Kitabı oku: «Чернокнижник. Ученик колдуна», sayfa 2
Первуша, пока Коляда отсутствовал, выспался. Чего в чужой избе бока отлеживать? Решил сбегать к деревне. Жилет меховой у двери висит, заместо зипуна будет. И заблудиться невозможно, по следам Коляды пойдет. Что-то долго чудной старик не возвращается. Оделся, опоясался веревкой пеньковой, что обочь двери висела, вышел из избы и попятился. В десяти шагах перед избой, прямо на следах от валенок Коляды, волк сидит. Огромный, серый, глаза зеленцой отливают. Оторопь Первушу взяла. Из избы выйти – зверь набросится. Лучше отступить. Прикрыл дверь, притих, в щелку посмотрел – нет волка. Пропал! И следов от волчьих лап нет, как будто причудилось ему. Но рисковать больше не стал. Разделся, на теплую печь залез. Случайно волк к жилью Коляды вышел или колдун такую охрану поставил? Решил спросить у дядьки, когда вернется. Не зря, наверное, люди про него разное говорят. А там – кто его знает. Лес-то Ведьминым прозывают, стало быть не Коляда главный в нем.
На крыльце ногами застучали, кто-то снег с валенок отряхивал. Первуша дерюжкой прикрылся, сделал вид, что спит. Но приглядывал через щелку.
Вошел Коляда. Усы и борода в инее, брови тоже. Отшельник тулуп снял, потер озябшие руки, к печи приложился.
– Все спать-почивать изволишь? Вставать пора.
Первуша вскочил:
– Да я не спал вовсе.
– Слушай. Был я в деревне, нерадостную весть тебе принес. Нет у тебя больше семьи.
У Первуши слезы на глаза навернулись. Как это нет? Куда тятя и мамка делись, братья его?
– Врешь поди, дядька, – насупился Первуша.
– Эх, малец, – вздохнул Коляда. – Зачем мне тебя обманывать? Вырезали-вырубили татары жителей, в живых никого не осталось.
– А как же я? – растерялся Первуша.
– Сирота ты теперь круглая, парень. Зачем из избы выходил?
Хоть и крепился Первуша, а рыданий сдержать не смог. Упал лицом на подушку, заплакал. На голову его легла тяжелая рука Коляды:
– Не стесняйся, поплачь, может, и полегчает.
Когда Первуша успокоился, Коляду спросил:
– А как ты узнал, дядька? Ну, что выходил я?
– Сам подумай.
– Волк сказал?
– Волки говорить не умеют. А ты думать учись. Дверью ты снег сдвинул с крыльца, вот я и догадался.
– Но волк же был?
– Был. Защитник он мой. Добрых людей или кто помощи моей ищет он пропустит и не покажется. А злых да с дурными намерениями отпугнет, а то и задрать может.
– Как ягненка в хлеву?
– Именно так.
Коляда уселся за стол, задумался. У Первуши на языке вертелся вопрос. Если у него теперь семьи нет, где он будет жить, что есть? Понимал – спас его от неминучей смерти на морозе в лесу Коляда. Отныне обязан Первуша спасителю, да отплатить нечем. Может хворост для печи из леса носить, дрова рубить, по хозяйству хлопотать – воды из ручья принести, посуду вымыть, другое что. Только согласится ли хозяин? Не знал – не ведал, что хозяин избушки сам ученика искал, руку приложил, чтобы отогреть да душу вложить почти в мертвое тело.
Коляда кашлянул:
– Поди сюда.
Первуша на лавку с отшельником рядом уселся.
– Предложение сделать тебе хочу, вьюнош. Ты ведь сирота и идти тебе некуда, так?
– Так, – кивнул Первуша.
– Коли не боишься меня, оставайся. Учеником к себе возьму.
– А что делать надо?
– Обучу травы да коренья знать, людей лечить будешь, пользу приносить. Человек – он заниматься по жизни чем-то должен. Кто-то пахать, сеять. Другой – бортничать или плотничать. Иные – торговать. Вот ты кем стать думал?
