Kitabı oku: ««И вот вам результат…»», sayfa 6

– Это, падла, что?!

– Это мне заказали, – ответил Коля, поняв, что сейчас с чем-то попрощается, может, и с жизнью.

– Да ты знаешь, падла, что это Толян шкловский?! Наш злейший враг!

Подошли остальные:

– Точно Толян! Вот и «кемел»!

– С крестом, блин!

– Мы его с таким трудом грохнули! Нашего Тараса из-за него завалили. Ещё трёх бойцов потеряли, а он вот! Типа – вечно живой!

– Главное, с крестом!!

– Зарыть обеих!

Видно, крепко насолил шкловский Толян пришедшим, раз они захотели немедленно расправиться с ним посмертно, а заодно и с художником. Выручил Колю его талант. Старший Миха остановил жаждущую крови бригаду:

– Стойте, мы его ещё накажем!.. А теперь говорите: это Толян?!

– Он спрашивает, конечно, Толян!

– Красиво сделано?!

– Ну… Живой и глаза смотрят, блин!

– Так пусть этот лепила нам Тараса нашего сделает, такого же красивого, согласны?!

– Да, какой базар…

– Правильно. Смотрите: я думаю, вот так Тарас, а вот так его красный «чероки», он любил…

– Засохни. Мы про это счас побазарим.

Тут главный Миха посмотрел на Толяна, потом на белую гипсовую Венеру и резюмировал, адресуясь к Коле:

– Если хочешь, чтоб твой сарай случайно не сгорел вместе с тобой и этим козлом, ты его поломай нахрен, а сделаешь памятник нашему Тарасу, мы скажем какой!

– Миха, его наказать надо! Ты говорил, накажем!

– И накажем. А накажем, как при родной советской власти, – рублём! А за это сделаешь нам нашего дорогого Тараса без бабок, ты всё понял?!

– Понял, – ответил Коля.

Что ж тут непонятного: через неделю приедут «толяны» за своим Толяном, а его нет – убьют. Оставить Толяна, приедут «тарасы», увидят – убьют. А так – всё хорошо.

«Таращанцы» обсудили свой памятник, отклонили «чероки», церковь, лошадь и крест. Остановились на двух скорбящих ангелах в полтора роста: они типа склонились, а посередине Тарас пьёт пиво из горла, он любил. И чтоб из бутылки была струя в рот, как в жизни! Снова услышал Коля, как во дворе захлопали двери джипов; как бы захлопали гробовые крышки, и все его.

Но не пришли ни те, ни эти. Банально поубивались на стрелке. Эти убили тех, те убили этих; остаток положили приезжие чмыри с Елабуги. Они ехали себе искать себе место под южным солнцем, а тут такой хороший город, остаёмся, братаны!

Остались.

Не пропал и Толян. Хотел осторожный Коля его развалять, но не успел. Ибо как раз завалили некоего Цыгана, как писали в газетах, «лидера Шевченковской ОПГ». Шевченковские нагло предложили объявить в стране трёхдневный траур, давали правительству большие деньги на выход из кризиса. Но правительство проявило последнюю силу воли и отклонило. Тогда «цыгане» явились к Коле насчёт памятника, чтоб все видали! Отклонили лошадь, купола и возле «феррари». Сильно хотели за столом в любимом ресторане, но Коля убедил их, что сидячего Цыгана будет плохо видно. И подсказал, как его будет хорошо видать. Дальше было дело техники: заменил голову, вытащил из пальцев сигарету, вставил в рот, наваял перстни и тельняшку. Поставили на кладбище. Все говорили: «Как живой!» Жена говорила, дети говорили, ещё две непосторонние женщины, или три. Братаны плакали, говорили: «Никаких бабок не жалко!»

Это называется сила искусства!

С Цыганом тоже было приключение. Когда его ещё хоронили с воинскими почестями и ротой почётного караула, ему в какую-то трёхместную, устланную коврами могилу положили могучий царь-двухкассетник с его любимой песней. «Чтоб нашему Цыгану нескучно лежать…» День и ночь почва на кладбище содрогалась, кричали и исчезали вороны, давали усадку старые памятники. Цыган любил, чтоб если музыка, так громко. Через неделю на кладбище возобновился Вечный покой – в магнитофоне сели батарейки. Примерно к тому же времени забыли и Цыгана – подвозили новых.

