Kitabı oku: «Дела барона Орловца», sayfa 3
Дело о побитых артельщиках
На удивление барона Орловца, ему, после пары недель безвылазного сидения на работе фактически на казарменном положении, не только удалось выспаться, но и заполучить внеплановый выходной. Поутру в столовой обнаружилась подающая кофе Глашка, радостно отчитавшаяся о полном исцелении матери совместными усилиями доктора Евгения Боткина и известного московского монаха-целителя Иоанна. Барона несколько удивило появление у кровати больной столичного лейб-медика, блестящего сына самого Сергея Боткина, но как выяснилось, он приезжал в Первопрестольную обучать чему-то местных медиков и коллеги из Тайной канцелярии просто ре упустили случая.
До вечера барон успел зайти в Сретенский монастырь, поставив свечки Пантелеймону и Иоанну Предтече в благодарность за помощь, а заодно отсыпал монет на помощь сирым и убогим. Оставшееся время он прогулял по бульварам, после стольких дней затворничества с бумагами, арестантами и гремлинами, особенно остро ощущая вкус воздуха, шелест листвы на ветру и курлыкалье нахальных голубей, твердо уверенных в том, снабжение их пернатостей хлебом есть почетная обязанность каждого москвича. Пару булок, кстати, накурлыкали, шельмецы этакие.
А вечером был почти семейный ужин. Фриц, приткнув-таки мангал, а заднем дворе (в нарушение всех правил пожарной безопасности, но кто с личным поваром ТАКОГО ведьмака спорить будет?), приготовил великолепный шашлык и они втроем под доброе вино уговорили по изрядной порции. Даже для Глашкиной матери с собой завернули в пергамент. А на барона снизошло редкое счастье – второй день подряд он засыпал в собственной постели.
Утром барон успел не только спокойно позавтракать, но и задуматься о необходимости по собственной воле явиться на службу, когда телефон таки разразился звоном, оповещая об очередном кризисе и возвращая жизнь к ее обычному сумасшедшему течению.
Согласно описанию дежурного, в отдаленной деревушке в муромских лесах леший и дриады ни с того, ни с сего внезапно напали на дровосеков, готовящих делянку к порубке. Жертв не было, но помятых и поломанных оказалось весьма немало – целая артель оказалась у лекарей. После изгнания лесорубов, лесовики огородили лес непреодолимым барьером, перекрыв довольно важную дорогу, и отказались от общения. Надо сказать, что от рассерженного лешего вполне можно было ожидать весьма серьезных боевых действий, но дриады обычно руку или ветку на людей не поднимали. Собственно, сей необычный аспект и вызвал передачу дела Тайной канцелярии.
Получить более внятную информацию не удалось – телефонной связи и с Муромом-то не было, не говоря уж о затерянной в лесах деревушке, а по телеграфу опрашивать лежащих в муромской лечебнице артельщиков – затея предельно непродуктивная. Проще и надежнее доехать и разобраться на месте.
Надо сказать, что Муром и окружающие его леса были весьма своеобычной местностью, требующей особого подхода. Столкнулся с этим еще князь Глеб Владимирович, когда девятьсот лет назад решил по примеру отца покрестить Муром и его обитателей. Понимания с их стороны он не нашел и единственное, в чем преуспел – смог заложить монастырь, который и ныне располагается в селе Борисоглеб, названном к честь него самого и одного из его братьев. Крестить Муром удалось лишь почти через сто лет князю Константину, опиравшемуся, по данным из разных источников, на силу дружины, чудотворную икону Богоматери и грамотную экономическую политику. С тех пор на муромских землях появилось немало монастырей и церквей, но власть церкви, по большому счету, распространялась не дальше, чем был слышен звон их колоколов. Если в иных местах любая нечисть перед любым диаконом во фрунт тянулась и слово поперек вякнуть боялась, то тут священникам в лес углубляться не рекомендовалось, особенно в иные дни – лесовики могли поймать, а потом выкинуть на проезжий тракт и с бородой, заплетенной в тройные косички. Такое могли учинить только дриады с их вредностью и неутомимостью – они брали трижды по три соседних волоска и сплетали косичку, а мотом три таких косички сплетали между собой. Получившиеся более толстые косички аналогично сплетали третий раз, причем так плотно, что расплести результат такого хулиганства удавалось далеко не всегда.
