Kitabı oku: «Повелители мечтаний», sayfa 7
-– 15 –
Чтобы не понимали люди под словом «любовь», лишь у Вселенной есть тайный ее замысел. Можно тысячи лет разбираться в термине, но не почувствовать ее ни разу. И скольких людей Вселенная лишила способности любить. И, наверное, это самое невыносимое наказание: знать, что она существует перед нами, но ни разу не испытывать этого чувства. И любовь, что становится фанатичным чувством однажды обратиться в гранатовый браслет; и обман, что пытается дотянуть до неё – превратится в пустое обещание за тысячью пустых страданий. И где-то посреди этого – одиночество.
Однажды мастер чиркнет строчку о последнем подарке, что подарит одинокая душа возлюбленной. Но не расправленные крылья и ореол он зашифрует среди строчек; он опишет бег человека за дурной, беспечной мечтой, которая приведёт его к кончине. Он подумает ещё – и снова начертит новую историю. Историю о с виду настоящей любви, но разрушенной невыполненным обещанием, которое привело любящего человека к страданию. И дальше, и дальше перо будет плясать по листу, зачеркивая строчки, искавшие настоящей любви. И мастер имеет право на это, описать этот безумный термин «любовь», как видит и слышит его сердце. Вселенной же не нужно зачеркивать строки и переписывать историй, она давно соединила то, что должно соединиться и оставила одних того, кому суждено остаться одному. Не нужно понимать ее, пусть и жестока она кажется. Мы с вами можем провести целую жизнь в поиске и найти искомое в следующей. Пусть и найдём совсем не мы, и не в этом мире. А можем и не найти вовсе. Мы – лишь частичка, что апеллирует абстракцией, в бесчисленном множестве вероятностей Вселенной. И если наше дважды два не складывается, ее сложено.
Но помни, пожалуйста, помни! Если вдруг тебе когда-то протянули руку, не смей плевать на неё! Ни за что не смей! Попадёшь тотчас в душу. Но я уже говорил об этом, а я не хотел бы повторять это тебе, дорогой друг.
И тысячи зачеркнутых строчек мастера однажды приведут к выдоху. Тогда, когда он, наконец, оторвётся от блокнота. И посмотрим по сторонам. Он не замечает, но пока он рассуждает о любви, сидя за скрипучей лампой – за ним все это время, улыбаясь и играя с собакой, будет улыбаться самое милое создание – его дочка.
В тоже время, вы замечали, как прекрасны наши дети, только потому, что они сейчас с нами. Описать отцовское сердце, которое просто обливается кровью, когда дитя плачет, или как оно тихо бьется, когда маленькое существо улыбается. И вроде бы мелочь – наблюдать, как счастлив ребёнок за простой игрой с космическим жучком или лунной гусеницей. Будто играет она – а молодеешь ты. Слаще этого, пожалуй, не найдёшь ничего.
Карма, скрытый в лунном тумане, наблюдал за Эмеральдом и Рубин, что весело катались по кратерам, отбирая друг у друга жука. И будь живы в Карме хотя бы малые крупицы воспоминаний о его детстве, он непременно испытал бы тоже, что и Эмеральд. Но Карма не мог: что есть мочи он давил в себе это чувство – свободу и яркость своей некогда счастливой жизни. И что сказать: так требовал его мир, жестокий, полный интриг, вредительства и скотства. Его бесчестный мир, из которого Карма не видел выхода. В тоже время Карма был единственным способным вынести все тяготы холодно и стойко. На то в нем располагала природная смелость и внутренняя тяга к правильному, созидательному. За страшной маской спокойствия, безразличия Карма скрывал неимоверные страдания и тихий огонёк надежды, что тлел.
