Kitabı oku: «Огненная волчица», sayfa 14

Подруга рассмеялась и поддержала за талию, чтобы я не брякнулась (извиняюсь за каламбур) голым задом на мокрый пол.

– Ник дожидается на улице.

Перекинувшись взглядами, мы обе промолчали. Я поспешно застегнула ботинки и вылетела в коридор раньше Мари.

Парень ждал на улице, подпирая спиной стену здания; в руках держал плед. Я сморщилась при виде колючей шерстяной ткани, но Мари заставила завернуться в нее, забрав плед из рук Ника и накинув его на мои плечи.

– Мариии, я не хочууу…– закончить свое нытье не успела.

– Аврора опять кого-то куда-то послала. Или все же меня? – Ник сощурился, а я удивленно уставилась на него.

– Подруга, ты соскучилась по родному языку?

– Я?

Не задумываясь, уже дважды перешла на русский, и не сразу сообразила.

– Я знаю выход! – Мари затянула уголки пледа под моим подбородком и, приблизив свое личико к моему, прошептала. – Мой брат.

Повисла немая пауза. Ник приуныл, услышав о своем друге, но Мари не заметила его реакции или решила не акцентировать на этом своего внимания и, подтолкнув вперед меня и Ника, произнесла: «Идите уже».

Температура в доме упала, особенно это чувствовалось после парилки. Ник разжег огонь, а я с облегчением избавилась от колючего пледа и залезла на кровать под мягкое покрывало. Обхватив руками согнутые колени, посмотрела на парня, пока он возился с печью. Мне нравится наблюдать за мужчиной, когда он занят делом, пусть и незначительным. Лицо серьезное, взгляд задумчивый или сосредоточенный, тело напряженно. В этом есть что-то магнетическое, тоже чувство, что захватывает тебя, если смотришь на огонь. Ник сидел на корточках, склонившись к печи, и не видел, что я за ним наблюдаю, пока не обернулся. В темно-карих глазах заиграли отблески пламени, предав им янтарного оттенка. Он родился оборотнем, и его глаза могли светиться в темноте, как у зверя, но сейчас в них сиял иной огонек: более человеческий, более обычный.

– О чем задумалась?

– Ни о чем важном. Расскажи о себе и об Оливии.

– Оливия сама о себе расскажет, – Ник отложил кочергу и выпрямился. – А обо мне нечего рассказывать. Плохого натворить не успел, помешан на архитектуре, стараюсь реже превращаться в волка. Я не принимаю нашу способность за дар, меня не тянет к стае или совместным охотам.

– А как же вечный зов крови? Переизбыток адреналина в полнолуние?

– В такие ночи ни один из оборотней не способен справиться с врожденным инстинктом, и мой контроль тоже исчезает – остается подчиниться. Самое трудное – удержать свою человеческую сущность, иначе станешь зверем навсегда.

– Как это? Перестанешь превращаться в человека?

– Не совсем. Остаешься дольше волком, становишься более агрессивным, животные инстинкты заполонят разум.

– А как справляешься? Как вы все с этим справляетесь, если рядом нет леса?

– У каждого свой способ. На закате принимаю огромную дозу успокоительного и снотворного. А перед этим целый день выматываю себя физическими нагрузками, потом закрываюсь в погребе. Кто-то, как Алекс или Дон, ищут ближайший лес, заброшенный парк. Но это все уловки. На самом деле нам намного хуже, и мне тоже приходится возвращаться к стае.

– Ясно. А ты общаешься с Доном?

Услышав вопрос, Ник на миг задумался или растерялся, но все-таки ответил:

– В общем-то, нет. Так, иногда сталкивались. Случайно. Остальное узнаю из местных сплетен.

– И кто же распространяет о нем информацию?

– Наши общие знакомые. Уже и не вспомню, кто именно.

– Случайно не твоя сестра?

– Нет! – Ник ответил поспешно, усилив ударение, но потом добавил более спокойно. – Я давно Катрин не видел.

