Kitabı oku: «В гостях у Папского Престола», sayfa 16

–Вот это да! – подумал я. – Получается, что мы будем ходить под женской пятой! А как же мужская гордость, храбрость, сила, выносливость? Ведь это девчонкам не под силу. Нет, такого не может быть никогда, потому что девчонки – это плачь, сопли, платья, побрякушки и так далее, то есть все то, что составляет женскую сущность. Ну вот как они смогут управлять миром? Где возьмут силы для этого? Ладно, поживем – увидим, – и я стал читать дальше.

Много страшных вещей открылось мне. Я читал и не мог поверить, что некоторые вещи могут произойти. Однако, когда я дошел до последней страницы, то долго не мог поверить тому, что написал монах. Я перечитывал несколко раз, но смысл ускользал от меня. Тогда я решил дословно переписать этот текст, надеясь, что он пригодится мне в дальнейшем. Он звучал так: «Построит человек на небе, на земле и в море города. Но память его сохранит, что с ним когда-то случилось. И он будет знать, что дальше с ним будет. Не станет бояться собственной смерти, ибо жить он будет несколько жизней. И он будет знать, что свет никогда не погаснет».

Так постепенно я впитывал в себя человеческую мудрость и знания, которые расширяли мое видение мира и толкали на познание всего нового. Плохо, что это приходилось делать тайно и держать при себе, так как поделиться и уточнить было не с кем. А это было достаточно тяжело – носить такой груз при себе, так как появилась куча вопросов, на которые мне бы хотелось получить ответы. Поэтому я постоянно был в напряжении, размышляя сам с собой, и в итоге пришел к выводу, что мне, очевидно, пора возвращаться домой. Я начал постепенно готовить почву для этого, тонко намекая на то, что уже нахожусь здесь достаточно долго и мне хватит тех знаний, которые уже приобрел. Мои «наставники» уходили от прямого ответа на мои пожелания, говоря о том, что скоро, вполне возможно, меня примет понтифик. Разумеется, у меня особой радости это не вызывало. Пока длился период неопределенности, я успел изучить весь город, познакомиться с местными студентами, которые любезно посвятили меня во все таинства ватиканской жизни, секретные городские тропы и подземные ходы, ведущие не только к женским монастырям и обителям. Оказалось, весь город был насыщен подземными тропами, через которые можно было попасть в любое здание. Я познакомился с некоторыми из них, приняв участие в студенческой «экскурсии» на пивоварню, которая закончилась грандиозной попойкой. Во время этого путешествия мне объяснили, как ориентироваться в многочисленных туннелях, чтобы не заблудиться. Оказалось, что кроме рукотворных подземных ходов встречаются тоннели, сделанные неизвестно кем и неизвестно когда. Многие из них ведут глубоко под землю, и определить их можно только по гладкости стен, которые были словно отполированы какой-то непонятной машиной. Ходить по ним категорически не рекомендовалось, так как можно было не вернуться обратно. По этим ходам понтифики не раз спасались бегством в период смуты или нападений.

Все это, конечно, было интересно, но мне очень сильно хотелось домой. И пока мои желания не совпадали с возможностями, я продолжал усердствовать в библиотеке, пытаясь найти что-то ещё более интересное после того, как я узнал столько нового. А оно было столь необычным, что я не представлял себе, что с ним сделать и как все это применить в жизни. Но, если мне все это давалось, значит, для чего-то оно было нужным? Поэтому, сделав небольшую передышку, я снова принялся за книги. Постепенно внутри меня стали происходить процессы, изменяющие мое мироощущение. Они стали более острыми и даже давали возможность при определенном усилии заглянуть за грань действительности. Это новое качество, с одной стороны, обрадовало меня, а с другой – насторожило. Все это проявилось довольно скоро.

