Kitabı oku: «Хроники семи королевств: Тени дремотных чащоб», sayfa 5
Цветущая поляна, окружённая лесом. Вдали пасутся овцы. На солнце в траве разомлела крупная гиена, кормящая, должно быть, щенка: трудно разглядеть. Чуть поодаль, скрестив ноги и опёршись на плечо лежащего грифона, сидит светловолосый мужчина, вносит записи в блокнот. Между ним и гиеной стоит плетённая из ветвей, как и колыбель, корзина.
Ли плавно опустила руки – воспоминания осыпались мозаикой, вернув Леонардо в пронзаемый солнечными лучами лес. Теперь же, когда отец наконец увидел дочь, женщина пыталась считать каждое движение на его задумчивом лице.
– Я… точно не разочарован, – неторопливо произнёс некромант. – Но, признаться… немного обескуражен. Ты сумела найти во мне нечто новое, о чём я даже не подозревал. Это дорогого стоит, – волчьи глаза оживила заинтересованность: – Я знаком с трудами Гонезру Лас`Андро. Он утверждает, что моалгрен, независимо от выбранного партнёра, всегда производит на свет другого моалгрена. Поведай мне, Лили, наша дочь тоже… моалгрен?
– Я бы удивилась, будь оно иначе, – весело сказала женщина: пусть колдун уже и не выглядел озадаченным, сам факт этого оставался забавным. – Не передумал насчёт завтрашней встречи? – прозвучало с оттенком ехидства.
– Напротив, – уверенно ответил Леонардо. – Преисполнился желанием, словно стал бенефициаром чего-то важного. И каким же именем наречена сакральная излучина мироздания?
– Эффалия.
– Эффалия… – будто пробуя слово на вкус, произнёс некромант. – Что ж. С нетерпением жду завтрашнего заката. До встречи, Лили.
– До встречи.
Клубы чёрного тумана. Открытый портал к хижине. Солнечный лес опустел. Но ненадолго. Тишина приманила желну. Примостившись на старой сосне, птица стала омрачать округу тревожным криком: словно что-то знала о будущем.
* * *
Леонардо материализовался в облицованном сталью зале. У стен привычно сияли канделябры, отбрасывая блики на полированный металл. По центру же высился спиральный стол, напоминавший серпантин пологого холма. Всю плоскость витого подъёма занимали плотно составленные шкатулки, а на самом верху, на маленькой площадочке, сидел крупный ворон. Завидев хозяина, он громко крокнул и на секунду расправил крылья.
– Нашёл его? Великолепно. Я не ошибся, полагая, что он за барьером, – колдун приблизился к столу. – Пусть Лили и подопечная, в её отсутствие Рихард вряд ли кому-то доверит присмотр за эксцентричным чадом. Невзирая на моё пламенное желание увидеть старого «приятеля», придётся дождаться, пока он окажется на нейтральной территории.
Ворон протестующе крокнул и хищно наклонил голову.
– Верно. Постороннее вмешательство не нарушит данного мной слова, но я милостиво сделаю вид, что не вижу бреши в выдвинутых условиях… пока Лили не даст повода. Прийти такой может лишь извне. Если завтра, невзирая на договорённость, я буду обманут, то лишь по воле Рихарда. Потому нашему художнику следует напомнить, что больше двух ошибок я не прощаю, а первую он уже совершил…
Иори спорхнул на шкатулку с выгравированным на боку волком, открыл клювом соседнюю, с пентаграммой, и вынул оттуда серебряный перстень, выполненный в форме такого же символа, немного вытянутого по горизонтали, чтобы острые углы угрожающе обхватывали плоть. Затем ворон перелетел на протянутую руку и ловко надел артефакт на палец.
– Вероятно, Рихард опять направит стопы в Ардонэйзию, к тому торговцу масляными красками, как поступает каждый пятнадцатый день месяца. Там и встретимся. Прямо в доме. Я не стану чтить границы чужих стен, когда нарушаются границы моих интересов, – сухо констатировал Леонардо. – Вежливость – это привилегия.