– Ник, тебе необходимо научиться врать, – я преднамеренно не промолчала, чтобы увидеть реакцию.

– Что? – о, да. У меня получилось вытянуть парнишку из плотного панциря. – Считаешь, я лгу?!

– Думаю, не во всем, но по большей части. О Катрин не знаю. И… не мое дело, а ваше семейное. А вот с другом ты видишься и знаешь о нем не понаслышке.

Ник отвернулся к окну, подтвердив поведением мою правоту. Возможно, он не желал дурного остальным, но и сознаваться в поддержании связи с изгнанником не хотел. И был прав. Неизвестно, как отнесутся к такой информации. Ник сделал свой выбор, и я не собиралась становиться доносчицей. Но если кто-то продолжает поддерживать связь с Доном, значит, есть шанс вернуть его Оливии. И даже не это важно именно для меня. Я хотела доказать, что оборотень, убивший человека, не превращается в бездушного монстра. И не из гуманности, не из-за чьей-то великой любви, а лишь из-за одного единственного оборотня, чья вспыльчивость и сила зверя могут привести к такому же исходу, как и у Дона.

– Ник, выслушай! Я не хочу причинить зла ни тебе, ни Дону. Только с твоей сестрой у меня личные счеты. Я не верю в общепринятое всеми мнение, что оборотень, однажды переступивший грань, теряет свою душу. Я верю, что такие, как Дон, имеют право на второй шанс. Ведь людям дают его, даже после убийства, а вот хотят ли они принять – это их личное дело. Почему бы тогда не позволить и оборотню одуматься, исправить все или оправдаться? Если есть то, ради чего он готов измениться, и если он не зашел слишком далеко во тьму, то ему необходимо указать правильный путь и поддержать в трудную минуту.

Стоило замолчать, как Ник сразу же обернулся. Он выглядел потрясенным, и можно понять почему: услышать подобные слова от человека, вошедшего в его мир всего пару часов назад, это как истина, произнесенная гостем, который еще не перешагнул порог вашего дома.

– Ник, поверь в мою искренность. Я пытаюсь разобраться не ради праздного любопытства, а ради дорогих для меня людей, таких как Леран и Алекс. Каждый из вас может потерять контроль над собой и под воздействием адреналина, злости, агрессии или какого-нибудь другого раздражителя наделать непоправимых ошибок. Причин бесконечное множество.

Я надеялась, что он ответит до того, как в комнату зайдет Мари, и тогда я смогу понять, на что надеяться в будущем при общении с этим оборотнем. Секунды тикали, отмеряя свое привычное течение, а мое сердце выпрыгивало из груди от ожидания. И Ник ответил:

– Не знаю почему, но хочется поддержать твою веру. Да, ты права. Я соврал. Я общаюсь с Доном. Наше общение возобновилось примерно год назад, и не я инициатор. Дон сам разыскал меня и попросил помощи, но в чем она заключается, пока не скажу. Еще не пришло время. И я не просто верю, я знаю, что моего друга можно вернуть в нашу среду не изгоем. Необходимо подвести его к этому решению и убедить остальных, что он справится.

С моих уст слетел вздох облегчения, а с души упала гора тревог. У меня появился верный соратник, с помощью которого смогу убедить и всех остальных – необходимо верить во второй шанс. А значит, в дальнейшем остается меньше поводов для ошибок, и молодое поколение более уверено посмотрит в будущее. И не имеет значения человек ты или оборотень.

Больше мы в этот вечер не затрагивали тему о Доне. Вскоре Мари принесла ужин и, пожелав приятного аппетита, сбежала к своему ненаглядному мужу, а мы поели, немного поговорили о всяких мелочах и распрощались до следующего дня.

