Kitabı oku: «Повелители мечтаний», sayfa 8

– А Опал? А ее камень? – Рубин теперь уселась на лапки, внимательно слушая лекцию невпопад старого генерала.

– Хм, – фыркнул папа – Опал – сонная кошка. Благодаря своему лунному камню они регулируют потоки энергетических потенциалов внутри нервов и лимфы. Например, она может неплохо помочь заснуть в солнечный ветер или солнечную бурю.

Эмеральд все же предпочёл не говорить Рубин и вовсе важные вещи. И его опять-таки можно понять, как отца, и как воспитателя. Дело было и в том, что энергетические камни, что хранились под лимфатическим протоком у лунных кошек являлись трагическим следствием перенесённой войны. Когда биоценоз Луны был полностью уничтожен ядерными дериватами и огнём, раса лунных кошек и людей была под угрозой полного уничтожения. Камни, что некогда были украшением, военной мощью и средством переработки энергии в одночасье стали спасительным элементом. Ранее жившая по несколько десятков тысяч лет раса Луны из-за мощной солнечной радиации и ядерного излучения на ее поверхности теперь умирала за несколько считанных десятилетий. Инкрустированный в лимфу энергетический камень поглощал любой вид энергии, в.т.ч. ядерную и космическую, позволяя получать минимальное излучение в условиях отсутствия защитной атмосферы. А второй – ещё более печальный момент – это рождение новой популяции. Теперь молодые, рождавшиеся, на Луне кошки быстро умирали от радиационной болезни. И единственное средство сохранения новой жизни – это передача энергетического камня от одной особи к другой. Но печаль была и в том, что вместе с уничтоженной атмосферой, уничтожены и триллионы бактерий, что миллионами лет продуцировали минералы и ионы энергетических камней. И камни эти стали совершенным ограниченным ресурсом, невозобновимым как питьевая вода или кислород на Земле. И теперь многие кошки в условии дефицита этих камней шли на сознательный шаг самоубийства ради жизни новой особи. Так поступили Гармония и Теплота, подарив жизнь Опал. Так поступила и настоящая мать котёнка Рубин.

– Да, папа, – глаза Рубин с важностью округлились, – а что умеет мой камень?

Эмеральд говорил и говорил со своим самым драгоценным на свете кристаллом, своей дочерью, наслаждаясь этим моментом. Рассказывал ей о камнях, Вселенной и величайших лунных кошек. Но ответить на ее вопрос он не мог. Не потому, что не хотел, но потому, что ни разу в жизни не видел матери Рубин. И мог лишь предполагать. И потому он переводил темы, отвечал вкрадчиво или виновато гладил Рубин лапами.

– Я не знаю, мой камень, – печально говорил Эмеральд – но однажды твой камень проснётся внутри тебя. И ты поймёшь. Ты обязательно почувствуешь: он будет биться так сильно, что тебе захочется положить лапу под выю.

– Я обязательно покажу тебе папа. Я рада, что ты у меня есть, папа – Рубин прижалась к нему всем телом.

– Я останусь с тобой навсегда, мой маленький кристалл. Однажды Вселенная позовёт меня к себе. А я навсегда останусь у тебя здесь под выей – в твоём камне.

На Луне восставало горячее, чёрное солнце. Эмеральда и Рубин скрывало в солнечном тумане. И лунный день заканчивался. Эмеральд, обратившийся в гуманоида, брал на руки заснувшую на солнечном ветре дочь. И тихо, чтобы не разбудить нес ее к дворцу, дальше в покои. Нес так, будто это самый хрупкий на свете хрусталь. И радовался ее милому сопению, будто это самая прекрасная музыка на свете. Однажды, Эмеральд передаст свой камень ей, Рубин. Самому ценному, что есть у него в этой Вселенной.

-– 17 –

Как Вселенная порой мудра, и как порой безумны мы в ее понимании. Мы вечно избегаем уготованное нам и стремимся изменить намеченный нам путь. Мы прогоняем людей, желающих нам помочь и сажаем на шею тех, кто раздирает нашу душу на части. Это не Вселенная, но мы заставляем людей страдать, порой не понимая, чего стоят наши поступки. Вселенная не имеет право на ошибку, и не даёт права ошибаться и сомневаться нам.

И сколько бы не опрокидывал стопку мастер, алкоголь не излечит его душу. И новая песня не станет пронзительнее и громче. Она лишь больше искалечит, больше истреплет. И разбитая об стену гитара и брошенный нотный стан не вернёт мечтаний и надежд. Он только лишь изрежет душу и руки осколками. И пусть Вселенная не умеет лечить раны; наши раны излечит время. И те, кто навечно останутся с нами в этой Вселенной.

