Kitabı oku: «Всё, что должно разрешиться. Хроника почти бесконечной войны: 2014-2022», sayfa 5

Там разрешалось курить. Моторола курил тонкие сигареты.

Постепенно все разошлись; из подсобки принесли бутылку коньяка; сам Моторола не пил, я ни разу не видел, чтоб он употреблял алкоголь; зато мы с Поддубным тогда еще употребляли.

– Была такая история, когда ты пришёл к Стрелкову и сказал, что ты морпех?

– Когда мы разговаривали со Стрелковым, он нас всех собирал и проводил собеседования. И тем, кто, по его мнению, мог пойти с ним, он сказал: если да, то да, если нет, то нет. Решения все принимали самостоятельно. Он меня спросил, где я служил. Я ему сказал: такие-то года, был там-то и там-то. Спросил, кто командиры. Ну, в качестве проверки, я не знаю. Я спокойно ответил на все вопросы и встал вместе со Стрелковым… А потом нас посадили на борт. Дали по парашюту, но забыли рассказать, как им пользоваться, – Моторола мелко, в своей манере, посмеивался.

(И ещё – валял дурака: потому что заезжали они в донбасскую неизвестность – на автобусе.)

– А ты не прыгал никогда, в смысле, не летал?

– Нет. Выкинули. Мы разлетелись по всему Славянску. Потом собирались в течение недели.

– Я помню, как вы собирались в Славянске, террористы, – подключился Поддубный. – Хотел убить моего оператора зачем-то. Принести в жертву, так сказать.

– На самом деле всё было иначе, ты всё не так преподносишь, – спокойно парировал Моторола.

– Я помню, как всё это было, – настаивал Женя.

– Я вышел только что из боя. Когда я шёл, в меня стреляли со всех сторон. Я потерял свои очки.

– Потом тебе встретился мой оператор – и ты решил его убить.

– Нет, меня спровоцировали. Мне сказали что-то такое, что мне захотелось выстрелить в твоего оператора.

– Да ладно, ты побежал и сказал: «Пятый канал, на землю!».

– Я этого не помню, – негромко сказал Моторола.

– А ты в какой должности начинал служить? – встрял я, потому что их дружеская перепалка подошла к логическому завершению.

– Где?

– В Славянске.

– Звания и должности не было. Я туда зашёл командиром группы.

– Сколько человек?

– Вместе со мной было человек 10–12. Группа огневой поддержки.

– Вы без оружия заходили?⁴

– Всё здесь себе отобрали. Вгрызлись в глотки… Тех людей, которые со мной заходили, их здесь нету.

– Они ушли?

– Ушли. Именно из моей группы нет никого. Но из всех тех людей, которые были с нами тогда, – кто-то остался. Немой был, Нос, Лёлик, ещё несколько ребят. А остальные рассчитывали на крымский вариант. Но когда поняли, что они могут умереть, – стали потихонечку петлять. Бабай-алибабай с номером счёта на груди…

(Наверное, здесь надо напомнить, что одно время в Сети был очень популярен бородатый ополченец с позывным Бабай.)

– Бабая не любишь?

– Не то что не люблю, его вообще не за что любить. Просто мало уважения к тем людям, которые ставят перед собой задачу – и её не выполняют. Не было задачи приехать сюда пострелять и уехать. Если так вышло, нужно стоять до конца. Но у тех людей не было никакой идеи, не было веры в самих себя. Они приехали, поняли, что им тут придёт пизда, – и решили съебаться. Вот и всё. А те люди, которые захотели остаться, – их очень мало. Возможно, кто-то сделал своё дело, чтоб уйти на определённый этап, и потом зайти обратно. А все те люди, которые прикрывают свою трусость какими-то непонятными фактами: что кого-то отсюда выгоняли, что те, кто пришли первыми, – все они заказаны и их начинают уничтожать по одному… Ну, я не знаю. Уничтожают, уничтожают. Вот у нас четыре человека в подразделении заходили первыми – что-то второй год нас никак не уничтожат местные власти. Всё, завтра сожрут, наверное, – здесь Моторола на три секунды замолчал, и вдруг, совершенно серьёзно, добавил: – Ну, сожрут и сожрут.