Глава 8

Проснулась рано утром, словно заново рожденной, энергия переполняла, но занять себя, как оказалось, совершенно нечем. В Панактунк в течение всего дня шли последние приготовления к сэнтеко. Я же старалась не путаться под ногами, а ведь так хотелось с кем-нибудь поговорить. Суматоха начала стихать к закату, и я решила, что можно выползти на улицу и подождать в беседке, вряд ли бы я там кому-нибудь помешала. Но прежде, чем выйти из дома, залезла в рюкзак за перчатками и натолкнулась в одном из карманов на мобильный телефон. Он здесь бесполезен (связь отсутствовала, да и зарядить нечем), но машинально нажала на включение, телефон издал тихий писк, экран заморгал, появилась заставка. Батарея почти полная. Я пролистнула последние сообщений от Марьям (двухнедельной давности) и залезла в полупустой «блокнот»: парочка стихотворений, три рецепта и список с продуктами.

Перечитывая последнее стихотворение, подумала, что было бы неплохо обзавестись дневником и записывать важные детали из моей новой жизни. Но вспомнив о запрете, разочарованно вздохнула и выключила телефон. Я не готова идти против вековых правил чужого народа. Но, возможно, когда-нибудь…

Беседка пустовала, дом погрузился в синеватую пелену сумерек: тоскливую и навевающую сомнения. Солнечный круг скрылся за темной полосой леса. Скрипнула металлом скамья и зашуршали сухие листья. А я поежилась от холода, накинула капюшон вязаной кофты на голову и присела на холодное деревянное покрытие.

Уставившись на свои ладони в шерстяных перчатках, пару раз сжала пальцы в кулаки, разгоняя кровь, и прислушалась. Где-то недалеко разговаривали две женщины, смеялся ребенок. И все равно одиноко. Я призадумалась о предстоящем ритуале.

У каждого народа на Земле есть обычаи, обряды, ритуалы, верования, но в большинстве своем – это устаревшие предрассудки или дань моде. Нынче модно венчаться; модно покупать традиционную одежду и надевать ее по любому поводу только ради хвастовства; модно праздновать все праздники подряд, особенно религиозные, при этом, не сильно разбираясь к какой именно религии они относятся. Мода уродлива и эксплуатируют все подряд. Я всегда скептически относилась к подобным вещам, хотя бабушка и упрекала, постоянно указывала на мою неправоту. Наверное, поэтому я сейчас полна противоречий. Значим ли ритуал «Сэнтеко», как говорят, или важно просто верить? И нужен ли он мне?

Я размышляла о ритуале, пока не услышала оклик: «Аврора!» Возле дома стояла Оливия. Девушка держала зажженную свечу и, слегка склонив голову набок, рассматривала меня.

– Привет, Олив. Мы сегодня еще не виделись.

– Привет. Не замерзла на улице?

– Нет. А который час?

– Не знаю. Но до сбора возле костров остались считанные минуты. Идешь?

– Да, – я поднялась со скамьи и, улыбнувшись, чтобы скрыть нервозность, весело добавила:– Я же одна из центральных героинь сегодняшней ночи. Как такое можно пропустить.

– Если не хочешь, тебя никто не заставит участвовать. Или в чем-то сомневаешься, но боишься спросить?

– Не боюсь. Да и спрашивать некого. Все заняты.

– Могу я попробовать ответить. Я проходила сэнтеко.

С вопросом я не затянула:

– Ты видела своего волка?

– Нет. Да, и никто не видит. Все происходит иначе. Ты видишь сущности других, а они тебя. Себя же можешь только почувствовать, понять, что на смену человеку пришел зверь. И даже, если твой волк не проснется, все равно появится связь с остальными. Очень похоже на погружение всех в единое сознание.

– Этого я не знала.

Было над чем подумать, но времени не осталось.

– Идешь? Или есть еще вопросы?

– Иду.

Возле трех огромных костров собрались все, кроме детей и подростков, не достигших положенного возраста для прохождения ритуала.

– Где мое место?

– На любой из шкур.

– Шкур?

И впрямь. А я и не заметила. Вокруг одного из костров не выставили скамьи, как возле остальных, а уложили куски темного меха.

– Я не замерзну?

– Нет, под ними деревянная основа, так что присаживайся. Не бойся.

– Ладно.

Я опустилась на ближайшую шкуру и протянула озябшие ладони к огню. Именно сейчас я чувствовала себя, как говорят у нас: «Не в своей тарелке».