* * *
Тёплый ветерок колыхал розовые цветы робинии, чьи пышные деревья образовывали собой тенистый сад. В нём и притаился небольшой домик с открытой верандой, на которой в солнечном пятне дремали две гиены. Одна из них, со светлой, увенчанной шрамами мордой, изредка приоткрывала глаз – заспанный взгляд пролетал мимо распахнутой двери, над порогом и дощатым полом, пока не достигал сидящего за столом светловолосого мужчины. Видя, как тот ведёт мирную беседу с хозяином дома, гиена вновь проваливалась в сладкую дрёму.
– Погоди… Разве сатиры не вымерли? – пристально смотря на гостя, мял мочку уха сухощавый паренёк.
– Могу тебя приятно удивить, – улыбнулся Рихард и уронил взор на блокнот. – Один нашёлся. Теперь живёт в Садах Нилгурра, – пальцы открыли страницу с карандашным рисунком: – Вот, сам погляди.
Но, вернув внимание к собеседнику, Рихард не увидел на его лице радости. Оно застыло, как и сам паренёк – глаза стали словно стеклянными.
Светловолосый резко повернул голову – на подоконнике открытого окна чернел ворон, а чуть правее, посреди комнаты, стоял Леонардо. Его взгляд был холоден, как серебряный перстень в форме изогнутой пентаграммы, что маскировал магию своего обладателя.
Заметив внутри дома чужака, гиены с рыком вскочили, но Рихард остановил их поднятой ладонью. Хотя, при всём желании, они бы всё равно не успели: мгновением позже все двери и ставни захлопнуло незримой силой.
– Какой внезапный визит… – пальцы неспешно закрыли блокнот. – Или, правильнее сказать, вторжение?
– Я пришёл напомнить тебе, что пословицы имеют исключения. В частности, слово – серебро, молчание – золото. Как ты посмел утаить от меня уникальное чадо, несущее в себе частицу моей магии: мою дочь?
– При живом-то отце? – убрав блокнот в котомку возле стула, улыбнулся Рихард.
Некромант игру слов не оценил – зашагал к столу, и из стен засочилась тьма, клубы которой ограничили комнату в размерах: словно мира за её пределами не существовало, а всё самое важное происходило здесь и сейчас.
– Надеюсь, ты ещё помнишь её происхождение… – Леонардо остановился у стола и, стянув перчатку, обнажил когтистую руку.
Выпорхнувший из тьмы ворон приземлился на плечо паренька, что так и сидел, безучастно глядя в одну точку.
– Ты про то, как использовал другие планы в качестве плацдарма для экспериментов? – с оттенком осуждения спросил Рихард: уж слишком дерзким был намёк на способность дотянуться до любого желаемого объекта.
– С незапамятных времён низшие демоны стараниями оккультистов проникали в наш мир. Некоторые прижились. Только не все они столь безобидны, как мефиты. Потому я лишь закрыл лазейку и нашёл способ укрепить свою мощь, – рука была вновь облачена в перчатку. – У нас с тобой разные подходы к исследованиям, но ни ты, ни я никогда не упускаем своей выгоды. Однако сейчас речь о том, что я поставлю выше любых дивидендов. Моалгрен всецело принадлежит тебе, дитя – нет. И я буду пристально следить за его судьбой. Уверен, Лили сможет принять правильное решение… – ледяной взор Леонардо обжигал душу морозом: – если ты не станешь препятствовать…
– Очевидно, пристально следить тебе ничто не мешало до, и так же не мешает сейчас, – невзирая на средоточие льда напротив, Рихард не спешил гасить собственные искорки веселья. – Но если ты непременно желаешь услышать слова благословения, то, – он миролюбиво сложил руки на столе, – в добрый путь. Тем не менее позволю себе дать небольшой совет. Лично я готов бессчётное число раз восторгаться эффектностью твоих выступлений, изысканностью подачи достижений в великом искусстве магии и непревзойдённым красноречием, однако моалгрен склонен трактовать увиденное и услышанное чересчур буквально.