Кусков пришедши домой, впервые почувствовал себя опустошенным. Но не, потому что устал от учебы или поисков Рубин. Нет, он впервые ощутил бессилие: такое, которое никогда не ощущал. Хотя оно и вовсе никогда не было в его духе. Кусков, хоть и считал себя неудачником, никогда не прекращал с этим бороться. Думал и действовал. Но теперь ему вовсе ничего не приходило на ум. Впервые он почувствовал себя и вовсе бесполезным. Ну что за детскую глупость он затеял. Космический кот может быть в абсолютно любой точке Земли. Сколько из миллионов вероятностей, что Рубин приземлится в этой точке Вселенной? И если Эмеральд все больше тосковал, сидя у окна вместе с Опал, то Кусков больше убивал себя за иллюзии, которые подарил этими милым космическим созданиям. Он вобщем-то и просидел совершенно обреченный в одежде и портфелем на своей койке. Он даже забыл про поесть и про уроки, настолько ему было тяжело признавать, что, может, невзначай обманул своих лунных гостей. Скоро подле него появилась Опал с поднятым ввысь хвостом. И уселась прямо перед ним, наблюдая за вздыхающим Кусковым. Верно, лунная кошка все понимала. И плюхнулась к нему на колено.

– Толку от меня, – виновато сказал Кусков.

– А можешь кое-что сделать, человек? – Опал гордо пофыркала и начала горцевать когтями по коленке.

– Ай, ай, больно, – верещал Кусков.

– А я знаю, – шутливо сказала Опал – а ты прекрати делать мордочку, будто тебя лунный козерог облизал. И, знаешь, что человек?

– Что?

Опал состроила просящую рожицу.

– А можешь сделать также с Эмеральдом, как в прошлый раз. Ну…

– Погладить что ли? – улыбнулся Кусков и почесал к окну, где заседал старый генерал.

И принялся его гладить. Эмеральд недовольно замахал хвостом. Кусков почувствовал холодную, как холодильник шерсть, но такую гладкую и нежную. Скоро Эмеральд засопел и уснул, оставив Кускова с Опал наедине.

– Вот так, – методично заявила Опал.

– Странно, в прошлый раз он был теплее батареи, – проговорил почти про себя Кусков.

– Это как? – повертела мордочкой Опал.

– Ну…. Очень тёплый. И теперь вроде теплеет.

Опал попробовала объяснить ему, что когда лунный кот испытывает какую-то энергию (скорее всего она имела ввиду эмоции), он изменяет внутри себя потоки различных частиц (ну то бишь температуру). Просто в прошлый раз Опал заметила случайно, что Эмеральду это понравилось и, быть может, он немного освободиться от наполнявшей его энергии. И самой ей будет спокойно. Кусков не скоро решился, но решился: поговорить Опал о своей беспомощности, о том, что не знает что делать.

– Ведь Рубин может быть, где угодно, – заключил Кусков.

– Нет, – пофыркала Опал, – сразу видно ты ничего не понимаешь в полёте по космосу. Если бы тебя однажды поучила Пион летать, то ты бы взмыл небо и знал, что знают у нас самые маленькие котята. О Вселенная, ну как же так можно. Это и вовсе элементарно.

Кусков, конечно не разбирался в полёте, и уж точно не знал ничего о лунных кошках. Но почему-то ему стало обидно, почему он не знал таких элементарных вещей.

– На каждую планету нельзя просто так попасть. Внутри оболочек планет существует давление и жар. Шерстка же сожжется, – уж совсем недоумевала Опал – и как можно не знать, что здесь ближайшая точка?

– И правда… – грустно сказал Кусков.

– Не переживай, Вселенная найдёт ее. И мы найдём.

Действительно, и как это можно не знать. Забавные эти, лунные коты. Один на маньяка похож, то в заложники берет, то угрожает полным уничтожением. Другая… Эх, слишком трудно для того, кто посещает профессиональное училище.

 В это время прозвучал звонок в дверь.  Кусков привстал, дабы открыть, но потом передумал.

– Б-А-Б-А Т-А-М-А-Р-А! Д-В-Е-Р-Ь! – закричал он что есть мочи.

Но та его услышать и не думала. Тогда Кусков вышел из комнаты, споткнулся о Мурзика, что здесь заседал с тех пор, как поселились Эмеральд и Опал.