С Договором ситуация была, в целом, сходной. Обитатели лесов давным-давно вполне уяснили для себя вредность конфликта с регулярной армией, в равной степени не вызывал у них восторга и потенциальный интерес Тайной канцелярии. А посему градоначальники и прочие чины, не лезущие в дела местной нечисти, были в сравнительной безопасности. В равной степени нечисть избегала прямых конфликтов с магами – Синее пламя было аргументом почище армейских клинков. И с учетом всего перечисленного нынешний конфликт вызывал глубочайшие удивление и недоумение. Необходимо было ехать и разбираться на месте.
Путь был неблизкий. Сначала на нижегородском поезде до Коврова, потом пересадка на муромский поезд… Вопрос про беспересадочный вагон на Муром безрезультатно муссировался уже не первый год и складывалось впечатление, что спрямление Казанской железной дороги через все тот же Муром будет построено раньше. И эта самая будущая стройка делала нынешнюю ситуацию потенциально критически значимой. Лесовики на плохую память никогда не жаловались, так что решать проблему нужно было здесь и сейчас, иначе строительство дороги рисковало превратиться в боевые действия.
Завершал путь перегон верст в пятнадцать на крестьянской телеге. Ни пролетка, ни обычно запрягаемые в них лошадки местных «дорог» попросту не выдержали бы, а вислоухая, мосластая и пузатая крестьянская кляча, хотя и не развивала сколь-нибудь приличных скоростей, зато влекла телегу с неутомимостью речного потока.
Последнюю версту пришлось идти своим ходом. Выделенный городским головой крестьянин охотно заехал в последнюю перед бескрайним лесом деревушку, где барон договорился о постое и оставил вещи, но приближаться к лесу отказался категорически.
– Все одно до леса не доедем с полверсты, а лошадь понесет! – уперся он уже в виду лесной опушки.
Сыщик не стал спорить. Ему нужно было самому осмотреть и место событий, расположенное практически на поворачивающей влево дороге и виднеющийся правее за выступающим мысом явно заповедного леса «соборный» дуб. К таким дубам или, реже, соснам по Договору нужно было приходить при необходимости обсудить что-то с лесной нечистью. Там всегда ошивался кто-то их мелких нечистиков типа кикимор, дабы незамедлительно оповестить лешего о посетителях.
Для начала барон пошел к виднеющемуся перед опушкой лагерю артельщиков. На полдороги он будто уперся в стену, которая была непреодолимой для всех, кроме ведьм с ведьмаками и самих лесовиков. А как раз ведьмаком-то он и был, а потому привычно «продавился» через преграду и спокойно подошел к лагерю. Там все оказалось переломано, но в общем хламе обращали на себя внимание различные бумаги и их обрывки. Сыщик собрал всю эту макулатуру и обнаружил почти полный комплект порубочной документации. Включая, что характерно, карту, на которой черным по белому были отмечены будущие вырубки… Но! Располагающиеся на территории заповедного леса!
Понять, как могло так получиться он смог далеко не сразу. Только просмотре на десятом от заметил почти неуловимые различия в написании пары последних букв в написании названия деревушки, в которой о оставил свои вещи. Странновато. Такое впечатление, что кто-то хорошо поставленной рукой добавил две буквы – «к» и «а». А это значит, что исходно артель должна была отправиться в деревню Покров и рубить лес там. А потом кто-то, например, заметив схожесть конфигурации дороги и леса, зачем-то внес изменения, приведшие лесорубов прямо в гостеприимные объятья лесовиков.
