Kitabı oku: «Родственник дьявола», sayfa 3
– Логический ход мыслей, – положил он в рот дольку лимона. – Не на общественном же транспорте поедете платье свадебное покупать? И тот мужской подарок, что лежит в душевой кабине случайным людям, не дарят. Этот набор бешеных денег стоит. У своей Вики давно прошу такой, а она мне говорит не заслужил, – и он изобразил из пальцев дулю.
Умиротворённое настроение Клауса тут же сменилось удивлением, а Ольга заразительно засмеялась:
– Логика железная, но в загс мы пойдём не в свадебных нарядах, а купим себе богатый и красивый гардероб, – без колебаний ответила Ольга.
– Вот и я про тоже, – встал Глеб из-за стола и вновь удалился в парную.
Вернулся он с небольшим, но тяжёлым ящиком, сваренным из тугоплавкого металла, и поставил перед другом:
– Это остатки от денег, которые я выделял ежемесячно твоей дочке и внучки. Будем открывать или оставим на позже?
– Конечно открывай, – сдержанно произнёс Клаус.
Глеб отвёрткой открутил крышку и извлёк из ящика толстую дамскую сумочку и сберегательную книжку на предъявителя:
– Книжкой воспользоваться не пришлось. Я тебе уже говорил об этом. Живых денег хватило, а валюту я вообще не трогал.
Глеб двумя пальцами щёлкнул замочком на ридикюле и высыпал на стол пачки рублей и валюты:
– Думаю вам здесь вполне хватит на наряды для загса?
Лицо Клауса оставалось невозмутимым, а Ольга удивлённо приподняла брови и обведя любопытным взглядом двух друзей, произнесла:
– Вы тут считайте, а я пойду по женским делам схожу, да Виктории и девочкам скажу доброе утро.
Она быстро выскользнула в дверь, не дав ни слова сказать ни Глебу, ни Клаусу.
– Может не надо было при ней светить этот курок? – сказал Зингер. – Наши с тобой действия она может истолковать, как карманный парад. Мне этот выпендрёж, не по душе. Она женщина не меркантильная, очень мудрая и красивая! Жалко будет потерять такую голубку.
– Глеб взахлёб рассмеялся и подойдя к другу похлопал его по плечу:
– Значит по душе она тебе пришлась? Молодец Вика! Не зря она по тебе работала с Ольгой. Я тебе только одно скажу, что Ольга многим из городских отцов по нраву, но она знает смысл жизни и не терпит продажных людей. Что ты ей на расстоянии сердце подранил, мы об этом знали два месяца назад. А то, что её симпатии к тебе были не пустые об этом, я догадался, увидав набор для мужчин в кабинке. Этот набор стоит двадцать одна тысяча. Это я тебе информирую о её несуществующей меркантильности и существующей состоятельности. Думаю, ты сообразишь, что она не жадная, а самодостаточная дама. И она младше тебя на 16 лет, – почти девочка. А в сумочке сумма неизменная шестьдесят тысяч долларов и два с половиной миллиона в рублях. Второй свой тайник ты так замуровал, что его и с миноискателями не найдут. Я на него верстак слесарный поставил.
– Нет необходимости трогать пока его, – сказал Клаус. – Мне этих денег за глаза для старта хватит. А Ольга будет обязательно моей женщиной! Ей тридцать девять лет, она ещё рожать может.
– Я только приветствовать буду ваш союз, – сказал Глеб. – И Ольга будет рада, что сыграла важную роль в твоей судьбе.
Он одной рукой ловко закрутил шурупы на крышке ящика и поставив его вниз платяного шкафа, спросил:
– Машину твою выгонять или как!
– Как! – отрезал Клаус. – Разум и состояние мне подсказывает что сегодня я должен придерживаться к сухопутной программе. Если что сядем на извозчика.
Здраво мыслишь! – поднял вверх обрубок своей руки Глеб и покинул баню.
Сразу после него Ольга вернулась к Зингеру и села перед ним в кресло. Он в это время заканчивал подсчёт денег. Перетянув все пачки резинкой, он упаковал деньги в целлофановый пакет и протянул его Ольге:
– Положи себе в сумку? – сказал Клаус и выкинул старомодный ридикюль в давно остывший камин.
– А ты сходи в обмывочную и забери мой сюрприз? – командным голосом отдала она ему приказ, в котором явно угадывался юмор. – Отныне бриться будешь только дома.
– Есть! – приложил он ладонь к виску и засмеялся.
– Подарочный пакет висит на вешалке для полотенец, – послала она ему вслед.
