементарного невежества.
На сайте NEWSru.com сегодня появилось сообщение о том что по дороге от посёлка Северное к деревне Верх-Красноярка погибли подростки, старый «Москвич» перевернулся, упав на крышу в придорожную канаву с водой. Но поразил заголовок информации: «Под Новосибирском перевернулся „Москвич“ с подростками – семеро захлебнулись в придорожной канаве»
Если расстояние в пятьсот с лишним километров считается пригородом, то Питер и Саратов легко оказываются в окрестностях столицы наше родины. Северное находится у чёрта на куличках, там «Вritish Petroleum» качает нефть по три млн тонн в год, а нищета местных аборигенов никого не волнует, дороги уничтожены, пацаны на ржавом рыдване ехали пить своё пиво в честь дня рождения одного из них – семнадцатилетия…
Хам торжествующий
Есть такое стихотворение у покойного Толи Соколова – было опубликовано с «Сибирских огнях».
Когда это случилось? Когда он пришёл, выполз из машины с затонированными стёклами, почему воссел, «как хозяин неоглядной Родины своей»? Родину ту прежде было принято называть Россией. От неё остались крохи – по заповедным да по медвежьим углам, а большей частью она уже на небесах вместе с душами тех, кто составлял её цвет.
На моей памяти впервые невежество и пошлость нагло победили вкус, гармонию и мастерство тому 22 года как. Мы ехали с детьми на Иссык-Куль и из каждого ларька на любой остановке, и в автобусах по мере следования, и по прибытию на озеро из всех щелей лезли «белые розы» визгливого «Ласкового мая». Так начиналось всеобщее помрачение разума. А уже через несколько лет всем известные чистые источники захлестнул пенно-селевой поток халтуры, всезнайства, попсы, агрессивного дилетантства, интеллектуального жульничества и даже поставленного на коммерческие рельсы откровенного бреда.
Боже мой, какой Хворостовский, какой Свиридов, какая наука, какая поэзия! Академии разного пошиба плодились как грибы, перерегистрировать ПТУ в университет не составляло особого труда, в подвале нашей пятиэтажки, ровно под моей кроватью четырьмя этажами ниже чудаковатый Володя Пузаков зарегистрировал кооператив «Малахит», но через некоторое время разорился впрах и срочно переквалифицировался в пророка и литератора, превратившись в Мегрэ – автора «Анастасии» (дикое количество народа до сих пор оболванено его ахинеей, сколько их таких – леший знает). Академия Поэзии тоже не заставила себя ждать, её возглавил вхлам спившийся поэт, лет тридцать назад считавшийся достойным последователем традиции Павла Васильева, Бориса Корнилова, Дм. Кедрина. Но какова амбиция – сделать Золотую Рыбку русской поэзии служанкой на академических посылках!
И вот неделю назад OZON присылает мне книгу профессора Андрея Анатольевича Зализняка «Из заметок о любительской лингвистики». Тридцать лет пользуюсь его словарём (Грамматический словарь русского языка, более 100 тыс. слов), но не предполагал какого масштаба этот человек – ренессансного: и Бахтин, и Лотман, и Рыбаков, и Лихачёв в одном флаконе. Дело даже не в том, что профессор Зализняк изящно и с великолепным достоинством закрыл вопрос о Фоменко и Носовском, ответив уже на академическое хамство по отношению к Истории и Языку. Дело в той великой радости, что такие люди ещё есть, что ты живёшь с ними в одном времени, что при счастливых обстоятельствах с таким человеком можно даже встретиться лично. А нет, так в любой момент позволительно послушать его лекции в Ютубе.
Сейчас читаю его же «Слово о полку Игореве»: взгляд лингвиста. С юности стараюсь знакомиться со всем, что выходит о «Слове», однако это одна из лучших книг, тяжеловата для неспециалиста, но вполне доступна при терпеливом чтении. После Зализняка только патологический упрямец может отвергать древность и подлинность этого шедевра. Хотя с явлением гения, жившего 8 веков назад и писавшего на русском, языке готовы смириться далеко не все.
Не буди лихо
Есть много, друг Горацио, на свете…
С раннего детства запала странность: нередко фразу, которую мама только что произнесла, я за секунду то этого слышал у себя в черепной коробке – слышал заранее. Или другое, подобное – нежданно-негаданно случающееся событие, я иногда предчувствую, предугадываю за некие доли секунды до него и потому бываю к нему готов.
Как-то по молодости, в дурацком азарте раз двадцать подряд под аплодисменты всей вечеринки выкликивал верное слово в игре «орёл-решка», противник проиграл кучу денег, но я всё свёл к шутке и затребовал ящик дорогого шампанского. Тем и утешились.