Взор Леонардо остался строгим, но окружающая комнату мгла рассосалась:
– Её нрав я уже оценил. В отличие от тебя, оплота рациональности и мастера уходить от конфронтации, Лили импульсивна и прямолинейна, что лишний раз подтверждает её свободу мышления. Тебе играть такую роль в театре чужого сознания было бы сложно. Меж тем я допускаю, что антропоморфный моалгрен – расчётливая попытка привлечь моё внимание, дабы стряхнуть пыль с некогда приятельских отношений ради деловых перспектив. В любом случае тебе удалось меня заинтересовать. Только эксперимент вышел из-под контроля. Уж этого ты знать точно не мог. Так будем же пожинать его плоды: каждый со своей стороны.
Леонардо с вороном распались на чёрные клубы, оставив Рихарда с лежащим на языке ответом, что сошёл с уст тяжёлым вздохом.
– Прости, – вдруг тряхнул головой паренёк. – Я, кажется, задумался. И чем ты хотел меня удивить? – поставив локти на стол, он с улыбкой посмотрел на гостя: – Я весь во внимании.
Глава 6. На чаше весов
Утро нового дня выдалось крайне дождливым. Вплоть до обеда ливень напитывал мшистые ковры дремотных чащоб. А после сырые деревья поглотил туман – отражение царившей в небесах хмурости. Лишь вечер сумел раскалить на западе оранжевое пятно. За тлеющим в дымке закатом Леонардо наблюдал глазами ворона, плавно кружившего над макушками сосен. Сам же колдун находился в лесу. Ждал Лили, слушая далёкую кукушку. В отличие от неё, разбрасывающей яйца по чужим гнёздам, женщина ревностно относилась к своему чаду. Настолько, что не удосужилась явиться. Однако соглашение есть соглашение. Его нарушение обязательно повлечёт за собой последствия. Какие? Леонардо как раз размышлял об этом, пронзая взглядом магический барьер.
Вдруг по левую руку, возле высокого папоротника, открылся портал. Из него никто не вышел, но сквозь разверзнутое пространство виднелся сбегающий к лесному озеру травянистый берег. Там, у раскидистого дерева, сидела Лили: с интересом смотрела на некроманта. Рядом же светлела плетёная из ветвей корзина.
Интуиция подсказывала, что живописное место располагалось за барьером, отчего всё походило на расчётливую провокацию. Расценив портал как приглашение, если он таковым не являлся, можно нарушить собственное слово – Леонардо и шагу не сделал, продолжая глядеть на женщину. Тогда она поманила его пальцем. Лишь после этого некромант проследовал в портал.
Запах сырой земли остался позади. Повеяло вечерним теплом. Видимо, озеро находилось столь глубоко в гуще лесов, что гроза задела его частично и всё успело уже высохнуть.
Леонардо приблизился к Лили, облачённой в серо-серебристый сарафан, вырез и подол которого обрамляли кружева. Она же осталась сидеть под могучей елью, какая пустила корни на обрывистом берегу пару веков назад.
– Рад тебя видеть, – взор коснулся заинтересованного лица и осторожно приземлился в корзину, где лежала новорождённая.
Запелёнатая в цветастую ткань, так что свободными остались руки, она крепко спала. В кулачке малышка сжимала рог тряпичной игрушки, изображавшей, должно быть, оленя или кого-то очень на него похожего. Шею младенца обвивал кожаный шнурок, скрывавшийся под пелёнкой, а короткие, медового цвета волоски придавали миловидности.
– Как и договаривались… – женщина с любопытством глядела на застывшего у корзины колдуна, более древнего, чем ель за спиной, но сейчас, казалось, не менее беззащитного, чем спящая малютка: сквозь задумчивость аристократичного профиля пробивались нотки невиданной ранее сентиментальности, а не единожды согнутые пальцы правой руки отражали неуверенность.
В голове Леонардо действительно господствовал хаос. Сложно было осознать, что стучавшее в корзине сердечко принадлежало родной дочери. Родная. Дочь. Оба слова, да ещё в сочетании, касавшиеся непосредственно его персоны, с трудом укладывались в привычное мировоззрение. И личная встреча вызывала больше эмоций, нежели видения. Видения. Стоило о них вспомнить, как робкого Отца вмиг подвинул уверенный Учёный. Исследователь, какому крайне интересно происхождение той странной «ряби»: возможно, она смогла бы дать ответ, как облагороженный магией мертвец сумел породить жизнь. Но сколь долго и упорно Леонардо не всматривался в облик малышки, никаких перемен не заметил.