Кстати, название деревеньки говорящее. Если не считать более позднюю христианскую версию, типичным примером которой является городишко Покров на Владимирском тракте, названный по Покровскому Антониевому монастырю с деревянным храмом Покрова Пресвятой Богородицы, название остальных местечек с подобными названиями произошло от того же «покрова», но без малейшего религиозного аспекта. Слово это подразумевает под собой объект, которым накрывают что-либо или кого-либо. Считается что слово имеет происхождение от старославянского «крыти», что подразумевает под собой «скрывать». И вот этой версии деревня Покровка, основательно укрытая в лесах, полностью соответствовала. Как, наверняка, и пока неведомый Покров, судя по всему, отличающийся только расположением. И отсутствием поблизости Заповедного леса…
А изо всего этого следовало, что этот самый кто-то сознательно и основательно подставил и артельщиков и тех, кто их нанял. А возможно – и лесовиков. И начать, пожалуй, стоит как раз с последних. Барон вздохнул – придется идти по жаре в обход леса к «соборному» дубу. Так, конечно, втрое дальше, но соблюдение установленного ритуала позволит избежать кучи ненужных проблем. Это к давним знакомым можно хоть в обычный, хоть в заповедный лес, где угодно вваливаться, а тут лесовики, почитай, на военном положении… Еще раз посмотрев на поврежденные опушку и крайние стволы заповедного леса, а также серьезную мордашку прячущейся в тени кикиморы, он вздохнул и отправился в путь.
Честно отмахав полторы версты круголя, сыщик подошел к «соборному» дубу и хорошо поставленным голосом начал со стандартной фразы для начала мирных переговоров.
– Хозяева лесные! Покажитесь, разговор есть! – и стал ждать. С опушки на секунду высунулась кикимора, показав, что зов услышан. Ждать пришлось минут сорок, из которых, как минимум, полчаса представляли собой наглядную демонстрацию действиями людей. Иначе леший прибежал бы с любого конца леса минут за пять, предпочитая те же полчаса дух переводить, чем заставить ждать дорогого гостя.
– Кем ты будешь, гость, и с чем пожаловал? – раздалось, наконец, из кустов опушки. Строго по протоколу, значит, мирно общаться готовы. Оно и логично, первый пыл уже сошел и сейчас лесовики сами подумывают о том, как бы все это миром решить.
– Старший сыщик Особого сыскного отдела Тайной канцелярии барон Орловец. По делу о порубке Заповедного леса и побитой артели. – отрапортовал он в ответ столь же чеканной фразой, установленной Договором.
– Дык правильно мы им надавали! Кто из просил в Заповедный лес с топорами и пилами лезть? – вполне логично ответил леший, по-прежнему не вылезая из кустов.
– А вот из этих вот бумаг следует, что очень даже попросили… – сыщик показал кустам пачку бумажных обрывков., найденных на месте разбитого лагеря.
– Это как? – явно удивился леший.
– А вот так. Порошу полюбопытствовать. – барон кивнул на бумаги. Ждать не пришлось, через секунду из кустов вывалился здоровенный лохматый леший в своей обычной двухметровой ипостаси. Обычно при разговорах с людьми эти лесовики склонны принимать вид эдакого сермяжного мужичка в небеленых льняных штанах и такой же рубахе, по зиме добавляя зипун с треухом, но в этот раз не то забыл от волнения, не то подвоха ждал.
– И что здесь? – леший с интересом уставился на обрывки.
– А вот здесь – название села. – указал сыщик. Леший внимательно осмотрел бумагу, понюхал и попробовал на зуб.
– Бумага правильная, но вот эти две буквицы другой рукой писаны. – заявил он после такой экспертизы.
– Верно. – ответил барон. – И я очень сильно подозреваю, что где-то неподалеку есть деревушка Покров и там доже есть лес, только обычный.