На бытовом уровне до сей поры это проявляется в общении с друзьями и близкими, особенно в последнее десятилетие глобальной коммуникации уже привычно слышу в трубке: «Ой, привет, а я сейчас о тебе думал (а)». Причём абонент может находится где угодно: в Барнауле, Кызыле, Москве, Красноярске, Мюнхене, Лондоне – не важно. Важно то, что нить любви и дружбы, связывающая людей, существует и мы мгновенно слышим друг друга и без помощи электромагнитных волн.
Саша Грановский, врач и писатель, прислал из Крыма на эту тему часть переписки Марка Комиссарова и Михаила Эпштейна почти десятилетней давности «О прямой передаче мыслей на расстоянии».
Я залез, посмотрел кто таков Марк. Он за эти годы развернулся вовсю, проводит тренинги в Америке и в России, учит людей телепатии и ясновидению, учит слепых прямому видению, даже неподалёку в Барнауле есть у него филиал, можно за 8000 руб. пройти пять семинаров двухчасовых и обрести некие способности.
Вот только сделает ли информационное видение людей ангелами?
Или сие приведёт к ещё большему разделению, возвышению одних и порабощению и унижению других…
Житийная литература изобилует примерами ясного видения монахов, юродивых, святых подвижников. А мы стремимся получить эти дары через чёрный ход, как пилюлю выпить. Однако бесы тоже обладают паранормальными способностями. Содрогание охватывает, как только представлю, что те выродки, что душили старух в Подмосковье, обладают ещё и информационным видением по Комиссарову. Прекрасный мир, Марк!
Не буди лихо, «что и не снилось нашим мудрецам».
Скамьюнити
Нет большей радости, чем радость от вещи, изготовленной своими руками.
Вот нашёл старую табуретку и довольно крепкую доску, смастерил скамейку для бани, два часа работы рубанком, пилой, электродрелью, шуруповёртом – и ты вполне счастлив.
Самое поразительное, что эта вещь, пусть и неказистая, не обладающая высокими художественными достоинствами, тем не менее, не только функциональна (т.е. полезна), но и долговечна. Вещь эта может служить и нести в себе память о своём изготовителе, авторский код, часто гораздо дольше, чем существует стихотворение или живописный этюд. Работа за компьютером изнуряет психику, ведёт к неврозам, срывам, депрессиям, а так называемый «хэнд мэйк», ручные поделки гармонизируют сознание, привносят мир и смысл в существование.
В чём тут дело?
Может быть в том, что нельзя работать на умножение иллюзии, увеличивая ложь и отягощая свою душу бесполезными и бессмысленными деяниями, проще и честнее хоть немного изменить в лучшую сторону материальный мир: собрать мусор на пляже, выкосить бурьян, смастерить скамейку, на худой конец.
«…Как-то спросил одного из псковских резчиков по дереву, взмахом руки вырезающего круг, почему бы для этого скучного дела не завести машинку. Он хмыкнул и ушёл, оставив меня с сигаретой и кофе. Вернулся минут через пятнадцать с полудюжиной досок – на каждой вырезанный круг – и попросил выбрать те, что нравятся. Я ткнул пальцем в три из них. Он ещё раз хмыкнул – все три были ручной вырезки и была в них, в отличие от машинных, лёгкая, едва уловимая неправильность, делавшая их живыми и тёплыми. А уж когда своими руками» (Ст. Золотцев).
Ответ-мэйл
Дела мои хороши – заканчиваю с летними номерами «СО», с финансовыми делами по журналу, готовлюсь к отпуску и к свадьбе дочери, которая состоится 3-го июля сего года в г. Н-ске – в районе Академгородка и Бердска.
Приглашён в международную экспедицию Алтай-Монголия-Байкал, начало 28-го июля. До этого времени должен написать статью о поэзии Кублановского и очерк в один престижный журнал о прошлогоднем путешествии на плато Укок, я ещё в прошлом году начал, но всё это разрастается в книгу с разными ответвлениями, а здесь надо сдать конкретно до конца июля лист.
Стихи не пишутся. И как выяснилось – у многих приличных людей. Яма какая-то.
С грустью думаю, что поэзия выдавливается из этого мира в иные сферы. Однако надеюсь, что это временно.
Мир стал уже, примитивнее, ничтожнее. Поэзия в истории человечества никогда не была на обочине, народная песня, историческая песня, сказ, былина, не говоря уже об эпосе, во все века составляли основу бытия народа. В империях, начиная с Римской и вплоть до Российской, великая поэзия составляла духовную основу государственной конструкции вне зависимости отношений с властью (Вергилий-Овидий). И только в постмодернистском мире прежнюю систему ценностей отвергли. Да здравствуют ход-доги! Даже великого кулинарного поэта Похлёбкина в Подольске задушили и замучили до смерти.