– Всё ещё считаешь, что не утратил рассудок? – вдруг раздался сбоку собственный баритон. – Аристократ, достигший уровня божества, позволил себе обрадоваться отпрыску от беспородной самки.
Некромант скосил глаза на черневшего рядом двойника, от макушки до пят сложенного из тумана.
– Не молчи. Ответь мне. Пусть Лили посмотрит, как ты разговариваешь сам с собой. Быть может, прозреешь, когда она с опаской заберёт дитя и отыщет сотню предлогов больше не подпускать тебя к нему.
Не подав виду, Леонардо снова уронил взор на младенца.
– И это она ещё не знает, чем ты занимаешься, – насмешливо продолжил двойник. – Поведай ей о мутантах и чудовищах, что бродят по подвалам давно оставленных имений. Расскажи, как ты бросил гнить в ржавеющих клетках не оправдавшие твоих надежд эксперименты: детей, кому отцом выступил Новатор, а матерью – Наука. Не скупись на подробности. Оцени реакцию Лили на так почитаемую тобой истину.
Вопреки сказанному, некромант сохранял спокойствие и молчал: чувствовал на себе пристальный взгляд женщины.
– Знаю, – вновь завещало чёрное лицо. – Ты считаешь меня галлюцинацией, возникшей вследствие экссудативной интоксикации. Только я создан не химическим процессом – замена эктоплазмы не устранит меня. Ведь я тот, кто должен предостеречь тебя от фатальной ошибки: отринуть самый ценный дар Тьмы. Ясность ума, что грядёт после тотального безумия. Позволь энтропии поглотить тебя во имя покорения новых вершин. Не оборачивайся на своих неудачливых предшественников. Они тебе не чета. Ты – избран Вселенной. Так не сопротивляйся хаосу, переживи безумие и стань бессмертным властителем всех Её тайн.
«Какова же цена столь щедрого предложения?» – с незримой усмешкой мысленно спросил колдун.
– Твоя дочь.
Леонардо пристально посмотрел на Лили:
– Я возьму Эффалию на руки?
– Конечно, – дружелюбно, но несколько неуверенно ответила женщина.
Некромант опустился в траву возле стоявшей на покрывале корзины. Аккуратно поднял малютку. А затем поднялся сам. Невзирая на перемещение, ребёнок сладко спал. Тогда Леонардо коснулся нежного носика пальцем – малышка приоткрыла голубые глаза.
Боковым зрением колдун видел, как Лили быстро встала с тревогой на лице, но тут же уселась обратно. Судя по трудам Гонезру, мать не просто переживала за своё чадо – она чувствовала все его эмоции.
Эффалия, крепко вцепившись ручками в «оленя», вполне осознанно и внимательно наблюдала за нависшим над ней незнакомцем.
Двойник же вкрадчиво, не громче, чем вокруг шелестели деревья, прошептал на ухо:
– Твоя дочь – моалгрен нового поколения. Скоро ты осознаешь это. Уже завтра тебя посетит озарение: ты поймёшь, как из её крови и небесной руды сделать «конгломерат неотвратимости». Он превзойдёт все твои достижения с цептонатом аммония и кристаллической пылью. Станет вечным ключом для Эгрегора Вселенной. Твоим ключом. И только, – после многообещающего вердикта стоявший за плечом двойник распался на чёрные клубы.
Сказанное про уникальность ребёнка – чистая правда. На это указывал, как сам факт его существования, так и человеческая форма. Возможно, последней способствовал шнурок на шее, но вытаскивать амулет из-под пелёнки, и уж тем более изучать, сейчас было неуместно: дополнительный фактор тревоги для и без того обеспокоенной матери, а планы на будущее требовали обратного. Потому некромант бережно положил малышку в корзину и посмотрел на сидевшую под деревом женщину:
– Эффалия чудесна. Настолько, что я желаю проводить с ней больше времени. Хотя бы по полчаса в день.