Но смерть его имела косвенный культурный эффект: на том краю Центрального городского кладбища напрочь вывелись собаки.

Слава героям!

«Аквахрен»

Я тут недавно по телевизору выступал. И хорошо выступал. Только в ухе немного позванивает, вроде автоответчик. Вроде там кто-то отвечает моим же голосом, извините, мол, мы не можем сейчас взять трубку и нескоро сможем!

Голос треснутый, но узнаётся легко…

А началось с того, что я взял и провернул один бизнес. Вбухал туда весь семейный бюджет и провернул. Но не в ту сторону. Домашние как узнали, что стало с нашими деньгами… Короче, я пошёл к другу, говорю: «Шурик, вот я проходил мимо, дай, думаю, зайду к тебе, попью чайку недельку-другую!..»

Главное, дома осталась ее мама, Маргарита Ивановна, слабая старушка. Всю жизнь проработала в милиции, прогрохотала. Ей сам министр вручал именные наручники, она же ему их и защёлкнула по привычке. Говорит, очень много в зале было шуток и юмора, пока ключи искали. Но не нашли…

Короче, пришёл я к Шурику. А он тоже мечется, где заработать. Как раз кричит в трубку:

– Нина Константиновна! Вы меня убили! Где я вам за час достану учёного с мировым именем?!.. Сколько платят?!

Тут он слушает, сколько платят какому-то учёному, а сам начинает пристально меня рассматривать. Потом кричит:

– Ура! Вы спасены! Ко мне как раз зашёл учёный на эту сумму, то есть для вашей телепередачи! А? Согласится?!.. Да он за такие деньги мать род… в смысле прервёт свои опыты по клонированию брюк. То есть высылайте машину!..

Тут он бросает трубку, кричит:

– Слушай, у меня как раз халтура на телевидении!

Я говорю:

– Опять?

Он кричит:

– На этот раз – верняк! Они начинают рекламную кампанию детской зубной пасты, им нужен мировой учёный для солидола! Понял?!

Я говорю:

– Что?

Шура кричит:

– Я буду детским зубным живодёром, а ты – мировое светило в области гигиены штанов, в смысле, а ну, сделай умное лицо!

Я говорю:

– Пошёл вон!

Он кричит:

– Ладно, в машине потренируемся.

Я говорю:

– Соображай! Я пришёл пересидеть у тебя, как радистка Кэт! Меня Маргарита Ивановна в телевизоре увидит, а я ещё хочу пожить!

Шура кричит:

– Во-первых, передача дневная, по 20-му каналу! А днём телевизор смотрят только… Короче, никто не смотрит! Детская передача «Как убить бабушку»… как-то по-другому… Эх! Если бы тебе ещё бороду и пенсне, я бы с них такие бабки скачал!

Короче, пригнали за нами машину. Едем. Шура меня инструктирует:

– Запомни: на телевидении такой же бардак, как и везде! Только в два раза больший!

– А вдруг я не то ляпну?

– Переляпнешь! Они смонтируют. Они что хочешь смонтируют! Хочешь, смонтируют из тебя идиота!

– Я боюсь!

– Идиот! Тебя и монтировать не надо! Я буду говорить! Я! И спрашивать у тебя: «Правда, профессор?» А ты киваешь и говоришь: «Святая правда!»

Короче, приехали. На телевидение. А там – смесь всемирного потопа с пожаром последней категории сложности. Километровые коридоры, тысячи дверей, народ чумной: выскочит из двери, вытаращит глаза – и назад в ту же дверь. А там уже закрыто!

Нас уже ведущая поджидает, подпрыгивает, как лобзик на раскалённой сковородке, кричит:

– Где учёный?!

Шура кричит:

– Вот учёный, где ему расписаться?!

Она внимательно смотрит на мои кроссовки, кричит:

– Будьте немногословны! Прямой эфир, рассчитано по секундам!

Я говорю:

– Как – прямой?!

И смотрю на этого гада.

Шура внимательно шарит в карманах белого халата, который успел нацепить.

Ведущая кричит:

– Сейчас детки дают «Красную Шапочку», потом – вы, потом – академик!

Я говорю:

– Да, я – академик! Где у вас аварийный выход?!

Она кричит:

– И не забывайте ненавязчиво показывать в камеру тюбик «Акватреша»! Ждите, вас позовут!

И сгинула.

Я говорю:

– Шура, я тебя замочу!