В один из дней я находился в читальном зале и помогал библиотекарю расставлять книги на полках. Одновременно мы беседовали с ним о смысле бытия, как его понимают простые люди, философы и священнослужители. Разговор проходил достаточно интересно, и в отдельных моментах мы повышали голос, стараясь доказать друг другу свою правоту. Наш жаркий спор прервал скрип открывающейся входной двери, почтительно впустившей в зал понтифика в сопровождении нескольких человек. Мы замерли от неожиданности: я – с книгой в руках, а хранитель – с метелкой, которой он обмахивал пыль со стеллажей. Подойдя к нам, понтифик стал расспрашивать о том, сколько книг находится в данном хранилище, каким наукам они посвящены и где находится раздел по алхимии. При этом он продвигался вдоль зала, внимательно посматривая на меня. Мы с хранителем тихонько шли сзади, при этом последний давал четкие ответы на вопросы понтифика, доставая с полки и демонстрируя ему ту или иную книгу. Так мы прошли весь зал и остановились возле стены, на которой были наброски фрески «Дельфийская сивилла». Красивая молодая девушка, удобно расположившись на мраморной скамейке, пристально смотрела вдаль, держа в левой руке раскрытый свиток, в то время как ее правая рука лежала на коленях, словно приготовившись к каким-то действиям, понятным только ей одной. Весь вид ее говорил о том, что она готова сейчас произнести свое пророчество, но каким оно будет- никто не знает. Понтифик, подойдя к картине, на секунду задержался возле нее. Со стороны казалось, что сивилла поймала его своим взглядом и не хотела отпускать, словно предупреждая о чем-то, что должно сейчас произойти. По тому, как изменилось лицо понтифика, я понял, что сейчас что-то будет. Слишком внезапно тяжелая и липкая тишина опустилась на всех присутствующих. Я замер, сжимая в руках книгу, которую не решался положить на полку. Понтифик еще раз бросил взгляд на сивиллу и повернулся к ней спиной. Получилось так, что я оказался между ним и картиной, не зная, в какую сторону деться. В этот момент луч солнца упал на картину, мгновенно добавив ей красок. Глаза сивиллы сузились и стали пронзительными, в её правой руке что-то блеснуло, и в сторону понтифика стал выдвигаться тонкий и хищный стальной стилет. Казалось, еще мгновение – и он, подобравшись, вонзит свое жало в священную особу, которая, ничего не подозревая, стояла и негромко беседовала с окружающими. Я смотрел на все это, как завороженный, не зная, что предпринять. А стилет, замерев на мгновение, словно выбирая точку для смертельного удара, вдруг рванулся вперед, мелькнув перед моим лицом. И в этот момент во мне сработали мои навыки. Я бросился к понтифику и, вытянув руку с книгой, как щитом, прикрыл его спину, при этом оттолкнув понтифика в сторону. Клинок, пробив обложку книги, застрял в ней. Держа книгу двумя руками с застрявшим стилетом, я протолкнул ее обратно в сторону картины. Очевидно, тот, кто пытался сейчас организовать покушение, не ожидал такого маневра. За стеной что-то зашумело и упало, затем раздался шум, словно кто-то на цыпочках убегал с места преступления. Клинок так и остался торчать в книге, вытащить его из-за стены я не мог, так как мешала рукоять с той стороны. Понтифик, пролетев шага два и наткнувшись на ближайшую особу, недоуменно развернулся в мою сторону, собираясь, очевидно, высказать все, что он думает, но, увидев меня с тяжелой книгой в руках, из которой торчал стилет, замер на месте. В это время шокированные приближенные пришли в себя и, быстро окружив его, посвятили в курс дела, стремительно выводя из книжного зала. Я продолжал стоять, держа в руках тяжеленную толстую книгу, не зная, что делать. Пока я размышлял, что предпринять, в комнату ворвались швейцарцы во главе с капитаном. Пользуясь моментом, я сунул одному из них книгу и стал посвящять в курс дела его начальника. Первым делом мы обследовали картину, простучав стену. За ней в отдельных местах чувствовалась пустота. Затем капитан выскочил в соседнее помещение и стал тоже его обследовать. Как позднее