– А как же! Вона в той стороне, лесов через пяток. И дорога там, кстати, похоже идет. – не без удивления заявил пригорюнившийся леший. – Получается, зря мы артельщиков поколотили, из самих кто-то подставил.
– Получается. – хмуро подтвердил сыщик, наводя лешего на правильные выводы.
– Так ты им, это, скажи, чтоб приезжали, что сами поломали, то мы сами и исправить можем.
– Благодарствую! Обязательно скажу! – обрадовался барон. – Но остается еще один вопрос. Не желал ли кто заповедному лесу беды какой? – уточнил он на всякий случай, хотя и не особо сомневался в ответе.
– Не, мы с соседями мирно живем. Когда у нас беда – они помогут, а у них – так и мы на подхвате. Вон, несколько лет назад засуха была такая, что даже водяные не могли дотянуть воду до корней хотя бы Великих деревьев. Выживут они – и от их силы зазеленеет весь лес. Засохнут – и леса не будет. Так люди сами, благо кто-то знающий нашелся, на лошадях привозили в бочках воду с Оки и поливали. Себе, конечно, тоже везли, но и нам ходку делали. Спасли деревья-то, но до сих пор стыдно – не клюквой же с малиной благодарить…
– Ну да, малины они и сами набрать могут. – усмехнулся сыщик. – И не думается, что при таких отношениях кто-то зло задумал. Скорее уж в Лесном управлении виновного найду. Так что давайте убирайте свой забор и лечите невинно пострадавших. А я поеду разбираться, кто всю эту кашу заварил. Отпишусь с нарочным о результатах.
– Удачи, вашбродь! Надеюсь, неповадно виновнику будет, как попадется. – ответил леший и исчез в кустах.
– Вот уж это всенемпременно! – ответил сердитый сыщик и направился к рощице у соседнего холма, в тени который спрятался лесобоязненный крестьянин вместе со своей телегой.
На следующий день барон пушечным ядром влетел в Муромское лесное управление и начал полномасштабные следственные действия. Магический поиск подтвердил авторство пакета документов на порубку, указав на того самого стряпчего, который их и готовил, если судить по пометкам в журнале, а вот про акценте на те самые две буквы… Их автором оказался мелкий, похожий на крысеныша, младший писарь. При допросе он рассказал занимательную историю. Как оказалось, два местных купца вечно конкурировали и в этот раз тот, что нанял приезжую артель, перед этим выиграл торги на довольно выгодный участок у деревеньки Покров. А конкурент его, вспомнив по похожий участок Заповедного леса у деревни Покровка, подкупил этого самого крысеныша, чтобы он подписал пару букв.
Ситуация получилась скорее комическая, чем трагическая, а посему отправлять кого-то на каторгу было нелогично. Но наказать было необходимо. Подумав, Старший сыщик решил, что купца для наилучшего педагогического эффекта нужно бить по самому чувствительному месту – по мошне. Но не слишком сильно, чтобы мог и дальше делать полезное для страны дело. Купчишка традиционно рассказывал о своей бедности и плохой торговле, но перечень его месячных оборотов и прочих активов тему закрыл, отправив шутника в банк брать не столь уж обременительный кредит под залог товарных остатков.
На следующий день он оформил все документы по делу и взыскал с проштрафившегося весь присужденный ущерб и направил возмещение пострадавшим. С особым удовлетворением барон составил письмо лешему: «Благодарю за помощь в расследовании сего неприятного дела. Сообщаю, что виновный найден и надлежаще наказан. Зла по отношению к Заповедному лесу он не замышлял, а действовал исключительно от обиды и по глупости. Компенсацию, взысканную с него за повреждение вследствие его действий деревьев Заповедного леса, направляю с этим письмом. Понимаю, что в лесу золото без надобности, зато теперь будет чем отблагодарить крестьян, помогавших в засуху – им оно очень пригодится. С наилучшими пожеланиями, ведьмак Алексей Орловец.»
