Ну неужели это не сон?! Подобная мысль впервые возникла у меня при чтении "Процесса" Кафки, возникла она и теперь, после набоковского "Приглашения на казнь".
Глубокомысленно воскликивая WTF?! на каждой второй странице, я обволакивался абсурдностью антиутопичного мира Набокова и понимал, что этот мир абсурден настолько же насколько и наш. Сделать человека изгоем только потому, что он не такой как все, посадить человека в тюрьму из-за нелепого обвинения, с жадным интересом наблюдать за его страданиями - все это картины и нашего с вами мира.
Язык набоковской прозы как всегда великолепен. Настолько ёмко, выпукло, сочно и объемно написана повесть, что картинка в телевизоре по сравнению ней кажется черно-белой. Прочитайте хотя бы сцену (не подумайте обо мне плохо!) минета.
Или когда ты, жмурясь, пожирала прыщущий персик и потом, кончив, но еще глотая, еще с полным ртом, канибалка, топырила пальцы, блуждал осоловелый взгляд, лоснились воспаленные губы, дрожал подбородок, весь в каплях мутного сока сползавших на оголенную грудь, между тем как приап, питавший тебя, внезапно поворачивался с судорожным проклятием, согнутой спиной ко мне, вошедшему в комнату некстати. "Марфиньке всякие фрукты полезны", -- с какой-то сладко-хлюпающей сыростью в горле говорила ты, собираясь вся в одну сырую, сладкую, проклятую складочку...
Опередив американскую киноиндустрию, Набоков рисует картины так часто встречаемые нами в голливудских фильмах.
Цинциннат стоял на цыпочках, держась маленькими, совсем белыми от напряжения руками за черные железные прутья, и половина его лица была в солнечную решетку, и левый ус золотился, и в зеркальных зрачках было по крохотной золотой клетке, а внизу, сзади, из слишком больших туфель приподнимались пятки.
Эта солнечная решетка шедевральна. Не знаю почему, но именно после этого эпизода я влюбился в эту книгу. Схожая сцена есть и в "Лолите". Там солнечные лучи лежали полосами на теле Гумберта, проникая сквозь жалюзи.
Помимо языка хочется сказать пару слов о ГГ. Возможно каждый образованный и культурный человек увидит в нем себя. Пошлость - это зло! Так кричит несчастный Цинцинат между строчками каждой страницы. Против пошлости боролся и сам Набоков. Вдобавок ко всему, он называл пошлость - самым труднопереводимым русским словом. Но вернемся к Цинцинату. Когда в детстве, непонимающие сверстники издевались над ним, он делал то, что чуть не заставило меня расплакаться.
Тогда Цинциннат брал себя в руки и, прижав к груди, относил в безопасное место.
Бывает ли у вас желание в момент наивысшей точки кипения бульона из ваших проблем, лечь где-нибудь в темноте, закрыть глаза и...?
...тяготела над ним такая ужасная, беспросветная тоска, что, не будь сзади сопящего, бодучего спутника, -- он бы тут же лег и умер.
Ну и самая гениальная фраза Цинцината:
...нет в мире ни одного человека, говорящего на моем языке; или короче: ни одного человека, говорящего; или еще короче: ни одного человека...
Зная русскую нелюбовь к хеппи-энду, я боялся дочитывать эту книгу. Я был уверен, что концовка мне известна (тем более подсказывал опыт "Процесса") и финал повести меня шокировал.
Набоков гениальный писатель. И о разных гранях его гениальности говорят многое. Я бы хотел напоследок привести несколько эпизодов, которые оказались как бы пророческими для современности.
Набоков - один из многих писателей, которые предсказали распространенный в социальных сетях мем о том, что люди делятся на два типа.
Есть, которые чинят карандаш к себе, будто картошку чистят, а есть, которые стругают от себя, как палку...
Ну а троллинг в этой повести представлен в наивысшей степени! Аж рыдать хочется; то ли от жалости к объекту троллинга, Цинцинату, то ли от жалости к троллящим, ибо Цинцинат нифига не троллится.
Из черной дыры в облаке мелких обломков вылез, с киркой в руке, весь осыпанный белым, весь извивающийся и шлепающийся, как толстая рыба в пыли, весь зыблющийся от смеха, м-сье Пьер, и, сразу за ним, -- но раком, толстозадый, с прорехой, из которой торчал клок серой ваты, без сюртука, тоже осыпанный всякой дрянью, тоже помирающий со смеху, Родриг Иванович, и, выкатившись из дыры, они оба сели на пол и уже без удержу затряслись, со всеми переходами от хо-хо-хо до кхи-кхи-кхи и обратно, с жалобными писками в интервалах взрывов, -- толкая друг друга, друг на друга валясь...
Ну а ГГ одарил их лишь pokerface-ом.
Любители трех А - абсурда, антиутопии, алогичности - смело беритесь за эту книгу и ломайте себе мозг.
«Приглашение на казнь» kitabının incelemeleri, sayfa 7