Карма не был особенным в своей истории. Потерявший навсегда родителей в пламени войны, он предпочёл забыть их, чтобы не страдать, не уничтожать себя болью. Потеря выжигала его изнутри, безобразно лишая веры его во Вселенную. И Карма безжалостно стирал свящённую память о своих родителях, о том, как он был котёнком, чтобы не прокляни его дракон, он не ощутил всю внутреннюю горечь на собственном камне. И от того ему по душе была ненависть и холод. Она защищала его от безумия, как шерсть от солнечного ветра. Но нельзя было и сказать, что Карма погряз в несчастии. Были и те, кто понимают его, чувствуют. Одно из того, за что Карма поблагодарил Вселенную – это за то, что однажды она соединила его камень с камнем Нефрит. Он после целой тысячи лет самоуничтожения нашел с ней своей уголок, где его понимают и чувствуют вне всех несчастий и страданий, что нес его чёрный камень. Но также как он бы благодарил эту Вселенную, Карма также ее ненавидел. Ведь и Нефрит исчезла в пламени этой проклятой войны. И он остался вновь один в этой Вселенной. И, наконец, в камне Кармы вместе с холодом, болью, жестокостью, подселилась печаль и потеря интереса к существованию.
Несколько веков бедного Карму держала на плаву месть. Она помогала ему выразить уничтожающую его тьму. И получилось так, что Карма уничтожал врагов не за Луну, не за Вселенную. А от того, что ему нужна была месть, чтобы просто объяснить своё существование. Он просил Вселенную об этой мести. Вторым же – за что он благодарил Вселенную, это за своего генерала, что разделил с ним больным, голодным и одиноким котёнком – в старом храме Аметиста. Единственный, кто играл с ним и пытался помочь, хоть и сам был в страшных мучениях.
Но когда Эмеральд, бесчестно по мнению Кармы, закончил войну, он снова возненавидел эту Вселенную, в которой погибли все дорогие Карме камни. И его боль и ужас воспылали мощнее, жарче, невыносимей. И теперь он без колебаний принял решение убить старого генерала. Не потому что ненавидел генерала за это решение, но потому что ненавидел себя, своё существование и больше всего своё бессилие. Старый же генерал отобрал у Кармы последнее средство существования – его возмездие, что тот простить просто не мог. И к бессмысленности существа в камень его подселилась фанатичная идея. И в чёрном камне Кармы навсегда испарилась и вера, и надежда. Он каждый день следил за генералом, выбирая лунную ночь и световую неделю, чтобы прикончить его. И его месть переместилась на нового врага, который вообщем-то и не был врагом. Ненависть – будто новый виток проволоки на магнитной катушке.
И именно такой путь ему уготовила Вселенная. Пройти все это, чтобы понять, что за камень такой Карма. Он изо дня в день наблюдал за маршрутом Эмеральда. Когда солнечные лучи достигали светлой стороны Луны, Эмеральд, склонив голову направлялся через алмазные поля к курганам павших лунных кошек. Часами Карма наблюдал посеревшую мордочку великого генерала лунных войск, что сложив лапы, о чем-то говорил с развалинами базальта, где валялся давно иссохший цветок. И это был не тот Эмеральд, что отказал ему в тотальном уничтожении врага, сильный и беспринципный. Это был слабый, истрёпанный войной лунный кот, чью душу раздирали потери, боль и одиночество. Эмеральд тяжело поднимался и шёл к дворцу, где пребывал долгое и долгое время, кропотливо занимаясь какой-то безделицей. Наблюдал Карма и то: как жестокий генерал, уничтожавший пожарами врагов, игрался с котёнком, который и вовсе ему был безродный. Как когда-то он играл с опустошенным хранителем чёрного камня. И тогда, но совсем слабо Карме вдруг показалось, что он не одинок. И он не один предан этой Вселенной. И внутри него вновь тихо-тихо плеснула искорка погасшей когда-то надежды. Но он умело уничтожал эту искру, все больше и больше поглощённый гневом.
На солнцестояние ему хватило смелости подойти к игравшим Эмеральду и Рубин. И утолить всецело чашу ненависти, что наполняла его. И Карма готов был нанести удар из тьмы, быстрый и точный. И когти его остановились, заметив он глаза безродного котёнка, что называл генерала «отцом». И чаша его возмездия этой Вселенной наполнилась бессилием.
Эмеральд был прав: насилие бессмысленно. Карма уничтожит ещё тысячи врагов, лишит жизни генерала, но никогда не избавится от одиночества. Никогда не избавится от тысячи причин и следствий, что приводят его к постоянно закручивающейся петле.