БУДЕМ ЖИТЬ ВМЕСТЕ
– Так мы и не определились чем займёмся в этот свободный и солнечный день, – сказала она. – А вот судя по наличию у тебя денег, я на твоём месте занялась бы гардеробом.
– Я на всё согласен, за исключением церкви, кладбища и биржи труда. А обувь и пару костюмов надо справить, да и тебе что-нибудь купим на весну.
– Если ты отвергнул сегодня руль, то до торгового центра пройдёмся пешком, а оттуда такси возьмём, – сказала она.
Затем медленно встала, блеснув соблазнительно идеальной кожей своих зеркальных коленей, молча открыв сумку, спрятала деньги в своих вещах:
– Выходит ты мне отвёл роль коменданта покупок, – откровенно улыбнулась она. – Коль дензнаки лежат в моей сумке, изволь меня в магазинах слушаться? Положись во всём на мой творческий вкус.
– Я ещё ночью в постели сказал, что назначаю тебя министром финансов нашего будущего очага, – согласился он с ней. – Так что действуй, веди меня в самый дорогой салон, но запомни галстуков – бабочек я органически не перевариваю и не люблю язычки носовых платков выглядывающих из нагрудного кармана костюма. А на все остальные твои красивые телодвижения, которые меня будут радовать, ты будешь получать прекрасный ответ!
– Напрасно, я считаю, что будет очень гармонично смотреться одинаковых тонов галстук в паре с носовым платком, – сказала она.
– К этим аксессуарам ещё трусы добавить и надевать их поверх брюк, – съязвил он. – Носовой платок изобретён для индивидуальной гигиены и помахивать им нужно только при необходимости, и когда танцуешь русские хороводы. – Он пронзил её своими глазами и спросил: – Вот где твой платок? Наверняка на дне сумки лежит в мятом виде. И это правильно!
Ольга очарованно смотрела на него и облизнув губы, захлопала накрашенными ресницами:
– В русских хороводах я не участвую, – сказала она, – но знаю, что в этих танцах помахивают ширинкой, а не носовым платком, так назывались платки для головы. Но всё равно суждение у тебя интересное и думаю во многом правильное, – согласилась она с ним.
И с любопытством посмотрев на него, добавила:
– А на вид и не скажешь, что у тебя аналитическое мышление.
– Ты мне тоже вначале не показалась ангельской красоткой, – парировал он, – а позже пригляделся и понял, что ошибся. Твой нежный взгляд и рот в постоянной полуулыбке пленили меня.
– И кем же я предстала перед тобой при вчерашней встрече? – игриво спросила она.
Он помялся, потом сделав глубокомысленный вид, спросил:
– А не обидишься?
– Медикам запрещено обижаться иначе прогресса в лечении не будет, – вполне серьёзно ответила она.
– Ты мне показалась очень властной, покоряющей всё и вся. А если проще сказать, злой колдуньей из детства. Помнишь фильм Королевство кривых зеркал?
На этот раз её губы разомкнулись в полной улыбке, и она утвердительно кивнула ему головой.
– Там была Анидаг, в исполнении Вертинской, – он пристально вгляделся в неё. – Я очень много схожести нашёл между вами.
Она облегчённо выдохнула и произнесла:
– Очень удачное сравнение. Эта особа хоть и была злая колдунья, но согласись со мной что гадюка среди всех актеров блистала экстравагантностью. Так что обаятельный Клаус Зингер ты меня не обидел, а наградил достойным комплиментом.
Они два часа ходили по всем трём этажам торгового центра, где Клаус при помощи Ольги приобрёл себе весенний – летний гардероб вместе с импортным зонтом. А ей купил плащ от Армани и английский парфюм.
– Сейчас берём такси и едем ко мне, – сказал он ей спокойно, – правда там долго не ступала нога человека. Мы всё выгрузим в квартире и пойдём в ресторан или кафе, обмоем покупки. Я же должен показать тебе гнёздышко, где нам придётся с тобой проживать долго и счастливо.
Они прошли на боковую улицу торгового центра, где стояли такси, дожидаясь пассажиров. Около свободной машины она перегородила ему путь к водителю:
– Послушай дорогой, я знаю, что в твоей квартире нет ничего из ряда вон потрясающего. Давай маршрут изменим немного, – совсем чуточку, – добавила она. – Находясь в моей квартире, мы найдём всё то, что нам могут подать в ресторане. И время для посещения ресторанов, весьма неподходящее.
– Откуда ты знаешь про мою квартиру? – удивился он.
– Давай я тебе позже отвечу на твой вопрос.