оказалось, они нашли в панелях над полом замаскированный лаз, который вел к картине. Он был настолько узким, что сквозь него с трудом мог протиснуться худощавый человек. Картина служила инструментом наблюдения за всем тем, что происходило в зале. Когда там проходили заседания, спрятавшийся за стеной человек мог не только слушать, но и наблюдать. В правой руке сивиллы было проделано отверстие, которое прикрывалось куском холста, изображавшего материю. При необходимости оно свободно убиралось, открывая узкое отверстие в ладони руки. Вот почему покушавшийся использовал стальной стилет, который свободно входил туда, поскольку он рассчитывал нанести смертельный удар и, мгновенно спрятав стилет, скрыть все следы. Пока бы разбирались, что произошло, он мог бы спокойно уйти или присоединиться к присутствующим, снимая с себя все подозрения. Произошедшее с понтификом говорило о том, что в ближайшем его окружении были недоброжелатели, которые прямо или косвенно участвовали в организации этого злодеяния. Разбираться с этим было не моей задачей, пусть эту проблему решает капитан. Со своей стороны, я посчитал это знаком свыше, который говорил мне о том, что пора как можно быстрее уезжать домой. Пока происходила вся эта суматоха, я потихоньку выбрался из зала и отправился в свою комнату. Два дня в государственной жизни страны было затишье. Затем меня пригласили в приемную понтифика и от его имени поблагодарили за мои действия в том печальном инциденте. В благодарность мне вручили небольшую иконку «Николая Чудотворца» с кусочком его мощей. Отныне я мог пользоваться библиотекой по своему усмотрению почти без ограничений. По-другому стали ко мне относиться и гвардейцы, принимая почти как равного. Орудие покушения, вынутое из стены, оказалось клинком из знаменитого Толедо. Такие клинки из-за их гибкости продавали свернутыми в кольца. Как оказалось, в нем были полости, пропитанные ядом, и достаточно было просто царапины, чтобы человек ушел в мир иной. Все это смертельное орудие заканчивалось великолепной рукоятью с ажурными прорезными гардами, придававшими клинку легкость и изящность. Если рассматривать его при свете, то он как бы просвечивался весь из-за мелких раковин, разбросанных по всей длине и заполненных смертельным ядом. Он попадал туда при закалке стали, и в случае проникновения в тело этот процесс как бы повторялся. Горячая кровь захлестывала клинок, вымывая оттуда все, что там было спрятано, расплескивая отраву по всему телу. Хорошо, что я не схватил его голыми руками там, в библиотеке, а то неизвестно, чем бы всё закончилось. Вскоре клинок забрали, и он занял свое место где-то на полке в архиве.

Жизнь меж тем продолжалась, и все вошло в свое русло. Я морально был готов к отъезду, но нужен был повод, чтобы «надавить» на хозяев. По случаю какого-то важного события в Австрию отправлялся папский нунций с достаточно большой свитой. Узнав об этом, я сразу стал бегать по всем инстанциям, заявляя о своем желании войти в эту свиту с тем, чтобы потом уехать домой. И мои усилия не пропали даром. Вскоре мне было официально объявлено, что я включен в этот состав, а учитывая то, что здесь я проявил себя достаточно активно, мне разрешалось потом отбыть на родину. Моей радости не было предела. Я стал усиленно готовиться к отъезду, с трудом заставил вернуть мне мою старую одежду, доказав, что негоже ехать в официальной делегации в студенческой хламиде. Теперь она скромно расположилась на стуле, дожидаясь своего часа. Через неделю мне вернули саблю и два пистоля, предупредив, что завтра на рассвете состоится отъезд. В назначенное время я уже стоял возле ворот, где собирались отъезжающие. Лошади для меня не нашлось, поэтому пришлось ехать в возке вместе с сопровождающими. Сзади трусили пятеро конных, осуществлявших охрану миссии. Я с трудом выдержал первый этап пути и на ближайшей остановке приобрел себе верховую лошадь и всю амуницию. Теперь дорога пошла веселее. Я мог обогнать тянувшийся конный поезд, вырваться вперед на простор или пошалить в степи, пустив коня в галоп.