– А что нужно сделать, чтоб была ещё одна бутылочка коньяка? – спросил, обращаясь как бы в никуда, Поддубный.

* * *

– Мотор, а напомни, ты с какого года?

– С 1983-го.

– На первую чеченскую ты не попал?

– Возраст не позволял. Я бы с удовольствием, но… Я был в 2003-м и в 2004 году в Введенском районе. Боестолкновения случались, а такого, чтобы лютая война, – не было. Там где-то кого-то обстреляли, тут… Просто едешь на мотоброне – и из какого-то двора в тебя стреляют. Трассера отбились от брони. Никто на это даже внимания не обращал. Это происходило в основном в вечернее время, когда снимают блоки, когда останавливаться нельзя. В тёмное время суток все должны сидеть на жопе ровно.

– Какие-то свои тактические наработки ты здесь уже придумывал? Или что-то из Чечни привёз? Есть какое-то сходство, как ты думаешь, между войной там и войной здесь?

– Нет, чеченскую войну с этой никак не сравнишь. Разве только в том схожесть, что люди убивают людей. А стратегия поведения была отработана уже здесь. Пришлось подстраиваться под события, анализировать, предполагать, как думает противник, опережать его, принимать какие-то меры, какое-то противодействие на его действия. Постоянно приходилось двигаться.

– А вот эту историю с «Аллах Акбар» реально ты придумал первый? Когда в громкоговорителе врубали намаз, и это из раза в раз деморализовало противника.

– Я просто придумал на блокпосту в Семёновке поставить колонки и включать там музыку, что-то говорить по громкой связи. И туда сразу же влились намазы всякие. Потом песня Тимура Муцураева появилась, и пошла вот эта байда. И потом в Семёновке, как это положено по времени, мы начали включать намаз. И если какая-то информация приходила по поводу действий украинских террористов, то сразу же по громкой связи на всю Семёновку: «Внимание гарнизону! Противник может применить дымовые снаряды и высадиться ночью на вертолётах с тепловизорами!» и т. д, и т. п. Или там: «Внимание гарнизону! Приготовиться к ужину!». И они начинали в панике стрелять куда попало. Но так они и не смогли подавить это вещание, которое было всё время. Это была одна из психологических атак – и очень серьёзных.

– Серьёзная психологическая атака была – его автомобиль, китайский джип, – вставил своё слово Поддубный.

– Какой китайский джип? – попытался вспомнить Моторола.

– Ну, у тебя был какой-то китайский внедорожник. Может быть, не джип, а кроссовер… От него пахло – просто ужас. Я из здания СБУ слышал, как воняла машина Моторолы.

– Ну, бог его знает. Серебристый?

– Да, да, да, вот от него пахло на две версты.

– Потому что на нём постоянно вывозили трёхсотых, двухсотых… Всё стекало в машине.

– …Мне про тебя ополченцы говорили, что у тебя звериная чуйка… – слегка подзадоривал Моторолу я.

– Нет у меня никакого чутья. У меня мордвинское лицо и часть моей крови принадлежит северным народам – может быть, из-за этого обо мне такое говорят. Я на 25 % коми, на 25 % адыгеец, на 50 % русский. Отец моей матери – русский, отец моего отца – адыгеец. Мать моей матери – коми, мать моего отца – русская.

– Ты типа коми-адыгейский охотник…

– Да какой я охотник? Я охоту люблю как прогулку. Как возможность пообщаться с природой.

– Мотор, а почему каждый раз, когда мы с тобой встречаемся, рядом с тобой нерусские лица? Это случайно так получается?

– Это специально спланированная акция, – рассмеялся Моторола, и тут же серьёзно добавил: – Потому что цель, которую я преследую, – достичь того же, что имелось раньше: когда была Великая Российская империя, которая объединила под своим флагом многие народы. Эти народы жили более или менее мирно, по крайней мере, старались, и у них это получалось. Но против общего врага воевали вместе и защищали одно государство.

– Но сопровождающие тебя – часто люди кавказского вида.

