Kitabı oku: «Грань», sayfa 29

Художественное произведение должно быть живым, т.е. иметь энергию, движение, свет, это главные показатели, а без них написанное принесёт людям вред. Надо, чтобы автор произведение родил, добром и любовью его заселил, а если он его сочинил, а не рожал, то он материалу импульс жизни и не дал. Произведение будет жить, если оно имеет энергию, как пульсар, тогда оно читателю, будет Божий дар. Книга, это археологический объект, хранящий духовность, описывать преступления, это греховность. У него должна быть глубина залегания, такая книга будет нести читателю нравственное здоровье, знания, а не отрицательного персонажа, в бегах, трепыхания. Любовь и добро, верность, и здоровье, это главные произведений герои, их компоненты, а не преступных персонажей жизни моменты. Хорошие примеры жизни надо на обозрение подавать, а не безнравственность людей развлекать, такие произведения надо отсекать и от дел и нравственного развития, молодых не отвлекать. Искусство должно быть образцом хороших примеров, у него должна быть связь с жизнью прямая, и идея добра должна быть передовая. Не надо странными персонажами и действиями на сцене сорить, показывать надо то, что человеку близко, понятно и он может себе путь жизни осветить. Употреблять слово, анти, рядом со словом, культура, не подходит. Анти, это найти, оно всегда впереди и всегда в пути. Эту мысль подтверждает слово, античность, найти вечность! Слово родилось, когда изучали предметы старины, следы прошлой культуры. Анти культуры не существует, они не совместимы, а если надо сказать о её отсутствии, то есть слова: нет культуры. Античность покрыта пеплом, сединой, прошлое и настоящее время жизни, должно гордиться достижениями культуры, своей страной! Анти не отрицает, оно рождает, и жить помогает, оно, что надо найти, определяет. Мемуары, мнение мудрости, работа. Экономь, это закон меры! Экономия, это время накопления. Экономика, это закон меры искать. Техногенная цивилизация не соблюдает меру, законы и сама себе, истреблением природы, готовит похороны. У солнца ещё есть в запасе миллиарды лет, а жизнь техногенной цивилизации постепенно сойдёт на нет. У цивилизации, как капюшон у кобры, самолюбие раздувается, а её путь мёртвой зоной покрывается. Каждый её вперёд след приносит природе непоправимый вред. У современной цивилизации в основе нет доброты, её достижения для людей вредны и пусты. Слово, забота, у нас больше связано с работой, а у него такая глубина, которая говорит, что душа заботливого человека, большой любви полна! Забота, знак доброты! Когда человечество соединит воедино знаки доброты, тогда никто не будет страдать и не будет бит об острые жизни углы. Доброты в жизни человечества так мало, иначе зло себя бы так активно не продвигало и не утверждало, оно себя потому продвигает, что человечеству жизненных благ всегда мало. Зло потому сейчас стреляет, что цивилизация ему много возможностей предлагает. У язычников было хорошее правило всем вместе встречать рассвет, когда этот обычай вернётся в жизнь вновь, тогда зло сойдёт, на нет. Доброта, дорога любви, света!

Книгу претендента на авторство должен читать и работать с материалом, не только редактор, но и психолог, души пространства эколог, с ней должен работать и археолог, который может предвидеть, у какого материала в веках путь будет долог. Материал нужен не только тот, который несёт знаний багаж, но и мир человеческих чувств? В материале должно быть жизни течение, а у течения должна быть скорость и быстринка, чтобы будущим поколениям была интересна описанная прошлой жизни картинка. Мне остаётся непонятным, зачем сейчас мозг читателей, засоряется изуверскими описаниями преступлений? Кому они нужны, если они в жизни и в произведении вредны. Почему издателей не возмущают низкие чувства, поступки, которые так красочно описываются, ведь они в нормальную жизнь не вписываются? Их надо на корню пресекать, а не давать им зелёный свет и литературой распространять. Прошлое не должно молчать, прошлое в будущем будет на все вопросы отвечать, если в настоящее время писатели душою и сердцем, материал светом любви будут освещать! Немного может сказать о прошлом литературного романа вымышленный герой, который занят своей жизни игрой. Жизнь человечества, у которого на первом месте сиюминутное потребительство, будет полна мучительства. Сейчас всё шире авариям и катастрофам двери открываются, потому что на ошибках не учатся и не каются, а если бы все каялись, то сломя голову по дороге жизни не глядя, не мчались. Скоростью потребления благ отношения между людьми так убыстряют, что рождают месть и жестокость, друг в друга стреляют и взрывают. Такой мир на земле плохо скроен, когда человек схватить, как можно больше себе всегда настроен. Мир плохо скроен, если богат не тот, кто трудится, а кто быстрее, бежать к нему, проворен. К богатству стремление и рождает зла течение. Зла сейчас так много течёт, что оно осколками бомбы смертника невинных людей сечёт. Жизнь человеческая тогда будет цениться, когда богатством души люди будут родниться, когда исчезнет у богатства почёт, только тогда жизнь мирная потечёт. Тяжёлым грузом богатство отдельных людей давит народ, уничтожает природу его оборот, тяжелы народу его доспехи железные, его виражи природе не полезные. Так рождаются времена тёмные, когда накапливают отдельные лица богатства огромные, так рождается смута, когда к богатству идут напролом, круто. Не помогут человечеству удержаться на земле фабрики и заводы, если техногенная цивилизация лишит его живой природы. Сейчас люди не учатся жить, блага цивилизации заставляют их на каждом шагу грешить. Тот, кто сейчас себя богатством награждает, тот мир живой земли искореняет.

