Kitabı oku: «Родственник дьявола», sayfa 2
– Тогда подобные смерти прошли по всей России, – заговорил с собой Клаус. – По сути дела это была самая настоящая война воровского ордена с наглыми людьми. Эти люди, накачав свои бицепсы вдруг почувствовали себя хозяевами жизни, не понимая, что силой духа всегда можно одолеть любого безмозглого богатыря, не говоря уже о убойной силе «товарища Маузера». Пропускная способность на кладбищах в те времена ежедневно росла. «Дураки!» —сказал он. – Жить бы ещё, а они ударились в дурацкую философию силы, а не ума.
– С кем это ты здесь разговариваешь? – раздался в предбаннике голос Глеба.
Он вбежал с широко распростёртыми объятиями, а за ним вприпрыжку словно козлик бежала молодой щенок Юнг китайской породы коричневого окраса.
Зингер вздрогнул от неожиданности и встав с кресла обнял друга:
– Это анализы скорби вслух, о чём мы с тобой две недели назад тайно перекидывались у меня на свиданье, – сказал Клаус. – Я думаю, что смерти некоторых спортсменов мне аукнутся на свободе? Если я, конечно, останусь в этом городе. Думаю, мне нужно продавать квартиру и переселяться ближе к югу в тихий городок. И жить в этой квартире после смерти дочки и внучки мне будет очень кисло. Это ежедневный всплеск горьких воспоминаний и вынашивание планов мести. Подобные мысли меня самого до кладбища проводят.
– Глупости говоришь брат, – решительно одёрнул его Глеб. – Что за пессимистическое настроения в такой праздничный день? Сейчас мы с Юнгом приступим к его тонизированию, – и он, открыв холодильник, достал оттуда приготовленные закуски и большую бутылку коньяка. Рядом подпрыгивал к закускам Юнг.
– А Виктория твоя к нам присоединится? – обняв собачку спросил Клаус и дал ей незаметно бутерброд с сыром.
– Обязательно! И не только она, а ещё кое-кто?
ТАМ НЕ ВСЁ ЧИСТО
Они сидели втроём за столом, Глеб, Клаус и Виктория. Пили размеренно коньяк маленькими рюмочками, пока их компанию не пополнила женщина в чёрном, которую Клаус видел впервые. У неё было тёмного тона демисезонное пальто, чёрные гладкие волосы и лакированные туфли. Она поставила свою сумку на стол и достала оттуда литр коньяка, лимоны и две банки паюсной икры. Этот была Ольга о который битый час рассказывала Виктория Зингеру.
– Всё ребята, – скомандовала Ольга. – Меняем напёрстки на бокалы и переходим на другой рацион питания. Холодец долой из бани! «Если бы не её цепкий ястребиный, я бы сказал снайперский взгляд, она бы выглядела очаровательной и милой? – подумал Клаус. – А так это красивый и современный образ строгого руководителя в женском коллективе. Возможно, почтового отделения или ателье по пошиву одежды. Кого-то она мне напоминает из экранизированной сказки? Наверное, красивую ведьму?» – осенило его.
– Это моя подруга Оля, – представила Виктория гостью. – Она врач общей практики и была до этого замечательным хирургом. С такой женой Клаус вечно здоровым будешь! И душа, и тело будут молоды!
– Советским Союзом попахивает, – ухмыльнулся Зингер.
– Это почему такое недоброжелательство к моей персоне? – спросила Ольга.
– Не к вам, а к представлению Виктории, – поправил её Клаус. – В советские времена специалистов широкого профиля всегда так гордо представляла народу, (к примеру механизаторов, строителей или станочников, но никак не врачей). Они все поголовно были узкие специалисты. А сейчас как звучит: «врач общей практики», знать совсем в нашей российской медицине дела плохи, если пример стали брать с трактористов и комбайнёров. Не ошибусь если так этак лет через десять у нас в медицине появятся стоматологи – гинекологи.
– Вот сходите со мной в парную, тогда будете судить о моей квалификации врача, – сказала Ольга, – я много чего знаю в медицине, но скальпелем работаю отменно. А вчера департамент назначил меня главным врачом железнодорожной больницы.