Глава YII

По Италии проехали достаточно быстро – сказывался статус посольства, а вот в Австрии начались проблемы. Страна переживала постоянные набеги турок. На пути то тут, то там виднелись развалины или дым от пожара уходил в небо, стараясь закрыть солнце. Стоял липкий запах гари и ужаса войны. Жители со своими пожитками метались то в одну, то в другую сторону, затрудняя движение отряда. Все ехавшие сразу притихли и почти перестали общаться между собой, нервно посматривая по сторонам. К вечеру мы удачно расположились в достаточно хорошо сохранившемся фольварке, хозяин которого за соответствующую плату пустил нас на ночлег. Следующая остановка намечалась в Вене.

На следующий день поздним утром, дождавшись, пока закончат завтрак церковные иерархи, мы отправились в путь. Слабый ветер чуть слышно дул в спину, как бы подталкивая нас вперед, расчищая перед нами пыльную дорогу. Солнышко, ненадолго выглядывая из-за туч, действовало расслабляюще на всех путешествующих. Все дышало миром и спокойствием. А впереди нас ждала Вена, о которой я много слышал и очень хотел увидеть. Отряд двигался достаточно уверенно, преодолевая версту за верстой. Все с нетерпением всматривались вдаль, стараясь увидеть желанные стены города. И вскоре это ожидание оправдало себя. На горизонте мелькнули едва различимые строения, которые были ничем иным, как нашей целью. Все подтянулись и ускорили движение. По мере приближения контуры стен и домов становились все яснее. И вот, наконец, перед нами появились главные ворота, которые были почему-то закрыты. Озадаченный этим обстоятельством, нунций приказал одному из свиты отправиться к воротам с флагом, который указывал на его высокий статус. Гонец поскакал вперед, а отряд медленно приближался к воротам. Подозревая что-то неладное, я стал осматриваться по сторонам. Оказалось, что слева и справа от меня на холмах стояли многочисленные белые палатки в виде шатров, возле которых крутились верховые и бегали какие-то люди с оружием. В это время гонец подъехал к воротам и начал переговоры со стражниками, которые находились в башне над главным входом. Переговоры затягивались, очевидно, не было на месте начальника караула или согласовывали с комендантом вопрос, что делать с нами. Все притихли в ожидании результата. И в этот момент из-за пригорка от палаток вырвался отряд конных, который резво рванул в нашу сторону. Нунций выглянул из окна своей кареты и в подзорную трубу стал рассматривать всадников, пытаясь определить, кто это такие. Свита завороженно следила за ним. И вдруг рука его дрогнула, подзорная труба выпала из рук, и он рухнул на сиденье произнеся тихим голосом «турки». Все, как по команде, повернулись в сторону ворот, однако те оставались закрытыми. Что делать? Куда бежать? Этот вопрос вошел в душу каждого, давая ему возможность осознать ужас сложившегося положения и принять решение о своем спасении. Понимая, что сейчас начнется паника и все бросятся в разные стороны, затруднив выход из ситуации, я крикнул: «Только вперед, к воротам!» – и стегнул лошадь стоявшей впереди коляски. Она, встав на дыбы, рванула вперед, а за ней, уже не раздумывая, и все остальные. Но эта небольшая пауза дала преимущество противнику, который был уже почти рядом. Можно было различить перекошенные от предвкушения крови бородатые лица, блеск стали ятаганов и наконечников длинных пик, выставленных вперед. Еще немного – и они нагонят нас, и тогда неизвестно что будет! Нужно как –то притормозить их. Но как? Охрана отряда первой оказалась впереди и галопом несется к воротам, поэтому рассчитывать на них не приходится. Нужно решаться на что-то самому. Но что можно придумать в такой ситуации? Я стал оглядываться по сторонам, но ничего в голову не приходило. А разъяренные лица все ближе. В это время первые повозки достигли ворот, и они стали медленно открываться таким образом, чтобы только одна из них могла проехать вовнутрь. Это еще больше усилило панику там, так как началась давка. Каждый пытался первым проскочить эти заветные метры.