– Как отец, пахать, сеять, жать.
– Занятие доброе, выше хлеба на столе нет ничего. Но знания за плечами не носить, спину тяжестью не согнут. Не захочешь – сам выберешь себе дорогу, как вырастешь.
– Согласен я, дядька!
Коляда приобнял мальчишку:
– Вот и славно. Стар я, знания свои да умения передать кому-то должен. Сладилось у нас.
– Сколько же тебе лет, дядька?
– До десяти считать умеешь?
– Тятька научил.
– У тебя на каждой руке пять пальцев, на обеих – десять. Мне семь раз по десять.
– У!
Раздался скрип снега, потом стук в дверь.
– Открыто, входите! – крикнул Коляда и поднялся с лавки.
Встретить гостя сидя – проявить неуважение. В избу, окутанная клубами морозного воздуха, вошла женщина, закутанная в шаль поверх длинной, до пят, телогреи.
– Ой, беда у нас, Коляда!
– Не голоси, Марфа. Что случилось?
– Басурмане хозяина моего стрелой в руку ранили. Выдернуть стрелу пытались, да только древко сломали. Как бы огневица не приключилась.
– В лесу укрывались?
– Там, там, тем и спаслись. Сейчас в избы воротились. Не можно в мороз с детьми малыми ночь да день в лесу сидеть. Замерзли все. Избы выстыли, пока нас не было.
– А то хорошо домашняя живность – тараканы да блохи – вымерзла, чище будет.
Женщина завыла, бухнулась Коляде в ноги:
– Выручай, как же мне без кормильца с тремя детьми!
– Ты из Долгушихи?
– Из нее, родимый. Третья изба с левой стороны.
– Тогда погодь, соберусь.
Коляда собрал в туесок тряпицы чистые, какие-то мази, травы, сам оделся.
– Ты, Первуша, пока в избе сиди. Нет у тебя подходящей одежонки и обувки для такой погоды. Справим еще, дай время. В печи казанок стоит с вареной репой, поешь.
Хлопнул дверью и ушел. Хорошо сказать – посиди. Первуша почти весь день один сидел. Скучно и страшно. Недобрый человек не забредет, Коляда о волке-охраннике говорил. А вдруг нечисть какая? Лес-то Ведьминым не зря прозвали. На двери никакого запора нет. Первуша вытащил ухватом из печи чугунок, открыл крышку. Запах вкусный пошел. Одну репу очистил, съел. Сладкая! За ней вторую, третью. Вкусная у Коляды еда. Чугунок крышкой прикрыл, в печь вернул, пусть томится. Возвратится Коляда, а еда теплая.
За окошком смеркаться стало. От скуки Первуша зажег лучину от уголька в печи, стал разглядывать пучки сушеных трав, висящих на стенах. Иные снимал, нюхал, вешал на место. Ну и Коляда, видно, много знает, и память у него отменная, раз столько трав да корешков знает.
Снял один пучок, понюхал. Запах приятный, даже голова слегка закружилась, поплыла. И вдруг окрик Коляды от двери:
– Брось немедля!
Первуша испугался, бросил. Как же Коляда вошел, если Первуша не слышал? Отшельник тулупчик повесил, с пола пучок подобрал.
– Не знаючи – не трогай. Это терличь, рано тебе про ее силу знать, сначала другие изучи.
– Хорошо, дядька, как скажешь.
– Травка эта, отвар ее да с наговором, позволяет в любое животное али птицу на время превратиться. Без нужды не трогай, опосля узнаешь.
Коляда присел на лавку, потер озябшие руки.
– Марфа за исцеление мужа своего добрый кусок сала дала. Пшено у меня есть, завтра кулеш знатный сварим.
Кулеш дома у Первуши делали иногда, когда было из чего. Сытное кушанье и вкусное.
– Вот что, Первуша, завтра начинаем учебу. Мне тебе рассказать и показать много чего надо. А придет весна, вместе травы собирать да сушить будем. А теперь поужинаем да спать.