Чтобы человеку знать больше, читать надо не только признанных авторов, высоко и прочно осевших в литературе, но и простых профессий человек, может художественно описать свой труд, и это будет интересно читать, если он свой труд любит, уважает и работает творчески. Тот, кто стоит у истока, всегда видит больше того, кто стоит далёко! Я видела эпизоды творчества, артистизма в труде стеклореза, когда он, движениями жонглёра, танцующим шагом солиста балета, взял огромный лист стекла, пронёс и положил на стол и как виртуоз, скрипач смычком на скрипке, так он работал на стекле инструментом. Это был для меня спектакль, который я смотрела с восторгом и восхищением. Я работала в санатории, и мне понадобилось вечером зайти в кабинет врача, а там сидел писатель и работал. Он задал мне вопрос, что чувствует девушка в экстремальной ситуации насилия? Помочь ему я не могла, для этого должна быть спец. литература, в которой, с какой-то достоверностью, описано и это. Государство должно быть заинтересованно в разных видах литературы, чтобы писали люди разных профессий, сами о своём труде, воспевали его, и чтобы материал достойный увидел свет, тогда и заинтересованность будет выше у людей, чтобы создавать творения, чтобы люди жили, а не прозябали. Тот, кто видит впереди свет, всегда найдёт хороший ответ и сможет дать совет. Теперешняя практика, что всё нужно невероятными усилиями пробить, чтобы выйти на простор и донести свой труд людям, отпугивает, останавливает. Не каждый станет трудиться, если у него нет уверенности, что его труд будет принят и, как Сент-Экзюпери о звёздах сказал, если они зажигаются, значит, это кому-нибудь нужно. Но есть исключения и один из них, никому не известный мастер, творец новых идей, о котором я уже говорила, живущий без кухни и ванны, работающий, творящий, чтобы открыть новое. Это, правда, что многие хотят сделать вечный двигатель, в этом вопросе он тоже ведёт поиск и надеется на успех. Идея, вечный двигатель, у него не единственная. Он ищет возможность, освоить и применить в народном хозяйстве энергию движения земли. Он настолько уникален, во всём, в образе жизни, одежде, питании, речи. Кому в голову придёт горох и каши употреблять постоянно, да ещё хвалить их, плюс лук и растительное масло? Ему Бог во сне сказал: ешь семена, он трудится на будущие времена. Он трудится, хлопочет, он новое явление открыть хочет. Кто-то уже был известный, который питался молоком и хлебом, чтобы не тратить время на быт, так и наш умелец, из плеяды людей особенных, талантливых. О нём слова нигде не сказано, никому не пришло в голову его труд отметить. Это в живописи, певцы, артисты ещё могут пробиться, а сколько неизвестных, пишущих авторов замолкли, потому что их труд отвергли? Странно видеть, когда на первом месте не человек труда, блага жизни производящий, а бабочкой на огонёк летящий, потому и лик жизни злом смердящий. Творчество, как и цветы, светом и содержанием разное и, как не яркие цветы, оно может оказаться глубже содержанием и образнее. Кому-то нужны цветы искусственно созданные, яркие, кому-то полевые, скромные, но сил у природных больше, они огромные! Бесполезного нет. Материал для информации, для истории может, пригодится! Приведу пример, который ещё в процессе труда. Доктор наук, профессор, автор научных книг, сейчас набирает материал, воспоминания своей матери. Там запечатлено время и жизнь, разве это может быть неинтересно? Когда я в детстве видела ученическую тетрадь брата с рисунком на обложке и название «Школа Сибири», разве неинтересно было бы почитать сейчас, что писал в далёком времени, тринадцатилетний автор? Я помню начало, но продолжения этой книги нет. Можно было бы сравнить, как жили подростки того времени и сейчас и куда они шагнули, уж точно, не все к добру. Я помню брата взрослым, всегда пишущим, потом, на отдых, он брал балалайку в руки, и раздавались энергичные звуки музыки. Один эпизод детства: зима в Сибири, отец гасил лампу, брат продолжал читать при луне. Когда мы растём и развиваемся, то душа творит уже с детства. Я помню, как в войну, меня, трёхлетнюю девочку спросили, а где папа, жив ли он? Я что-то отвечала, мой ответ их удовлетворил, значит, моя душа тогда уже начала творить, ведь я запомнила эту картину и речь, что