– Нет, вот только Гога абхаз – из всего окружения.

– Все русские, конечно, но не совсем русские, – не унимался я, поглядывая на входящих в помещение, где мы сидим, «спартанцев»; согласиться с тем, что они славяне, можно было только под угрозой насилия.

– Артём, не только я это заметил, что ты еврей, – не глядя, бросил Моторола бородатому «спартанцу», вышедшему из соседнего кабинета.

– Я этого не говорил, Артём, – посчитал нужным отметить я.

(Это был Воха – будущий командир «Спарты», а на тот момент – заместитель командира батальона.)

– Нет, просто бороды такие, понимаешь, – пояснил Моторола.

– Бороды – понятно. Но почему это чёрные курчавые бороды?

– Потому что некоторые люди отращивают бороду – и она у них почему-то чёрная. После этого я начинаю подозревать их, что их кровь не такая чистая, – рассмеялся Моторола.

(Едва ли открою большой секрет, если расскажу, что командирами рот в «Спарте» были родные братья Сергей «Водяной» Агранович и Александр «Матрос» Агранович – из малороссийских евреев. Они тоже носили бороды; правда, их бороды не курчавились. В любом случае, национальная принадлежность командиров и бойцов для именовавшего себя «русским националистом» Моторолы никакого значения явно не имела.)

– Хорошо, последний на сегодня научно-популярный вопрос. Учитывая то, что на этой войне ты имеешь опыт, мягко говоря, немалый, ну и чеченскую прошёл по касательной, дети в школах на уроках начальной военной подготовки будут спрашивать тебя: где более сильные бойцы? Те, что встречались в Чечне, или те, что выдают сегодня себя за самых истинных украинцев?

– У чеченцев идея была, за которую они сражались и боролись, – ответил Моторола, став чуть, что ли, злее, оттого, что пришлось вести речь о чём-то мелком и разговора не стоящем. – А у этих никакой идеи нет. Есть стадо овец, которых гонят вперёд… Есть и другие, которым какую-то мнимую идею втюхали и они пытаются за неё бороться. Но чаще всего – на расстоянии. С нами – не соприкасаясь…

* * *

29 мая под Славянском ополченцами был сбит вертолёт Ми-8, где находились 11 украинских военнослужащих, в числе которых – начальник управления боевой и специальной подготовки Национальной гвардии МВД Украины генерал-майор Сергей Кульчицкий.

2 июня ВВС Украины разбомбили администрацию в Луганске – погибли восемь мирных граждан.

К лету на Донбассе кипела обоюдная ненависть.

Украина стянула к границам Донецкой и Луганской областей группировку более чем в сорок тысяч человек: ВСУ, МВД, нацгвардия, добровольческие батальоны, разнообразные спецназы. В распоряжении у них имелось до шестидесяти танков, более трёхсот артиллерийских систем всех калибров, миномёты.

Плюс авиационная группа: до двадцати самолётов Су-27, Су-25, Су-24, и столько же вертолётов Ми-8 и Ми-24.

А ополчение? Авиации у ополчения не было; она так и не появится до конца войны. Танки? Два, времён Великой Отечественной, сняли с постаментов, и даже завели!

Артиллерия отсутствовала.

Миномёты были.

В Славянске у Стрелкова имелась самоходная артиллерийская установка «Нона», захваченная ещё в апреле у 25-й бригады ВСУ.

Сколько к началу лета было у Стрелкова людей, неизвестно – точный и поимённый учёт не вёлся; предположительно – около пятисот человек.

Понемногу начали тогда складываться разрозненные подразделения в Донецкой и Луганской областях. Появились полевые командиры, которые, благодаря интернету, стремительно получили известность: Игорь Безлер («Бес»), Павел Дрёмов («Батя»), Александр Беднов («Бэтмен»), командир батальона «Призрак» Алексей Мозговой…

Стремительно рос отряд Захарченко – который на тот момент был одним из ведущих, что называется, полевых командиров.

Другим весомым подразделением на конец мая в Донецке был батальон «Восток» Александра Ходаковского – бывшего начальника отдела Центра специальных операций «А» СБУ Украины по Донецкой области.