Он кричит:

– А тебя – Маргарита Ивановна! И суд ее обратно оправдает – как находящуюся в состоянии сильного душевного волнения по поводу растраты зятем денег!

Мы сидим в каком-то помещении. Монитор показывает, что происходит в студии. Шура ходит, учит с бумажки своё соло, кричит мне:

– Учись солидно кивать, Склифосовский!

Я чувствую, как у меня начинают трястись колени, затем локти, затем снова колени, но как-то изнутри.

А в мониторе тем временем на кушетке лежит Волк под простынёй, Красная Шапочка его спрашивает:

– Бабушка, почему у тебя такие больные зубы?

Волк говорит:

– Ты хочешь спросить, внученька, Большие зубы?

Красная Шапочка смотрит туда, откуда ей подсказывают текст, говорит:

– Нет, ты – Волк! Я узнала тебя по тяжёлому запаху изо рта! Ты чистишь зубы обычной зубной пастой, а Бабушка – «Денто…», «Фрешо…»

Тут она забыла, как называется паста, ей сбоку подсказывают, Волк подсказывает, даже сюда слышно, как шипят:

– «Акватреш»!

Она растерялась совсем, и в слёзы! Тут вытолкнули Охотников, они – пиф-паф! – положили Волка мимо носилок и убежали с порожними! Волку шипят:

– Уползай! Уползай!

Волк уползает, путаясь в простыни, но ухитряясь ненавязчиво показывать тюбик «Акватреша»…

Я думаю, лучше бы я в тоннеле метро отсиделся! Нет, лучше бы меня в роддоме подменили на девочку, я бы стал Красной Шапочкой, принёс бы бабушке Маргарите пирожки с ядовитой зубной пастой и снова попросился бы в мальчики!..Тут я смотрю на монитор, а там уже сидит красная, как редиска, Ведущая, рыщет глазами и приговаривает:

– А кто, ребята, страшнее Волка? Правильно, зубной врач, который уже должен сидеть у нас в студии… А! Наверное, сейчас он рвёт гланды тупому мальчику Серёже из режиссёрской группы!

Шура у меня над ухом как крикнет:

– Это же нас! Бежим!

Ну, бежим. Двери мелькают. В какую именно? Шура кричит:

– Сюда!

Останавливается, делает вдох, раскрывает двери и входит со своим припевом:

– Каждый раз, дети, во время бритья вы подвергаете свои зубы…

В помещении сидят трое деток лет по сорок и подвергают свои зубы закуске с газеты. Лица нехорошие. Короче, нашли студию. Светло, как в кабинете дантиста наприконце света! Шура снова набирает воздух, входит со словами:

– Здравствуйте, дети! Каждый раз во время того, чем вы обычно занимаетесь…

Ведущая кричит:

– Где вы лазите?!

Шура кричит в камеру:

– Да, ребята, нам – садистам – приходится много лазить в карманы пациентов, то есть их рты, в смысле нам – дантистам…

Ведущая говорит:

– Сейчас идёт реклама, уже заканчивается.

Шура уточняет:

– Ага! Значит, наша паста называется «Дентохрен»…

– «Акватреш»!

– Ну да! Остальные пасты называются «обычная» и вызывают у детишек понос и простатит, так?!

Я смотрю, у Ведущей глаза становятся оловянными, она смотрит в одну точку. Шура ей говорит:

– Нина Константиновна, а может, пострашней болезнь придумать, например, падучая или… Нина Константиновна!

Тут он начинает щёлкать у неё перед носом пальцами, она шипит:

– Мы в эфире!!

Шура внимательно смотрит в камеру, затем выскакивает из кадра и снова входит со своим текстом:

– Еда, дети, это наслаждение вкусом! Но каждый раз возникает опасность возникновения катышков!..

Короче, такая картина: раскалённая от света студия, камеры, в центре за столом Шура в халате машет руками и докладывает, рядом малиновая Ведущая. Вокруг площадки какие-то люди, тут же я стою в галстуке, как смонтированный идиот, в глазах от волнения пятна, кадык поднялся вверх, я его ощущаю практически на зубах. А Шура, между прочим, чувствует себя там, как рыба в водке, кричит в камеру:

– И вот, дети, эти нехорошие бактерии с криком набрасываются на беззащитные зубы, а-а-а!! Бедные крошки-зубы жмутся по углам, но – поздно! Как говорим мы, дантисты: экзитуслеталис – моменталис!