она, (я) как отец, держит высоко голову, а может, я подняла выше голову, чтобы увидеть отца на фронте и чтобы заглянуть в будущее? Моя душа уже писала, когда нас, мама, ставила на колени молиться, за здоровье и возвращение отца. Душа трудилась, когда я слушала, как мама говорила, что ночью был волк во дворе и поранена собака и кровь на крыльце, а ведь дети были одни и могли открыть дверь собаке, а мама была в ночной смене, на конюшне. Мне лет семь, я с братом, в голод после войны, иду за три км. искать и собирать кислицу. Большое поле и шмель огромный летает, а я боюсь его и прячусь за спину брата. Посчитала нужным, запечатлеть еще несколько эпизодов моего послевоенного детства. Весна, снега нет, но холодно, женщины за огородами из открытого погреба достают колхозную картошку. Они её перебирают, а гнилую откидывают в сторону, так я эту картошку, как я сейчас понимаю, холодную и грязную, ела. Пришла пора сажать картошку, только не могу сказать, вернулся ли с фронта отец, больше помню, что были женщины, которым предстояло тянуть плугом борозду, в которую сажали картошку. Я с соседским мальчиком тоже пристраиваюсь к верёвке, и я запомнила, как я рванула тянуть. Таким и был мой путь жизни, всё время нужно было что-то тянуть, это уже в крови, так как и мои дети похожи на меня в труде. Детство, мне нужно накопать на вечер и утро молодой картошки и я принимаю решение сходить на речку и её помыть. Это осталось в моей памяти восхитительной картиной, как корзинка, плетённая из лозы, погружается в воду и в брызгах шипящей и летящей пены появляется, розовая и блестящая молодая картошка. Такой красивой и яркой, я больше не видела никогда. Мне лет шесть, утром рано я иду в гости к тёте, её сын возвращается с огорода, радостный, сияющий, по колено намокший в росе. Я у них же сижу на лавке в другой день и двоюродный брат, взрослый, играет на балалайке, а я сижу и плачу, потому что конь, Баландай, перестал жить, наверно, мама сказала мне. У нас был большой дом, так мне нужно было, в разных местах, по углам за щели в брёвнах, цепляясь, забираться на дом под крышу. Нам нужно было зимой прыгать с амбара в снег, а летом прыгать с хлева, немножко по балке спустившись вниз, так один раз я хорошо ободрала бок. Большая моя любовь, черёмуха под окном, рябина, а к ели я была равнодушна, так как она была колючая. Главным был мой друг, кедр, который посадил мой отец, приехавший с родителями шестилетним в Сибирь, переселенец из Белоруссии в 1912 году. На верхушке была развилка, где спокойно, без опасения можно было сидеть, разглядывая окрестности и сам кедр, он был мягкий и пушистый, как котёнок. Я запомнила густой шум ветра, и ветки мохнатые качались, как зелёная волна, моя душа всегда была любви полна. Тропинка на речку проходила через небольшую балку, а по обе стороны тропинки, на пригорке росли огромные, развесистые белые берёзы, в пределах нашего огорода. Рядом с тропинкой летом, покачивали белыми венчиками ромашки. Вот такую жизнь мы видели и ценили, потому что мы её беспредельно любили. Я взрослая приехала в гости, уже началось разрушение деревни. Двоюродный брат с женой были у нас в гостях, наверно, они приняли угощение, а потом мы пошли на речку кататься на плоту. Речка запружена и то не глубокая, по какой причине, я не помню, но жена брата оказалась в воде и когда она встала, то была зелёная в тине. Всем было весело, плот был неустойчивый, еле держался на воде и плохо двигался, но я на нём удержалась. Мы росли, не понимая, что у нас чего-то нет, и нам не было плохо. Мы не страдали, я не помню родителей в унынии, мы жили радуясь. Я в семье шестая и родители в свои сорок лет, пели для себя, я помню отца военную песню и мамы про Бога, печальную, как он ходил по свету людскую правду узнавать. Она и тогда была разной, но одна женщина Богу, в образе старика, дала воды напиться, а детки в воде на жёлтом песочке играли и пожаловались Богу, что их мать сгубила, на свет не пустила. Я уловила тогда её грустноё содержание. Своё детство и юность я не променяла бы на другое. Оно было радостное, травяное, грибное, хвойное, как солнце оранжевое, малиново-земляничное. Я иду в школу зимой одна, три км. и за полкилометра, когда вдали должна показаться деревня, на опушке леса, впереди меня, рядом с