«И возвращается ветер…» kitabından alıntılar, sayfa 5
Есть качественная разница в поведении одного человека и человеческой толпы в крайней ситуации. Народ, нация, класс, партия или просто толпа - в экстремальной ситуации не могут пойти дальше определенной черты: инстинкт самосохранения оказывается сильнее. Они пожертвовать частью, надеясь спасти остальное, могут распасться на группки и так искать спасения. Это-то их и губит.
Быть одному - огромная ответственность. Прижатый к стенке, человек осознает: "Я - народ, я - нация, я - партия, я - класс, и ничего другого нет". Он не может пожертвовать своей частью, не может разделиться, распасться и все-таки жить. Отступать ему больше некуда, и инстинкт самосохранения толкает его на крайность - он предпочитает физическую смерть духовной.
И поразительная вещь - отстаивая свою целостность, он одновременно отстаивает свой народ, свой класс или партию.
Демократия - это не уютный дом, красивая машина и пособие по безработице, а прежде всего право бороться и воля к борьбе.
Много ли тебе нужно? Почему ты вечно недоволен, вечно ищешь лучшего и отравляешь себе те простые, бесценные моменты радости, которые всегда под рукой - только пожелай... Зачем человеку богатства, роскошные дворцы и вечная погоня за удовольствиями, когда простой бублик, купленный за пятак на вокзале, который ты будешь не торопясь жевать, идя по улице, драгоценней всего на свете.
Когда-нибудь у нас, думаю я, поставят памятник политическому анекдоту. Эта удивительная форма народного творчества нигде в мире не встречается, только в социалистических странах, где люди лишены информации, свободной печати и общественное мнение, запрещенное и репрессированное, находит свое выражение в этой необычной форме.
Только на кладбище обретают люди абсолютное равенство, и если вы хотите создать из своей страны гигантское кладбище, что ж, тогда записывайтесь в социалисты.
Помню, в Институте Сербского на экспертизе работали у нас санитарками бабки, простые деревенские бабки, почти все верующие, с крестиками тайком за пазухой. Жалели нас эти бабки, особенно тех, кого из лагеря привезли или из тюрьмы, тощих, заморенных. Тайком приносили поесть. <...> И вот эти-то бабки стучали на нас немилосердно. Каждую мелочь, каждое слово наше замечали и доносили сестрам, а те записывали в журнал. А спросишь их бывало: "Что ж вы так? Вы же ведь верующие!" -"Как же, - говорят, - работа у нас такая".
Может и Брежнев неплохой человек, только работа у него скверная - генеральным секретарем.
Десятки раз читаешь одну и ту же фразу, но никак не можешь ее понять. С огромными усилиями одолеваешь страницу, но только ты ее перевернул - уже ни звука не помнишь. Возвращайся назад, читай двадцать, тридцать раз одно и то же, не позволяй себе курить, пока не осилишь главу, не позволяй себе ни о чем думать, мечтать или отвлекаться, не позволяй себе даже сходить в туалет - для тебя нет ничего важнее на свете, чем выполнить то, что наметил на сегодняшний день. А если на завтра ты ничего не помнишь - бери и читай заново.
Из пермских лагерей отправляют в ссылку в Томскую область, а там известно, что: повал, болота, глухомань, закон - тайга, медведь - хозяин.
Я сам себе напоминал того джинна из сказок "Тысяча и одной ночи", которого посадили в бутылку, - и первые пять миллионов лет он клялся озолотить того, кто его освободит. А вторые пять миллионов лет - уничтожить того, кто его выпустит. Во всяком случае, чувства этого джинна были мне понятны.
Мы забываем, что большевики работали в условиях свободы для создания тирании, а не наоборот.