И тут я обратил внимание на то, что участок дороги, ведущий к воротам, в одном месте значительно сужается, чтобы не допустить возможного прорыва врага. И я понял, что это мой единственный шанс что-то сделать, чтобы сдержать натиск врага. Развернув коня в сторону ворот, я пришпорил его и ринулся к узкому участку дороги. А за моей спиной уже слышался топот лошадей нападающих и хриплое дыхание всадников. Казалось, протяни руку – и они схватят меня, перекинут через лошадиный круп и увезут неизвестно куда. Я выжимал из своего коня все, что мог, и он, закусив удила, несся вперед.

Наконец, я проскочил то узкое место, которое было мне нужно. Удаляясь от него, я развернулся в седле и вытащил пистоли, взведя курки. Выждав, когда преследователи достигнут намеченной мною черты, я всадил первую пулю в летевшего впереди рыжего янычара, который кувырком полетел на землю. Второй выстрел достался всаднику, скакавшему сзади, но не ему лично, а его лошади, которая, перевернувшись через голову, распласталась среди дороги. Не успевшие среагировать янычары на ходу врезались в это временное препятствие и затормозили свое движение, тем самым дав возможность проскочить в ворота столпившимся повозкам. Пока они приводили себя в порядок, поднимая упавших в суматохе, я успел подскочить к воротам и буквально протиснуться сквозь закрывающуюся створку, оставив с носом нападающих. Запоздалый выстрел из пищали сбил с меня шапку, которая осталась лежать с той стороны ворот. Турки покрутились перед закрытым входом и, поругавшись во весь голос об ускользнувшем из их рук бакшише, постреляв для острастки по стенам, двинулись обратно не солоно хлебавши. Проехав вторые внутренние ворота, я приблизился к своим спутникам, расположившимся посередине площади у собора святого Стефана и оживленно обсуждающим происшедшее. Нунция среди них не было. Его повели в городской дворец на встречу с местным кардиналом. Нас всех разместили на постоялом дворе, предназначенном для негоциантов. Не скажу, что было удобно, но все же лучше, чем ночевать на улице. Мостовая перед домом была скользкой от регулярно выливаемых на нее нечистот. И вообще весь город был в грязи и сырости, так что ходить по нему было неприятно. Все это усугублялось еще и турецкой блокадой. Командующий турецкими войсками Кара-Мустафа дал султану Ибрагим-паше клятвенное обещание взять Вену в ближайшее время. Но, как я узнал позднее, свое обещание он не смог выполнить, был разбит и в знак особой милости по приказу султана был задушен шелковым шнурком. Наша миссия буквально чудом проскочила в город благодаря неразберихе, которая царила во вражеском стане. И к тому же, увидев наш конный поезд, турки решили захватить всех в плен, чтобы получить хороший выкуп. Поэтому они и не стали стрелять, иначе неизвестно, что было бы. Так что нам повезло. С питанием тоже было не очень: кусок какого-то каменного хлеба и похлебка из муки. Собачьего лая не было слышно, так как они были давно съедены. Настала очередь другой живности, которая периодически попадала внутрь городских стен. Изголодавшийся народ с вожделением смотрел на наших лошадей, и по всему было видно, что если мы здесь задержимся, то они долго не протянут. Поэтому я принял решение как можно быстрее выбраться из города. Вопрос стоял, как это сделать?