Скоро жгучая месть и ненависть покинула камень Кармы. Она ещё останется несколько тысяч лет на его лице и в глазах. Но, наконец, покинула душу. Он теперь наблюдал за Эмеральдом и активным, бойким и незадачливым безродным котёнком Рубин. И обрёл смысл своего существования. Нет, он не был ни в Эмеральде, ни в Рубин. Карма теперь сквозь свои холодные, пустые глаза мог нащупать душою то, что ему не хватало – счастья. И он, не обладая своим, мирно наблюдал за чужим. Другими лунными кошками, принцессой, королём, всеми существами на Луне. Будто он был той необходимой жертвой Вселенной ради счастья других.
Пройдёт ещё немного веков, война будет забыта. И жизнь войдёт в своё прошлое русло. И Карма, давно разделённый судьбою с Эмеральдом, обосновался на тёмной стороне Луны. И его одиночество растворялось в дворцовых заботах и воспитании принца. При матери Луне Карма стал настоящим мастером: более эмоции не управляли хранителем черного камня. Теперь он управлял ими, стерев из памяти страдания, боль и одиночество. Он заржавел душой, но стал кован шерстью. Идеальная машина, выполняющая приказы. Пересекаясь с Эмеральдом по дворцовым делам, он все же не мог объяснить свою тягу к генералу, и умело скрывал ее от ближнего. Эмеральд же считал его добрым другом и соратником. Интересно, было ли также если бы Карма признался ему, что хотел бы его убить? Эмеральд нередко вспоминал те времена, когда Карма и Эмеральд, лишенные родителей были предоставлены самим себе. Их нешуточные драки и сражения на поле боя. Будто сам старый генерал искал между ними что-то общее. И если счастье других поселило в Карме надежду, то теперь короткие разговоры с Эмеральдом вернули к нему веру. Веру в то, что он не один – эта необходимая жертва этой Вселенной. Эмеральд часто казался ему обратным своим кристаллом, что никогда не скрывает своих чувств. Но облит тьмой также. И там же глубоко за своей шерстью он чувствовал – Эмеральд живет тем же, чем он. Крохой надежды, и крохой веры, что осталась у него после войны. И Карма обрёл знание о том, что он жаждет однажды найти. Найти выход всей боли и ненависти, как это сделал Эмеральд. И он надеялся, что сама Вселенная подскажет ему этот выход. И она была на его стороне.
Будучи поглощенный работой при дворе, Карма обнаружил волны недовольства и волнений в отрезанной от светлой стороны тёмной Луне. Среди пещерных лунных кошек, воронов и людей тихо, в полной секретности начинал цвести некий культ первого регента, с чьим проклятым именем связана кровопролитная война. И Карма, закаленный сражениями принялся к исполнению своего долга, собирая по крупицам информацию о волнениях, недовольствах. Получив некоторую диспозицию в тайной секретности, Карма отправился к королю, доложить об обнаруженных слухах и противоречиях. И Мир I, будучи стратегом и наученный опытом кровопролитной войны, поручил Карме самое важное дело в своей жизни – стать частью этих самых противоречий.
Бесспорно, Карма был лучшим из возможных кандидатов. Все же он не упустил возможности спросить: почему я, а не Эмеральд? На что Мир промолчал. И Карма начал действовать, с присущей ему гневом, ненавистью и холодностью. Он не был знаком не с главарем культистов, ни с источником волнений среди лунных кошек. Его эмиссаром стал предатель – лунный ворон, Дружба, который и был источником его поручений. Карме предстоял проверочный тест. И вы уже знаете, что он провалит его. В ходе успешных изысканий Карме предстояло уничтожить светлую сторону Луны с помощью гигантского небесного тела, направленного на светлую сторону Луны. И таким бы образом прервалась династия второго регента и светлой стороны Луны. А второй задачей его было – уничтожить старого Эмеральда.