– Полагаю, – в некой задумчивости сказала Ли, – я смогу найти время. В этот же час. На этом же месте. В хорошую погоду. А вот в плохую…
– Плохой не будет, – загадочно улыбнулся Леонардо. – Гарантирую. Как и то, что ты можешь обращаться ко мне за любой помощью. Не хочу оставаться в стороне, имея изобилие ценных ресурсов и почти безграничные возможности.
– Заманчивое предложение, – теперь улыбнулась и женщина, – но, боюсь, даже ты не можешь дать мне самое желанное: долгий, беспрерывный сон.
– А вот здесь ты заблуждаешься, – сделав пару шагов, колдун уселся в траву возле собеседницы. – Одна особа моими стараниями спит уже не первый век. В противном случае она бы умерла от иссушающей болезни. Сейчас же ей не грозит даже старость. Лишь забвение с перспективой исцеляющего перерождения. Так как, Лили? – усмехнулся он. – Мне подготовить ритуал?
Женщина рассмеялась, а после весело проговорила:
– Звучит слишком зловеще и явно не на пользу малышке, – от взора матери никак не могла укрыться тянувшаяся вверх ручка, и уж тем более настойчивое желание дочери изучить новый, но при этом родной объект. – Кстати о ней. Кажется, она снова хочет к тебе.
– Столь юна, а уже преисполнена смелости. Достойное качество. Основополагающее. Как тут отказать?
Лили осторожно взяла малышку из корзины и передала сидевшему с другой стороны некроманту, что вновь стал вглядываться в небесно-голубые глаза нежного личика.
– Она знает, что я ей не чужой? Или подобные связи возможны лишь между моалгренами?
– Она чувствует магию и разделяет чужих, своих и родных.
– Хм. Безапелляционная классификация окружения по энергетическому признаку, как единственно верный ориентир ввиду отсутствия жизненного опыта. В таком ключе это выглядит аналогом интуиции, только более достоверным.
– И снова всё сводится к исследованиям… – за выводом последовал вздох.
– Лили, – колдун посмотрел в серые глаза: – Представь себе весы. На одной чаше лежит одиннадцать столетий научной деятельности, на другой – день отцовства… – мысль продолжил красноречивый взгляд.
– Тем более. Самое время заняться уравновешиванием чаш и для начала хоть ненадолго смахнуть груз с переполненной.
– Смахнуть? – Леонардо ухмыльнулся. – Бойся своих желаний. Когда столь тяжёлый груз в одночасье падает, земная твердь неистово содрогается, – он с демонстративной плавностью покачал внимательно наблюдавшую за ним малышку. – Степенность – бальзам для благих перемен. Ратую за неё, если она возможна.
– А я всё-таки думала, что ты всемогущий… Ведь всемогущий смог бы извернуться так, чтобы и смахнуть, и твердь уберечь. Попробуй хоть немного задвинуть свою практичность. Бери пример с Эффи. Насладись обществом родного тебе существа, не пытаясь одновременно измерять и взвешивать его. Ещё успеешь. И не единожды. А этот миг… пройдет.
– Любопытная точка зрения. Философская, – неспешно проговорил Леонардо. – Знаешь… а мы неплохо смотримся вместе, – он кивнул вперёд, на сбегающий к искристому озеру берег.
Лили поглядела в указанном направлении: там, почти у воды, на высокой ольхе чернел ворон и непрерывно наблюдал за сидевшей под хвойными лапами парой.
– Повесим наш портрет в холле, над камином? – со смешком предложила женщина.
– С учётом того, что фамильяр использует мою эйдетическую память, это осуществимо, – уронив взор на малютку, колдун улыбнулся уголком рта. – Лишь вообрази. Облицованный серым мрамором зал, камин с решёткой в нуэмско-гаркарианском стиле, а над ним, крупный портрет в рамке из чернёного серебра, какое бы подчеркнуло наши обсидианово-пепельные одеяния.
– Ну раз ты так хорошо всё продумал, то тебе и воплощать. Любоваться, судя по всему, тоже тебе.