Зингер показал водителю такси головой на зад машины. Тот, поняв его маячок, открыл багажник, куда они сложили все покупки. Через пятнадцать минут они стояли на площадке второго этажа, около её квартиры. Оказалось, они с Клаусом, были в соседях. Их дома находились на одной линии, рядом с поликлиникой, где до недавнего времени работала Ольга.
Она, нервничая рылась в сумке и не могла найти ключ.
– Боже мой, неужели я у Захаровых ключи оставила? – сожалела она. – Точно! – приложила она ладонь ко лбу. – Когда я утром доставала тебе мой сюрприз в обмывочной, выложила на туалетном столике их вместе с твоим подарком.
– Это не страшно, – поставил он покупки на площадку. – Если ключи у Глеба в бане, то они тебя там и будут ждать. А сейчас дай мне шариковую авторучку и подвинься?
Она достала ему авторучку, из которой он вынул стержень и загнал его в ручку – замок.
Каково её было удивление, когда через десять секунд он открыл перед ней дверь.
– Ну ничего себе? – изумилась она, – да для тебя видимо и стен не существует? Я знала, что ты ловкач, но не до такой же степени! Меня в магазине уверяли, что у этого замка имеются множество секретов, недоступных для воров.
– Воры бывают разные, – сказал он и забрав покупки с площадки зашёл в квартиру.
В нос ударил божественный запах бергамота, который он ни с чем перепутать не мог. Он обожал этот запах, так как давно употреблял чаи только с этим заморским фруктом из Бергамо. И до последней судимости пользовался туалетной водой именно с таким цитрусом.
Она закрыла за ним дверь и достала из прихожей совершенно новые мужские тапочки.
– Ого, да меня оказывается здесь ждали? – почти радостно заявил он.
Она сбросила с себя туфли и взяв его за руку провела по коридору в спальню.
Подведя его к книжному шкафу, ткнула пальцем в стекло:
– Узнаёшь? – спросила она.
На него смотрел его собственный портрет, написанный маслом его дочерью семь лет назад. Писала она его с фотографии, где он был запечатлен на яхте под названием «Виктория», принадлежавшей Глебу.
– Откуда? – ушёл он в ступор.
– Таня была моей пациенткой, – сказала она, – а перед Новым годом она сделала вызов врача на дом. Я пришла к ней впервые. Увидела картину, и она мне ужасно понравилась. Во-первых, я была удивлена, что ты стоял на борту судна моей подруги, на которой мне часто приходилось отдыхать. А во-вторых, ты мне понравился на фоне водного бассейна. И по звёздам на плечах я поняла, что ты не только папа Татьяны, но и человек с большой тюремной романтикой. Я не стала у дочери про тебя расспрашивать, надеясь справки навести о Зингере у Захаровых. Когда она провожала меня, то сняла картину со стены и завернула её в мешок из-под сахара. Я махала обеими руками, не хотела брать, всё-таки труд был немалый потрачен на эту красоту. Но она меня убедила, что фотография сохранилась и что отца изобразит на другом холсте ещё лучше. Вот так я с тобой впервые заочно познакомилась. Ну а дальше, ты сам должен догадаться, что стоило мне только про тебя заикнуться у Захаровых, так и пошли по банным дням интенсивные разговоры о тебе. Точнее сказать началось программирование, свободной и не старой женщины.
– Я бы сказал ослепительно красивой! – автоматом выпалил он, не отрываясь от своего портрета.
– Снимай плащ? – сказала она. – Сейчас ты повесишь собственноручно свой портрет, а я разберу твои покупки и развешу их в шкафу. Надеюсь, ты не сбежишь от меня сегодня? Скажешь липучка какая присосалась.
Он обнял её за плечи и поцеловав в щёку, словно завороженный произнёс:
– Будем жить вместе, но иногда мне поначалу придётся покидать тебя. У меня много непонятных вопросов возникло по смерти внучки. Без меня никто этого не решит. Да и дело я своё решил открыть. На это тоже времени много уйдёт.
Он снял плащ в спальне и передал в руки Ольге, а сам подвинул стул к стене, где выглядывала шляпка дюбеля, повесил картину.
– Не криво? – спросил он.
– Замечательно смотрится! – любовалась она портретом.
– Просто шедевр! С этого дня ты неформально прописан в моей квартире. Сейчас я немного разберусь с твоими покупками, – повторилась она, – и будем отмечать твоё новоселье!