– Мурзик, ну этить твою мать! – ругнулся Кусков и хлопнул дверью, чтобы тот ненароком не зашёл.

Когда Кусков открыл дверь, он был озадачен. Перед ним в трусах и с сигаретой  стоял отец Альберта с выражением лица, будто тот две собаки съел.

– Я прошу прощения, – начал Кусков.

Тот помялся на ноге и как-то неуверенно и витиевато начал свою речь:

– Ты это… сосед… ну… я видел… у тебя там кот чёрный… Ты может это… в котах разбираешься? – он почесал репу и с надеждой уставился на Кускова, будто от его «разбираешься» зависела чья-то жизнь.

– Ну… – подумал Кусков – смотря в чем? Покормить могу, погулять могу… Лоток вынести…

– Мне стыдно просить, – от стыда бросил сигарету в подъезд – у меня… это… сын нашёл кота на улице… он заболел что ли… или чего… сын плачет…. Помогите, друг, а? Здесь недалеко – напротив.

Со словами «хорошо», Кусков водрузился в тапочки, прикрыл дверь и засеменил за соседом, не представляя чем он сможет помочь коту. Видимо, Вселенная теперь решила, что помощь котам – это его великая судьба.

– Ну, вот собственно, – сказал отец Альберта и показал рукой на происходящее.

А там Альберт неистово плакал, держа в руках лапки бедной Рубин. И Кускову достаточно было одной секунды понять, что перед ним лунная кошка. «Рубин! Это Рубин!» – проговорил он про себя! А потом судорожно начал включать везде, где можно свет. Отец Альберта и Альберт, увидев Кускова, прыгающего между выключателями и вовсе ничего не понимали. Но решили, что так задумано. И потому из их уст не вырвалось ни слова.

– Нужен ещё свет, откройте окна! Я сейчас! Не закрывайте дверь! – закричал Кусков и испарился в дверном проеме.

Отец Альберта ровным счётом ничего не осознал, но между тем полез в подсобку за свечкой, быстро прокричав в квартиру:

– Маша! Откройте все окна!

– У вас что там? Умер кто-то?

И старшая Маша появилась в коридоре. А за ней младшая. Две дамочки, переглянувшись друг с другом, синхронно повертели за ухом, наблюдая за отцом Альберта с зажженной свечой. Здесь же появился запыхавшийся Кусков с Эмеральдом и Опал в руках. Маши думали что-то сказать, но Альберт злостно крикнул им «цыц». Так, что они ещё остались в своём ступоре ещё надолго. Альберт, только заметив двух кошек в руках своего соседа, сразу понял, что они непростые. Это были лунные кошки. Слёзы его прекратились и он принялся с надеждой наблюдать за тем, что происходит. Эмеральд, увидев свою дочь, лишь опустил мордочку вниз. За ним это сделала Опал.

– Опал… – тихо проговорил Эмеральд.

Но Опал не нужно было объяснять. Она знала сама. И будто ее отец Гармония тысячи лет назад, она рассеяла волну чистого света по коридору квартиры. Все в квартире ненадолго закрыли глаза, будто туда попала лампочка. Но Рубин не просыпалась.

Когда Эмеральд пришёл в себя, он, наконец, осознал, что произошло. Опал, бьющаяся в бесполезных попытках осветить комнату и разбудить Опал. Он холодно, и грозно подошёл к Рубин, отодвинув прочь всех стоящих здесь. И явившись в человеческом облике, согнулся над своей дочерью. Он ещё раз кивнул себе и обернулся к стоящим в абсолютном шоке людям и кошкам.

– Человек, – он обратился к Кускову – ты доказал мне, что я не ошибся. Что моя жизнь в этой Вселенной не прошла зря. Я доверяю тебе мою дочь. Но знай, если мой камень почувствует, что она несчастна, я уничтожу тебя и весь твой род.

Слышалось это очень грозно. Сам Эмеральд опешил от того, что уж слишком напугал собравшихся вокруг людей. Опал все ещё прижималась к груди Рубин, пытаясь ее разбудить ярким светом, что исходил от Опал. Эмеральд тихо поскрёб по ней коготочком. И впервые Опал увидела Эмеральда совсем другим. С лицом, лишенным боли, воспоминаний и легкого недоверия к ней. В них было что-то большее, что никогда не понять нам, Господа. Но знайте, глаза, будь ты кот или человек, говорят обо всем. Стоит только понять. И Опал все поняла, поняла сразу.

– Опал, – начал спокойно Эмеральд.

– Даже не смей! Не смей! – она бросилась на его стопу коготочками и принялась его метелить.