– Как категорично. Даже в гости не заглянешь? Неужели находишь мои предпочтения вычурными? – колдун поднял глаза на женщину: – Раз уж мы коснулись такой деликатной темы, позволь полюбопытствовать, где ты живёшь. Ты и моя дочь.
– Почему сразу вычурными? Очевидно же, что подобная картина будет лучше смотреться в богатом доме. А наш… чуть-чуть попроще. Не волнуйся, мы не в пещере живем. А то мало ли, что ты себе навоображал после разделённых воспоминаний, – речь женщины лилась весело и беззаботно: радостное спокойствие дочери действовало на Ли сильнее бокала вина.
– Помня былую беспечность Рихарда, я мог бы представить сырую берлогу с трапезой из шишек: слишком уж склонна к аскетизму была его творческая натура. Однако практичная элегантность твоих одежд говорит о том, что ты знаешь себе цену и не переняла от странствующего художника дурных привычек, если таковые у него ещё остались.
На секунду слова Леонардо вызвали у Ли молчаливый ступор. Ну надо же такое придумать! Или нет?.. На всякий случай она мысленно пробежалась по длинной прямой их с Учителем жизни. Глупости же! Сдержан, но не до абсурда. Женщина едва не рассмеялась, снова представив нелепую картинку:
– Неожиданно слышать от тысячелетнего колдуна подобные шуточки. Или же я пропустила что-то очень занимательное. К сожалению. За выбор одежды я должна сказать спасибо ему. Других учителей у меня не было.
Склонившийся над дочерью некромант опять играл с ней в гляделки. На сей раз она проиграла: отвела взор на выбившуюся из «конского хвоста» прядь, плавно покачиваемую ветерком. Леонардо отметил это – с соседнего дерева прилетели пять листьев и закружились над Эффалией озорным хороводом, чем вызвали у неё сперва недоумение, а потом улыбку с задорным смешком.
– Сказанное никак не отменяет моих слов, – повернул голову колдун. – Время преображает суть, заполняя лакуны души бесценным опытом. «Люди не меняются» – утверждение ложное, ибо основано на скоротечности человеческой жизни. Когда существование исчисляется столетиями, становится видно, что первый век – лишь начальный этап формирования личности.
– У тебя непревзойдённый талант отвечать так, что вопросы лишь множатся… Говоришь, люди меняются? И как долго они остаются пластичными? Или же есть некая точка окончательного формирования личности? – Ли перевела разгоревшийся интересом взор с Эффи, что не оставляла попыток ухватить какой-нибудь из листов-дразнилок, на… игравшего с дочерью отца? Или всё-таки колдуна с очередным экспериментом?
Словно прочитав её мысли, Леонардо улыбнулся и вернул внимание к дочери:
– Если взять за основу концепцию пластичности, то время делает личность более твёрдой. В силу консервативности. Однако консервативность эта вызвана уже не устоявшимся набором привычек, а глубокими размышлениями о собственном месте на ступенях мироздания. В итоге экстремум формирования отсутствует, но темп значительно замедляется.
– То есть кардинальных перемен ожидать не стоит…
На какое-то время воцарилось молчание, поистине безмятежное, как и шелестевший травами ветерок. Потом же вечернее тепло стало угасать, окружение темнеть, и сумеречное небо напомнило Ли о кормлении малютки.
– Я должна идти. Эффи проголодалась.
– Что ж, – Леонардо аккуратно передал дочь матери. – Не смею задерживать, – он возвёл взор на вставшую женщину, – и надеюсь увидеть снова.
– Как договаривались, – улыбнулась та и открыла два портала: один для себя, другой – за пределы барьера.
Вскоре Лили ушла, недвусмысленно оставив единственный выход с защищённой магией территории. Колдун же остался сидеть у ели. Под взглядами первых звёзд. Окружённый пятью разбросанными вокруг листочками. Взирая на самого себя глазами ворона.