В целом ополчение к началу лета имело под ружьём не многим более десяти тысяч бойцов – в большинстве своём кое-как вооружённых.

Захарченко рассказывал позже, что завёл с территории России несколько караванов со стрелковым оружием. Как мы понимаем, к этим поставкам были причастны некие российские спецслужбы. Колонны заходили по контрабандным дорогам, но на территории ДНР за их сохранность с российской стороны уже никто не отвечал. Караван сразу становился целью для украинской армии, авиации, разведки, диверсантов.

Несколько подобных караванов отчасти выправили ситуацию, но никакого баланса сил, конечно же, не создали: разница в количестве вооружения и технической оснащённости между киевскими силовиками и ополчением была на тот момент непреодолимой.

Численность вооружённых сил Украины в соотношении с численностью ополчения по самым приблизительным прикидкам составляла 4 к 1.

Эта разница говорит нам вовсе не о том, что украинские силовики воевали в те первые месяцы плохо – хотя планирование операций у ВСУ безусловно оставляло желать лучшего.

И даже не о том, что ополчение воевало хорошо. Ополчение воевало очень по-разному, иногда с неожиданным успехом, иногда просто чудовищно.

Да, у ополчения точно было то, что именуется куражом; или можем назвать это – мотивацией. Но сильнейшая мотивация была и у добровольческих батальонов.

Указанная разница в оснащении доказывает лишь одно: если б подавляющее большинство населения Донецкой и Луганской областей не поддерживало ополченцев – они и недели бы не продержались. Но люди, непререкаемое большинство, были – за них.

Только никто ещё не понимал, насколько прожорливой окажется эта мясорубка.

К 4 июня, после постоянных бомбёжек, Славянск остался без централизованного водоснабжения.

Давление на Славянск всё равно не давало результата: минимальное – по сравнению с числом противника – количество ополченцев сводило на нет потуги Генштаба ВСУ.

5 июня «Восток» под личным командованием Александра Ходаковского попытался взять Мариновку – контрольно-пропускной пункт к югу от Саур-Могилы – чтоб иметь выход на Россию. Операция не удалась – батальон ополченцев потерял двух человек убитыми, 13 ранеными, был подбит их БТР. Под Мариновкой в очередной раз сыграла свою роль авиация: украинские пограничники вызвали Су-27 – и наступление задавили.

(По итогам украинские СМИ традиционно увеличили потери ополченцев в десятки раз.)

Начавшаяся война повлекла за собой различные страшные реакции: никто никогда не знает, сколько в те месяцы по всей Украине случилось разнообразных, иногда кровавых межличностных конфликтов.

Один из примеров: на тот момент в украинской армии служило множество выходцев с Донецкой, Луганской и Харьковской областей. По очевидным причинам воевать за ВСУ они не проявляли ни малейшего желания.

Захарченко рассказывал, как в одной из частей задержали донецких «дембелей» – восемнадцать или девятнадцать человек; это было в последние дни мая.

Отец одного из них обратился тогда к Захарченко: как вызволить сына.

– Пусть, говорю, дезертирует и добирается домой перекладными, – вспоминал в разговоре со мной Захарченко. – «Дембелям» надо было искать себе попутный Камаз, по два человека забираться в спальник, и – домой.

– Они смогли? – спросил я, уже предчувствуя, что история окончится плохо.

– Нет, не смогли, – сказал Захарченко. – Над ними там измывались, раздевали, выгоняли на улицу, командиры на «губу» постоянно засовывали, наряды вне очереди и всё такое. Короче, прихожу я к отцу одного из «дембелей», а он – плачет, слёзы текут. Спрашиваю: что случилось? Он сидит и телефон держит в руке. Говорит: ему сын звонил и сказал, что они, все кто с Донбасса, Луганска и Харькова, заняли один угол в казарме. И однажды на них пошли – резать их. И отец всю эту драку, как они там хрипели и погибали, – он всё слышал. Вот эти восемнадцать или девятнадцать человек с Донбасса и Харькова – всех их в один вечер зарезали в части. Никто из них не вернулся домой. А потом пришло извещение о том, что это был самострел. У всех – самострел… Такие были истории. Очень много ребят, которые были призваны в украинскую армию из наших регионов, – домой не вернулись.