Время подонков! Время серости. И в политике тоже.
Очерк о Емельяне Ярославском в «Сибирских огнях»
Несомненно вызовет разноречивые отклики…
Здесь публикуется первая часть большой работы Сергея ШРАМКО о Емельяне Ярославском «Красный Торквемада». Этот бес, погромщик Церкви и личность, причастная к террору коллективизации в Сибири и Казахстане, некоторое время считался основателем нашего журнала и даже его первым главным редактором. Слава Богу, работа Шрамко бесповоротно доказывает, что это не так. Первым редактором был Феоктист Алексеевич Березовский. Березовский Ф. А. родился в Омске. Отец – солдат, погиб на Русско-турецкой войне 1877—1878. Феоктист был рабочим на фабрике, в типографии, руководил церковным хором; с 1904 был членом социал-демократической партии, тогда же начал революционную деятельность; партработник в Сибири, где в 1922 принял участие в учреждении журнала «Сибирские огни». С 1924 года переехал в Москву и до смерти в 1952 году занимался литературной работой, писал прозу и публицистику.
Кстати его внук Николай Березовский тоже писатель, живёт в Омске и является уже долгие годы автором нашего журнала.
Заблуждение или плагиат?
Друзья прислали ссылки (говорят есть и другие), где авторство знаменитой стихотворной миниатюры
Зелёный Змий – как аэростат:
ему голову отрубят
у него три вырастат.
вдруг приписывается Артёму Троицкому3.
В 1988—1989 гг. я являлся составителем сборника «Гнездо поэтов» и могу засвидетельствовать, тому есть и печатные подтверждения, стиш этот принадлежит Ивану Афанасьевичу Овчинникову4, поэту, участнику этого сборника, 1939 года рождения, слава Богу живому и до сих пор работающему в фольклорном ансамбле Асанова в Новосибирске. Он же, Иван Афанасьевич, родил и еще несколько шедевров, которые давно ушли в народ. Вот они:
* * *
Светает. Люська, уходи!
* * *
Пляши, пляши Плисецкая,
Всё стерпит власть советская.
* * *
Слеплю я снежную бабу
И поставлю её под луной,
У товарищей – по три, по четыре бабы,
А у меня ни одной
Есть ещё несколько столь же коротких, но лиричных.
Ну, и конечно его бессмертный Зелёный Змий, увы-увы, часто прилетающий к русскому мужику.
Пофестивалил
Возвращаясь из своего имения в Абрашино наблюдал такую картину.
Паромная переправа из Усть-Каменеки в Ордынку, на причале у самого бетонного края стоит одетый в джинсовый костюм парень, наскрозь мокрёхонек, с него ручьями льётся вода, он, не обращая на это внимания, задумчиво, в каком-то оцепенении смотрит в глубину, а глубина у причальной стенки метров пять-шесть. Из под воды с бульком выходят пузыри, вокруг собирается любопытствующий народ. Я спрашиваю у женщин, торгующих тут же копчёным судаком и земляникой, мол, что стряслось.
– Да, – говорят, – пофестивалил, перед девками своими форсил, они наблюдали, а он разгонится на своём джипе и у самого края остановится, два раза всё обошлось, а на третий спрыгнул, не смог остановить вовремя…
Через некоторое время подогнали плавучий кран, два матроса нырнули, зацепили канат за колесо под водой и потихоньку-помаленьку вытащили новенькую тойоту «Прадо» на ближний пляж, я уплыл, а славная японская тачка так и торчала вверх колёсами на сибирском золотом песочке у кромки Караканского бора.
* * *
В Москве вот тоже пофестивалили Бессон с Никитой.
Кино показывали десять дней. А итог тоже какое-то недоумение и оторопь оставляет. Такое ощущение как будто Путин заказывал призёров: венесуэльца для того, чтобы сделать приятное для друга Уго, поляка, чтобы подкрепить наметившуюся любовь, после эпохи ненависти, чешку в качестве извинения за танки Пражской весны, ну, и остальное по мелочи, однако всё в копилочку. Всё одно к одному.
Политикой и вельможным послушанием это отдаёт, а не искусством.
День в Абрашино
Сегодня Иван-купала.
Была радуга над бором.
Перестилали с сыном пол в бане, потом баню топили. Не жарко, лёгким паром на сосновых дровах.
После вылил на себя пару вёдер из бочки – свеженькой, артезианской с глубины 12 метров из недр мраморной скалы, что начинается уже на трёх метровой глубине.
Холодна водица.
Хозяин ближней пилорамы Женя привез тёс для обшивки второго этажа, сложили в штабель, ах, как пахнет!
Завтра буду косить 20 соток газона, бензин для косилки ещё есть.
К выходным, даст Бог, пойдут маслята.