Первуша засуетился. Чугунок из печи достал, на стол перед Колядой поставил. Старик хмыкнул одобрительно, всю репу съел.
– Почивать давай. Лезь на печь, а я на лавке.
– На печи двоим места с избытком, поместимся.
– Так-то оно так, только в мои годы тепло не всегда пользу приносит.
Странно Первуше такие слова слышать. По его мнению, тепло всегда хорошо, лучше, чем холод. А еще хотел спросить Коляду, почему он перед трапезой не крестится, молитву не читает и в красном углу избы икон нет. Решил – потом спросит.
Первым утром встал Коляда, следом Первуша. Чай, не в гостях, теперь это и его изба. Дармоедов нигде не любят, помогать надо. До ветру сбегал, в чугунок снега набрал. Из сеней поленьев в печь подбросил. Когда растопился снег, а вода закипела, Коляда мешочек с пшеном достал, щедро сыпанул в чугунок две полные пригоршни, помешивать деревянной ложкой с длинной ручкой стал. По избе через время запах пошел. Когда пшено разварилось, Коляда попросил:
– Ты помешивай, я сальца порежу.
Коляда ножом настрогал промерзшего сала длинными тонкими ломтями, в чугунок бросил. Дух аппетитный из чугунка пошел, у Первуши спазмы в желудке пошли.
– Горячее сырым не бывает, – изрек Коляда, вытащив чугунок из печи.
А Первуша уже ложку приготовил.
– Не торопись, отрок, немного остыть должно, настояться.
У Первуши рот слюной полон, глаз от чугунка не отводит. Коляда на лавке напротив устроился.
– А скажи, дядька, почему ты не крестишься и «Отче наш» не читаешь? – осмелился Первуша.
– Бог у каждого в душе свой. Главное, истово верить и веру свою не предавать. А ходишь ли ты в Божий дом или нет, дело второе.
Первуша не понял ничего, но подумал – попозже поймет. Тем более кулеш поспел.
– Миски давай.
Мальчик принес миски, Коляда наложил каждому полную. Было непривычно. У них дома все ели из чугунка по очереди, черпая ложками. Отправил ложку кулеша в рот. У, какая вкуснятина! Заторопился. Коляда строго заметил:
– Не поспешай, никто еду не отберет.
Стыдно Первуше стало. Начал на Коляду поглядывать. Тот ложку в рот, ждут не спеша, и Первуша повторяет. Наелись досыта.
– Теперь приступим к учебе.
Первуша полагал, что Коляда станет про травы рассказывать, а он начал о разных органах у человека. Для чего глаза человеку, уши, руки, ноги, да какие болезни приключаются, да как распознать. Первуша раньше никогда об этом не задумывался. Глаза – глядеть, ноги – ходить. По младости лет болезни его не коснулись. Так – чихал иногда да сопли пускал, когда простужался, но это редко бывало. Мать в таких случаях малиной сушеной поила да в бане парила. Только баню натопить не просто. Пока воды в котел натаскаешь, дров принесешь да протопишь баню, полдня уходит. Потому мылись всей семьей сразу, впрочем – как все в деревне. И теперь слушал Коляду, открыв рот. Не обремененный знаниями молодой мозг впитывал каждое слово, как губка.
Сколько шли занятия, неизвестно. Коляда сам прекратил:
– На первый раз хватит. Начнем одежонку тебе ладить. Я буду делать, а ты смотри.
Вытащил из угла кусок плотной ткани.
– У купца проезжего две весны назад выменял. Я ему шкурку лисы, а он мне – ткань. Полагаю – тепло в ней будет. Давай мы тебя обмеряем.
Измерял веревочкой с завязанными на ней через равные промежутки узелками. Угольком сразу писал на скобленых досках стола. Первуша в первый раз увидел, как выглядит цифира. Коляда посмотрел на мальчика:
– Ты грамотен ли?
– Не учили родители.
– Плохо.
– Так у нас в деревне только староста умел читать.
Коляда хмыкнул:
– Непаханое поле. Считать не можешь, читать не умеешь. Ладно, поправим.