После чего она скрылась из комнаты, не закрыв за собой дверь. Клаус в ожидании её прошёлся по комнате чтобы иметь хотя бы небольшое представление о её вкусах и привычках. Они у неё оказались телескопическими и разносторонними. Книжный шкаф был забит разной литературой от знаменитых классиков, до истрёпанных советских детективов. Много книг было на болгарском и английском языках и конечно подавляющее большинство это были медицинские книги и энциклопедии. Наверху лежали книги по творчеству хохломы. Для себя Клаус сделал вывод, что Ольга женщина с обширными интересами, прекрасно знавшая, что ей в жизни надо. И с её интеллектом мне будет интересно.
– Ну что нравится моя библиотека? – раздался позади её голос.
– Великолепная подборка книг! – изрёк он. – Только не пойму, а откуда болгарская литература? Даже самая толстая книга есть которые я читал «Табак» Димитра Димова.
– Мой отец болгарин, приходилось много жить и учится в Болгарии, но большую часть жизни я провела в России. И отчество моё правильно не Степановна, а Стефановна. А сейчас иди мой руки и садимся за стол.
Она сама проводила его в ванную и показала, где находятся его полотенца.
В ПРЯТКИ НЕ ИГРАЮ
Проснувшись рано утром, он не обнаружил рядом с собой Ольги. Приподнявшись с кровати и посмотрев на пол, увидел смотревшие на него мягкие домашние тапочки. Засунув в них свои ноги, он обошёл все комнаты, её нигде не было. На кухне стоял приготовленный завтрак и ключи от квартиры, лежавшие на записке:
Дорогой! Не удивляйся, ключи оказывается были в пальто. У меня сегодня первый рабочий день, значит нужно быть первой и на работе. Не стала нарушать твой сладкий сон, поэтому я тебя целую сейчас. Завтракай, – омлет разогрей в микроволновой печи. Не скучай.
Ольга.
– Не ужели меня судьба свела с ангелом? – сказал он и пошёл в ванную, там он посмотрелся в зеркало и добавил:
– А от посланницы бога придётся сейчас идти в преисподнюю к ментам. Не хочется, но надо. Если ношу адмиральский чин рецидивиста, то надо становиться на учёт. Законы у нас уродские, я за своё срок отсидел. В моём приговоре нет приписки, чтобы после суда я отмечался в сучьем питомнике и вел с участковым тары – бары на жизненные темы. Я всегда делал, то что хочу, а не то, что мне навязывают. В сталинские времена приговаривали к конкретному сроку и довесок давали в виде ссылки. В моей «присказке» чётко и ясно написано шесть лет и никаких подливов. Ментовские предписания – это не указ и не приговор, для меня. Буду проходить мимо городского биотуалета, продам эту бумажку за десять копеек. А если они желают отследить мою жизнь, то пускай отправляют на реабилитацию в комфортабельный пансионат на Чёрное море, а лучше в Майами и наблюдают там за мной из астрономического телескопа. А от диалогов с участковым проку мало. Я никогда свою душу ему изливать не буду. И то, что он мне посоветует я всё солью в унитаз. Отныне я свободный человек и никто не волен мне указывать по какой улице мне нужно ходить. Хотя пускай говорят, но если честно признаться, то мне наплевать на все их указания.
Он побрился, обмылся под душем и пошёл завтракать. Оделся по высшему классу во всё новое и снял с вешалки мужской зонт-трость Фултон Блэк. Покрутился у зеркала, одобрительно щёлкнул языком и сказал:
– Хороший гардероб часто сбивает с толку ментов. И они порой не понимают кто к ним пришёл, либо депутат, либо агент из ритуального бюро. Поэтому и разговаривают вначале осторожно. Потом, конечно, бока могут прилично намять, но только не мне. Я уже давно не тот молодняк, когда меня замесили за кларнет. Законы знаю лучше любого мента.
Он захлопнул за собой дверь и подумал:
«Надо же какое безрассудство, на один щелкунчик дверь закрывать. Пройдёт мимо такой же ухарь, как я, и почистит все денежные кубышки и золотые залежи
Квартира Ольги была на втором этаже, и не было надобности пользоваться лифтом. Он вышел на улицу, посмотрел на чистое небо и двинулся в сторону ненавистного отдела милиции.
– Пешком не хочу идти до них, – сказал он себе под нос. – Взять такси, значит показать им свои зубы, которые ослепят их до бешенства. Зачем дразнить петушков? Поеду я на автобусе.
