Kitabı oku: «Чернокнижник. Ученик колдуна», sayfa 3
Много чего рассказывал Коляда об увиденных травах. Когда обратно шли, Первуша отважился задать вопрос, мучивший его давно:
– Скажи, дядька, только без обиды. Ты не колдун?
– Я? – удивился Коляда. – Нешто я похож? Видел ли ты, чтобы я зло кому творил? Людям помогаю за мзду малую, да ты сам видел. Вот Пахом-мельник, что за Долгушихой на хуторе живет, тот чернокнижник, его опасаться надо.
– А что такое «чернокнижник»?
– Человек, который читает книги о колдовстве, чертей или нечистую силу себе в помощь призывает.
– Как же колдуна от обычного человека отличить можно?
– Взгляд у него особый, а еще – папоротника он боится, уходит сразу. Да много чего, не только папоротника. Еще перекати-поле или плакун-траву.
– Ты мне их не показывал.
– Время не пришло. Нет их сейчас в лесу. А как появятся, обязательно покажу. Летом будут, ближе к концу.
– Дядька, а ты сам нечистую силу видел?
– Встречался, было дело. Ты думаешь, почему в лесу нашем деревья кривые?
– Ведьминым его называют.
– Правильно, потому как Баба-яга сюда на шабаш иногда является.
– Да ну!
– Вот тебе и да ну. Да не одна.
– Как же она тебя не тронула?
– Круг ножом вокруг себя очерти да произнеси «чур меня». Рядом вертеться будут, а через черту не перейдут.
– А леших, домовых, банников или водяных встречал?
– Прячутся они от людей, не показываются. Ты к ним спокойно относись, в их владения не вторгайся, и не тронут. Вечером домовому угощение приготовь, в углу поставь, так он пакостить не станет, о недруге предупредит.
– Все же стремно с нечистой силой общаться.
– Где ты только таких слов нахватался? Не от меня, это точно. А насчет нечистой силы – не используй ее и сам чист будешь.
Некоторое время шли к избе молча.
– Первуша, вот ты о чем мечтаешь?
– Поесть, хорошо бы кулеша с салом.
– Я не об обыденном. Вот вырастешь, недолго ждать, годков пять всего. Что делать будешь?
– Как и ты – людей пользовать, добро приносить.
– Похвально.
– А еще крымчакам отомстить за семью мою.
Коляда аж крякнул:
– Эка! Что ты один можешь против орды?
– Подрасту – придумаю.
– Ну-ну, прапор тебе в руки и божья помощь.
Прапором называли знамя, стяг. У князей он черным был, с ликом Иисуса из Назарета.
– Отец как-то говорил: долг платежом красен. Вот и я должок вернуть хочу.
– Отомстить.
– Хоть бы и так.
– А Иисус велел обидчиков прощать.
– В его время татар не было.
Коляда только головой от удивления покрутил.
Это же надо, как рассудительно отрок отвечает. С того дня каждое утро в лес выходили. Понемногу вдвоем собирали почки березовые, травы, только-только появляющиеся из земли.
Как-то Коляда к болящему ушел, причем Первушу не взял. Первуша травы перебрал, что днем собрали, в небольшие пучки связал, повесил на веревочке сушиться. Потом приятное дядьке сделать решил – обед сварить. Чугунок с водой согрел, репу порезал в кипящую воду бросил, капусту потом нашинковал – и в котел, да разных трав ароматных по паре листочков. Как похлебка сготовилась, в сторону чугунок отодвинул. Не перекипит, но и не остынет. Яиц сварил, каждому по паре. Не далее как позавчера девица за наговор десяток яиц принесла. Уселся, довольный собой. Все время не зря провел.
Дверь без стука отворилась, вошла молодица лет тридцати. Лицо – кровь с молоком, телом крепка, одета не по-весеннему, в яркую поневу. Такую одежду летом носят. Почти пропела от порога:
– День добрый!
– И тебе того же, – кивнул Первуша.
Не понравилась она ему сразу. Не постучала, тем самым не проявив уважения к хозяину, да и глаза нехорошие, пронзительные, так и шарят взглядом вокруг.
– Хозяин где? – стала расспрашивать незваная гостья.
– К болящему ушел, возвернуться вот-вот должен.
– Так я подожду. Ты кто будешь?
– Ученик его.
– Чем у тебя так пахнет? – потянула носом молодица.
– Похлебкой.
– Мог бы гостью угостить.
Сказала требовательно, не попросила. Таких гостей в избе у Коляды Первуша еще не видел. С каждой минутой гостья нравилась ему все меньше и меньше.
– Хозяин придет, у него проси. Я лишь ученик, не хозяин в избе, – ответил Первуша.
– Как тебя звать, отрок?