Ножом на столе по меркам Коляда разрезал ткань. Не сукно, но плотная. Из деревянного ящичка достал иглу, нитки, уселся сшивать.
– Ты смотри, Первуша, как делается. Потом сам такожды шить будешь.
Со штанами не заморачивались. Сами шили, кто побогаче – на торгу покупали. Штаны шили широкие, не по размеру. И худой их носил, и толстый, а не спадали чтоб, утягивали гашником – веревкой, вшитой в пояс. В повседневной носке ткани серые, черные. Для праздничной одежды – яркие, цветастые: голубые, красные, желтые. Иной раз человек выглядит как попугай – красная рубаха, синие штаны, желтый колпак на голове. Зато глаз радует.
Когда штаны были готовы, Коляда протянул их Первуше:
– Облачайся, полюбуемся. Не все тебе в портах ходить.
Такую обновку Первуша раньше не носил. Руки дрожали, когда надевал. Покрутился, повертелся.
– О! Добрым молодцем стал. Жаль, что зеркала нет.
Что такое зеркало и для чего оно нужно, Первуша не знал.
– Обувку тебе зимнюю еще надо справить, – покачал головой отшельник. – Да еще шапку, зипун или тулуп. Ноне ты для выхода из избы не годен.
За заботами вечер настал. Поужинали, спать легли. Следующим днем Первуша встал одновременно с Колядой. Сам печь затопил, принес снега в котелок, в печь поставил. Коляда смотрел с одобрением. Когда вода закипела, отшельник спросил:
– Кулеш понравился?
– Ага, так бы и ел все время.
Коляда усмехнулся:
– Каждый день, так через седмицу надоест. Ладно, вари.
А сам вышел. Первуша сначала растерялся. Потом вспомнил, что делал Коляда. Всыпал пшено, стал помешивать ложкой. Когда пшено разварилось, стало пахнуть, нарезал сало. Точно повторял все, что видел вчера. В чугунок накидал тонких пластинок розового сальца. Снова помешивал. Вроде бы готово. Отодвинул чугунок на край. Здесь не остынет и не переварится. Вошел Коляда:
– Запах хороший. Угощай.
Первуша рад стараться. Взяв тряпку, чтобы руки не обжечь, перенес чугунок на стол, миски поставил, ложки положил рядом.
– Все правильно сделал. Ну, попробуем.
Коляда ложку в чугунок запустил, перемешал, зачерпнул немного, положил в рот, закрыл глаза. Первуша следил за ним с замиранием сердца. Одобрит или поругает? Коляда кивнул:
– И я бы не сделал лучше.
Оба наложили по мискам, принялись за еду. Уже после Коляда распорядился:
– Лопату возьми в сенях, крыльцо от снега очисти.
Первуша в новые штаны облачился, натянул заячьи поршни, жилет надел. Вышел, а недалеко от крыльца волк сидит. Посмотрел на Первушу, зевнул лениво, отвернулся. Первуша осмелел. Снег убрал, даже некое подобие дорожки сделал. Раскраснелся, тепло стало. В избу зашел, а Коляда за стол приглашает:
– Учиться пора. Сытое брюхо к учению глухо. Размялся, проветрился, за дело пора.
Сначала занимались счетом. Коляда показал, как пишутся цифры, что означают, складывание и вычитание. С непривычки у Первуши голова к концу занятий кругом пошла. Коляда заметил, что Первуша устал.
– Теперь давай о травах поговорим. Да не о тех, что коровам в пищу идут, а о лечебных.
Сперва рассказывал, как собирать. Целая наука. Одни надо сорвать до восхода солнца, до сокодвижения, другие – в полдень, третьи уже в сумерках. И сушить только в тени, на ветерке.
– Для начала хватит. Одевайся, в лес идем.
Первуша обрадовался. Все лучше, чем в избе сидеть. Как только вышли, волк в лес ушел. Коляда шел по лесу:
– Это что за дерево?
– Любой знает – береза.
– У нее почки хворям помогают.