Оглядевшись по сторонам в поисках Мари, увидела ее переговаривающейся о чем-то с Варганой.

– Почему Мари не подходит к нам?

– Ей запрещено участвовать в сэнтеко из-за ее «положения».

– Из-за малыша?

– Да. Она должна сейчас уйти, а ты постарайся не нервничать. Когда услышишь песню, тебе поднесут чашу с травяным отваром. Выпей его полностью.

– Зачем?

– Он поможет погрузиться в подобие транса. Ты думаешь, что нервничаешь одна? Но это не так. Оглянись вокруг и увидишь, что те, кому выпало в этом году проходить ритуал, тоже переживают, хотя и подготовлены в отличие от тебя.

Вокруг костра рассаживались подростки. Все соблюдали тишину, но на лицах читалась тревога, напряжение. Никто из присутствующих не обращал внимания на меня и остальных членов племени. В трудную минуту срабатывает защитный рефлекс, и чаще всего он выражается в привычном людском эгоизме, то есть каждый сам за себя. Исключение – страх за ближнего. Это когда уверен, что опасность ближе к тому, кого любишь сильнее себя.

– Сколько по времени займет ритуал?

– Всегда по-разному. Час, полчаса, некоторым хватает нескольких минут. У каждого возвращение в реальность занимает свое время. Звериная сущность просыпающегося оборотня непредсказуема. Иногда приходится возвращать насильно, но это в основном касается будущих альф. У них иное мышление, они ближе к ощущению животной половины себя, нежели человеческой. А для тебя сэнтеко пройдет быстро.

– Алекс долго возвращался?

– Да, поэтому его и окрестили вожаком.

Оливия замолчала, обдумывая что-то.

– О чем задумалась?

– Тебе кто-нибудь рассказывал, как произошло первое превращение Алекса?

– Нет.

– Ему тогда едва шестнадцать стукнуло. А все произошло в ночь ритуала, ровно через год после того, как он сам проходил сэнтеко. Это огромная редкость. Многие до сих пор не верят в его проигрыш Веркену.

– Вот так новость.

– Да, именно так и произошло. Я отсутствовала в ту ночь, чужих редко допускают к прохождению ритуала.

– А как Алекс проиграл Веркену?

– После смерти их деда место танухм занял отец Веркена. Конкурентов на тот момент не было. Он взял на себя роль альфы, чтобы поддержать равновесие и порядок в стае. И как только его сын начал превращаться, сообщил старейшинам, что хочет поставить его вместо себя. Если не ошибаюсь, это произошло примерно через два года после первого превращения Веркена. Но ему отказали. Все ждали, пока Алекс займет свое место в стае. Друзьям пришлось бороться. Веркен выиграл. Они оба в ту ночь потеряли много сил, друг друга хорошенько потрепали,

Призадумавшись над рассказом Оливии, я спросила:

– Интересно, а что чувствуешь при первом изменение в волка?

– Боль.

– И все?

– А что еще? Сама подумай. Твое тело неожиданно без предупреждения начинает менять свою структуру и полностью перестраиваться. Что почувствуешь?

Боль. Невыносимая и неизлечимая. Так их способность – дар или проклятие?

– Думаешь о том, как оборотни всю жизнь живут с болью?

– Да.

– Не знаю. Каждый объясняет по-своему. Алекс получает от превращений удовольствие. Он истинный альфа, его звериная часть сильна, как ни у кого другого. Ник избегает превращений без надобности, а Дон …– было нетрудно догадаться, почему она замолчала.

– Если не хочешь о нем говорить… Расскажи об Алексе. Ты знаешь его лучше, чем я.

Оливия улыбнулась:

– Спроси у него сама.

– Тогда точно никогда и ничего не узнаю.

– Не переживай. У вас вся жизнь впереди.

– У нас впереди две разные жизни. Именно поэтому я так о нем ничего и не узнаю.