Предупреждал Коляда – не называть имени первому встречному-поперечному. Вспомнил о том Первуша, назвался Иваном. Молодица поморщилась. Первуше на миг показалось, что не белые ровные зубы у нее показались, а желтые клыки. Нехорошо на душе стало. Ни Коляды нет, ни волка у порога. Тот бы непрошеную гостью не пустил.
Молодица прошлась вдоль стены, Первуша сразу по звуку опознал – хозяин возвращается. Коляда вошел, увидевши гостью, нахмурился:
– Зачем явилась, Кумара?
– Тебя проведать, давно не виделись.
– Я по тебе не соскучился, век бы тебя не видел.
Таких слов по отношению к гостям Коляда не говорил никогда.
– Фу, какой ты! Нет чтобы с женщиной поговорить. И отрок твой Иван такой же негостеприимный.
И тут произошло превращение. Кожа на лице молодицы стала усыхать, появились морщины. Изо рта появились два торчащих клыка, нос сгорбился, крючковатым стал. А потом вместо поневы какие-то лохмотья появились. Крутанулась Кумара на одном месте, обратилась в облако дыма да в печь, вылетела через трубу. Первуша не видел, как снаружи из трубы зола полетела, потом дым повалил. Да не струйкой вверх, а закрутился коленцами замысловато да истаял без следа.
Первуша такие превращения в первый раз видел. Честно говоря – испугался. Одна надежда на Коляду была. Отшельник посмотрел на мальчика:
– Испугался?
– Есть немного.
– Ведьма это, не молодица, Кумарой звать. В здешнем лесу обитает, оттого все деревья гнутые. Считай – знакомство свел. То, что имени настоящего не сказал, – молодец. Иначе порчу навести могла. Никогда не позволяй даже волоса со своей головы али бороды взять.
– Я и подумать не мог. Молодица вошла, думал – болящая или просить заговор явилась. А оно во как обернулось.
– Легким испугом отделался. Нож всегда при себе имей. Заподозрил только, сразу круг ножом и «чур меня».
– Да помню я. А почему волка нет? Он бы не пустил ее на порог?
– Сложно сказать. Волк-то сразу бы учуял, только он против людей способен противостоять. А она – нечистая сила, волк вреда ей не причинит. Скорее она сама его во что-нибудь превратит. Скажем – в пень трухлявый.
– Неуж так сильна?
– Против обычных людей, не сведущих в защите, да против скотины – конечно. Ночью мертвецов из могилы поднять, их руками скот передушить или иную пакость учинить способна.
– Мерзость какая!
– Осторожен всегда будь. Они любое обличье принимать могут – ребенка, мужчины, животного, даже предмета.
– Что – пуговицы даже?
– Нет, сообразно телу. Бревна или камня. И еще важная примета. Нечистая сила отражения не имеет. Вот ты купался в стоячей воде? Скажем – озере или пруду?
– Купался с мальчишками.
– Когда ветра или волн нет, можно себя видеть на воде. А нечисть ни в воде, ни в зеркале не видна. Рядом стоит, а отражения нет – как пустое место.
– Коляда, а давай зеркало купим, пусть маленькое?
– Я бы не против, но больно дорогая безделица.
– Почему безделица?
– Смотреться только в нее. Это богатые любят.
– Сколько же стоит?
– Никак купить хочешь?
– Хочу.
– Лисьих шкурок так десятка два надо отдать. Да и то зеркало бронзовое будет, полированное. А уж ежели стеклянное, так куницы десятка три, потому как заморские.
Первуша не унимался:
– Размером с ладошку если?
– Вот прилип как репей. Не знаю. Со дня на день обозы купеческие пойдут из Крыма на Москву, узнай у торговых людей.
Первуше не красоваться надо. Уж больно неприятным было первое знакомство с нечистью. Руку на сердце положа – испугался задним числом. А коли средство хорошее опознать нечисть есть, почему не воспользоваться? И шкурки были. Зимой силки ставил рядом с избой. Лисицы не попадались, но десяток зайцев и енот нашли свою погибель. Коляда планировал выменять их на запасы пропитания – крупы, муку.
Как потеплело да земля просохла, Первуша на ручьях и реке сети стал ставить. Свежая рыбка – хорошее подспорье к столу, а коли улов богатый был, так потрошил, солил густо, вывешивал сушиться. О коптильне горевал. У них в семье была. Как избыток рыбы, так в коптильню. Прокоптится рыба дымком – вид золотистый, пахнет вкусно. Такую рыбу выменивали на продукты, иной раз сами ели. Собрать камни в лесу можно, только из чего раствор делать? Первуша как-то советовался с Колядой, думал глину использовать. Не одобрил отшельник. Высохнет глина от пламени и жара, потрескается. На извести и куриных яйцах надобно, а где их взять?