– Должность ответственная, но, пожалуй, я не пойду с вами в парную, всё – таки скальпель это холодное оружие, – сразу отказался он. – Пару я сегодня с избытком принял, а вот коньячку с вами выпить не откажусь.
Она сняла с себя пальто, и перекинув его через спинку пустого кресла, произнесла:
– Месяц целый готовила себя к этой бане с вами, а вы сразу ретируетесь. Либо во мне, что-то не так, либо мужики совсем инертные стали. Тогда и у меня парная сегодня отменяется, – наигранно взгрустнула она и утонула в мягком кресле.
– Месяц назад, как и вчера я был человек никто, – сделал загадочные глаза Клаус.
– Ошибаешься брат, – прервал его Глеб, – Ольга давно с тобой заочно знакома. Она все наши семейные фотоальбомы просмотрела, где и твои портреты присутствуют. И твою семью она знала, как твою метрику.
– Я даже знаю, что вас сажали за преступления, которые вы не совершали, – удивила его Ольга. – Хотя первая судимость была законная, – тут же поправилась она.
– Правильнее выразиться, следствие не могло доказать содеянное, поэтому вешали на меня всех дохлых кошек, – внёс ясность Клаус. – Теперь они меня не возьмут на эту мякину. Умным стал!
– Неужели поумнел в неволе? – поддела его Виктория.
– Я всегда был умным! – гордо заявил он. – Но пришлось жизнь переосмыслить и досконально изучить уголовный кодекс. И в данный момент не желаю, чтобы за этим столом вели разговор обо мне. Давайте отвлечёмся ещё раз коньяком, – и он поднял свою рюмку.
Когда они выпили, женщины скрылись за дверями парилки, а мужчины остались сидеть вдвоём. Зингер вопрошающе смотрел на друга:
– Ну что ты Глеб скажешь нового, про смерть Ляли?
– Что говорил раньше, то подтверждаю и сейчас, – обжёг взглядом Глеб своего друга. – Я всё прояснил, только давай пока оставим эту тему на время. Сейчас матрёшки нам не дадут обстоятельно поговорить с тобой. А ты раскрой глаза шире, тебе Виктория женщину классную привела для знакомства. Будь с ней повнимательней? У неё покойный муж тоже был скиталец вроде тебя, но с чистым паспортом. За длинным рублём мотался по всему свету. На воровском лесоповале случайно придавило вековой сосной. Кстати, у неё брат тоже медик. Оставил ей квартиру со всем добром. Работает судовым врачом во Владике, там и проживает со своей семьёй. Лови момент? Могу тебе без вранья сказать, ты ей не приглянулся, она просто в тебя втюрилась, как увидела в альбоме. А теперь принимай решение, думаю от такой ягодки грех отказываться.
– Я уже отметил её фигуру и внешность, – сказал Клаус, – ничего барышня, но по повадкам настоящая старшина. Как бы она моим воспитанием не занялась.
– Это она рисуется, хочет подыграть тебе, изображая из себя отчаянную шедевру, – объяснил Глеб. – Наверное храбрую таблетку перед баней проглотила? А вообще-то Ольга очень милая и кроткая женщина, с умной головкой на плечах. Будет тебя опекать, кормить и одевать по высшему классу. Она даже не догадывается, что ты настоящий граф Монтекристо. Виктория тоже не знает о твоём кучерявом сейфе, а у меня рот на замке. Твой подпольный банк, я оберегал как цербер. Он хранится в «бетонном бутерброде», поэтому и целый до сей поры, как не вылупившее яйцо. Я к нему не притрагивался, а в каком состоянии находится расходный банк, тебе известно. Я после памятника и облагораживания могилы, из него взял только тысяча долларов на замену электропроводки в твоей машине.
– Не надо передо мной отчёт держать, – возмутился Клаус, – я тебе доверяю, как самому себе! Мой единственный и верный друг это ты! И если бы я в тебе разуверился, то на свою жизнь давно бы уже наплевал. Твоё внимание ко мне при казематном климате многого стоит!