А больше всего барона радовало то, что быстрое проведение расследования оставило свободный день, позволяющий на обратном пути заехать в Орловское повидать родных. В отпуск по милости англичан из этой затеи ничего не вышло…
Дело о рыбаках и рыбках
Тайный сыщик Орловец, пересаживаясь в Коврове с муромского поезда на московский, успел знатно перекусить в вокзальном трактире, весьма порадовавшем своей кухней, а потому прибывал в самом благостном настроении. Поезд уже почти тронулся, когда на перроне появился бегущий мужчина в мундире телеграфиста. Чин не особо большой, скорее уж наоборот, но обычно обладатели оного все же не склонны носиться, сломя голову. Того же мнения явно придерживался и агент службы движения, так и не ударивший третий раз в колокол, поглядывая на бегуна. Чем ближе телеграфист подбегал к его вагону, тем с большим подозрением барон на него смотрел. На последних шагах подозрения переросли в уверенность, а парой секунд позже полный конец всем сомнениям положил сам запыхавшийся телеграфист, появившийся на пороге купе.
– Барон Орловец? Вам телеграмма. Соблаговолите принять! – телеграфист вложил в протянутую руку бланк телеграммы с парой выведенных простым карандашом предложений. «Срочно выяснить происхождение неизвестных опасных рыб в реке Пекше. По возможности устранить незамедлительно.»
Сыщик в глубочайшем изумлении прочитал сообщение дважды. Означенная река несколькими километрами выше по течению относительно одноименного села протекала по восточной части его владений. И ни про каких опасных рыб там не было ни слуху, ни духу. Даже сомы в той речке изредка попадались максимум полутора-двухметровые, да и те, видимо, в гости заплывали. Маловата для них речка. В основном местные хищники – щука да окунь. А ими рыбаков не напугаешь…
– Бойся своих желаний, они могут сбываться. – пробормотал он, переводя взгляд с помятого бланка в руке на бегущего в обратном направлении телеграфиста. А затем раздался удар колокола и поезд тронулся.
До Пекши барон добрался под вечер и сразу завернул на пристань, поинтересоваться, что же такое умудрилось напугать местных рыбаков. Одну рыбку ему предъявили… Представленное впечатляло. Почти двухметровый осетр с головой от… У нас такая рыба не водилась… Напрягши память он сообразил, что видит карикатурно измененную, но узнаваемую морду южноамериканской пираньи, стая которых, если не врут, не то, что человека, но и быка за секунды до скелета обдирает.
И если на предмет секунд и скелета вопрос был неоднозначным, то перекусить, например, предплечье здорового мужика рыбка явно могла без проблем. Ради интереса он сунул рыбе в пасть палку толщиной в пару пальцев и сразу рефлекторно отпрыгнул в сторону. Челюсти с треском и хрустом сомкнулись, превратив конец палки в щепу. Хоть самовар разжигай! Вот только такого счастья на наших реках и не хватало…
Итак, грубейшее нарушение давнего Закона о запрете магического выведения новых существ, принятого еще Иваном Грозным. Согласно означенному Закону, включенному в Судебник, за подобные выкрутасы без высочайшего монаршего соизволения полагалось отрубание головы дворянам и петля всем остальным. И опричники во главе с Малютой Скуратовым следили за такой деятельностью со всем возможным вниманием и тщанием. И правильно делали, ибо маги, желающие досадить соседу или себя показать, нередко умудрялись сотворить такую пакость, что и Змей Горыныч при виде ее сбежал бы, пождав хвост и по-щенячьи поскуливая. И далеко не всегда эти гении как следует контролировали свои творения…
Ныне, конечно, всех подряд на эшафот не тащили, все же времена просвещенные, но на пяток лет каторги такая рыбешка вполне тянула. Барон тщательно просканировал остатки рыбьей ауры и с глубочайшим удовлетворением обнаружил след мага. Привязка держалась до последнего. Что же, это радует – если даже у практически снулой рыбы контакт с магом сохраняется, то живой этот самый маг должен управлять как своими руками. И, что самое важное, этого мага по этой самой привязке можно найти.