Двойник не солгал: Лили была дружелюбной лишь оттого, что многого не знала. И речь даже не о тайнах мрачных подземелий, а о том, какой план зрел в древнем разуме уже не первый век. Всему виной была грандиозная сила, которая покоилась в Эрмориуме, безграничном мире душ, расположенном вне времени и пространства. Этой силой обладала Хризальтера, прародительница демонов, павшая в неравной схватке со звёздным народом. Пожалуй, то был единственный случай, когда слова дракона, делившегося знаниями за обретённую свободу, разожгли в глазах молодого экспериментатора опасное пламя: нездоровый интерес к демонам и вечной жизни.
И чем дольше Леонардо размышлял, тем больше склонялся к теории, что магия Света – ограниченный формулами рудимент, не способный раскрыть всех возможностей человеческого тела, а соответственно и интеллекта: смерть гасила умы самых амбициозных гениев. Тьма же предлагала альтернативу. Вторую из витавших в мире энергий, что питалась кровью использовавших её магов и укрощалась лишь силой воли. Никаких формул и расчётов – только интуитивное управление впущенным в душу хаосом. Что взамен? Отсутствие боли. Звериное обоняние. Ночное зрение. Успех дурманил и презентовал новые возможности. Гипноз. Телекинез. Моментальная телепортация. Однако и этого казалось мало. Ускоренная регенерация. Оживление мёртвой плоти. Создание филактерий.
Тем не менее превращение в лича – процесс долгий и болезненный. Жизненные циклы замедляются, куски плоти отпадают вместе с желанием принимать пищу, а еле трепыхающееся сердце порой замирает, словно заяц, услышавший гончую, только не на минуты – на часы. Такова плата за условное бессмертие. Стать личом – не значит миновать смерть. Маг должен обуздать её.
С каждой обретённой способностью тёмная энергия всё глубже проникала в душу, открывая дорогу обратной стороне силы. Безумию. К моменту, когда Леонардо научился восстанавливать физическую оболочку после летальных повреждений, оно уже всецело сжимало когти на рассудке. Гениальность испещряли навязчивые идеи. Осторожность превратилась в паранойю. Периодически возникали галлюцинации. Аристократ, привыкший блистать у всех на виду, стал отшельником. Однако нелюдимость можно было пережить, а вот то, что безумие усыпало эксперименты ошибками – нет. Точность расчётов оставалась безупречной, только какой в ней смысл, если нарушены логические цепочки?..
Пряча гниющее тело за искусно воссозданной оболочкой, Леонардо часто смотрел на себя былого в зеркало. Жалел о сделанном однажды выборе? Нет. Восстанавливал в памяти собственное я. Иногда отражение оживало и лукавыми речами впивалось в концентрацию. Но порой, в редкие моменты просветления, во мгле безумия прорезались новаторские идеи. Они ничем не отличались от горячечного бреда и всё же давали ветхую надежду выбраться из бездны, в какой уже канули без следа сотни предшественников, таких же ведомых амбициями заклинателей.
Так, одной ночью, как всегда бессонной, ибо живой мертвец не нуждался в отдыхе, Леонардо счёл, что плоть ракшаса могла бы замедлить деструкцию сознания: демонический биоматериал обладал резистентностью к тёмной энергии, а ракшасы являлись самыми крупными обитателями Хэнголического Плана. Возможно, существовали и другие измерения, но гримуары о них молчали. Эрмориум же, со всеми его возможностями, был пока недосягаем.
Ближайший портал в мир демонов, именуемый Третьим Разломом Хэнгола, находился чуть южнее Эльтарона, на Пепельном Острове, где действующий вулкан губил всякую жизнь. Чёрная, выжженная земля. Наполненный гарью воздух. Кислотные озёра. Облезший труп в мантии не казался здесь чем-то инородным. Как и пламенная трещина в пространстве, сквозь которую, при должном умении, можно было призвать демона. Однако не всякий колдун мог справиться с чудовищем из огненных пустошей – нередко, разорвав сдерживающие чары, демоны убивали призывателей и обретали свободу. Некоторые, способные летать, даже покидали остров. Другие же, испытывая странную неприязнь к воде, держались вулкана.