Шура кричит, народ вокруг студии замер, женщины всхлипывают. Ведущая давит под столом Шуре на ногу, но его уже не остановить:

– Тут бы, ребята, им и кранты! Но – что это?! А это, ребята, на битву с гадкими бактериями горой встала зубная паста… паста… А ну, ребята, кто мне подскажет, как называется наша зубная паста?.. Ладно, потом вспомню… Ага, тут мне подсказывают: «Акваплешь!»… Которая вытеснила обычную зубную пасту с криком: «Не можете, козлы, не беритесь!!»

Шура уже остервенел, чувствую, попадись ему в этот момент обычная зубная паста, от неё остался бы колпачок и немного перьев. Ведущая уже буквально стоит у него на ноге своими двумя, говорит в камеру:

– А сейчас, ребята, доктор Александр Михайлович вместе со своими юными помощниками разыграют сценку «У зубного врача». Правда, доктор?

Шура кричит:

– Святая правда! Тащите сюда этих юных подельщиков!

И продолжает:

– Многие детишки думают про себя, мол, почистил зубы – и можно идти играть в бильярд! Нет, мои юные друзья! Возьмём такую простую вещь, как тёмный налёт на костях, который появляется вследствие курения, питья кофе, неумеренного употребления алкоголя… м-да… который вам, ребятишки, естественно, ещё рано, а то вам не поможет никакая зубная паста… то есть, естественно, кроме нашей зубной пасты… как же её… название которой, надеюсь, ребята, вы не забудете до самой своей смерти!

Пока Шура на площадке в поте лица отрабатывает свои деньги, за кулисой возникает суматоха: оказывается, тупой помреж отпустил детишек, заготовленных для сценки. Ведущая тут же показывает Шуре, мол, потяни время! Сама выясняет с кем-то отношения практически телевизионным матом! Шура тянет время как умеет:

– А вот, ребята, ещё одна поучительная история из жизни зубных врачей. Возвращается новый русский дантист домой вместе со своим другом. Глядь, что такое?! На столе две рюмки, бутылка французского пепси, из спальни доносятся странные звуки! Друг заглянул в спальню, говорит: «Серёжа, там твоя жена лежит с незнакомым дантистом!..»

В это время мат за моей спиной стихает, никого не нашли. Слышу голос Ведущей:

– Пускайте академика!

Какая-то женщина, чувствую, пудрит мне мокрое лицо, кто-то выталкивает на раскалённую арену, Шура прерывается, говорит в камеру:

– Ну, ребята, чем там у них закончилось, спросите у своих бабушек, они ещё должны помнить!

С этими словами он ловит меня в противоположном конце студии, приговаривая:

– Не туда, профессор Алексей!

И усаживает за стол со словами:

– Профессор, дети, уже старенький, ничего не соображает, в смысле устал после долгого перелёта. Правда, профессор?! Лёша, подавай признаки жизни, нам деньги платят!..

Я начинаю подавать признаки как могу. Шура продолжает:

– Сейчас, ребята, мы покажем волшебный опыт с яйцами… Лёша, не кивай головой так быстро, у детишек начнутся судороги!.. Этот опыт наглядно докажет, что зубная паста… «полиартрит»… Лёша, показывай ненавязчиво пасту!.. Да не мне, идиот!.. докажет, что наша зубная паста заткнёт пасть обычной зубной пасте, и ассистировать мне в этом будет учёный с мировым именем, доктор медицинских наук, бывший Герой Социалистического Труда два раза, поэт-академик Алексей! Итак, мы берём обычное яйцо и куриное! Где наши яйца, профессор Алексей?

Я киваю и говорю:

– Святая правда!

Шура говорит:

– Ага, ребята, яйцо-то у меня!

Тут он лезет в карман халата и делает большие глаза.

Я спрашиваю:

– Ещё кивать?

Шура достаёт руку в яичнице, говорит как ни в чём не бывало:

– Создание новой зубной пасты, дети, дело очень маркое, то есть выгодное. Правда, профессор Алексей?