И вот Карме предстоял самый трудный и самый важный разговор в его жизни; самый жестокий поступок и самая сложная жертва. И жертва эта требовала холодного расчета и отсутствия сострадания. Как выглядит для некоторых жизнь поразительно забавно. Жестокость и злой, бесчестный поступок, совершенный Кармой, спасёт его генерала, за которого бы он не пожалел и жизни. И это страшная вещь – идти в ва-банк, когда выбора больше нет.
Карма, дожидался Тоску здесь в тени белого лунного камня. И Тоска был вовремя. Этот лунный сонный кот был самым дорогим ресурсом Кармы. От всех других Тоску отличал серповидный хвост с единственным уцелевшим после войны ухом и широкой аметистовой выей с вечно сплющенными щечками и рядком акульих зубов. Но ещё большая ценность была заключена в лапах этого сонного кота. Карма с Тоской теперь должны были пробраться к спящему Эмеральду и Рубин. Прикосновение Тоски до мордочки Рубин будет спасительным для его генерала. Пусть и самым жестоким в мире. Тоска должен был передать Рубин невыносимое знание, что уничтожит ее жизнь. Знание о том, что Рубин не является дочерью старому генералу. В числе прочего он соврет, что ее родители живы. И они – на Земле. Только так Карма мог спасти самое дорогое, что у него осталось от кровопролитной войны.
И если он останется жив, Карма будет надеяться, что Эмеральд и Рубин когда-нибудь простят его. Пусть не в этой жизни, но в следующей.
-– 16 –
Что такое жизнь в рамках целой, необъятной Вселенной? Луна? Или Земля? Или что-то другое. Никто не даст вам ответа, но будут искать его, сколько существует эта самая жизнь. Вы должны представить, как мастер ночью бродит, сложив руки за спиной, представляя как устроена эта самая жизнь. Он пройдёт от двери до шкафа, а потом уставится в окно на Луну. В голове его текут и текут строчки. Он бурчит про себя что-то несвязное: ночь, фонарь, аптека, улица. И дальше бродит кругами по квартире среди бессонной ночи. И что же происходит в его голове. Бесчисленные петли хитросплетений жизни и разгадывание загадки нашего исхода и начала. «Умрешь – начнёшь опять сначала». И ему не верится, что Вселенная устроила эту самую жизнь – петлей, из которой нет выхода ни в смерти, ни в жизни. Он знает, что он уйдёт, а на его место придут новые. И все повторится, повторится как по копирке. Он не может понять почему? Ну почему? Вселенная лишь меняет декорации! Разве это шутка? Вкладывать в эту прекрасную жизнь бессмыслицу. Простое существование без высшей цели. Он тяжело опирается руками на подоконник и произносит задумчиво и горько: «бессмысленный и тусклый свет». Неужели жизнь – насмешка, насмешка над нами всеми.
Бесспорно, наше время в этом мире ограничено. И на наше место всегда придут другие. И так задумано Вселенной. Память о нас будут хранить другие. И также они, ходя по квартире, будут размышлять о смысле прошедшей и шедшей жизни, под вечным лунным светом. И если так задумала эта Вселенная, что все будет повторяться, значит так надо. Мы – лишь строчки, которым суждено прожить ещё хоть четверть века и понять – мы уйдём, растворимся. Но останется – ночь. Поверьте, она никуда не денется. Никуда не денется время. И место – фонарь, аптека. Никуда не денется пространства – улица, где мы гуляли, жили, размышляли о существовании и однажды уйдём во Вселенную.
Эмеральд среди пустых развалин человеческого города. В латах и в ранах он стоял среди пепла, трупов людей и котов. Взор его обращён к Луне, чёрной, закрытой дымом. Медленно рядом появляется Тоска. Он по виду подавлен и ослаб. Он продвигается к генералу, хромая на одну лапу. Его ухо уже потеряно. То и дело звучат взрывы и небо посещают вспышки света.
– Эмеральд, – начал Тоска, – последний оплот людей взят. Среди них осталось лишь сотня, многие из них ещё совсем маленькие камни.
Эмеральд долго молчит, не отводя глаз от Луны. Скоро его мысли исчезают и он наблюдает потрепанного, раненного и уставшего Тоску.