– А с отцом что?

– Отец потом будто взбесился. Мы его боялись посылать в дело. Если бы можно было их кровь пить вёдрами – он бы вёдрами пил…

* * *

Раз за разом мы возвращались с моими собеседниками к разговору о том, как должна была себя тогда повести Россия.

В который раз, то так, то эдак мы повторяли одни и те же доводы.

Парадокс заключается в том, что разнообразные российские аналитики считали, что «Кремль всё слил».

В то время как множество людей в самом Донецке, имевшие прямое отношение ко всем процессам, зачастую рассуждали несколько иначе.

Аналитики в числе прочего уверяли, что Россия могла вернуть к власти Виктора Януковича, предоставившего России право на ввод войск.

Но давайте ещё раз задумаемся: как бы на это отреагировали на остальной Украине? Помимо Донецка и Луганска, где поддержка была близка к крымским показателям, Харькова, где прорусски настроенные были в явном большинстве, и Одессы, где сторонники Киева и Москвы раскололись пополам.

Но дальше? Чем дальше на запад Украины – тем, как правило, ниже прорусские настроения.

Начался бы вал протестов, гражданские стычки, манифестации «за» и «против», драки, вой в СМИ. И даже если бы удалось удержать ситуацию (в чём есть огромные сомнения), на ближайших выборах Януковича очевидным образом не переизбрали бы.

И что, российской армии пришлось бы пойти, сопровождаемой улюлюканьем, домой? А зачем она приходила тогда?

Возьмём другой вариант: Россия могла ввести войска и сохранить полностью две независимые области – Донецкую и Луганскую.

Но как бы на это посмотрел Харьков? С его десятками, если не сотнями тысяч пророссийских активистов, митинговавших неделями?

Русские встали бы на границе и молча бы смотрели, как там давят людей, ждущих помощи? Или войти и в Харьков тоже? А потом? И в Запорожье направить танковый клин? И в Днепропетровск? И в Чернигов?

Взять Крым было возможно, Крым этого жаждал. Взять всю Украину – нет.

Никакого пресловутого «хитрого плана Путина» не было просто потому, что его не могло существовать в принципе. Ситуация сложилась патовая.

Неуёмные аналитики твердили: хотя бы Луганску и Донецку надо было помогать лучше. Да, в этом есть безусловная правда.

С другой стороны, министр информации ДНР Виктор Яценко сказал мне как-то: Россия помогала ровно настолько, насколько жители Донбасса сами были готовы участвовать в борьбе за свою свободу. «Помощь была соразмерна вкладу здесь», – спокойно констатировал Яценко, как про очевидный факт.

Позже, один неплохо осведомлённый человек в Москве, будто в подтверждение слов донецкого министра (которых он, впрочем, никогда не слышал), говорил мне: изначально речь шла о том, что Донбасс выставит сорок тысяч ополченцев. Не то чтоб существовал подобный приказ – кто и кому мог приказывать весной и в начале лета? – но были такие ожидания. А Донецкая область выставила к тому моменту четыре тысячи бойцов. Поэтому ориентировались на эти четыре тысячи. И ещё на примерно такое же количество бойцов в Луганской области. (Плюс добровольцы из России.)

В итоге к середине лета расклад был плюс-минус следующий: 10–12 тысяч ополченцев против 44 тысяч бойцов ВСУ и добровольческих батальонов (цифры Минобороны Украины).

Люди на Донбассе готовы были голосовать, они всем сердцем, с радостью и готовностью приняли возможность вернуться в Россию. Но убивать за это они не хотели. Не были готовы! И это можно понять.

Никаких аналогов «Правого сектора» на Донбассе не было и в помине.

Кто-то из донецких моих собеседников с некоторым сожалением признал: взвинченность, мотивированность и, что скрывать, озлобленность активистов киевского Майдана была повыше и пожарче, чем спокойное и твёрдое желание жителей Донбасса держаться от новой киевской власти подальше.