– Аврора, запомни одну вещь. Как бы вы не отказывались от своей связи, она есть. И вам придется с ней жить, учиться контролировать. У вас одна жизнь на двоих, и расстояние этого не изменит. Я не могу представить, что такое жить с эмоциями другого человека, но мне бы этого хотелось. Многим бы пожертвовала ради одного – узнать, что чувствовал Дон, покидая семью.

– Ты все еще любишь его?

– Да.

Голос Оливии прозвучал тихо, но ее душа кричала.

– Тогда почему не борешься за свою любовь?

– Тебя это не касается! Это никого не касается, и никто не имеет права осуждать.

Оливия сжала кулаки, сдерживая негодование, а я ждала, пока она успокоится. Ей никто не мог помочь, кроме нее самой. В душевные переживания лучше не вмешиваться, чтобы еще больше не навредить.

– Извини за мой взрыв. Бесит, когда начинают упрекать или поучать по поводу Дона. Это наш обоюдный выбор, но многие не хотят понимать.

– Все нормально. Я не хотела тебя злить или вмешиваться. Ты права, это не мое дело.

Она оглянулась назад, нашла кого-то взглядом и сказала:

– Пора.

– Уже?

Я занервничала, все спокойствие в миг улетучилось.

– Я оставлю тебя, но главное не бойся. И думай о том, ради кого захотелось бы вернуться из любого места и времени, ради кого способна на жертвы. Это поможет удержать связь с реальностью. Микмак готовят к сэнтеко с детства, а твой разум не подготовлен и тело ослаблено.

Оливия улыбнулась на прощание и ушла, и, как только она скрылась в темноте, зазвучала музыка, а я еще раз оглядела присутствующих в поисках Мари, Алекса или Лерана, но не нашла их. К тихой мелодии присоединились мужские голоса, поющие заунывную песнь на непонятном для меня языке. Никто не подходил к нашему костру, ребята, сидящие вокруг огня, словно окаменели, уставившись на пламя. Я последовала их примеру: посмотрела на огонь и замерла.

Я старалась не зацикливаться на том, что происходило вокруг, сидеть смирно и смотреть перед собой, хотя на самом деле, нервничала, постоянно отвлекалась на посторонние звуки и, сама того не замечая, бегло осматривалась по сторонам. Время медленно перебирало струны своего хода, гипнотизируя остальных и раздражая меня. Я слышала музыку, пение, треск сгораемых веток, стук сердца, что-то еще, но не могла разобрать что именно, пока не уловила среди всего хаоса знакомый мужской голос с хрипотцой, напевающий старинную песню. А когда он замолчал, я испугалась и дернулась всем телом, собираясь встать, но чья-то рука легла на плечо и надавила, заставляя остаться на месте.

– Выпей.

Я обернулась и увидела рядом Алекса.

– Алекс, я…

– Успокойся.

Отвар был горьким и сладким одновременно, но приятным на вкус. Я отпила несколько глотков, немного успокоилась и допила остальное.

– Посмотри на меня.

И я снова обернулась; хотела улыбнуться, но так и не смогла.

– Алекс…?

– Не бойся. Я рядом. Закрой глаза.

Я послушалась. Жидкость приятно согрела изнутри, нервозность и страх утихали. Умолкли музыка и голоса. Ощущение легкости и спокойствия заполнило меня, как пустой сосуд. Воспоминания замелькали, словно немое кино прокручивающееся назад. Важные моменты, люди, улыбки, слезы, прикосновения. Время бежало вспять. На миг картинки воспоминаний утонули в темноте и вновь вынырнули из глубин памяти, но на этот раз они отличались, приобрели неузнаваемые очертания. Незнакомые лица, незнакомое место: вокруг лес; земля утоптана множеством человеческих ног и лошадиных копыт; маленькие дома, похожие на бунгало или юрты, в жизни таких не видела; люди в мешковатой одежде, детали из кожи, бахрома, разнообразие узорчатых рисунков, желтоватая кожа и смолянистого цвета волосы… И снова провал в пустоту. Душно. Вдох. Выдох. Дышать трудно. Сердце застучало ритмичнее, и звуки, внезапно вернувшись, оглушили. Я испугалась, закрыла уши ладонями и открыла глаза. Свет от костра слепил, а в огне образ мужчины – сероглазого оборотня. Он то улыбается, как при нашей первой встрече, когда сумерки скрывали детали, то злится, то заглядывает в душу. Ощущения от мелькающих в огне образов яркие, чувственные и всепоглощающие. Мужская рука на моей щиколотке, объятия, поцелуй в висок, смех – будоражащие мелочи, самые сладкие, из них состоит жизнь.