После того как сети ставил, на опушку леса выбегал, к дороге. Всматривался в даль – не тянутся ли купеческие обозы? Нет, не видать. То ли рано, то ли другой дорогой едут.
После постановки сетей с Колядой ходили по лугам, по лесу. Целебные травы искали, съедобные растения вроде дикого лука. А летом грибы пошли. Коляда собирал все, не брезговал мухоморами и бледными поганками. Учил Первушу, как грибы различать, что можно есть, а что нельзя. Первуша удивлялся:
– Сам говоришь – поганки есть нельзя, а собираешь. Вон у избы – целая веревка мухоморов и поганок сушится. А зачем?
– Для нечисти. Погоди немного, на Ивана Купалу ведьмы шабаш устроят, да всякие мавки и лешие соберутся. Для них такие грибы – лучшее угощение.
– Зачем их угощать – привечать? Мерзкие они.
– Враждовать с ними не надо, как и дружбу водить. А нагрянут – угостил несъедобной дрянью, они довольны, не пакостят.
Коляда старался не конфликтовать ни с кем. Однако обидчикам спуску не давал. Однажды Первуша сам видел. Через речку мост деревянный, узкий. Они вдвоем на него взошли, уже почти миновали, как с другой стороны мужик на подводе въехал. Кнутом щелкнул, заорал:
– Уступи дорогу, голь перекатная!
А как уступить, если телега во всю ширь моста? Коляда ругаться не стал – пустое дело. Вернулся назад. Мужик проехал, изгаляясь, кнутом шапку с Коляды сбил, ухмыльнулся. Отшельник вслед бросил:
– Над стариком да малым изгаляешься. У всякого дурня ума хватит, да твоя пустая голова пострадает.
Мужик услыхал те слова, обернулся, крикнул:
– Мели, Емеля, твоя неделя!
А как обратно шли, недалеко от моста этого мужика встретили. Один идет, без лошади и телеги. Вид понурый, голова опущена.
– Что не весел, голову повесил? Ай беда какая? – осведомился Коляда.
– Разбойники напали, отобрали лошадь и телегу с добром, а самого кнутом отхлестали.
Мужик в доказательство рубаху задрал, спиной повернулся. На коже рубцы красные, свежие.
– Ай-яй-яй! Нехорошо как. Ты в церкви свечку Николаю-угоднику поставь, что жив остался. А в следующий раз язык попридержи, не то вместо головной боли головушки-то вовсе лишишься.
Мужик вместо сочувствия и жалости нравоучение получил. Когда он скрылся из вида, Первуша спросил:
– Это ты ему напророчил и сбылось?
– Не, тати без меня появились. Видение было.
– Почему мужика не остановил, когда он по мосту ехал?
– Не поверил бы. А так – урок получил.
– А вдруг убили бы его?
– В видении того не было.
Первуше интересно стало. Раньше Коляда ни про какие видения не говорил. Был разговор, что после того, как съешь немного сушеных мухоморов, бывают видения. Причем видится то, чего в обычной жизни не бывает. А посему такие грибы есть нельзя, в бреду мухоморном можно совершить поступки, о которых потом жалеть долго придется, иным – всю жизнь. Тогда почему у Коляды без всяких грибов видения бывают, а у Первуши – нет? Приглядывать за отшельником отрок стал. Раз Коляда сам не говорит, стало быть, время не пришло, но интересно очень, любопытство раздирает. Причем осторожничал. Если заметит Коляда, нехорошо выйдет, вроде как выведывает то, что знать не положено. Две седмицы осторожничал, пока выведал. И получилось обыденно. Утром до ветру вышел, а после росой с трав умыться. Коляда сказывал – для здоровья полезно, особенно девкам да молодицам. Вернулся в избу, в сени вошел, а Коляда приговаривает что-то. На ногах у Первуши заячьи поршни, шаг легкий, бесшумный. Замер отрок в сенях, к щелке дверной припал. Коляда же за столом сидит, толстенную книгу открыл, смотрит на листы. Потом заклинание говорить стал. Первуша в слух обратился, дыхание затаил. Нехорошо подслушивать и подглядывать за учителем, но уж больно хотелось узнать, что за видение такое?
– Заклинаю старыми богами вещую книгу, – бормотал Коляда почти шепотом, но Первуша отчетливо слышал каждое слово. – Откройся, покажи, что день грядущий несет.
Видимо, что-то в книге было занятное, потому что Коляда впился взглядом, даже моргать перестал. От листов исходило слабое сияние, сравнимое с лучиной. Потом сияние, бледный свет померкли. Коляда вздохнул, поднялся, поднял руку вверх, приподнял доску, в образовавшуюся щель положил фолиант, предварительно завернутый в чистую тряпицу.
Первуша шумно выдохнул.
– Ты уже здесь? – вздохнул Коляда.
– Да, учитель, вернулся.
– Тогда садись, завтракать будем.
