«Камера обскура» kitabından alıntılar, sayfa 4
«А если я женат, – спросил Кречмар, – ты со мной больше не будешь встречаться?»
«Мне какое дело? Надувай ее, ей, должно быть, полезно».
Пламя этого поцелуя осталось при нем и вокруг него, будто смутный цветной ореол, в котором он вернулся домой и который он не мог оставить в передней, как шляпу.
Смерть, - говорил он [Горн] еще, - представляется мне просто дурной привычкой, которую природа теперь уже не может в себе искоренить.
Не все ли равно куда? – думал он. – Куда ни поезжай, от этой муки не избавишься.
Она так первые дни плакала, что прямо удивлялась, как это слезные железы не сякнут, – и знают ли физиологи, что человек может из своих глаз выпустить столько соленой воды?
Он любит жену по-настоящему, крепко и нежно, – и во всех вещах, кроме сокровенной, бессмысленной жажды обладания какими-то молоденькими красавицами, которых все равно никогда, никогда не коснешься.
«А вы довольны собой?» – спросил Горн с любопытством.
Дорианна усмехнулась: «Нет, настоящая актриса никода не бывает довольна».
Мать находила, что всякий труд, приносящий доход, честен.
Мать, еще довольно молодая, но рыхлая женщина, холодного и грубого нрава, с ладонью, всегда полной потенциальных оплеух, обычно ходила в тугом платочке, чтобы при работе не пылились волосы.
И так она хорошо смеялась, словно тихо переливалась через край.