дорогой, я увидела выбежавшую собаку. Только спустя жизнь, я поняла, что это был волк. Мы жили без страха, летом спокойно ходили в лес, потому что нас никто не настраивал бояться, я и не поняла тогда, что это волк. Мы были привычны к холоду, весной увидишь близко от дома проталинку, то к ней бежишь босой по снегу. Ранней весной нас мучили цыпки, растрескавшиеся голени от воды, холода и ветра. Теперь уже и не знают, что это такое, потому что босой никто не бегает. Дома мы старались не сидеть и всё просились, чтобы нас пустили в деревню. Почему так говорили, неясно, может, прежде люди жили в Белоруссии больше на хуторах? А в Сибири наш дом стоял в середине деревни, что я потом оценила, как преимущество и достоинство и что у меня была большая родня, среди которых, были и работники просвещения. Я благодарна двоюродному брату, учителю, к которым я любила приходить в гости, потому что у них можно было переночевать, а утром без трёх километров оказаться в школе. От него я услышала, что в зелёной картошке есть яд соланин, а когда по радио звучала музыка, то он назвал мне, что это полонез Огинского, это было началом моей осознанной любви к музыке. За этот ночлег надо было помыть пол, не покрытый краской или принести воды. Наша речка была обычная, в низине среди кустов тянулось её ложе, вода тёмная и никакое дно не видно. А вот у тёти, когда пойдёшь на речку, то она была шире, к ней надо было спускаться, и в прозрачной воде стелились зелёные водоросли. В деревне люди были спокойные, слова плохие ни дома, ни в школе, дети не произносили, и юность была без плохих слов. Непонятно, как могли и зачем, так распространиться плохие выражения теперь? Мы наоборот, ученики, старались говорить литературно и не употреблять обычные бытовые, искалеченные слова. Читали мы, как Горький, много. Я в начальной школе учусь и жду прихода брата из семилетней школы. Разобрать его верёвочную связку учебников и найти там художественную книгу, было для меня радостью и праздником. Из бани зимой шли через весь огород, еле, еле что-нибудь, накинув, в пимах на босую ногу, а потом ели картошку с квашеной капустой, которая была со льдом. Нас растили без крика и нравоучений длинных, потому что родителям некогда это было делать. Детей уважали и любили, с ними считались. Я помню, как мне мать сказала дружелюбно, что так говорить матери, иди ты, нельзя и пока дети были поменьше, то долго приходилось маме посылать нас, на какое-то дело и у родителей хватало терпения и спокойствия. Мои дети росли уже в более неспокойной среде. Сибирский город, декабрь, я и двоюродная сестра уезжаем на юг, метёт позёмка, нас проводили, и мы их отпустили греться, а сами стали у окна вагона. Поезд тронулся и вдруг я вижу, как открывается дверь вокзала и выскакивает мой брат и бежит за поездом. Хлынули мои слёзы, я расставалась с родными, которые меня любили, и ехала навстречу жизни, где я не увижу любви будущего мужа. На вокзале были: сестра, ещё брат, их близкие, подруга, но я видела, как бежал брат за поездом, за спину которого я в детстве пряталась, и который с детства писал стихи. Книгу он написал, воспоминания его старшего друга, который воевал на фронте и под его именем. Моя жизнь в окружении любящих родных и отношение ко мне мужа и его родных, сильно отличалась. Я страдала и не понимала, почему я так тоскую о Родине, теперь знаю, мне не хватало любви, обычной, человеческой. Всё вместе сложенное и помноженное многократно, заставили меня писать. Жизнь наших родителей, в нас, серебряными струями ручья журчит, имя Фёдор и Фаина, для меня, музыкой небесных сфер звучит.

Я видела в детстве, как моя мать жито жала, как она, наклонившись, медленно переступала, как её рука с серпом ласточкой взлетала и жменей в пучок стебли ржи собирала и срезала. Потом этот пучок к другим пучкам на землю бросала и как ребёнка пеленала, она новый тугой сноп вязала. Поле, день жаркий, на голове у мамы белый платок, смотрит на землю неотрывно солнца глазок, и когда много снопов появилось, то на земле они выстроились, один к одному, как шатры, как друзья, в кружок. Я жито не жала, но в моём сердце река любви к прошлой жизни всегда протекала. Весной нас встречала поляна цветущая, земляничная, у оторванного от природы человека жизнь не будет отличная.