Я уже было освоился, даже кадык восстановил практически на место, зато заклинило челюсть. То есть сижу, как собака на арене: всё понимаю, сказать не в силах. Шура уже давит на ногу мне и продолжает:

– Вновь созданную зубную пасту сперва испытывают на младших научных сотрудниках. Почистит сотрудник такой пастой зубы другому научному сотруднику, профессор говорит: «А ну, друзья, дыхните!..» Лёша, кивай, пока нас не выгнали!.. И вот, дыхнут сотрудники на профессора, а запах, дети, хоть святых выноси! Не годится паста! Сколько вы ставили опыты, академик Алексей?

Я говорю:

– Ногу-то отпусти!

Шура кричит:

– Да, дети! Сорок длинных дней и ночей ставили учёные свои подписи в платёжной лаборатории! Лёша, хоть пасту ненавязчиво показывай!

Я беру тюбик пасты и ненавязчиво демонстрирую людям за кулисами. Там стоят все зелёные. Шура показывает Ведущей, мол, всё в порядке, профессор окрепнет с минуты на минуту. Та показывает: тяните время! Шура начинает тянуть, но с ноги не слезает:

– И вот, ребята, ставят учёные опыты первый день! Ставят опыты второй день. Ставят опыты третий день – а они не стоят! Что такое?! Где ошибка?! Правда, профессор?.. Вот, дети, учёный выразительно таращит глаза, что на языке науки значит: коню понятно! Но учёные, ребята, не растерялись, и давай ставить опыты дальше! Ставят они опыты пятый день! Шестой день! Выходные, дети, коту под хвост вместе с уик-эндом! У многих уже началась сыпь и голодные обмороки…

Я смотрю, а возле Ведущей уже появился то ли её начальник, то ли босс. Шура его тоже замечает, и давай отрабатывать деньги:

– И тут, ребята, на помощь учёным бросился академик Алексей, лауреат Пулитцеровской премии, член Нидерландского общества стоматологов-реаниматологов, Гарвардского института ночной гигиены имени реакции Вассермана и прочая, дети, и прочая, и прочая! Вот тут и произошло чудо: на стыке дантизма и педикулёза родилась новая чудо-паста… чудо-паста… Лёша, покажи хоть раз ненавязчиво пасту, скотина!..

Я ненавязчиво показываю пасту боссу. У того брови взобрались на лысину, там и остались. Шура ненавязчиво показывает ему на меня и заканчивает:

– Надеюсь, друзья, после нашей передачи все умные девочки и мальчики выбросят обычную зубную пасту к чертям собачьим, а их родители под действием авторитета академика Алексея, Президента Всемирной организации защиты ребёнка от счастливого детства, члена Королевского клуба воспитания пингвинов, постоянного участника передачи «Анонимные алкоголики за мир» и прочая, и прочая, и прочая…

Шура заканчивает свою симфонию. Я делаю глубокий вдох, чтобы сказать ему, наконец, святую правду, если спросит, и забываю выдохнуть: прямо на меня идёт Маргарита Ивановна с вытянутым перстом и словами гоголевского Вия:

– Вот он!!

Оказывается, в соседней студии снимали популярную передачу «Моя свинья», то есть «семья». А её пригласили туда в качестве консультанта-эксперта по перевоспитанию трудных зятьёв.

Вот, дети, лишний раз убеждаешься: дрянь это телевидение! Лучше и не включайте!

Женщина и «Жигули»

«Что есть слава? – спрашивал, бывало, мудрец, прислонясь к дувалу. И сам же себе отвечал: – Слава есть яркая заплата на ветхом рубище певца! Хорошо сказал, – думал мудрец, взваливая хворост на плечи терпеливого ослика, – надо будет записать».

Взваливал и – забывал.

С тех пор мало что изменилось, разве что «заплата» сменилась «зарплатой». Но в основном слава осталась той же: изменчивой, коварной, с короткой памятью – одним словом, женщина.

Автору рассказывал один неплохой столичный артист. Как-то они приехали на гастроли в некоторый город. Не очень большой, но и не очень маленький. В общем – провинциальный. И вот вышел он, такой столичный и такой кое-где промелькнувший на экранах, – вышел днём пройтись по местной штрассе. Людей посмотреть – себя показать. Иду, говорит, солнце светит, витрины показывают, автобус поднимает провинциальную пыль, но чувствую – узнают! Взгляды так и бросают. Девушки глаза отводят! Специально в универмаг зашёл – глянут и отводят! А которые нет – те делают вид! Думаю, ах вы, милые мои! Провинциалушки дорогие! Взор она потупляет! Да, говорю себе, это тебе не столица, где нас – звёзд – хоть вилами с кучи на кучу перебрасывай. Здесь каждая на учёте и в почёте.