– Завтра утром идем на рыбалку. Мне нужно пару-тройку таких рыбок, обязательно живых и, желательно, невредимых. – сообщил он рыбакам и приказал править к местному постоялому двору.
Утром сыщик, тщательно зачаровав свой костюм от промокания и покусов, встретился с рыбаками и отправился на промысел. Обычная попадалась, но в удивительно малом количестве. Хотя, чему тут удивляться? При наличии в реке таких крокодилов удивительно, что вообще пока попадается. Впрочем, в отличие от вылавливаемой на продажу, нужная рыбка категорически не желала ловиться ни большая, ни маленькая.
Повезло лишь через час, когда в зачарованную от прокусывания сеть попала-таки вожделенная добыча. Примерно метровая рыба с остервенением грызла сеть и стоило немалого труда высвободить ее и поместить в специальную металлическую клетку, висящую за бортом, не расставшись ни с одним из полюбившихся с детства собственных пальцев. Сами рыбаки при поимке такой добычи особенно не церемонились – лопатой или обухом по башке раз несколько для надежности. Ибо рыбешка сия могла час или два прикидываться уснувшей, а потом приступить к активным действиям, кусая все, до чего дотянется. Рыбка, кстати, явно была с икрой, что для второй половины лета удивительно весьма и весьма.
Впрочем, барона пока больше интересовала не сама рыба, а ее создатель. Столь крепкая привязка указывала на явное наличие практических целей, а таких селедок можно было весьма эффективно использовать в качестве оружия. Например, преодоление водной преграды сразу становится куда более нетривиальной задачей. А уж нанесение ущерба рыбным ресурсам способно поставить целые губернии на грань голода… Так что тянуть с этим делом не следовало категорически.
Сыщик просунул руку в клетку, ухватил дернувшуюся рыбу за хвост и сконцентрировался на ауре хозяина. Есть захват… А теперь Зов… Есть ответ… Откуда-то с севера, не так уж далеко…
– Милейший, выгружайте улов и гребите вверх по течению! – приказал он рыбаку, в лодке которого сидел. Тот перекинул пойманное в лодку второго, оказавшегося его братом, и налег на весла. После нескольких часов блужданий, когда барон уж думал, что путь придется продолжать пешком, они заметили в прибрежных кустах небольшую речку, которая текла примерно оттуда, откуда шел ответ на Зов.
Примерно через пару верст, когда речушка подъизмельчала, впереди обнаружилась заброшенная бобровая плотина. И это было странновато. Бобров в этих местах было полно, равно как и создаваемых ими запруд, но вот так бросать свой дом, в который вложено немало труда, они были не склонны. Скорее всего, вся семья, жившая здесь, погибла. И, в принципе, несложно догадаться почему именно. Причина в данный момент прилагала все возможные усилия к тому, чтобы разломать клетку. И против такой машины смерти у бобров шансов не было…
Лодка остановилась перед промоиной в плотине. Отсюда прекрасно было видно и год, если не больше, не обновлявшуюся плотину и практически вросший в землю небольшой старый домик на опушке леса. Да, бобров здесь нет уж года два, за один такая буйная поросль вырасти просто не успела бы. А Зов вел именно в тот домик. Маг, причем весьма сильный, находился именно там. Вот только ответ на Зов был каким-то странным. Барон так и не смог определить, в чем именно эта странность состоит, но чувствовал, что воевать сегодня, скорее всего, не придется. А посему попросту обошёл остатки бобрового пруда и постучался в дверь.