Меня клонит в сон, и отяжелевшие веки опускаются сами собой, но я борюсь: погружаюсь в темноту, затем нахожу в себе силы и прогоняю ее. Сопротивление слабеет, я сдаюсь и ложусь на шкуру. Последнее, что вижу – звездное небо над головой…

Время остановилось на миг, а затем ускорило свой бег. Послышался тихий стук, затем еще один и еще один. Прислушалась. Сердце? Да. Это мое сердце так бешено бьется. Все быстрее и чаще, ритм ускоряется, не давая покоя. И снова огонь, ночь, мерцающие звезды над головой, треск ломающейся ветки, шорох листьев. Я глубоко вдохнула, сырой поток проник в легкие, и приподнялась на локтях. Запахи: горящего дерева, пыли на шкурах, гниющей листвы, мокрой земли и звериный мускусный – самый выделяющийся из всех, принадлежит волкам. Мощные тела, покрытые шерстью, а в зрачках отблески адского пламени. Но мне не страшно. Я знаю, о чем они думают, чувствую трепет их нетерпения. Вечное движение жизни замерло, и часы вращали свой точный механизм в обратную сторону, отсчитывая назад в глубокое прошлое, когда люди были связаны с природой непоколебимыми узами и поклонялись не богам, а стихиям. Я часть стаи и слышу общий призыв к свободе. Тело заныло от предвкушения перед началом охоты, уши улавливают каждый шорох, а глаза видят во тьме лучше, чем при дневном свете.

Я разглядывала каждого волка, желая навсегда запомнить их образы. Они всматривались друг в друга, переминаясь с лапы на лапу, словно чего-то ждали. И я тоже ждала. Ждала так долго, как могла. Желание почувствовать вкус свободы, сломать преграды, оно уничтожало воспоминания из прошлого. Я знала, чего все ждут – вожака! Стая ждала приказа, призыва уйти в ночь. Что-то в глубине меня трепетало, росло, рвалось наружу. Я хотела бунтовать, устала ждать, вглядываясь в горящие глаза волков. И решение было принято! Волки безропотно подчинились, и я не могла не оправдать ожидания.

– Аврора, остановись!

Я вздрогнула и разозлилась. Голос обжог, как удар хлыста. Он остановил, заставив разрываться между желанием уйти или остаться.

– Волчица, вернись. Я рядом, всегда буду рядом.

Боль и одиночество пронзили, как кинжалы, вонзающиеся в живую плоть. Образы волков тускнели, исчезали один за другим. Огонь уже не грел, я погружалась в темноту, хватаясь за голос, как за последнюю возможность выжить.

– Аврора, не смей уходить! Ты должна вернуться. Волчица, ты нужна мне!

Его слова – единственная причина, ради которой захотелось бороться с тьмой и вернуться в реальный мир. Я знала, кому принадлежит голос, знала всегда, хотя и сопротивлялась тому, что дар, основанный на связи оборотня и человека, – не вымысел, и нам придется подчиниться ему, если не хотим утонуть в зыбком одиночестве. Алекс занял прочное место в моей жизни, спасая от повседневности.

Очнувшись от странного сна, увидела его лицо, склоненное надо мной. Алекс – не иллюзия, созданная воображением; он рядом, сидит на голой земле, прижимая меня к себе, и убаюкивает, словно я дитя.

– Алекс.

– Молчи. Все хорошо, – но в глазах тревога и неуверенность.

– Что случилось?

– Ничего страшного.