Вернулся в гостиницу, культурный, взволнованный. Навстречу Илюха, наш завпост. Говорю: «А ничего себе городок, можно работать!» Илюха говорит: «Да, городок хорош, но ты всё равно ширинку-то застегни!»

Вот тебе и яркая заплата!

У автора тоже была минута славы. И была она самой настоящей. Поэтому автору так и кортит про это доложить.

Было это давно.

В стране только-только начиналось будущее великое скотство, именуемое «перестройка». Нормальная жизнь стремительно катилась к финишу, перепуганный народ бежал кто куда. Увидев такое дело, организаторы и режиссёры этого цирка сказали: «Пора!» – и выдвинули проверенный лозунг «Хлеба и зрелищ!». Однако вскоре хлеб тоже стал подходить к концу, пришлось нажимать на зрелища. В массы запускали всё новые святки и праздники, дни святого Валентина и какие-то лютеранские дожинки.

Вплоть до Всемирного дня дизентерии.

В тот год пришла мода устраивать Дни города. Некто Николай, штатный организатор советских гуляний, сказал автору: «Автор, я делаю День города, выступишь?» Автор спросил: «Сколько?» Николай сказал сколько. Ударили по рукам. Согласно этому юридическому акту автор, именуемый в дальнейшем «Автор», должен был прочесть собравшимся юмористическое произведение. А Николай, именуемый в дальнейшем «Заказчик», обязывался выплатить Автору причитающееся ему денежное вознаграждение. Кстати, такие чтения были тогда тоже в большой моде, и автор поднаторел, читая со сцены сочиняемый юмор. Имея от филармонии официальную корочку, где в графе «специальность» женским почерком старательно было вписано «писатель-сатирик». Хоть никогда сатириком не был, честно именуя себя юмористом-меланхоликом.

Выступить нужно было на стадионе.

И вот автор написал специальное произведение, полное заказанного юмора и не свойственного ему оптимизма. Прочёл жене. Понравилось. Активная жена обзвонила знакомых со словами: «В воскресенье Вова будет выступать на стадионе, смотрите мне!» Смотреть было велено в телевизор. Приехали друзья из Киева, которым было посулено незабываемое зрелище на стадионе с последующей дармовой выпивкой – сочетание в ту пору презаманчивое! Жена на это потребовала от автора десяток билетов в партере. Автор поклялся, затем засовестился и, отводя глаза, попросил у организаторов три. В результате сам еле попал на стадион и то по чужому удостоверению. Милицейскому, кстати. Такой тогда был спрос на зрелища! Ураган!

Собственно говоря, это была длинная присказка.

И вот аккурат в воскресенье к вечеру автор подъехал к стадиону с небольшим опозданием – праздник там был уже в разгаре. Спешился, отпустил трамвай и насторожился: стадион опоясывало несколько слоёв милицейского оцепления. Оно бы и ничего, но каждый требовал билет или пропуск и, главное, смотрел в него. У автора в пропуске значилось, что он Мельничук Ю. В., майор милиции. Оно бы тоже ничего, но факт в том, что автор чудовищно не похож на милиционера. И никогда не был похож. И подозревает, что если бы и решил связать жизнь с милицией, рано или поздно был бы с шумом отчислен из училища за наглую, вызывающую непохожесть. Про майора и разговаривать нечего! Поэтому на своё собственное выступление шёл если не со страхом, то с томлением духа.

Но дошёл. Хотя путь, который при нормальных условиях занял бы минут шесть, преодолел за полчаса. Ибо, кроме прочего, стадион был забит под завязку, и ещё два раза по столько остались за бортом. И, пробиваясь сквозь пеших и конных, автор уже несколько раз серьёзно порывался плюнуть и повернуть назад. Но останавливало ложное чувство долга, и что друзья будут втуне корпеть у голубого экрана, ожидая команды «к столу». Хорошо, что опытный Николай, зная автора, поставил его выход в самом финале. Само же представление закрывала популярная, а потом и вовсе легендарная рок-группа.

Как и положено в таких делах.