– Зарасти, дяденька! А вы кто? —спросил открывший дверь субъект, называть которого мальчиком было уже поздновато, но и до молодого человека он изрядно не дорос. Вытянувшийся мосластый босоногий подросток в коротковатой штопанной-перештопанной одежде. У дворян таковых принято называть недорослями, но обитатель дома дворянином явно не был. Пока. Как показывает практика, в Тайной канцелярии этот вопрос решается довольно быстро, если, конечно, не сложишь голову на первом же задании. Сильнейший маг жизни, наверняка первый в роду. Самородок и самоучка. Таким после надлежащего обучения и министерства обороны или сельского хозяйства усиливать, но что-то подсказывало, что ни нынешний, ни любой последующий князь Ромодановский такую ценность из своих коготков не выпустит ни в коем случае.
Дело в том, что все классические способы обороны и нападения, равно как и способы противодействия оным, отработаны давным-давно, а посему поединки классических магов неизбежно превращаются в соревнование силы и резерва с неочевидным результатом. А в их учреждении подобные неочевидности не приветствовались категорически. Людей и так вечно не хватало и бегать на каждое задание целым ковеном не было никакой возможности. А посему получивший задание сотрудник должен был гарантировано способен с ним справиться. Даже если это окажется сумасшедший или одержимый, обложившийся персональной армией конструктов или нежити. Собственно, за такого рода задания дворянство обычно и давали…
– Старший сыщик Особого сыскного отдела Тайной канцелярии барон Орловец. – представился он после недолгих размышлений. Все же парень на днях окажется в стенах хорошо знакомого ему самому учебного учреждения, откуда только через несколько лет к ним же в отдел, так что пора знакомиться с будущим коллегой. – Рыбки твои? – для порядка уточнил он.
– Мои… – подтвердил создатель шипастого бревна в два человеческих роста, ленико наворачивающего круги по обмелевшей запруде.
– А тебя как зовут? – продолжил барон допрос.
– Акакий. – боязливо ответил парень и уставился на сыщика.
– А родители где?
– Так, померли прошлый год. Была какая-то зараза, ничему не поддавалась. А меня не взяла.
– Сочувствую твоему горю… А зачем ты этих рыбок вывел? – добрался, наконец, до основного вопроса барон.
– Дык то давняя история. Я ж еще давно лечить мог, в основном переломы всякие. Несколько лет назад на ярмарке у купца, который осетров в бочке привез, битюг захромал. А я вылечил. А у него в той бочке маленький осетренок как-то попался. Вот его он мне и подарил. Продать такого все равно не выйдет, а выкидывать жалко. Так я осетренка в ведре до дома нес. Больше, правда, отец, я бы всю дорогу не смог. Выпустил его в запруду, но манок приспособил, чтоб приплывал. Через день смотрю – а у него плавник обкусанный. Вылечил и решил ему зубы сделать, чтоб отбиваться мог. Долго провозился, но получилось хорошо. А еще икра. Слышал я, что у осетров она вкусная дюже, так что решил сделать так, чтоб круглый год была, достаточно подозвать к берегу, плошку подставить и живот чуток помять. Промыл, присолил, в погреб поставил и назавтра можно есть. Вкусно… А потом еще откуда-то осетры появились, а бобры куда-то ушли. Ну а весной плотину размыло, так что остался лишь мой первый осетренок. Вот и все.
Барон стоял и смотрел на кроткого и незлобивого, как переводится его имя, ребенка, создавшего универсальную машину смерти, способную уничтожить всю экосистему бассейна Волги. Все же маги-самородки – поистине страшная сила.
– А ты всех этих рыбок призвать можешь? – поинтересовался он.
– Можно всех, можно ту, что вижу, можно ближайшую… – задумчиво ответил Акакий.
– А заставить плыть за нами вот эту? – барон указал на «первенца».
– Можно, только нужно промоину расширить, чтоб прошла.
– Хорошо. Ты с нами поплывешь. Учиться тебе надо. Собирайся.