О своём письменном труде не изданном, я уже имею положительные, как в науке, отзывы. Предвидение моего брата, когда он в молодости из армии написал, начинай писать, пиши о том, что видишь. Это время пришло, когда я увидела, что от предательства мужа страдание ко мне пришло. Тяжело души архивы пылить, тяжело, что любил, это забыть. Когда моя дочь в юности начала писать стихи, то я подумала, эта способность у неё от дяди, я не знала, что и мне придётся начать писать. Уметь писать мало, надо, чтобы эта любовь в сердце жить продолжала и всё вокруг освещала, чтобы у человека было своё особое, литературное зрение и не одно мгновение, чтобы души труд имел на бумаге достойное продолжение. События жизни человека идут цепью, спустя годы хорошо видны жизни вехи, ошибки, огрехи. Такой факт примечателен, что будущий муж задал мне вопрос: что такое философия? Почему именно этот, а не какой-нибудь другой? Что я тогда могла предположить, то и ответила, что это наука жизни. Теперь бы я не была такой наивной и не отвечала бы, как школьница. Надо полагать, что он считал себя асом и решил проверить, соответствую ли я ему развития классом? Вот такое наших встреч начало, в будущем мою личность откровенно унижало. Своему мужу я прочила великое будущее в науке. Только любящая душа способна возвеличить другого человека! Я учусь в восьмом классе, за двадцать км. от дома. Когда я приходила на выходные, то прибегал сосед, с которым я не хотела разговаривать, я ему об этом, что не надо приходить и говорю, на что он меня вежливо, обзывал, философ, что мне не нравилось. Ещё отзыв, это уже путёвка в жизнь, предвосхищение мудрой учительницы, которая заметила моё сочинение, подчеркнула красным и прочла часть в классе. В котором, я до сих пор помню маленькую фразу, о дружбе хлебороба и шахтёра, Валько и Шульги, друзей из романа Александра Фадеева, «Молодая гвардия». Один давал стране хлеб, другой уголь! Мне было стыдно слушать своё сочинение, тогда у нас было принято стесняться. К сожалению, живо ли ещё это чувство сейчас у молодых? Мне четырнадцать лет, на сон надо загадать, кто приснится, тот и жених, что он приснился, я не помню, зато хорошо помню его фамилию и имя. Как такое возможно? Да ещё фамилия, с оттенками старины? Сергей, имя наше, но почему Батор, (на о) если у нас, русских, таких фамилий нет? Вот подумала, если бы я не начала писать про сон, то никогда бы не свела или вернее, не вспомнила и не связала два таких, вроде бы разных фактора. Но мысль родилась и требует выхода, я вижу сон с не русской фамилией Батор, а моя мать, почему имела тёмный, от природы смуглый цвет кожи и волосы чёрные? Почему она говорила, что я жары не боюсь? Такие факты я соединяю воедино, значит, Батор был на самом деле, в очень далёком прошлом! Какие племена в Белоруссии оставили такой след и сочетание потомству, как цвет кожи и волос у моей мамы? Неведомо, но это как-то связано и запечатлено в моём мозге, потому что мне он выдал фамилию жениха, Батор? Кто-то, когда-то любил и оставил на память имя и фамилию любимого? Из поколения в поколение и сколько же тому веков? Это вопрос без ответа. Была жизнь и какая-то любовная история оставила след в потомстве, которая запечатлелась в моей голове, в виде фамилии Батор? Прошлое, каким оно было? На просторах, какой земли жили или проходили племена, что они видели, когда их душа трудилась, тосковала, пела? Если бы у предков не было художественного воображения, откуда бы ему взяться у потомства? Их жизнь шла среди шума леса, дождя, ветра, или среди трав степи и их душа отзывалась любовью и восторгом? Полёт стрелы, ржание коней, их топот, свист бича, закаты, рассветы, отблески костра, завораживали их, привлекали и поселялись в душе чудным миром? Солнце светило им, зеленела трава на лугу или шёл снег, и они радовались, мечтали? Душа предков, её богатство живут в нас, живут и их мечты о любви, вот потому мне и приснилась неведомая, дикая, потому что она короткая, фамилия жениха, Батор. Мелькнула мысль, это я так, по наивности тогдашней решила, что это фамилия и только сейчас поняла, что это имя! Но тогда зачем мне выдано два имени, может, тогда было принято иметь двоих мужей? Спустя огромные годы, оглянувшись, можно ответить и на этот вопрос. Сергей был действительно в семнадцать лет, одноклассник, моя первая любовь. Да к тому же, у дочери, муж Сергей, у другой, друг с таким именем. Вот эта мысль, для меня совсем новая. И за именем Сергей, мой мозг далеко не ходил, это имя моего младшего брата. А я столько лет, даже не догадывалась об этом! Вторая часть сна, Батор, тоже исполнилась, но наполовину, потому что в молодости у меня был парень другой национальности, ставший женихом, но не ставший мужем. Но я тогда совсем забыла про сон, а про то, что Батор, это человек другой национальности, я совсем не знала! То, что это был Батор, но с другим именем, я поняла поздно, когда ни вернуть, ни исправить уже нельзя. Повесть, «Слёз застывших, ажурный букет», о нём, но когда я писала её, я ещё не знала, что это мой загаданный жених Батор из сна. Об этом знала моя, какая-то внутренняя память и она, память, оплакала его уход из жизни, узнав