Хоть Леонардо и намеревался вторгнуться в Хэнголический План, создавать магическую воронку не пришлось. Сперва едкий ветер принёс с собой оттенки смрада. А потом возле Разлома нашёлся обглоданный торс мужчины. Прямо у затоптанной на земле пентаграммы. Большой вытянутый след с тремя ямами от грозных когтей указывал на трёхметрового ракшаса. Что это, если не провидение?
Колдун направился к подножию вулкана, где раскалённые тягучие потоки зловеще шипели на тёмных слоях лавы, давно остывшей и затвердевшей. Они искажали маревом пустынный пейзаж, заставляя трухлявые остовы деревьев танцевать. А добираясь до них, сияли огнями и вздымали в небеса клочья серого дыма.
Леонардо шёл мимо дышащей жаром лавы, когда вдалеке, за группой мёртвых деревьев, что-то шевельнулось. Терракотовый бугор, в котором легко угадывалась широкая спина с наростами вдоль позвоночника. Демон сидел, раскапывая перед собой яму, – каждая из четырёх когтистых рук поочерёдно отбрасывала в стороны комья земли. Потом же он замер, приподнял рогатую голову и повёл носом по ветру. С такого ракурса колдун не видел носа, но прекрасно знал, как он выглядит. Приплюснутый. С шестью прорезями ноздрей по бокам. Ровный и симметричный. Не то что россыпь круглых глаз в верхней части морды: все разного размера. Или острые косые зубы, каких могло быть до трёх рядов.
Учуявший добычу демон неторопливо поднимался. Но Леонардо думал не про обманчивую неспешность, а о том, что ракшасы не копают землю просто так. Только если не хотят спрятать нечто ценное от сородичей: вероятно, артефакт погибшего мага. Однако в поле зрения больше никого не было.
Возвысившийся над обломанными деревьями демон повернулся и оскалился, разведя руки перед стремительным броском. Некромант же выбросил вперёд ладонь – незримая сила пробила ракшаса насквозь за миг до того, как он сорвался с места. С вылетевшими из спины синими внутренностями, что со шлепками разлетелись по округе, гигант рухнул наземь.
А секундой позже перед колдуном мелькнул бежевый ветер, и вытянутая рука в мгновение ока лишилась кисти – на одежде же зашипели раскалённые брызги: всё это время второй демон скрывался в лавовой реке, ожидая удачного момента для нападения.
Пронёсшийся мимо ракшас распахал ногой бугристую землю и остановился в дюжине шагов. Выплюнув откусанную кисть, он вонзил взор семи глаз в раненую цель и распахнул колючую пасть, откуда наружу выбрался утробный рык.
Леонардо задумчиво хмыкнул. Этот экземпляр оказался меньше, даже не достигал двух метров. Молодая особь? Возможно. Но налицо все признаки мутации: слишком светлый оттенок кожи и наличие гибкого хвоста, что недобро извивался за спиной.
– Любопытно… – колдун спокойно опустил руку, завершением которой теперь была обломанная кость, по какой стекала серая кровь. – Будучи агрессорами, ракшасы быстро впадают в состояние аффекта и поражают соперника безостановочным шквалом атак. Но ты не стремишься продолжить бой. Неужели изменения носят не только физический характер?
Смерив врага взглядом, демон распластался по земле, точно паук, и рванул прочь – в сторону Разлома. Молниеносно перебирая ногами и двумя парами рук, он преодолевал по пятнадцать метров в секунду, оставляя за собой лишь борозды от когтей. А вот и портал: огромная, пылавшая над горячими камнями трещина. Спасительный рывок! И в центральный глаз вонзилась острая кость…
Возникший из ниоткуда Леонардо обернул покалеченную руку в оружие, а скорость противника – против него самого. Правда, откинуть демона телекинезом уже не успел и тот по инерции закатился вместе с ним в портал.
Они оба пролетели через облако смога и упали на рыхлую поверхность, багровую с тысячами алых прожилок, что местами взрывалась огненными гейзерами. В нос сразу же ударил резкий запах, осевший на языке запредельной горечью.
Колдун встал и окинул себя взглядом. Мантию покрывали похожие на споры красные точки. Элегантный взмах ладони – невидимая сила стряхнула их, вернув одежде опрятный вид.
