«1984» adlı sesli kitaptan alıntılar, sayfa 15
. С того момента, как первая машина появилась на свет, всем мыслящим людям стало ясно, что потребность в человеческом тяжелом труде и, следовательно, также в человеческом неравенстве отпала. Если бы промышленность использовали специально для этой цели, голод, переутомление, грязь, неграмотность и болезни можно было бы искоренить в течение нескольких поколений. И на самом деле, просто с помощью автоматического процесса – производя богатство, распределяемое между всеми в более-менее равной степени – машина действительно очень сильно подняла уровень жизни среднего человека на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков. Но также было ясно, что всестороннее увеличение богатства угрожает ослаблением – и в некотором смысле даже разрушением – иерархического общества. В мире, где каждый работал всего несколько часов в день, имел достаточно еды, жил в доме с ванной и холодильником и владел автомобилем или даже самолетом, самая очевидная и, возможно, самая важная форма неравенства уже была упразднена. Став общедоступным, богатство не давало никакого различия.
Свобода – это свобода заявить, что два плюс два равно четырем. Если это обеспечено, все остальное приложится.
Однако Большой Брат еще несколько секунд оставался на экране, словно воздействие его на глаза зрителей было столь ярким, что он не мог исчезнуть сразу же, немедленно. Маленькая рыжеволосая женщина упала на спинку стула, стоявшего перед ней. Она простерла свои руки к экрану и робко пробормотала что-то вроде: «Спаситель мой!» Затем она закрыла лицо руками. Видимо, читала молитву.
Почти все уродливы, и синие комбинезоны тут ни при чем: этих людей как ни одень, уродами и останутся.
Зато пролам, если только они осознают собственную силу, незачем устраивать тайные заговоры. Им нужно просто встряхнуться – как лошадь стряхивает мух. Если захотят, пролы могут разорвать Партию на куски завтра же утром. Разумеется, рано или поздно до них дойдет, и все же…
Изменчивость прошлого – главный постулат ангсоца
Tell me, what did you think of me before that day I gave you the note?” He did not feel any temptation to tell lies to her. “I hated the sight of you,” he said. “I wanted to rape you and then murder you afterwards. Two weeks ago I thought seriously of smashing your head in with a cobblestone.
Ведь как установить даже самый очевидный факт, если вне твоей памяти нет никаких иных свидетельств?
window: a smallish, frail figure, the meagerness of his body merely emphasized by the blue overalls which were the uniform of the Party. His hair was very fair, his face naturally sanguine, his skin roughened by coarse soap and blunt razor blades and the cold of the winter that had just ended. Outside, even through the shut window
Шустрый толстяк, он ошарашивал всех своей глупостью, сгусток идиотского энтузиазма, он был из тех ретивых, безоговорочно преданных делу работяг, от которых стабильность Партии зависела чуть ли не больше, чем от полиции помыслов