из Интернета. Почему я так упорно рассуждаю? Чтобы другие были зорче в своё молодое время и не допускали таких, как у меня, ошибок. Когда рассуждал Мишель Монтень в книге, «Опыты», о своей жизни, я нашла много интересного, полезного и для себя, может и мои рассуждения, простые, подтолкнут другого мыслителя, на открытие неведомого ещё явления? Понимаю завышение своего сравнения, но ведь какой учитель, такой и ученик. Когда дети мешали мужу работать, он говорил, что в семье Ленина было заведено соблюдать тишину, когда его отец работал. А Рентген, во время открытия своих лучей, залезал в ящик на несколько дней и ему еду туда подавали. Только много лет спустя, я смогла ему возразить: ты ведь не отец Ленина и не Рентген! Я понимаю, чтобы сделать открытие, надо сосредоточиться на одном. Какова работа, таков и результат. Опять о Баторе, мой мозг не придумывал имя, Сергей, оно есть в нашей жизни, так не придумывал он и имя, Батор, только он его взял из архива памяти, как в Интернете, я задала программу, мозг выдал из того, что он имеет! У Батыя, возможно, был хан Батор или простой воин с таким именем, которого судьба связала с девушкой, с моей прародительницей. Уже перечитывая, я вспомнила Сухэ Батор, точно не знаю кто, но кто-то из деятелей государства Монголия? Ещё одно доказательство, что такое слово, Батор, было в употреблении народа, но какого? И почему оно сохранилось в голове Сибирской русской девочки и почему таким странным, неведомым путём, во сне имя вырвалось на свет? Это была любовь, если имя ушло в века и оказалось в моём уме! Может, это нашествие хана Батыя оставило такой след? Так прямо и видно в имени, Батый вторгся! Можно найти и другое толкование имени Батор, братья, Родина! Есть и ещё одна подозрительная деталь, подтверждающая в прошлом, в веках, в роду человека с именем, Батор. Я раньше задумывалась, слегка, но не знала, как это объяснить, что у дочери веки не наши, а какие-то выпуклые и опускаются на глазное яблоко? На фоне русского лица и нормальной величины глаз, это не так заметно, но сам факт подтверждает смешение народов. А если посмотреть на детскую фотографию, так явно видно! Я говорю это, для примера, как много мы в жизни видим, но пропускаем возможность, поинтересоваться, связать факты и задать себе вопрос, Почему? Я раньше, в жизни не задавала себе такого вопроса, почему моя мать имеет такие особенности? Это всплыло сейчас, только из-за имени Батор! Не задавала я себе и пристрастного вопроса, почему у дочери веки не наши, а вот теперь становится ясно, что такие факты, как цвет лица смуглый матери и веки дочери, связаны прямо, к ним прибавляется ещё факт, на работе мне говорил мужчина, узбекской национальности, что я похожа на их женщин. Как он мог уловить, не имея веских доказательств, если я сама, только что подумала, что и этот вывод касается наличия в прошлом предка Батора? Значит и в моём лице, что-то есть от Батора? Вывод такой, как один факт, имя во сне, объясняет цвет волос матери, веки дочери и что я похожа на другой народ. И жених мой, не ставший мужем, тоже был другой национальности, но я тогда не знала, что Сергей Батор, из сна, не русский и я его потеряла. Об этом я догадалась, размышляя, почему я стала писать и найдя в жизни факты, подтверждающие сон.

Огонь, это солнца-отца ладонь.

Жених Руслан, мне привета не прислал и мне колокол беды прозвучал. Я не поняла, что он, из моего сна жених, Батор, вот поэтому, спустя годы, для других, что надо смотреть в своё время хорошо, я и веду этот мучительный разговор. В далёком прошлом, моя прародительница Байна, была с любимым Батором разлучена, спустя тысячелетия, её любовь вырвалась на свет и мной была озвучена. Его звали Батор и мне, наследницы души Байны, пришлось пережить разлуку с любимым, судьбы суровый приговор. Века неумолимы, они времени приливы. Века идут издалека, наша жизнь, это прошлой жизни привет, наши предки нашими глазами любуются на этот свет, и такому круговороту жизни конца нет. Байна и Батор, вы мои предки! На ваших лицах лежит отблеск костра, ваши руки, рука в руке и они натянуты туго, как стрела. Вдали, табуном коней, чернеет ночь, вам надо сейчас расстаться и боль превозмочь. Конь взнуздан, Батор в седле, её слёзы огнём пылают на песке. Байна прильнула к стремени, впереди века, а у вас, побыть друг с другом, нет уже времени. Байна шепчет молитву, она провожает любимого в поход, на битву. Его губы сжаты, нагайка в руке, Батор и Байна расстаются, их сердца в муке, в тоске. Последний вместе вздох, последний взгляд и нет возврата к прошлому, назад! От горя у Байны сердце сжалось, наступила ночью, ещё одна ночь, всё вокруг потемнело, и только новая жизнь шла в века уверенно и смело. Вас разделил нагайки взмах, время вперёд помчалось, сердце каждого потомка, вашей любовью освещалось! Душа Байны вместе с наездником в поход полетела, вперёд понеслась и волна её любви к Батору, через века, ко мне, её наследнице, донеслась! У Байны вырастет сын, зерно их любви и века будут шагать, ожидая встречи Батора и Байны впереди. На их именах лежит отблеск костра, их жизнь к нам пришла, как река, издалека, вперёд идут неумолимые века.