– Допустим погода на зоне была установлена тобой, – заметил Глеб, – я всегда поражался, когда приезжал к тебе. Льготу на вес передачи и её срока мне условно вручили. Все литеры со мной были обходительны и доброжелательны! Отчего у меня на душе легко и спокойно становилось за тебя! А вот про досрочное освобождение они всегда уходили от разговора. Начальник твоего отряд хмурил брови и говорил, что эта прерогатива областного начальства.
– Глеб, они сами вылепили из меня авторитетный памятник, – объяснил Клаус. – По разговорам с некоторыми работники меня просто боялись. Ведь практически все, кто мне сделал бяку, сейчас кормят червей. А я и духом не ведаю, кто их отправил под землю. Ежу понятно, что я невольно стал центровой фигурой во время жестокой войны между ворами и бычьём, в которой воры в законе одержали оглушительную победу!
Когда женщины вышли из парной в простынях, как индианки в сари, за ними сразу нырнули мужчины. Они не стали поддавать пару и брать в руки веники. Глебу надо было всего-навсего выговориться. Они сели на полок, и Глеб начал ему рассказывать, как погибла внучка Клауса Ляля.
– Я тебе повторюсь, чтобы ты глупостей не наделал, но неделю назад я в полной мере убедился, что водитель Бунин виноват на сто процентов в гибели Ляли. Проводку на твоём мерседесе менял знатный автоэлектрик Витя Горелый. Он ознакомился с фронтом работы и мне сказал:
«Что любая машина в темноте без фар может быть участницей ДТП. А эти сто пятьдесят лошадей потенциально убийственный транспорт». Думал, если я однокрылый, значит руль не держал. Я ему, конечно, словесный противовес поставил и тут он давай мне рассказывать, что в конце декабря на исходе прошлого года менял проводку на таком же автомобиле одному важному челу. Меня тут и осенило, когда он назвал фамилию Бунин. Он заезжал тоже ко мне, но в начале января. Мои ребята дверцу ему ретушировали. Мы с ним душевно переговорили, и он мне в знак нашего знакомства подарил литр импортного коньяка и дал два килограмма копчённого осетра или белуги, – я в царской рыбе не разбираюсь. Тогда я не знал, что Ляля с Таней на кладбище покоятся. Я об их смерти вскоре узнал от сына одного клиента, который жил в твоём доме. Я вместе с ним поехал к тебе домой, деньги отвезти твоим девчонкам на прожитьё. Показываю ему на задёрнутые шторы в окнах при январском солнце. А мне сынишка клиента и говорит, что Лялю и её маму художницу похоронили второго января. Представляешь, что со мною было тогда?
– Представляю, но тебе Глеб Петрович, не машины нужно красить, а сказки рассказывать по телевизору в передаче «Спокойной ночи малыши», – не выдержал долгого предисловия Клаус. – Давай ближе к делу.
– Дело серьёзное, поэтому выслушай меня внимательно, – посоветовал Глеб, – а то косяков нарежешь и вновь на тюремную пайку попадёшь.
– Да не в этом дело, я просто уже задыхаюсь здесь от жары, – взмолился Клаус. – Давай перенесём эту тему на свежий воздух. А сейчас бежим отсюда.
– Нечего оттягивать разговор, – остановил друга Глеб, – Валентина Бунина отмазал его шурин, в прошлом начальник уголовного розыска или криминальной милиции, – как правильно называется не знаю? Он работал в Железнодорожного районе, фамилия Дмитрий Калина. Очень крученый мужик. Может приходилось сталкиваться?
– Нет, с ним меня судьба не сводила, это точно, – сказал Зингер. – Но о нём я наслышан, как о самом наглом чёрном риэлторе в погонах. Со мной сидел один пассажир с грустными глазами по кличке Садовник, специалист по изготовлению ключей. Спился мужик в конец, вот ему этот мент и устроил многострадальное тринадцатое число. За две тысячи баксов Калина переселил его из однокомнатной квартиры в товарищеское садовое общество, где тот, чтобы прокормиться лазил по чужим дачам, за что и попал на четыре года.