– А от чего?
– После расскажу. А это какое дерево?
– Елка.
– Ну, это очень просто. А это?
Первуша задумался. Береза – у нее ствол белый, не спутаешь ни с чем. Ель всегда зеленая, вместо листьев иголки. А как узнаешь дерево, если листьев нет?
– Дуб это, – усмехнулся Коляда.
И объяснил – по каким приметам узнать можно. Занятия шли день за днем, с утра до вечера, если не приходили просители. Кто болящий, а другие пришли снять порчу али на жениха приворот сделать. И каждый в благодарность туесок с маслом оставлял, либо узелок муки, либо кринку сметаны, даже раз куриную тушку принесли. Благо холодно, мороз, продукты не портятся. Коляда подношениям рад, ведь в избе второй едок прибавился. Первуша, когда болящие или просители приходили, взбирался на печь, лежал тихо, чтобы не мешать. Смотрел, впитывал, запоминал.
Если какой-то момент упускал, после ухода гостя переспрашивал. Коляда не ругался, объяснял подробно. Первуша уж и забыл, что когда-то, в первые дни, боялся Коляды. Люди разное говорили, а оказалось – вполне добрый дядька, болящим помогает травами да заговорами. Не далее как вчера больные зубы селянину заговорил.
Каждый день, с утра и до ночи, учился Первуша. Счет освоил. Буквицы выучил, читать мог, правда, медленно пока. А еще – травы. Как выглядят, чем пахнут, от чего помогают.
Солнце с каждым днем светило ярче, снег оседать стал, в воздухе теплом повеяло. Первуше больше на природе нравилось, чем в лесной избе Коляды. Но понимал – бесценные знания старик-отшельник ему передает.
Еще через месяц снег бурно таять начал, землю развезло, ни пройти, ни проехать. Ни купцы по шляху не ехали, ни селяне к Коляде не ходили. Ручейки в мутные, полноводные реки превратились. Однажды Первуша спросил Коляду:
– А куда волк делся? Уже седмицу его не вижу.
– Что ему сейчас здесь делать? Ни друг, ни враг по такой грязи пройти не может.
В такую распутицу в избушке жили, как на острове. Хорошо, у Коляды запасы провизии были – крупы, съедобные коренья, льняное масло, мука и соль. Месяц, пока не подсохло, продержались.
Потом заметно потеплело, подул ветерок, земля просохла, только в низинах было влажно и топко, так их обойти можно. В избу к Коляде сразу народ потянулся, страждущих скопилось много. Кто животом мается, кому грыжу Коляда вправлял, а кого от испуга заговаривал. В избе свежие продукты появились, селяне отдаривались продуктами собственного производства. Через седмицу поток посетителей иссяк.
– Пойдем по лесу пройдемся, – сказал утром Коляда.
Воздух в лесу чистый, ароматами напоен. Почки набухли, кое-где уже лопнули, нежные листики проглядывают. На возвышенных местах, где земля прогрелась, подснежники появились. Возле одного из старых, трухлявых пней Первуша змею заметил: лежала неподвижно, на солнце грелась. Отпрянул в сторону.
– Чего испугался? Выползок это. Змея из старой шкуры выползла, потому как выросла, старая шкурка мала стала. У змей зрение плохое, она твое приближение всем телом чует, как земля дрожит. Не хочешь ее беспокоить – замри на месте, она тебя чувствовать не будет, уползет.
– Боюсь я этих ползучих гадов! – наморщился Первуша.
– Когда идешь – под ноги смотри, а также на низкие ветки. Змеи иной раз на деревья заползают.
– Укусить хотят?
– Больно ты им нужен! За птичьими яйцами лазают. По весне птицы гнезда вьют, а для змей яйца самое лакомое кушанье.
– Мерзость какая!
– Не скажи! Высушенный змеиный яд, коли в пропорции нужной с жиром смешаешь, отличное средство от болей в суставах али когда поясницу скрутило. Отрубленная змеиная голова хороша как оберег двора. Чуют змею дикие звери, стороной обходят.