Повесть о любви Батора и Байны, сохранившаяся в архивной памяти девочки, их потомка и появившаяся в 14 лет во сне именем жениха Сергей Батор, на свет, это для романиста и сценариста хороший о любви сюжет. Рассказывать нужно, как наши предки любили, чтобы живущие на земле люди, о таком прекрасном чувстве, как любовь, с веками не забыли. Чтобы чувства живых, как прекрасные розы цвели и века ждали встречи Батора и Байны впереди. Это жизни художество, это она так причудливо рисует. Да, про город Улан. Батор, знаю, но связать с именем, Батор, не могу. Им на месте лучше знать, почему он, Улан. Батор? И был ли у них завоеватель хан Батый? Мой мозг хранил память о прошлой жизни и в четырнадцать лет, когда выдавал из архива имя жениха, он достал его из глубин. Мой мозг тогда уже писал, а я много лет не знала об этом, пока муж, своим недовольством, не довёл меня до того, что я стала уже на деле писать. Я так думаю, может я и ошибаюсь, но мне кажется, что я осваиваю целину, когда пишу о любви и зле в семье в натуральном виде? Ну, кому, в нормальную голову, придёт мысль писать об этом? Вот и я говорю, и я бы благополучно не писала, если бы не стечение огромного количества обстоятельств, сплетений судьбы. Рассуждение по этому вопросу моё такое. Слава Богу, что не все мужья изменяют, слава Богу, что не все жёны об этом знают и если знают, то, слава Богу, что не все страдают! Круг уже сильно сузился, а из женщин страдающих, сколько найдётся, что им придёт в голову описать своё страдание? Мне такие мысли, что я решила писать литературное произведение, тоже не приходили. Я восстановлю часть событий, которые вынудили меня писать: как после ремонта квартиры, когда все разъехались, раскладывая бумаги, я нашла дневник, который муж вёл накануне наших встреч, мне пришлось увидеть, что к другой он относился лучше. В конце тетради появляюсь я с прекраснейшей характеристикой, а в жизни он не подтвердил свои восторги. Меня расстроила разница, что было, и что есть и мне понадобилось ему позвонить, чтобы он снял тяжесть с моей души. Мне нелегко было решиться на этот звонок, но душевная тяжесть была велика, и мне захотелось от неё избавиться. Я надеялась на избавление, и не ожидала, что он не пойдёт мне навстречу, а промолчит, а когда я попыталась добиться ответа, то услышала выступление против меня. Мне нечем было погасить свою боль, я и подумала, я ему напишу свои мысли и доводы, чтобы, когда он приедет, у меня был материал, который мне в защиту, а ему в вину, так какая же это литература? Он приезжал, добавлял мне своего недовольства и уезжал. А я опять ему писала, взывала, написанное скапливалось, оно меня мучило, и я его сжигала. Тяжело писать о своей боли, и я себе писать запрещала, я ручки за окно выбрасывала, а память опять обиды подбрасывала, я тетради клала под икону, нельзя писать, табу, тяжело говорить другим, что муж отнёсся ко мне, как к врагу. Я тогда не могла сразу понять, что, по его мнению, я его лишила жизни с женщиной из мечты, что я ему враг злейший. Тяжело сознавать, что я видела и не воспрепятствовала его открытой дружбе с сотрудницей, с которой он был милейший. Тогда я ещё не знала, если нет любви, то бесполезно добиваться и понимания! К другой любовь ярче, муж иную любовь благословляет сердцем и рукой, и я стала писать, искать мир любви другой! Я её нашла и она для меня, океаном роз расцвела! Я писала не пустое, в том материале уже были образы и много: Ястреб птица, я рубила просеку, пролетающая комета, пели свирели. Встречался и юмор, и я смеялась со слезами на глазах. Я искала, как мне пережить беду, я не знала, что я навстречу к творчеству прямиком иду. С поиском основ у слов, я сдружилась, у меня своя линия в творчестве появилась. Основы слов мне гимном пели, небесными сферами звенели, морем шумели, хорошим основам херувимы славу пели. Я писала и писала, не переставая, для мужа и оно незаметно перешло в другое поле, когда я пожелала предупредить другую жену, о такой измене мужа, когда его подруга ходит в дом и он делает её другом семьи. От своей деревенской доброты, я не догадалась и не удалила из дома такую охотницу за чужими мужьями, так пусть другая жена не будет наивной и смело её отправит