– Зачем он подписывал бумаги, совсем дурак? – вопрошающе посмотрел на друга Глеб.
– Это мы с тобой не знаем, что такое похмелье, а слабые, опустившиеся люди с глубокого бодуна любые бумаги подпишут и обратного хода уже ждать бесполезно. Ничего никому не докажешь и некому за этих бедняг заступится. Таковы наши законы. А вот если бы всех обманутых бедолаг заселяли по указу президента после кидалова в квартиру с законодателями, тогда бы не было подобных сделок. И вообще, я считаю, что несерьёзно, важные сделки доверять сомнительным конторам, этим должны заниматься государственные структуры. Но лично для меня это даже очень хорошо, что этот мент ко мне второй раз в разработку попал. Только я не понял, а почему он в прошлом мент? – спросил Клаус, – повесился или повысили. – Скорее повысился, – мотнул головой Глеб, – он создал год назад юридический центр с гильдией адвокатов и нотариусов в городе и огребает деньги лопатой. Имеет свой офис с хорошей рекламой и несколько небольших контор. Так вот в тот трагический день, – продолжил свой рассказ Глеб, – Бунин ехал под аркой без фар на бешеной скорости по левой стороне. Отчего и поцарапал изрядно свою машину. Гаишники и представители морга подъехали через час. Лялю погрузили и увезли, свидетелей наезда не пытались искать. Спустя пять дней, когда похоронили и дочку, и внучку дело закрыли, не делая никаких экспертиз. Я после рождественских каникул включив амбиции пришёл в городскую прокуратуру узнать насчёт судьбы виновного в гибели Ляли. А мне сказали, что в любом случае в возбуждении уголовного дела будет отказано ввиду того, что погибшая девочка сама виновата в своей гибели. К тому же у девочки нет родственников, которые могли бы подать иск в суд. Была одна мама, но она не пережила смерть дочери. И мне дали понять, что я никто и звать меня никак. И рекомендовали, чтобы я впредь больше их не отрывал от важных дел. По своим каналам я узнал, что на месте наезда не были сфотографированы следы протектора шин автомобиля. Отговорка у них тоже на это есть, оказывается все следы скрыла вьюга. Потом мне удалось ознакомиться с материалами СМЭ. В документах из морга неправильно указано число, одежду Ляли, цвет и длинна волос.
Глеб сделал паузу и достав сигарету закурил, посмотрев, как ему показалось в отрешённые глаза друга. На Самом деле Клаус в своей голове уже выстраивал план бескровной мести для виновника гибели его внучки и для тех, кто скрыл это преступление.
– Ты можешь в такое поверить, чтобы твоя внучка всегда одетая, как принцесса, пошла в музыкальную школу в спортивном костюме и обрезанных валенках? – спросил Глеб.
– Что за глупости ты несешь? – закашлялся от сигаретного дыма Клаус, и закурив сам, грустно произнёс:
– Лялю сестра как картинку одевала и валенки в нашем доме никем не признавались. Ещё моя покойная жена считала, что войлок является самой благоприятной средой для размножения моли. А дочка вообще была во всём модная и современная, даже свою экспозицию картин она назвала «новый стиль века».
– Вот и я о том же говорю в морге, а мне вешают лапшу на уши, что это просто техническая ошибка, какие иногда случаются у них. Тем более, я не поленился и наведывался в музыкальную школу. Мне преподаватель сказала, что на Ляле в тот день были надеты замшевые сапожки на липах. Короче скрыли преступление. Но ты можешь это дело возобновить. Ты дед и отец, тебе отказа не будет, но нервотрёпка тебя ждёт нескончаемая, потому что в машине, мне кажется, ехал на сиденье пассажира сам Калина. Либо он быстро приехал по звонку Бунина, а уж только через час подъехали сотрудники ГИБДД и морга. А ещё хочу тебе важную новость сказать, что Бунин живёт в вашем дворе, напротив тебя в ЭС – образном доме и тоже на восьмом этаже. Возможно, сталкивались с ним в былые времена. Он на сказочного колоба похож и носит чуб на голове, как у шляхтича. Раньше у него пельменная была в Заречье, а сейчас целая сеть точек общественного питания и небольшая гостиница.