Через час пятиаршинная рыбка успешно прошла через вырытый для нее канал и спокойно встала рядом с лодкой, в которой сидел ее создатель. Так они и вернулись на пристань. По дороге парень поинтересовался дальнейшей судьбой своего творения.
– Для начала помещу в стазис и отправлю в наши лаборатории. Будет там жить в каком-нибудь бессточном пруду. Оставлять такое в природе слишком опасно – осетр является родственником акул, которые даже на китов нападают. И для человека опасны. После того, как эти красавицы сожрут всю рыбу, они начнут бросаться на все, что кажется съедобным. Уверен, что те же бобры никуда не ушли. Просто не успели. Если обычные рыбы в большом количестве еды не нуждаются, то твои из-за постоянной выработки икры вечно голодны. А представь себе, что к водоему с такими милашками подойдет маленький ребенок ножки помочить. И пикнуть не успеет! Теперь понял? А вот в специально созданных условиях из них может получиться даже более эффективная система переработки пищевых отходов во вкусные продукты, чем из хрюшек. Надо только проверить, съедобны ли они.
– Съедобны, я иногда вылавливал и варил. Вкусно… – подтвердил Акакий.
Следующие два дня были посвящены отправке находящегося в стазисе образца в Москву, тщательной проверке пищевых качеств мяса и икры на примере нескольких выловленных разнокалиберных рыб и подготовке к грандиозной рыбалке. На третий день началось действо, какого в этих местах не видели ни до, но после.
Акакий встал на небольшом пляже, уставленным рядами бочек и начал призывать. И пяти минут не прошло, как на пляж выбросилась первая рыба. За ней вторая, третья… Еще через полчаса поток стал нескончаемым. Местные рыбаки и их призванные со всех соседних поселений (а особенно – из земель самого барона) коллеги обливались потом, цепляя баграми и оттаскивая от воды, а затем глуша и разделывая добычу. В бочки поменьше, тщательно просаливая, складывали икру, в те, что побольше – тушки рыб. Печенку сразу тушили, закатывая в банки. Акакий обливался слезами, но продолжал звать…
К обеду рыбалку пришлось прервать – кончились бочки, а просто уничтожать ценный пищевой продукт хозяйственный барон категорически не желал. Что такое голод, и он немного знал, хотя, в основном, не на своем опыте. Весь вечер пришлось утешать рыдающего Акакия, а утром продолжать нещадное истребление его творений. В счастью, на второй день рыбы было уже поменьше и к вечеру ее приток иссяк, а будущий тайный сыщик заявил, что больше своих созданий в реке не чувствует. Собственно, последние пару часов на берегу появлялись только мальки из разряда «коту на уху», так что так оно, видимо, и было. Оставалось, правда, некоторое сомнение в отношении икры, которую успели отметать нынешние обитатели бочек, так что Акакию в период обучения предстоит выезжать на практику аж дважды в год. Уникальная ситуация, обычно на практику едут на последнем году обучения, реже не предпоследнем. Хотя… Почти целый день без перерыва слать Зов не смог бы и сам барон, хотя был сильнейшим. А парень смог и с ног после этого не падал. Это к вопросу о его силе и резерве. Можно считать, что первую свою практику он уже успешно прошел.
Сыщик вел рыдающего будущего коллегу на постоялый двор, пытаясь по дороге его утешить и рассказывая, как обучение поможет избежать подобных ошибок (ага, и понаделать новых, посерьезнее, но об этом пока не будем!), сделать много добрых дел и помочь многим людям. Последний аргумент оказался наиболее действенным, несчастный рыботворец потихоньку перестал шмыгать носом и начал задавать вопросы о будущем. Еще через час наскоро отмытый, накормленный и напоенный он спал в своей кровати в отдельном номере, а барон, дав распоряжение подобрать к утру новую приличную одежку для подростка, сидел и строчил предварительный отчет, который следовало отослать в Москву вместе с парнем.