– Что с нашими войнами, Тоска?
– Я полагаю их забрала Вселенная. Когда их конечности критически ранены, лимфоток прекращается. Кристаллы на их выях какое-то время ещё сохраняют заряд. Но потом гаснут, превращаясь в руду.
Эмеральд, задавая этот вопрос Тоске, боялся каждого его ответа. Раненные и поражённые кошки на его глазах угасали. Прекращали говорить, их шерсть теряла блеск, а глаза превращались в глину. Будто они становились лунной рудой или базальтом. Любовь не могла лечить таких ран, как и не мог Ненависть. Чудом спаслись лишь некоторые. И Эмеральд не понимал, что происходит с его войском. Часть кошек буквально сгорали, а их лимфа выходила сквозь шерсть. Каждая из них теряла контроль над своим хвостом, камнем и сознанием.
– А люди? Что происходит с ними? – Эмеральд окинул взглядом мертвых людей.
– Соль говорит, что они называют этот процесс – смертью. Когда человек получает критические энергетические поражения, отказывают его органы и системы. И с ними происходит похожий процесс, что и с войнами лунного войска. Только есть одно…
Тоска выразил что-то подобное серьезному страху.
– О чем ты, Тоска?
– Им не страшно, Эмеральд. Не страшно умирать. Они выкрикивают имена и призывы перед тем, как перейдут Вселенной. Они слабы как организм, Эмеральд. Несовершенны и ранимы. Но что-то внутри их камня неимоверно сильное. То чего нет у нас.
Эмеральд со всей серьёзностью посмотрел на Тоску. И если бы генерал теперь сражался в битве, он бы обвинил Тоску в предательстве, восхищении врагом. Но почему-то внутри его камня знал, о чем хочет сказать Тоска. Тоска имел в виду то, что хотя и лунные кошки отличаются от человека, в них есть что-то похожее. И знают люди многое, что не знают лунные коты.
– А тебе? Тебе страшно стать частью Вселенной? – спросил его тогда Эмеральд.
– Мне, – задумался Тоска – мне, очень страшно Эмеральд. А знаешь почему? Я жил семь тысяч лет. Изучил Вселенную от края до края. И я не знаю, куда я уйду. Вдруг нас встретит не Вселенная? А что-то другое. Я убивал людей. И в их лицах я видел то, чего у меня нет. Они знают, куда уйдут. А я – никогда не узнаю.
Эмеральд покивал ему. И снова устремил глаза на Луну.
– И ещё, – тогда продолжил нерешительно Тоска – Я должен сказать тебе Эмеральд.
Тоска опустил мордочку, и глаза его заслезились; а изо рта покапали слёзы.
– Моя дочь сегодня умерла. Ее камень сам по себе потускнел. Сначала она долго спала. А потом ее шерсть, она будто горела огнём. И… ее лимфа… ну… вообщем… Эмеральд… там на Луне наши дети умирают. Надежда и Везение говорят, что это следствие неясной нам энергии и воздействия солнца без атмосферы. Разреши мне вернутся – придать ее камень Луне.
Эмеральд опустил вниз тяжёлый взгляд. И теперь в его голове заселилась первая тень сомнения. Делал ли он все правильно. И что ответит ему Вселенная за разрушения и лишенные жизни.
Денек выдался Кускову вовсе не из приятных. Пришлось в самом начале тащить в портфеле Эмеральда и Опал на учебу. Иначе – пропустишь зачёт по физике, потом никогда не поймаешь преподавателя. Легче найти лохнесское чудовище, чем Иван Александровича. Этот усатый дядька – один ус на работе, другой – понятия не имеем где. Впрочем, лунные коты отнеслись с пониманием. Лишь только Эмеральд странно фыркал, слушая ответы человеческих студентов. Опал было запрещено высовывать из рыбацкого портфеля рожицу, но она с непритворным интересом наблюдала: чем это занимаются люди. Собрались в каком-то месте и про что-то говорят. Опал вспомнила, что такие непонятные слова произносят только Надежда, Везение и Боль. Но также подчеркнула, что в отличие от людей с теми лучше вообще никогда не встречаться. Иначе можно когти порвать от их речи. Кусков позже объяснил Опал, что таким образом люди обучаются новым знаниям. Например, Кусков потом будет конструировать приборы. Эмеральд недовольно фырчал, и говорил, что прикрыл бы все это к проклятому дракону. К тому же на долю Эмеральда выпало объяснять что-то Опал, переводя ей некоторое с человеческого языка. Конечно, Эмеральд понимал не все. Но запомнил вот что: закон превращения и сохранения энергии, который нерадивый студент смог рассказать внятно только с пятого раза. Эмеральд был удивлён: насколько люди глубоко знали об энергии.