Выслушав до конца Глеба, Клаус молча докурил сигарету и бросив окурок в литровую стеклянную банку, служившей пепельницей, сказал:
– Не знаю я таких. Я в своём подъезде мало кого знал, а в том доме полтысячи квартир. Но для меня твоя информация ценная! И ещё я решил не ходатайствовать в возбуждении уголовного дела и писать никуда не буду. Знаю, что бесполезно доказывать в нашем государстве правду. Для этого нужен автомат или сажать на трон господа бога. Я знаю, как наказать всех тварей. Крови не будет, но жизнь у них наступит «благоухающая», примерно, как в самом вонючем огородном туалете, а может, и морге. А сейчас пошли к дамам, надо решиться и обнять Ольгу. У меня тяга к ней появилась.
– Вот это совсем другой разговор, – одобрительно отнёсся к его затее Глеб, – всё-таки шесть лет на маринаде находился.
– Низко летаешь брат, – усмехнулся Клаус, – мне иногда братва присылала на свидание «сестёр милосердия». И жил я там порой как султан. А когда хозяин потерял связку важных ключей, включая и его личный домашний сейф фирмы Валберг, мне вообще лафа пришла. Мою квалификацию он достойно оценил и из его дома я вышел без конвоя. Он мне дал две тысячи рублей и три часа свободного хода по городу. Так что не удивляйся, что я тебе про это не говорил. Не буду же я кричать на общем свидании про такие льготы.
ЖЕНЩИНА МАГНИТ
Когда они вернулись в баню с улицы, на кресле, где до этого лежал Клаус, расположилась вытянув ноги Ольга. Посмотрев на мрачных друзей, она сказала Виктории:
– Тебе не кажется подруга, что наши мужчины пришли не с перекура, а с казни вашей домашней птицы? Лица у них как на похоронной процессии и руки трясутся.
– Я на позитиве, – улыбнулся Глеб, – а ты впёрлась, вытянув ноги в ложе Клауса вот он и загрустил. Вдвоём вам на нём не уместиться.
– Если так, я могу уступить ему эту детскую лежанку, – ответила она Глебу и привстала с кресла.
– Можете пользоваться им сколько хотите, – рассеяно заявил Клаус, – я более широкие спальные места предпочитаю.
– Ну наконец то ваш гость дал понять, что ночь проводить в этом кресле сегодня не намерен. А я уж думала он отходить ко сну собрался, если разложил кресло средь белого дня.
Он схватил бокал с томатным соком, залпом выпил его и будто осмелев после напитка, совсем по-дружески погладил Ольгу по плечу:
– Если вас милая Ольга интересует, где я намерен провести сегодня ночь? То могу, не заикаясь сказать, что вы очень милы и хорошо выточены. И я бы не отказался ночью это плечо, не только гладить, но и целовать, – и он, наклонившись чмокнул её в плечо. После чего её наигранная смелость пропала, и она загорелась, как свечка. Она приняла сидячую позу и взяв бутылку со стола наполнив коньяком рюмки, тихо произнесла на ухо Виктории:
– Я так и думала, если он по своей специфической деятельности незаметно входит в чужие дома, то в моём сердце он калитку открыл без стука и скрипа. Он меня уже сразил!
Но как бы она тихо не шептала, всё равно и Глеб, и Клаус слышали её голос.
– Если рюмки налиты их надо опустошить, – присел на пуфик Клаус. – А свою специфическую деятельность Ольга, как вы соизволили выразиться, я в ближайшее время узаконю и буду работать только по вызову и заказам.
Она оторвалась от уха Виктории и изобразив недоумённое лицо внимательно посмотрела на Клауса:
– Я понимаю, что можно без труда создать частную контору, по изготовлению ключей и ремонту разной бытовой техники. А как вы в своём уставе будете обозначать открытие женских калиток?
– Если вы мне сегодня понравитесь, то другие калитки мне вряд ли понадобятся.