Само же мероприятие выглядело так. Огромная чаша стадиона, набитая зрителями, как банка бывших консервов «Кильки в томатном соусе», кто помнит. Внизу – футбольное поле, уже подсвеченное лёгкими прожекторами, – начинаются сумерки. В центре непривычно пустого поля выстроен квадратный подиум-сцена. На ней выступают и пляшут артисты. Над стадионом реют флаги и ленты, гремит музыка, шумят аплодисменты, слышны оптимистические голоса Ведущих; по беговой дорожке движутся карнавальные и спортивные шествия, перескакивая через многочисленные телевизионные кабели, чтобы не убиться. Не забывая держать на лицах радость и ликование, оплаченные согласно Договору.

Да. И вот не успеют шествующие ликующие отмахать своими цветами и улыбками в камеры, как со сцены-подиума уже несутся удары и вопли очередной рок-группы. Короче, смесь «дыма коромыслом», «Спортландии» и «хоть святых выноси»! Помнится, при виде этой карусели у автора всплыла тогда вещая фраза: «Молодёжь с куплетами и прибаутками весело тащит по кругу клетки с наркоманами».

Как раз тогда наркоманы входили в свою прочную моду.

Но это ещё не всё. Не надеясь привлечь людей на стадион силами одного искусства, организаторы решили параллельно зрелищу разыгрывать блиц-лотерею. То есть ты купил билет – и вот ты уже участник лотереи. Время от времени концерт на сцене прерывался, колёсное или пешее шествие спешно сматывалось, гремели фанфары, Ведущие счастливыми голосами сообщали, что «наша лотерея продолжается!». Дальше Ведущий набирал воздуха и гремел Левитаном: «А СЕЙЧАС! В НАШЕЙ ЛОТЕРЕЕ!! РАЗЫГРЫВАЕТСЯ /интригующая пауза/ СЕТКА ВОЛЕЙБОЛЬНАЯ-А-А!!» или «…ПЛОЙКА ДАМСКАЯ ЭЛЕКТРИЧЕСКАЯ-А-А!!» Ведущая сказочным голосом называла сектор и место выигравших билетов, приглашая любимцев фортуны пройти к восточным воротам, где скучала тиражная комиссия, сторожа нехитрый выигрышный скарб.

Ибо тогда в магазинах на полках лежали в основном продавцы.

Надо заметить, что Ведущий не напрасно брал интригующую паузу. Сомневаясь в притягательной мощи блиц-лотерей, организаторы вставили в список выигрышей главный приз – автомобиль «жигули». Бесценная, по тем временам запредельная вещь. Это можно приравнять к сегодняшней, допустим, двухпалубной яхте. С той разницей, что яхта или самолёт – это блажь, а «жигули» в то время, да при тех ценах на бензин… Короче, мечта как средство передвижения! Конечно, все прекрасно понимали, что автомобиль этот «жигули» уже давно «выигран» кем-то из устроителей. И уже у дикторов заготовлена фраза вроде: «Ой-ой, надо же, никто не явился на место такое-то, сектор такой-то – а ведь как раз на него и пал наш главный приз!! Уже за «жигулями» народ не является, как после такого жить дальше, товарищи!» В общем, наши люди хорошо знали, как делаются такие лотереи, но… Но чем чёрт не шутит, – так всегда думает каждый участвующий в этих сомнительных мероприятиях.

И – участвует!

И вот уже разыграны Лодка резиновая, Мячи надувные, Стойки какие-то, Набор бигудей праздничный и иные полезные ископаемые. Но время главного приза ещё не настало, и пружина интриги закручивалась всё сильней. А, напомним, закручивалась та пружина внутри 40 тысяч чающих движения воды.

А то и больше.

Это что касается лотереи. А что до самого действия, то оно себе играет, гремит, движется. И движется оно к своему логичному финалу.

Да, а где же автор? Где автор, которому вскоре должно появиться на сцене вместе со своим юмором? Где автор, уже проинструктированный одним из многочисленных помощников режиссёра: «За два номера до себя смело выходишь на беговую дорожку, потом – на поле к сцене; ни на что не обращаешь внимания – тебя всё равно никто не видит. Дальше становишься возле сцены и ждёшь своего объявления. Как объявят, выскакиваешь и дуешь в микрофон всё, что сочинил, понятно?!» «Понятно, что же тут загадочного?..» – думает автор, а сам немного волнуется, но не от предстоящего выступления, а от того, как на него, заразу, попасть?! Ибо в эти самые минуты бестолково блуждает и ударяется о какие-то откосы и захолустья под трибунами стадиона, куда его занесло якобы для сокращения пути, то есть сдуру. Подстадион – кто не был – это государство в государстве: оттуда можно смело выйти на беговую дорожку, но можно на неё и не выйти, а смело сгинуть в его языческих закоулках и капищах! Автор, подозревая последнее, мечется, уже отчасти подвывая, ибо дивно и страшно состояние человека, когда буквально сверху и с остальных сторон слышны топот, крики, смех, прочий бодрый грохот живых людей, а ты посреди этого один, как палец в ухе, такой же ненужный и полуоглохший!