Два дня я провел на городских стенах, выискивая более безопасный путь, по которому можно было бы проскользнуть между вражескими рядами. Но все было тщетно. Плотным кольцом турецкие войска обложили стены города. Они даже стреляли из луков по птицам, которые летели в его сторону, чтобы не дать защитникам отведать свежего мяса. Продолжая изучать ситуацию, я вдруг заметил небольшие группы всадников, одетых примерно так же, как я, которые выделялись из общей массы. Это были крымские татары, которые тоже участвовали в блокаде. После этого у меня постепенно созрела мысль использовать это обстоятельство для того, чтобы выбраться из города. А что? Одежда у меня была такая же, татарский язык я знал хорошо, турецкий понимал достаточно сносно, так что можно было попробовать ночью проскочить через все препятствия. Этими мыслями я поделился с нунцием, на что он заметил, что если удастся проскользнуть незаметно, то я должен буду направиться в Польшу, чтобы передать послание польскому королю Яну Собескому и попросить его как можно скорее двинуть войска против турок. Два дня длилось совещение и готовилось послание польской короне. Наконец мне сообщили, что я могу приступить к выполнению своего плана и вручили запечатанный сургучом конверт с печатью епископа. Проверив оружие и насыпав в пороховницу сухого пороха, я был готов к действию. Единственным препятствием было отсутствие соответствующей моей одежде шапки, которая осталась за воротами. И я начал усиленно искать ее на рынке и небольших лавках, разбросанных по городу. Очевидно, о моей проблеме доложили епископу, так как однажды утром ко мне пришел от него монах и передал сверток. В нем оказалась чудесная татарская шапка, отороченная лисьим мехом. Ее можно было глубоко натянуть на голову, скрывая свое лицо, как это делают многие татарские конники. Теперь все было готово, осталось выбрать подходящую погоду. И она не заставила себя ждать. Буквально к вечеру небо затянуло тучами и пошел мелкий дождик, который гроздьями стал разбрасывать периодически налетающий ветер. Все, кроме часовых, попрятались от этой неуютной погоды. А мне было в самый раз. Одевшись и спрятав письмо под рубашку, я в сопровождении двух солдат подошел к тайной калитке. Прислушавшись, один из сопровождающих достал ключ и с небольшим усилием открыл замок. Скрипнув, дверь открылась, я выскользнул в темень и замер, прикрываясь едва заметной тенью от стены. Продвигаясь вдоль нее, я наткнулся на штурмовую лестницу, забытую турками и лежавшую поперек рва. Это было то, что мне надо, чтобы перебраться через него, иначе мне пришлось бы переплывать через ров, в который сбрасывали все нечистоты этого большого города. Как бы я тогда себя чувствовал, трудно сказать. Но приятного было бы мало. Выглянув из-за бруствера рва и не заметив ничего подозрительного, я потихоньку стал пробираться по намеченному маршруту в сторону ближайшего татарского отряда. Так, то замирая на мгновение, то стремительно продвигаясь вперед, я достиг первых палаток. Вокруг было безлюдно, даже часовые скрывались под навесом, периодически выглядывая оттуда, чтобы обозреть вверенный пост. Мне нужна была лошадь, без нее я не мог далеко уйти. Проскакивая между палаток, я искал коновязь с лошадьми. Долго тут задерживаться мне было нельзя. И я буквально чуть не подпрыгнул от радости, когда до меня донёсся специфический запах конского пота. Теперь у меня был ориентир, и я быстро пошел в нужную сторону. Лошади находились в лощине, сбившись в кучу. Охраны возле них не наблюдалось. Выждав немного, я медленно подкрался к ближайшей из них и осторожно отвязал уздечку, которой она была прикреплена к бревну. Лошадь была невысокой, пегой расцветки, именно такие обладают наибольшей выносливостью. Успокоив ее, я потихоньку отвязал вторую. Учитывая дальнее расстояние, которое мне придется преодолеть, я решил взять и запасного коня, как делают это татарские наездники. Поняв, что седел нигде нет, я вскочил на голый круп лошади и, держа узды второй, стал осторожно выбираться из лощины. Наверху я пришпорил коня и галопом пошел вперед считать дорожные версты. Намокшая одежда не согревала, а появившийся встречный ветер так и норовил обжечь замерзшее тело. Все изменилось, когда рассвело и выглянуло солнце. Одежда подсохла, и тело начало постепенно согреваться. Во время скачки, не останавливаясь, я перепрыгивал на запасную лошадь, чтобы дать первой отдохнуть. За все время я сделал всего лишь одну остановку, чтобы попить воды в кринице, напоить лошадей да заменить намокший в пистолях порох. И сделал это очень кстати. Не успел я подняться наверх из низины, где находилась криница, как нос к носу столкнулся с тремя турками, которые спускались к воде. Я не хотел загрязнять смертельной битвой чистый источник и, пришпорив лошадь, направил ее в сторону от турок, показывая тем самым, что хочу мирно разойтись. Но мои противники приняли это за слабость, и ближайший ко мне вытащил свой ятаган и, крутя его над головой, рванулся ко мне. Выбора у меня не было. Выхватив пистоли, я срезал его первым выстрелом. Второй достался спускавшемуся сзади него соратнику, который натягивал лук, собираясь пустить острую стрелу в мою сторону. От моего выстрела его развернуло в сторону, и предназначенная мне стрела вонзилась в грудь третьего всадника, который держал в руках пику с цветным флажком. Он недоуменно завалился назад и замер на крупе лошади. Вытащив саблю, я осмотрел своих противников. Никто из них не подавал никаких признаков жизни. Разоружив их, я приторочил все оружие на свою лошадь, а сам пересел на одну из трофейных. Остальных я связал одну за другой, и с таким хвостом тронулся в путь.