Она моментально зарделась и тут же не дожидаясь никого выпила свою рюмку. Через пять минут Ольга с Клаусом зашли в парную, а когда вышли из неё, то супругов Захаровых в бане уже не было, а на большом диване лежало чистое постельное бельё. Выходка Глеба и Виктории смутила его. Оставив его наедине с этой женщиной, они заставили душу Клауса изрядно пропотеть.
«Язык – это такое помело, которое зачастую не дружит с головой, – подумал он. – По сути дела у меня не было опыта общения с незнакомыми женщинами, кроме „сестёр милосердия“ в комнате свиданий. Но там совсем другой антураж меня окружал, и они сами заботились о моём душевном и внешнем комфорте. А здесь красивая и интеллигентная женщина, к тому же медик, да она меня безжалостно испепелит сейчас всего».
Она словно прочитав его мысли, бесшумно ступая по полу, подошла к нему сзади и прислонившись своей щекой к обнажённому телу, произнесла:
– Не думаю, что ты маскируешь своё истинное поведение? Я же про тебя, считай всё знаю. Ты по жизни такой мягкий и скромный, как сдобная булочка которую с нетерпением хочется скушать. Мне про тебя Захаровы все уши прожужжали, какой ты положительный и сильный. Так что диван будешь раскладывать ты, а я буду застилать постель.
Он развернулся к ней передом и запустив свою руку в её смоляные и немного влажные от пара волосы, начал ближе изучать её лицо:
«Темноволосая, изумительно красивая внешность с греческим профилем, большими цыганскими глазами, и сладким ртом».
Ему никак не верилось, что эта красота для него уже легко доступна! Мысленно он начал благодарить Глеба и Викторию, что его свободу украсили таким необыкновенным шедевром.
– Нравлюсь? – спросила она.
Он не ответил Ольге, а только прижал её голову к своей груди. Она отстранилась от него и подойдя к окну, закрыла жалюзи:
– Трудный момент для тебя миновал Клаус, – сказала она. – А сейчас спрячь свою робость и разбери, пожалуйста, диван. Если рыцарства не чувствуешь в себе, то выпей ещё коньяку, он тебе вреда не причинит. Поверь врачу?
– Грандиозно! – сдался он и подошёл к столу.
Обведя стол обширным взглядом, он взял себе бутерброд с икрой и налил в рюмку коньяк, который через секунду оказался у него внутри. Только после этого он разобрал диван и вернулся вновь к столу, приканчивать остатки живительного напитка. Он не смотрел на неё, но ощущал запах нового постельного белья и его нежный шум. Когда взглянул в её сторону, Ольга была уже в постели и гладила пустую подушку, предназначенную для Клауса:
– Гаси свет и иди ко мне? – заманчиво улыбалась она, приглашая его к себе под одеяло.
Он беспрекословно словно загипнотизированный выполнил её просьбу и не заметил, как оказался вместе с ней под тёплым одеялом и беззвучном диване. В темноте она внезапно впилась в его губы, после чего, купаясь в ласках, этот диван для них обоих показался настоящим раем.
Они уснули глубокой ночью. Но полноценного сна у них не было. Раннее солнце ворвалось через редкие жалюзи и ударило им по глазам.
Первой встала Ольга и приготовив завтрак пошла заниматься собой в душевую кабину. Он, в это время окутавшись одеялом с головой размышлял что ей сказать, встав с постели: «Доброе утро» или «Привет дорогая». Первый вариант, ему показался приевшимся клише. Второй – скороспелым и неуместным для бани.
Услышав, что она освободила душевую кабинку, он скинул с себя одеяло. Подойдя сзади осторожно подняв её на руки, поцеловал в губы и произнёс:
– Ты мне подарила прекрасную ночь, а ночь нам подарила яркое утро. Жизнь великолепна, как и ты!
Она обвила его шею и лаская глазами, сказала:
– Странно слышать поэтические фразы от человека, который полжизни провёл за колючим барьером от цивилизации, – и она ответила на его поцелуй. После чего он поставил её на пол и популярно объяснил:
– В тюрьмах самые богатые библиотеки. Кто не желает превратиться в животное читают книги, и даже изучают их. Раньше тюремной романтикой считались игра на гитаре, знание блатного языка и жесты. А сейчас читаемый народ на зоне, редко щеголяет феней. В основном общаются между собой исключая ненормативную лексику, больше налегают на язык классиков. Жаргон же – это прерогатива необтёсанной молодёжи. Мало того, блатной язык влез беспардонно в телевизор. Слова колись, мочить, и другие, стали популярны даже у публичных людей.