…Перейдя дорогу он сел на нужный рейсовый автобус, который быстро его домчал до строгого здания. Напротив милиции стояло кладбище и двухэтажное здание ритуальных услуг. Кладбище давно уже не действовало, но его содержали в чистоте и порядке. Ещё в конце прошлого века эти два траурных объекта на законных основаниях взяли под свою опеку ребята с каменными лицами, жившие практически все рядом с кладбищем. Многие люди считали работников похоронного бюро за головорезов. На самом же деле они далеко были от криминала, а лица их закалились от ежедневных траурных маршей.
У Клауса возникла мысль зайти к ним и узнать в подробностях о похоронах дочери и внучки, но быстро отмёл эту тему. Не хотел он начинать своё расследование с кладбища, потому что большого света они не прольют на их смерти, а вот следственный комитет, придётся атаковать. «Собака там зарыта», – считал Зингер.
Он вошёл в здание милиции, где его встретила женщина капитан:
– Вы к кому гражданин? – спросила она голосом контральто.
– Я был в длительной командировке, необходимо встать на учёт, – ответил он и протянул свой паспорт.
Она записала его данные и с любопытством осмотрев модного франта, возвратила ему документ:
– Пройдите вправо по коридору, двенадцатый кабинет.
Он смело вошёл в двенадцатый кабинет, где сидело четыре офицера милиции, как он понял это были участковые.
Ему и представляться не пришлось, когда они увидели в дверях Зингера.
– Вот и Вездеход нас удостоил своей честью, – с издёвкой заявил хорошо ему знакомый участковый, капитан Лобанов. – Поди скучал там без нас. Если по душе тебе такое состояние, ты только скажи, и мы тебя опять спровадим на долгие года скучать по нам дальше.
Раздался хохот. Клаус открыл дверь и собравшись уходить, смело заявил:
– Тебя Лобанов мне бы век не видеть, поэтому я пойду.
Он уже переступил порог, но в кабинете наступила тишина.
– Проходи, садись, – указал он на стул Зингеру, – меня тебе не миновать. Теперь мы с тобой долго дружить будем. Под ручку ходить не будем, но по понедельникам будем встречаться здесь, а через день я к тебе буду заходить домой на чай. А если ты надумаешь в прятки со мной играть, то точно уйдёшь туда откуда пришёл. Мне это сделать, раз плюнуть.
Клаус прошёл к столу участкового и сел на стул.
Лобанов кивнул на Зингера своим коллегам и сказал:
– Смотрите каким грандом он к нам пришёл. Костюмчик и туфли точно за штуку баксов купил. – Затем он свой взгляд перевёл на Клауса и спросил: – Костюм на зоне, что ли купил?
– Давай, по существу, участковый, – улыбаясь сказал Зингер. – Я что пришёл сюда обсуждать свой гардероб и выслушивать твой идиотский юмор? Да пошёл ты сено косить для коз. Я как пришёл, так и уйду.
– Только меня никуда посылать не надо, – зло посмотрел на Клауса участковый, – и пугать меня тоже не надо. Будешь со мной в прятки играть, силком привезём тебя сюда и определим вначале на сутки, а потом уже ты поедешь сено косить. Думаю, скоро придёт следом за тобой определение Зулусского суда, который назначил тебе надзор.
Улыбка блуждала по лицу Клауса, он смотрел на упивающегося своей властью глупого участкового, наперёд зная, что он может противопоставить его словам. От чего он ноги подберёт под столом и втянет в себя, итак, не широкие плечи.
– В прятки я не играю ни с кем, – подал голос Клаус. – А с тобой и подавно не буду. И дружбы у меня с тобой никакой не будет. Такие друзья как ты, у меня половина жизни отгрызли не по закону.
Лобанов после его слов насторожился, но перебивать не стал, а только на листке бумаге написал крупными буквами «Надзор» и передал листок Зингеру. Тот и в руки его не взял, а спокойным голосом сказал:
– Нет и не будет никакого надзора. Я вышел без нарушений и никаких судебных бумаг не подписывал. А пришёл сюда чтобы предупредить, что я освободился и готов приступить к новой жизни. И не надо меня пока искать в своей квартире, там жить временно нельзя. Все коммуникации отключены.
Лицо у Лобанова изменилось и приняло совсем глупый вид. Он пытался сказать, но Клаус вышел за дверь и услышал в спину:
– Как так можно, чтобы рецидивист ушёл с зоны без хвоста?
И раздался вновь хохот, но на этот раз, по-видимому, смеялись участковые над Лобановым.
Походя мимо дежурной дамы в мундире, Зингер ей сказал:
– С вашим замечательным контральто в опере надо петь, а не с операми работать.
– А я и там пою, – гордо ответила она.