Оказывается, я столкнулся с гонцом от султана, который вез фирман командующему турецкими войсками. При обыске у одного из турок я нашел этот документ, запечатанный в шелковом футляре. А цветной значок на пике указывал на статус гонца и позволял ему беспрепятственно продвигаться по всей территории. Все это было теперь в моих руках, но так как я не знал турецкого языка, то решил отдать этот фирман полякам. Военные трофеи, доставшиеся мне, затрудняли движение, но я упорно двигался вперед. По пути я продал лошадей и оружие, оставив себе ятаган с ручкой из слоновой кости и пару боевых пистолетов французской работы, которые находились в седельных чехлах. От встречных путников я узнал, что король находится в своей резиденции Злочеве, что подо Львовом, и отправился туда. Меня также предупредили, что вокруг крепости мелькают татарские отряды, прощупывая ее наиболее уязвимые места. Крепость перекрывала дорогу вражеским войскам на Львов, и поэтому попытки со стороны врагов взять её не прекращались. Отсюда и название крепости Злочев, что по- польски означает «зло слышал». Имеется в виду, что со стороны крепости постоянно следили за дислокацией вражеских отрядов и своевременно принимали соответствующие меры. На данный момент это были передовые отряды татарской армии Аджи-Гирея. Полученная весть заставила меня быть настороже. Я медленно продвигался, внимательно осматриваясь по сторонам, не мелькнет ли где силуэт врага. И природа вокруг меня как бы насторожилась, адекватно отвечая на мои тревожные мысли тишиной и отсутствием всякого движения. Все словно замерло перед каким-то грозным событием, которое должно было вот-вот произойти.

Я ехал по степи, придерживаясь чуть заметной тропинки, видной по недавно примятой траве. Она вела в небольшую лощину, а затем приглашала наверх, зазывно маня росой, поблескивающей на бугорке. Пришпорив лошадь, я выскочил наверх и остановился, чтобы осмотреться. Прямо передо мною виднелся замок, в который мне нужно было попасть. Для этого мне надо было быстро проскочить через открытое пространство, лежащее на моем пути, а затем, минуя небольшую рощу, выскочить на главные ворота замка. Еще раз осмотревшись и проверив свое оружие, я пришпорил коня и ринулся по намеченному пути. Вот уже приблизилась роща, сквозь которую вела довольно хорошая дорога. Но я решил обогнуть ее, боясь засады, и бросил коня влево. Конь, дыша полной грудью, довольно быстро проскочил деревья и вынес меня на другую сторону, где я увидел картину, которую не мог ранее узреть с пригорка, так как мне мешали деревья. Передо мною разворачивалось сражение. Четверо конных поляков отбивались от татарского отряда, пытавшегося окружить их. В этой ситуации у меня было два пути: или развернуться и скакать в замок, учитывая мое поручение, или помочь отбить нападение. Не в моих правилах было бросать людей в беде. Поэтому я, пришпорив коня, ринулся вперед, на ходу взводя курки своих пистолей. Мое приближение не осталось незамеченным. Навстречу мне бросилось несколько человек. На ходу произведя четыре выстрела, я добился того, что противник лишился троих человек, а четвертый, зажав простреленную руку, покинул поле боя. Выхватив затем саблю, я отбил направленный на меня клинок и, проскочив сквозь вражеский строй, присоединился к обороняющимся. Превосходящий противник теснил нас со всех сторон, пытаясь окружить. Под его напором мы вынуждены были отходить назад, пока не уперлись в груду камней, лежащих