– Ну давай, Ботяга, вопрос элементарный, – говорил профессор
– Вот ведь везёт ему на билет, – прошептал Кусков про себя.
– Что? Что? Что там говорит человек? – говорила Опал внутри портфеля.
– Да тихо ты! Если нас услышат, меня выгонят с зачёта, – осек их Кусков, и, правда, боясь, что его выгонят.
Вот же странный человек. Забыл про телепатию. Ведь Опал и Эмеральд не использовали с ним речь, а лишь поток энергии, который транслировали ему в нервы. Но, наверное, это волнение на зачёте. Если до этого Опал высунула одно ушко из портфеля, то теперь к ней присоединился Эмеральд, утихая, каждое слово, услышанное об энергии.
– Эм… – говорил Ботяга – закон сохранения и превращения энергии основополагающий закон физики, на которых основано множество других физических феноменов.
Ботяга сидя перед профессором говорил теперь это с уверенностью и самогордостью за выбранную тактику. Она работала практически всегда на 100%. Заговорить, пока не отпустят с Богом. Но здесь не работало, слишком злой и принципиальный был профессор. Послушав ещё немного хождений Ботяги по целлюлозе, он, наконец, изрёк.
– Ну, неужели! Неужели трудно выучить всего одну фразу. При любых физических взаимодействиях… Ну? – профессор уставился на Ботягу, и его очки демонстративно спустились на нос.
– При любых физических взаимодействиях… – быстро среагировал тот – реализуется закон сохранения и превращения энергии.
– Удивительно ! – восклицал профессор – Нет, Ботяга! При любых физических взаимодействиях энергия не возникает и не исчезает, а только превращается из одной в другую.
Эмеральд задумался. Ведь это было правдой. Когда ему нужно, например, развить скорость звука, он пользуется энергией трения шерсти по воздуху, чтобы развивать скорость. Или, например, если он, например, он попал под излучение солнечного ветра, ему нужно поспать, чтобы разрядился кристалл. Эмеральд поймал себя на мысли и о том, что, кажется, человечество с их последней встречи стало каким-то другим. И пусть вроде города с виду схожи, но. Но что-то явно выглядит по-другому.
– Я это и имел ввиду, – Ботягу озарила пятитысячная улыбка.
– Понятно, – сказал профессор и с такой же улыбкой отправил Ботягу на пересдачу.
– Эмеральд, Эмеральд – стучала Опал лапой по старому генералу, – знаешь, что. Мы ведь тоже так делаем. Ну, помнишь, мне рассказывала Пион, как летать, а ты и Азурит учил перебирать камни.
Эмеральд согласно покивал. Скоро зачёт был сдан. И Кусков, Опал и Эмеральд продолжили поиски. Прежде всего, они прошлись по всем кошачьим приютам. Кусков долго говорил с управителями приюта. Ему пришлось, конечно, долго выспрашивать лунных котов о приметах Рубин. Те ещё долго не понимали, что от них хочет Кусков. Ему стоило недюжинных сил получить внятное описание дочери Эмеральда. А потом предстояло самое сложное – объяснить все смотрителям кошачьего приюта.
– Я ищу своего пропавшего котёнка, – говорил неуверенно Кусков – у него очень длинные уши, металлический хвост и выя. И ещё нет носа.
Кусков заикался – он знал, что его сейчас просто примут за дурачка. И пошлют куда подальше. А там он точно не был и пока не собирался. Когда он все это озвучил, смотритель потёр свою лысину и серьезно задумался.