Между тем, даже наспех к июню собранная армия в сорок тысяч почти наверняка удержала бы за собой Донецкую и Луганскую области целиком. Исключительно своей – очевидной и наглядной! – массой.

Вместо этого во многих городках региона стояли гарнизоны ополченцев в несколько десятков человек.

Когда ВСУ всё-таки решилось идти вперёд, выяснилось, что, к примеру, город Красный Лиман, павший 5 июня, защищают примерно тридцать местных ополченцев и ещё тридцать подошедших из России казаков. (А брали город – три воздушно-десантные бригады ВСУ!)

Та же самая ситуация была и в Мариуполе. При очевидном перевесе сторонников свободного Донбасса в этом городе, отряд ополчения насчитывал порядка пятидесяти человек – а ведь Мариуполь был буквально обложен многократно превосходящими силами ВСУ и добровольческих батальонов. В итоге 13 июня город пал.

Конечно же, говоря о цифрах, мы должны понимать, что набрать добровольцев на сорокамиллионной Украине, исходя из элементарного арифметического расчёта, куда проще, чем на четырёхмиллионном Донбассе.

Со временем ополчение в ДНР и ЛНР вырастет до сорока тысяч человек. Однако к тому моменту нужно было бы выставить – ну, пусть не четыреста тысяч, – но хотя бы сто.

…Те, кто поднялись сразу, – заплатили втрое, вдесятеро за тех, кто поднялся следом.

* * *

До этой войны на Саур-Могиле ежегодно проходили масштабные церемонии – президенты приезжали, венки возлагали: в Отечественную здесь были ожесточённые бои.

Многое может измениться во временах: вчерашняя семья распадётся, брат пойдёт на брата, – а география веками остаётся прежней. И господствующие высоты находятся на тех же местах.

Саур-Могила – это курган, 278 метров высотой, с которого огромная равнинная местность просматривается на десятки километров.

Вершина кургана защищена широким парапетом, – частью огромного памятного мемориала. На самой вершине – памятная стела, а в основании стелы – разнообразные хозяйственные помещения: раньше там был музей.

Спустя 71 год с лета 43-го на той же Саур-Могиле развернулись новые и трудные события.

И стела, и парапет, и бывший музей – всё это пришлось очень кстати. И старые, заваленные немецкие окопы тоже.

Ополченцы рассказывали, как, заново роя окопы, попадали ровно в линию укрепрайонов, сделанных в 1942–43 годах, и находили то немецкие, то русские кости, останки, вещи.

…Теперь там всё смешалось заново. Посыпались каменные лица советских солдат на постаменте.

12 июня Саур-Могила была взята силами ополчения. Захват осуществила группа под командованием Ли́са из батальона «Луна». Группа отбила шесть мощнейших атак, которые лично возглавлял генерал Виктор Муженко – скоро он станет начальником Генерального штаба украинской армии.

Затем группу Ли́са сменили бойцы «Востока» под командованием Душмана (бывшего афганца Юрия Проценко) – в ходе героической обороны Саур-Могилы его бойцы будут несколько раз вызывать огонь на себя.

– Знаешь, что самое страшное на Саур-Могиле было? – говорил Захарченко; я не знал: по мне, так всё свершённое там проходит по разряду аномалии, но Захарченко уточнял: – Не было воды… Я дважды к ним приезжал, и второй раз когда заехал, сразу уйти не смог… Мы зарывались под памятники побитые и получалось, что эти памятники – они сверху нам помогали, а мы под ними сидели. Только прямое попадание – это жутко. А я сидел возле «Зинки». «Зинка» – это «ЗУшка»⁵, мы её звали Зина. Она героически погибла. Как настоящий боец. Последний раз, когда я её видел за три дня до смерти, она уже стояла на каких-то деревянных чурбаках, там были деревянные клинья подбиты, то есть она уже наполовину стреляла с дерева, но стреляла. Пять раз стрельнет, и мы её заново собираем. Первые сутки, когда у меня выплёскивает адреналин, я хочу пить. Я могу выпить ведро воды. Вот Кот – мой командир разведки – он жрёт. Он, наверное, лошадь на адреналине может сожрать. При мне он съел три килограмма колбасы докторской с батоном – такая громаднейшая палка колбасы. И он её утоптал. У всех по-разному это происходит. Семён из моей охраны – на адреналине чихает. Дима Беркут вообще приходит в себя только через неделю после боя. У каждого своё. Для меня, когда воды нет, – это жуть. Хрен с ним, что нет возможности помыться и воняет от тебя как от последнего козла: жара, лето, разгрузка, автомат…