из дома. Если бы я знала, что я буду писать для других, разве бы я сжигала написанное и не просто, а большое количество? Чтобы уменьшить боль, я написанное сжигала, но мне это не помогало, рассказать другим про боль и муки от предательства, меня творчество позвало. Ручкой я натирала на пальце мозоли, так много было в сердце боли. Сейчас бы я не сожгла, осталось на память несколько листочков, да в двух тетрадях, которые рука не поднялась сжечь, (там нет даже абзацев) я надеялась как-то, написанным подействовать на мужа. Подействовало хорошо, только не в мою пользу: Не преувеличивай, не рисуй, зациклилась, у тебя атомное воображение. Я стала искать другие формы письменного разговора с мужем, когда он бывал в отъезде, это и привело меня к образам рифмы. Я возвращалась с бега и увидела прекрасную картину восхода солнца! Мне пришли в память слова из поэмы А. С. Пушкина, «Полтава»: горит восток зарёю новой! Восхищение и восторг заставили меня задать себе нескромный вопрос, почему я так выразительно сказать не могу? Вечером я берусь пробовать писать с рифмой, впервые, хотя даже приблизительно не знаю, как это происходит и где их брать. Я пишу, то, что я вижу. Любви нежная ткань изранена, любви нежные струны оборваны. В это время за окном выл ураганный ветер, и я добавляю, стонет ветер в ночи, унося в даль, горьких мыслей ключи. Спустя время, ветер принёс мне ответ: расскажи эту печальную историю другим, не молчи. В жизни человека все события его жизни связаны воедино, но мы не всегда их видим. Только ли потому я стала писать, что муж меня довёл до такого состояния? А может здесь есть что-то большее? Если бы я не писала, мне не пришло бы в голову искать бывшего жениха, который во времена знакомства работал главным редактором книжного издательства. Если бы я не писала, я бы никогда не узнала, что Батор из сна, загаданный жених, был действительно в веках, что он другой национальности, потому что у него такое имя, Батор и потому моя мать смуглая, волосы чёрные, но глаза синие и у дочери веки другого народа. Если бы я не писала, я никогда бы не узнала, что мой бывший жених, Руслан, это Батор из сна, потому что он тоже, как и Батор, другой национальности. Если бы я не писала, я не узнала бы, что в веках жила моя прародительница, Байна! Не её ли душа живёт во мне, и ей нужно было, в настоящей жизни встретиться с любимым Батором? Я Батора встретила, но не узнала его и судьба мне страдание послала. Не просто так я страдала, это душа Байны во мне горевала, когда она Батора, в образе Руслана, вновь потеряла. Какая связь существует прошлого и настоящего? Она есть, если я всю жизнь помнила его, если вскоре после ухода его из жизни, я пытаюсь найти бывшего жениха и набираю фамилию в Интернете. Мне она открылась в книге известных людей одного старинного рода с печальным сообщением. В это время я была у сына на стройке, а дома в Ялте в это же время рождается мой внук, мальчик, которого отец назвал, Руслан, дорогим мне именем. Зять моей истории не знает, тем более имя. Для простых совпадений это слишком много. Всего, что о бывшем женихе я узнала раньше, мне было мало. Спустя год, ещё раз набрала его имя в Интернете и встретила газету с памятью о товарище, где была его биография, и названы имена его детей, имя его жены, где к прежним, высоким должностям, было добавлено, что он работал министром печати и за заслуги был награждён высшей наградой Родины. Моему удивлению, не было предела и боли, знать, как я прожила с не любящим меня мужем. Примечательно, что из моего имени слог, за, есть у двоих его дочерей. Каждый день слог, за, для него божественно звучал, мне знать больно, мой муж в это время, в меня злом стрелял, своим вниманием, он другую тешил, ублажал. Он на неё молился, а в моём сердце, океан из слёз, лепестками красных роз пролился. К своему имени в молодости я относилась прохладно, но потом увидела, что в нём есть слово, жизнь и добавляется буква, а. Теперь это имя звучит для меня громко, победно, в нём слышится шум горного ручья, оно звучит, как первый весенний гром. Оно выглядит, как первая весенняя трава под окном, оно слышится долго, оно выглядит, как осенняя рябина, пламенеющая оранжевых ягод огнём.