– Второй человек спрашивает – задумчиво бурчал смотритель – Я думал, может это… ну.. дурачок. И послал его… ну, вообщем… А это что порода такая новая вывелась?
Кускову пришло в голову облегчение.
– Да, лунный бенгальский называется. Недавно появился, – выпутывался Кусков.
– Ничего себе. Хотя сейчас породистые коты смешиваются. Вон египетские коты… Посмотри какая е…нина получилась, – серьезно говорил управитель.
И если Кусков обрадовался, что не получил клеймо шизофреника, то Опал было впервые страшно. Когда она увидела столько кошек в клетках. Она переглядывалась с Эмеральдом, вспоминая его слова, что здесь опасно. И невольно представила себя в такой тесной клетке. И лишь один Эмеральд уловил страшный смысл: кто-то ещё искал Рубин. И в его голове появились тысячи причин этого; и не одной позитивной.
– Что ты беспокоишься, мой кам… – Опал проглотила слова, поняв, что сболтнула вновь лишнее – мой генерал. Я думаю, нас долго нет и владыка Мир отправил за нами Карму.
Эмеральд сразу же освободился от тревожных мыслей. Это было и правда логичным ответом на вопрос. Как она его назвала? Мой камень? Кусков же, получив исчерпывающую информацию, и ненужную об ужасности египетских котов, вышел с глубоким вздохом на улицу. Далее и вовсе их день был устроен как бесжизненные происки по городу с бесконечными вопросами Опал и объяснениями Эмеральда о том, как устроено человечество было раньше. Наконец, путь привёл их очень близко к дому. А именно к фонтану, знакомому и Эмеральду и Опал.
– И повториться все как в старь, – грустно отметил Кусков, наблюдая Семена, сидевшего с грустной миной на лавке подле фонтана, но уже в более или менее приличной одежде и даже немного вымытого.
Кусков поздоровался с Семёном. И протянул ему мелочь. Семён взглянул на него, будто никогда не видел или не узнавал. Кусков улыбнулся, понимая, что запой берет своё. Для Кускова это мероприятие было обычном делом. Он однажды для себя решил не делить людей на отбросов и приличных людей. Тем более ему хорошо была известна история этого человека, который теперь более не обладал местом жительства. Она банальна и проста. Семён – простак, которого, как и тысячи других кинули чёрные риэлторы. И хотя тот был алкашом, Кусков принимал тот факт, что Семён воевал. И рисковал когда-то жизнью, а потому не заслуживал такой судьбы. И он часто кормил его или давал мелочи на расходы безвозмездно. Семён всегда встречал радостно, пытаясь обнять и выдвигая деферамбы. А иногда даже помогал убрать подъезд или лужайку. Кусков был убеждён, если он поработает ещё – то, может, человек и измениться. Что ж, оставим взгляды Кускова ему самому.
Но сегодня с Семёном творилось что-то не то. Не было горячей встречи. Семён как-то потерянно взял мелочь и бурчал что-то несвязное. Пожав плечами, Кусков грустно побрел к своему подъезду. Но мы с Вами знаем настоящую причину изменений Семена. И эту встречу нужно назвать судьбоносной. Кусков с огромным рыбацким портфелем скрывался из виду. И Печаль в теле Семена грустно провожал его взглядом, думая о том, где найти ему старого генерала на бескрайней Земле. И вот ушки Опал, что появились из щелки. Опал, конечно же, помнила первого человека, встреченного ей на Земле. Человека, которому она стёрла память. И когда Печаль увидел очертания ее мордочки, он естественно подумал, что ему показалось. Но потом, взяв себя в руки, сопротивляясь полиневропатии и похмельному шатанию, Печаль отправился за Кусковым.
Эмеральд в это время, возвращаясь вновь в место своей дислокации впадал в тоску. Ещё один зря проведённый день, здесь на Земле. Он вновь уселся в портфеле, опустив мордочку и думая о дочери. А рядом была Опал. Она с пониманием протянула к нему мордочку. И если раньше бы он обязательно убрал свои ушки подальше от сонной кошки, то теперь Эмеральд поступил иначе. Его мордочка тяжело легла на спину Опал. И Эмеральд под уверения Опал, что все образуется отправился в сон и собственные воспоминания.