Но когда Эмеральд опустился на одно колено и принялся гладить ее, она прекратила. Ее глаза заслезились и изо рта пошли слёзы.

– Я прошу: прости меня за все Опал.

Эмеральд подарил ей поцелуй и опустился над Рубин, прижав к ней ладонь. Внутри квартиры ненадолго погас свет, выключились мобильники и стрельнули пробки. Если бы не отец Альберта, державший свечку, свет и вовсе бы совсем погас в квартире. Когда в коридоре вновь появился свет, Эмеральд тяжело оперся на ладонь, перешёл на карачки. А позже вовсе вернулись его лапки, смешные ушки и совсем седая мордочка. Старый дворецкий тяжело фыркнул и опустился лапкой на Рубин, обняв ее за задние лапки. Глаза его закрылись.

Никто ничего не понимал. Альберт, его отец, Кустов и собравшиеся здесь Маши будто смотрели представление, в котором говорили на неизвестном языке и пели неизвестные песни. Или будто были свидетелем совершенного преступления. И лишь Опал все знала: она тут же бросилась с плачем к Эмеральду. Только она знала, что сейчас совершил старый дворецкий. Только что старый генерал пожертвовал всю энергию своего кристалла единственной своей дочери и теперь его непременно заберёт к себе Вселенная. Все ещё долго наблюдали за этим. Давно иссохли слёзы Альберта. Отец Альберта дернул за руку Кускова, так как это делают в театре, когда не понимают, что произошло с главным героем.

– Сосед, ты же знаешь что это сейчас было? – он сделал это шёпотом, рефлекторно, боясь разозлить странных своих посетителей.

– Я полагаю, – начал Кусков.

– Молчи, человек, – его прервала Опал с грозным, больным и потерянным выражением лица.

Она жестоким взглядом оглядела всех до единого в комнате. И тут же они попадали, обращённые сначала в обморок, потом в сон. Опал погасла и осталась перед Кусковым, защищая лежавших на паркете Эмеральда и Рубин.  Кусков закашлял и проглотил слюну, испугавшись теперь вида Опал.

– Человек, – Опал говорила – а голос ее дрожал – Эмеральд доверил тебе свою дочь. Поклянись мне всеми камнями Вселенной, что никогда она не будет страдать, никогда не увидит войны.

Хвост Опал неистово завертелся, расправились когти. Она продвинулась к Кускову.

– Я… я … я…. – Кускову было страшно, впервые страшно, но он дал обещание – Я… клянусь… Клянусь всеми камнями Вселенной.

– Знай, я вернусь за ней, – она оглядела уходящего Эмеральда.

Опал кивнула. Она вновь, заплакав, приняла на спину Эмеральда и исчезла, пулей вылетев с квартиры.

Опал летела быстрее звука, быстрее света солнц и звёзд. Лишь бы успеть скорее домой. Домой – на Луну. Никогда в Опал не было столько решимости и надежды. А глаза Эмеральда пустели, будто раньше в них был океан, а теперь он иссыхал и превращался в блестящий дождевой ручеёк. И в этот момент, когда его разум метался между Вселенной и пустотой, ему казалось, что он дома. На тёплой шерсти лунного тельца, где у его шеи тихо греется Причина. Он поднимает рожицу прямо на Опал и скорее хочет ей сказать об этом. Что сейчас в кратер приведет Рубин Пион, и они все вместе уйдут на Алмазные поля, пока ещё солнце не скрылось. Но не может – и тяжело опускает рожицу ей на выю. Его глаза погасают, будто голубое смешали теперь с серым. И его мордочка так и остаётся на вые Опал, пока сознание его угасает в месте, времени и обстоятельствах, о которых только мечтал Эмеральд.

Опал, разворошив лунный базальт, прилуняется. На руках ее Эмеральд, а ее глаза, ещё не утратили веры. Она сейчас же понесёт его во дворец. Туда, где ему помогут. И вдруг ее глаза меняются – в них ужас, смятение и рухнувшие надежды. Больше не было дворца и лунных кратеров. Алмазных полей, роя жуков и лунных коньков.   Лишь пустота, усеянная пеплом и огнем. И лишь изрытые развалины с оставленными жилищами лунных котов и шахтами. И серый, мазутный смог, разрушавший лунный свет. И Опал, оставшаяся на руках с ушедшим во Вселенную Эмеральдом среди разрушенной цивилизации светлой стороны Луны. И ракеты, огонь и пыль, что затмили вечный космос над Луной. И следы ее пролитых слез по ушедшему во Вселенную Эмеральду.