Спаси и сохрани!

Войдя в некие, сороковые по счёту двери, автор обнаружил там каких-то странных людей, судя по наглому виду, – пацанов с телевидения, и выбрался вслед за ними наружу. Выбравшись, с удивлением увидел, что небо уже потемнело, но что зрители всё ещё на трибунах. И вот тут, идя по беговой дорожке, автор таки заволновался. А как не взволноваться, когда идёшь по дну чаши, напиханной незнакомыми людьми. Вокруг гремит, волнуется, кричит, хлопает – и всё это в полутьме. Ибо ярко освещена лишь сцена в центре поля, где кто-то поёт, пугаясь собственных звуков, усиленных в жуткое количество раз.

Тем не менее до сцены автор добрался практически без приключений. Вокруг сцены маялись дурью человек десять обслуги. «Сейчас, – подумал автор, – отчитаю этот чёртов юмор, и больше в такие дела ни ногой! В крайнем случае – за более приличные деньги!»

Но человек предполагает, а Бог располагает. Ибо дальше начинается самое интересное. То, ради чего это писалось, а вы читаете, делать вам нечего!

Итак, закончился последний концертный номер перед автором. Кто-то там отпел под фанеру свою лебединую рок-песню и двинул к кассе, за ним потянулась его музыкальная свора. Точно с буквой инструкции автор сменил их на сцене. Сейчас его объявят, и через 8 минут он свободен. «Нужно, кстати, сразу после выступления рвануть к выходу, а то попадёшь домой не раньше полуночи», – так думает автор и видит, что Ведущие его не объявляют, а, наоборот, держат паузу. Затем, включив малиново-рекламные обертоны, сообщают, что наша лотерея продолжается! «Ладно, – думает автор, обживаясь на сцене, – потерпим…»

– А сейча-ас, – гремит Ведущий, – разыгрывается главный приз нашей лотереи…

В паузе слышно, как Ведущий всасывает дополнительный воздух и выдаёт:

– Автомобиль «жигули-и-и»!!!

И тут, конечно, началось! Народ рокочет, хлопает, как-то несвойственно гудит. Фанфары ревут. А Ведущие тянут, выдавливают из момента все жилы и, наконец, объявляют:

– Автомобиль!! «жигули»!! Выигра-ал!! Обладатель!! Билета!! Сектор!! Такой-то!! Место!! Такое-то-о-о!!!

Все телекамеры и прожектора направлены на счастливый сектор, наступает великая тишь, хоть и гремит музыка! Но гремит она не для праздника, а чтоб не так страшно, когда несколько десятков тысяч человек орали, хлопали, свистели и вдруг смолкли – ужас! Счастливый сектор поднялся, выглядывая своего счастливца.

Ну-у-у!..

Пауза повисла и провисла, т. е. затянулась.

А автор меж тем стоит один на освещённом подиуме, как участник шоу «Круглые идиоты у микрофона», и понимает, что более большей свиньи организаторы подложить ему не могли! Что это конец, ибо кто станет слушать и какой юмор после такого потрясения?! Что единственно правильное сейчас решение – слинять, пока народ пытается высмотреть того, кого там не может быть по определению! Но тут автор дал маху, в смысле подрастерялся и пропустил момент, когда можно было незаметно исчезнуть. И вот он стоит один, как во поле ярко освещённая берёзка, и тупо ждёт, чем всё закончится. Тем более что пауза заканчивается, море входит в берега, ажиотаж затихает. Ибо, наконец, и коню стало понятно, что автомобиль «жигули» давно выигран теми, кто придумал поставить его в список. А счастливчик, естественно, не явился. Или умер от счастья, что одно и то же. Кстати, автомобиль честно простоял за футбольными воротами, рядом с палатками, тюками чайных чашек и постельного белья. То ли муляж, то ли как издевательство.