А в своих воспоминаниях Эмеральд наблюдал за Рубин, которая пробовала летать. Она была похожа больше на дирижабль, который везёт тонну железа. И движения ее были похоже на водителя, который постоянно торкает сцепление. Больше похожи на толчки. Эмеральд же наблюдал за ней с отцовской гордостью. Это был ее первый полёт. В следующий миг Рубин попыталась схватить жучка, пролетавшего мимо жучка. Но лапки Рубин не выдержали, и она полетела колом вниз. Эмеральд тут же среагировал – обратившись в человека с кошачьим лицом, Эмеральд быстро развил скорость звука и подхватил дочь до столкновения с поверхностью Луны. Рубин дрожала всеми фибрами, а Эмеральд успокаивал ее, пока они вместе опускались медленно вниз.
– Правда, папа, не беспокойся. Как это было быстро; правда, я даже не успела испугаться, – говорила счастливая Рубин, оказавшись в когтях Эмеральда, прижатая к его груди.
– Будь уверена, мой самый драгоценный камень, я всегда буду с тобой. Даже когда окончится мое время.
Рубин с любовью лизнула старого генерала; а тот заботливо выпустил ее из рук на кратер. Рубин, оказавшись с жучком в когтях, отпустила его прочь. И выгнув хвостик знаком вопросом, уставилась на Эмеральда. Он был большим, сильным, таким как был лунный человек – почти точь в точь король или принцесса. Только покрытый шерстью, с хвостом и с теми же ушками, с которыми Рубин всегда была непрочь поиграть. Эмеральд спустился на колено и принялся гладить котёнка по шерстке. А Рубин, потеревшись по его коленке, юркнула за него. Ей было интересно: а как это папа так делает? Вот он был котом маленьким, а вот он очень большой. Где-то же можно было потянуть за рычаг, и он станет прежним. С пытливым интересом она закусила его коготь.
– Ай, – прошипел Эмеральд – Ты чего?
Рубин продолжала расхаживать кругом: словно Эмеральд был небоскребом.
– Не понимаю, – фыркнула Рубин – как это ты так сделал?
И сложного ничего не было. Эмеральд принялся объяснять дочери очень понятно, даже кое-где придирчиво и повторяя несколько раз. В числе прочего он рассказал Рубин, что может так сделать всегда. Суть была такова. Каждая лунная кошка носит под своим главным лимфатическим протоком лунный камень, который растёт и крепнет в них с самого рождения. Несколько тысяч лет этот камень сорбирует энергию Вселенной.
– Как только я чувствую своей шерстью энергию, или когда Вселенная мне ее посылает. Скажем, я зол или доволен, мой камень принимает эту энергию. Благодаря этому я могу стать сильным, смелым и большим, – говорил с гордостью Эмеральд – Ну… точнее… наша шерсть… вот проклятый кровавый дракон… Вообщем. Внутри этого камня силы я храню всю любовь и заботу камней моих родителей. Однажды они подарили вместе с жизнью свои камни.
На самом деле Эмеральд ещё долго пытался рассудить котёнку важность энергетических камней. Он пытался сказать следующее: лунные кристаллы, что-то вроде сердца внутри них. Полученные от родителей они способны преобразовывать внешнюю энергию во внутреннюю, которая питает лимфатическую систему, нервы и шерсть лунных котов. Благодаря способности лунных камней хранить энергию большую, чем необходимо для существования, лунные коты при должном умении могут превращать один вид энергии в другую. Путаясь Эмеральд, приводил в пример Карму, который способен создавать на своей поверхности отрицательный заряд, поглощать отрицательную энергию и вообще противостоять внешним ионам. Или Пион, которая умела разряжать от избытка энергии камни специальными позитронами, которые продуцирует ее лимфа. Вообщем, смеха ради скажу, Эмеральд проводил своему маленькому драгоценному камню урок биологии лунных кошек.