в степи и покрытых какими-то непонятными знаками. Один из них был в форме треугольника с усеченным верхом, на котором было выбито что-то вроде неправильного круга или очертания какой-то территории, изобилующей непонятными знаками. Он стоял своим неправильным конусом вверх, как бы открывая парад других камней, плашмя лежащих на земле. На них кроме таинственных знаков были выбиты отдельные начальные буквы на неизвестном языке, после которых шло многоточие, заканчивающееся еще одной буквой. Все они были расположены в ряд и напоминали какой-то текст, который нужно прочесть, но ключ к пониманию всего этого отсутствовал. Вскоре мы оказались припертыми к этим камням. Расположившись вокруг них, мы обивали атаки противника, подстраховывая друг друга. На меня наседало три татарских воина. Два из них были опытными бойцами, а тот, что помоложе, порой проявлял бепечность. Я отбивался как мог. В какой-то момент молодой воин, пытаясь достать меня своей саблей, открылся для удара, чем я и воспользовался. Увернувшись от его выпада, я нанес ему несильный удар в правое предплечье, отчего он выронил саблю и схватился за плечо. Рука окрасилась в красный цвет, а лошадь попятилась назад, освобождая место для остальных. Выведя его из строя, я развернул лошадь в сторону оставшихся противников и занес над головой саблю для удара. Капли крови, оставшиеся на клинке после встречи с вражеским предплечьем, стекали с блестящей стали и падали на лежащие сзади камни. Я не заметил этого и продолжал отбивать атаки. Вдруг через какое-то время со стороны камней блеснула вспышка света, которая озарила все вокруг, ослепив наших противников, развернутых в сторону камней. Все сразу замерли, не понимая, что произошло. Я обернулся и увидел, как на треугольном камне засветились непонятные знаки, по границам рисунка стала пробегать огненная линия, а внутри стали проявляться какие-то изображения. Закончив с рисунком, огненная линия перескочила на другие камни, отчего зажглись заглавные буквы, выбитые на них, и стали появляться слова на неизвестном языке, словно кто-то пытался читать зашифрованный текст. Так по очереди были прочитаны все три каменных книги, после чего свет постепенно начал терять свою яркость и вскоре исчез. Все были поражены увиденным. Придя в себя, татарские конники, подняв лошадей на дыбы, развернулись и с криками «шайтан» и воплями бросились прочь. Этим моментом воспользовался один из всадников и с криком «За мной!» поскакал в сторону крепости. За ним ринулись все остальные, включая меня. Мы мчались по направлению к главному входу, но достичь его нам не удалось. Неизвестно откуда наперерез нам вырвался отряд татарской конницы, внезапно появившийся с правого бока. Мы не успевали проскочить мимо него. Это понял и наш ведущий. Резко взяв влево, он повел отряд в небольшую балку, видневшуюся невдалеке. Спустившись вниз, он соскочил с лошади и бросился к небольшому камню, как бы зависшему в объятиях могучего дуба, склонившегося над ним, и стал что-то искать, ощупывая его руками. Все собрались возле него и молча наблюдали за его действиями, сжимая оружие в руках. Наверху слышался топот лошадей приближающегося врага. Еще несколько мгновений – и он окажется здесь. И когда первый вражеский конник стал осторожно спускаться в лощину, осматриваясь по сторонам, раздался щелчок и камень повернулся вокруг своей оси, открывая темную дыру, из которой с криком вылетели летучие мыши, напугав присутствующих.