Она закрыла ему рот ладонью и тихо произнесла:
– Ты очень интересный человек! Но эта тема не для сказочного утра, а для ненастного дня. Зачем нам напрягаться по телевизору и публичному люду? Давай лучше позавтракаем и поговорим о нас с тобой. А после спланируем проведение сегодняшнего дня. У меня выходной, а ты, как я понимаю полностью свободен. Но до завтрака ты должен блестеть, как алмаз «Орлов» из оружейной палаты! В душевой кабинке я припасла тебе все средства для гигиены. Это мой подарок тебе. Вчера я не стала при Захаровых вводить тебя в конфуз.
В этот момент из него фонтаном вылетели избытки чувств он прижал Ольгу к себе и покрыл короткими поцелуями её лицо. Затем склонив голову устремился в душ.
На скамейке лежал подарочный набор английского бренда Edwin Jagger, включающий в себя все необходимое для мужского утра и даже больше: станок с ручкой из хрома, помазок с ручкой из смолы цвета слоновой кости, хромированную чашу для взбивания мыльной пены, твердое мыло, набор пробников лосьона, различные крема до и после бритья, квасцовый камень и 5 лезвий Derby Extra. Такое внимание со стороны женщины, с которой познакомился вчера после полудня глубоко тронули его. Но главное достоинство Ольги, как хорошей хозяйки он оценил буквально полчаса назад. Встав с постели, она не побежала к зеркалу заниматься своим лицом, а тихо не стуча посудой взялась готовить для своего мужчины завтрак.
– Такая житейская привычка, как у Ольги, украсит любую женщину! – сказал он себе. – И не дай бог сойтись с толстой бабой, которая ходит по квартире в бархатном рваном халате и рекомендует мужу приготовить утреннее кушанье для неё и себя.
Он вдруг опомнился и радостно воскликнул:
– А что я это вдруг о толстушке подумал? У меня уже есть женщина и как это выглядит не странно, но за одну ночь я ей стал близким человеком. От этой богини на расстоянии веет счастьем и стартом к благодатному настрою жизни. Надо только не убить её чувство ко мне и всё, эта Ольга навеки моя!
Когда он полностью привёл себя в порядок, сел за уставленный лёгкими закусками стол. Ольга тоже была в полной готовности. В предбаннике стояла гробовая тишина.
Он силился быть разговорчивым с ней, но с чего начать беседу не знал. Состояние было такое будто ему память вместе с головой отрубили, а тело дрожало.
– Ты знаешь, штука какая, – дрожащим голосом произнёс он, – меня отчего-то пронизал холод. Парная остыла, надо было нам включить утром электрокамин.
– Это не холод, а нервы тебя оседлали, – сказала она и села рядом с ним. – Успокойся? – нежно погладила она его по голове. – Здесь никого кроме нас нет. Нам бояться некого. Мы с тобой давно взрослыми людьми стали, особенно ты, и нам после сегодняшней ночи нет необходимости вести разговоры о нормах морали. Мне было очень хорошо с тобой, а тебе?
Он обнял её за плечи и поцеловав в щёку взглянул в её терновые глаза, сказал:
– О такой ночи я и мечтать не мог. Ты мне подарила так много небесных ощущений, от которых у меня до сей поры идёт дрожь по всему телу. Теперь я понял, что знобит меня, конечно, не от холода, а от твоего волшебного магнетизма. Ты притягиваешь, внушаешь доверие. В тебе чувствуется внутренняя сила и красота души. Ты умна и обаятельна! Мне с тобой очень легко и интересно общаться. Ты понимаешь меня, а я тебя. А это уже немаловажный фактор для создания семьи. Могу без ошибки сказать, что ты замечательный врач! И вообще ты необыкновенная женщина! Я рад, что судьба свела меня с тобой. Хотя надо отдать должное Захаровым, это они меня с тобой свели.