А вечером получил письмецо на ноутбук из Иркутска:
– …послал тебе по электронной почте повестушку Александра Кузьменкова5 «Красный хутухта» для «Сибогней». Хотел бы обратить твое внимание на этого интересного автора.
– Хорошо. И название нашинское святоотеческое. Обязательно посмотрим. Поклон Братску и великой арийской реке Ганга-Ра.
По горящей России
Я был неделю в отъезде, помогал сыну перегонять авто из Подмосковья в Энск со скарбом, накопившемся за три года его тамошней работы, Ровно трое суток от Москвы, 72 часа,
3600 км дороги через горящую на всём 250-вёрстном протяжении Рязань, через задымленную Ульяновскую область, через знойное Поволжье, Самару, Уфу, Челябинск с тяжелейшей забитой фурами уральской трассой, ну, и по Сибири (Курган, Ишим, Омск от которого 650 км до Новосибирска).
Дико устал.
Огромная страна имеет только две плохих дорожных переправы через Каменный Пояс, чудовищная нелепость этой ситуации и отвратительная бездарность правителей, поганцы газпромовского выплода! Трубы-то они скорее дорог кладут и на Запад и на Восток.
Китайцев бы наняли, если у самих не получается!
Через Караканский бор
В этот раз ехал к себе в усадьбу Абрашино через реликтовый сосновый бор – Каракан.
Когда ветрено и паром может не ходить, лучше ехать лесом (70 км щебёнки). Всего 170.
Более утомительно и пыльно, но зато надёжно.
В начале бора стоит древнее сибирское село Завьялово, говорят, что в нём останавливался цесаревич Николай на пути из Японии, но это легенда, он ехал через Томск на Тюмень. В Завьялово в позапрошлом году полностью отреставрировали старую XIX века церковь Покрова Богородицы, а в этом с удивлением увидел новое здание мужского Покровского монастыря, уже под крышу подвели, кирпич так и сияет, огромное, трёхэтажное. Чудеса. Монастырь основан-то лет 12 назад, а вон как разворачиваются иноки. Так, глядишь, будет здешний народ получать духовное окормление, уже заметил, женщина, продавшая мне козье молоко, право слово, очень похожа на послушницу – прямая, строгая, с седыми нитями, вылитая боярыня Морозова, и при этом одна воспитывает троих детей.
За селом в километре деревня Факел, выселки, бывшая коммуна «Факел революции», бывшее обиталище маргинальных и фанатичных «революционных» крестьян, они-то и пытались взорвать храм. Устоял.
На речке Каракан – платная переправа, стальной мост, купленный у военных, установили и вот уже лет 8 берут за проезд 20 рублей. Куда идут эти деньги – неизвестно, в сельскую администрацию, в карман предпринимателя, кто ведает. Думаю, за день тыщ десять натекает. Избушку-пропускник недавно сожгли с помощью коктейля Молотова, строят заново. Всё бы хорошо, в общем и не жалко, но если бы хоть малая часть этих мостовых денег направлялась на вывоз мусора, на очистку бора, если бы! а то по обочинам такое навалено. Ближайшие два шалаша из тёса, в прежнее время служившие укрытиями от дождя, по самый верх забиты пакетами, мешками и пластиковыми бутылками. Это, судя по всему волонтёры экологического движения постаскивали сюда человеческие отбросы из глубины леса, ну, так вывезите, а то ветром опять раздувает всё это дерьмо по хвойной подстилке и мхам.
Через км десять дорогу перегораживают четверо смуглых низкорослых брюнетов, машут, мол, стой, тормози. Я взял вправо. Из бора медленно выполз длинномер, гружённый отбракованной тонкой сосной, этак кубов сорок, не меньше. А сигналили мне, пригляделся, ба-а, бог ты мой, китайцы. Значит им Хабаровска и Читы уже мало, уже в наши заповедные леса лыжи навострили, плохо дело.
Ещё через тридцать км бора, после деревни Ерестной (где ещё в конце ХIХ века жил последний сибирский сказитель Леонтий Тупицын) вспугнул с дороги глухаря. Большая птица, слегка похожая на чёрного гуся, долго разбегалась и смогла взлететь только перед тем, как мы почти сравнялись, тяжело захлопала крыльями слева от капота и ушла в сосны. Видимо, клевала глухарка мелкие камешки для нужд пищеварения, а тут человечишко на своей вонючей железной колымаге…
Дальше пошли огромные проплешины, остатки плановых поджогов 2005 года, говорят, кого-то таки судят за это чудовищное и самоубийственное преступление, но как пить дать это не организаторы, а бомжи, получившие в зубы несколько бумажек на пропой и канистру с бензином.
У нас на каждом шагу горят и гибнут наши главные сокровища. Вся Россия – Химкинский лес.