Мы говорили с Захарченко о том, что упавший памятник советскому солдату на Саур-Могиле надо оставить: вот в таком виде, чтоб помнили.

– И часовня там нужна… – добавлял он. – Я обещал. Сделаю.

И сделал.

* * *

Тот июнь был бешеный, новости шли каждый день.

12 июня украинская армия впервые обстреляет Славянск запрещёнными фосфорными боеприпасами. После этого в июне ещё трижды случатся бомбёжки с воздуха фосфорными и кассетными бомбами Славянска и Семёновки.

12 июня в Донецке диверсионная группа расстреляет микроавтобус сопредседателя Верховного Совета ДНР Дениса Пушилина – самого его в автобусе не окажется, погибнут три человека, в том числе помощник Пушилина.

Обстрелы и убийства диверсионными группами ополченцев, попытки, в том числе успешные, терактов в отношении политических и военных лидеров народной республики станут привычной тактикой украинской стороны.

13 июня разведгруппа славянского ополчения атаковала украинскую колонну, перевозившую «Ураганы». В тот же день под Славянском сбили украинскую «Сушку».

14 июня под Луганском был сбит военно-транспортный самолёт Ил-76. На борту было 49 человек – украинская десантура и экипаж; все погибли. Жуть ситуации в том, что среди десантников были «штрафники» – те, кто не хотел воевать или плохо воевал против ополченцев. Точно известно, что двое десантников были из Донецка. Бо́льшая часть остальных – из Днепропетровска. Также на борту было шесть наёмников из Литвы. Самолёт шёл в сторону луганского аэропорта, находившегося тогда под контролем ВСУ. Помимо бойцов, на борту было три БМД. Это был уже 28-й (и последний) рейс поддержки аэропорта. После потери ИЛ-76 «воздушный мост» был закрыт.

В тот же день автоколонна Государственной пограничной службы Украины попала под Мариуполем в засаду ополчения.

В самом Мариуполе в результате «зачистки» пропало 74 человека – из числа «сепаратистов» и сочувствующих. Большинство из них были убиты.

14 июня Су-25 разбомбил водоочистные сооружения в городе Дружковка.

В тот же день самолёт украинских ВВС нанёс авиаудар по казарме бойцов ополчения в Горловке. СМИ писали о семи погибших, но на самом деле погиб один боец.

15 июня произошли бои в районе Ямполя и Кировска. Бомбили Черевковку, попали в Храм преподобного Серафима Саровского – тогда ещё этим попаданиям удивлялись; потом перестали.

16 и 17 июня бомбили Краматорск – попали в хладокомбинат, автошколу и туберкулёзный диспансер.

Бомбёжки Славянска к тому времени стали обыденностью. (Позже на горе Карачун – стратегической высоте, с которой велись обстрелы, – останется 16 тысяч отстрелянных орудийных гильз калибра 122 мм. Хорошая иллюстрация для многочисленных высказываний украинских аналитиков и российской либеральной публики о том, что «сепаратисты обстреливают себя сами».)

В тот же день на Саур-Могиле появились гаубицы: орудия подтащили ополченцы батальона «Восток»… с территории России.

На тот момент Россия, несмотря на многочисленные заявления украинского руководства, помощи живой силой сепаратистам не оказывала. Однако стрелковое вооружение, а с некоторых пор ещё и артиллерия с техникой, продолжали поставляться – чаще всего с крымских складов, что не давало возможности уличить РФ: маркировки стояли украинские.