– Приятно слышать, – задрожали её губы, но она не напряглась, подбирая важные слова для него, а спокойно продолжила: – Если желаешь и дальше ощущать такие небесные ощущения, то должен сделать для себя правильные выводы. Перед тобой открылась чудная возможность забыть про своё прошлое и устроить надёжно будущее!
Он укротил свою дрожь в теле и с благодарностью взглянув в её глаза, сказал:
– У меня не так было много в жизни женщин, чтобы вспоминать об их идеалах. Тебя познал, больше никого не хочу, ты для меня словно египетская царица Нефертити! Но тебе будет со мной не легко, – признался он ей. – Я человек свободолюбивый. У меня могут возникнуть командировки личного плана, не связанные с уголовным кодексом. С прошлым завязано окончательно. Я вчера заикнулся о том, что хочу иметь своё дело и это очень серьёзно! Я всё обдумал в неволе и навёл справки со знающими людьми как оформить все бумаги на бизнес.
– Спасибо милый, – уютно прижалась она к нему. – Я тебе в этом окажу посильную помощь и деньгами и по связям. У меня очень много своих людей повсюду, в том числе и в администрации города, которые без излишней волокиты зарегистрируют твой бизнес.
Он отстранил её от себя и поцеловал глаза:
– Сильно обременять тебя не буду, разве что только по регистрации фирмы. Адвоката найти, для оформления всех нужных бумаг мне труда особого не представляет. Материальные средства на создание своего дела я изыщу в плодоносящей земле. Разве только что поможешь мне ускориться с регистрацией конторы. И заживём мы с тобой не зная нужды.
– Да я вроде её и не испытываю, – сказала она. – Зарплату не большую платят медикам, но мне вполне хватает одной.
Он нежно отстранил её от себя и взяв двумя пальцами со стола лимонную дольку, протянул Ольге. Но она отвела его руку с лимоном и улыбаясь, сказала:
– Кушай сам эту кислятину. Он без разговоров засунул дольку в рот и мигом проглотив её, произнёс:
– Терпеть не могу слово «хватает» – это полумёртвый отголосок страны Советов, – его применяют очень стеснительные люди либо изощрённые лжецы. Для комфортной благодати это слово думаю надо заменить изобилием или пышностью. Думаю, так будет правильней!
– Ты не совсем прав, – поправила она его, – твоё изобилие и пышность предназначено для элиты, но никак не для простолюдинов и пенсионеров. Поэтому нуждающиеся и употребляют, как ты говоришь, «советское слово».
– Я ни в кой мере не хотел унизить малообеспеченный народ, но слово это мне не нравится, от него тянет убожеством и нуждой.
… Их идиллию прервал Глеб. Он вошёл без протеза, в стоптанных тапках и рваных шортах из джинсовой ткани. В руке у него была отвёртка. Посмотрев на собранный диван и мятое постельное бельё, весело сказал:
– Привет молодожёны! Надеюсь, не замёрзли ночью? Забыл вас вчера предупредить, что ветер всё тепло быстро высвистывает, если трубчатые электронагреватели отключены. А ветер ночью сердился и даже немного бушевал. Веток много с деревьев поломал по городу, сейчас по местному телевидению показывали. Надо было вам к автономии прибегнуть, электрокамин включить.
– Ничего Глеб мы обошлись без дополнительного тепла, – сказала Ольга. – Или ты думаешь мы совсем немощные и не умеем друг друга греть?
Глеб с любопытством посмотрел на неё и непонятно помотав головой, произнёс одно слово:
– Не понимаю? – и скрылся за дверями, где находилась парная и душевая кабина.
Когда он вернулся, сел с ними за стол, то увидал, что в одной бутылке остался недопитый коньяк. Он взял её в руку и выпил всё из горлышка, затем посмотрев на парочку, сказал:
– Вам предлагать не стал, знаю, что Клаус сейчас за руль будет садиться.
– Откуда ты знаешь, – удивилась Ольга, – он мне, к примеру об этом ничего не говорил.