При этом стоит заметить, что ещё в мае США открыли воздушный мост, по которому на Украину начало поступать со складов НАТО снаряжение, средства связи, сухпайки, медицинское оборудование. Летом ополченцы обнаруживали всё это добро в огромном количестве на отбитых базах и блокпостах.

В киевских кабинетах власти советники из спецслужб США начали занимать кабинет за кабинетом – по непроверенным данным (кто ж их даст проверить!) в летнюю кампанию на Украине побывало до трёх тысяч различных инструкторов и специалистов.

Примерно столько же к началу лета российских добровольцев вступило в ополчение, хотя в ближайшие полгода поток ополченцев из России вырастет многократно: к зиме будет называться цифра порядка 30 тысяч человек, побывавших на Донбассе в качестве военных и гуманитарных добровольцев.

Да, есть пресловутые «международные нормы», но справедливости ради заметим, что для России и миллионов российских граждан ситуация на Донбассе в прямом смысле была родственной, своей. Многие ополченцы элементарно ехали к родне и товарищам. А что там забыли ребята из США? Кто на Украине был у них роднёй?

И, конечно же, не только американцы отметились на Донбассе. На Украину (в основном через Польшу) поехали многочисленные наёмники.

Олег Царёв, тогда ещё глава Парламента Новороссии – структуры, которая должна была начать работать, но так и не заработала, – рассказывал мне, что летом ему передавали в руки, в качестве отчёта, около двадцати польских паспортов.

Чернокожих наёмников мои знакомые ополченцы видели с завидной периодичностью на разных участках фронта. Поборникам чистоты белой расы из добровольческих батальонов это не претило.

На стороне ополчения, замечу мимоходом, воевал, почти с самого начала, только один чернокожий – Бэно Айес, национал-большевик из Латвии. Других чернокожих в ополчении я за всё время работы и службы на Донбассе не встречал и не слышал о них. Но, естественно, не огорчился бы, если б встретил.

Примерно тогда или чуть позже появились в украинской армии отдельные подразделения из числа антикадыровских чеченцев.

В этом смысле нелепы сетования замайданной интеллигенции на тему «ах, на каком основании на Донбасс приехали ополченцы из России?». Можно спросить в ответ: а вам зачем столько наёмников?

Всё это, впрочем, не помогло Киеву провести блицкриг. Помимо Мариуполя, на защиту которого у ополчения элементарно не хватило наличного состава, украинским силовикам похвастаться было нечем.

Стоит вспомнить попытку взять под контроль границу с Россией в Луганской области. В июне ВСУ действительно пробили – при минимальном, опять же, за неимением сил, сопротивлении – коридор длиной почти 100 км. Но затем наступление застопорилось, и сам стратегический смысл его искомого результата не дал – у ополчения осталось ещё 120 км границы. Поток добровольцев и разно-образной контрабанды просто сместился в сторону.

22 июня, по инициативе Киева, были затеяны первые мирные переговоры.

Председатель Совета министров ДНР Александр Бородай объявил о прекращении огня до 27 июня.

Тогда же Стрелков написал, что перемирие с ним не согласовано, и его подразделение соблюдать договорённости не будет.

24 июня под Славянском был уничтожен украинский вертолёт Ми-8, погибло 9 человек, среди них 4 сотрудника СБУ.

У Славянска были свои резоны и свои, уже непоправимые обиды. На тот момент в городе сильнейшим образом, в несколько заходов, разбомбили улицу Русскую – в чём, возможно не без оснований, видели целенаправленный акт. Очевидцы запомнили сцену, когда священник отпевал множество погибших из целого подъезда.

* * *

«Трудолюбивые и мирные люди, которыми являются большинство дончан и луганчан, почувствовали нашу симпатию, любовь и уважение, – заявил 1 июля Пётр Порошенко. – Вооружённые силы Украины, Национальная гвардия, другие подразделения никогда не позволят себе применить силу против мирных людей. Они никогда не будут бить по жилым кварталам. Украинские солдаты и гвардейцы будут рисковать собственными жизнями, чтобы не подвергать угрозам женщин, детей, пожилых мужчин… Такова вечная рыцарская природа украинского воинства».