Kitabı oku: «Backstage реальности. Книга 1», sayfa 3

ГЛАВА 3

 Продам шкуру тасманского дьявола. Дорого.

Афанасий.

 А1      5333249

 МТС      3138375

Клонило ко сну. Остаток сил того дня, который и так был на донышке моей бренной души, я потратил на бег-во-всю-мощь, но все равно опоздал на три минуты. Благо, мне удалось не попасться в лапы «чэсных» пэпээсников. Что и говорить, я знал любимую Чижовку, как свои пять пальцев, и знал те тропы, на которые боялась соваться полицейская «лимита» не только в комендантский час, но и в светлое время суток. Их страх не окупала даже комната в общаге, пропитанная запахом грязных и рваных носков.

Ужасно хотелось спать. Насыщенный аромат Дальмайер Эфиопия заполнял мои холостяцкие девять квадратов. Хоть какая-то попытка взбодрить свой мозг лошадиной дозой кофеина могла плачевно сказаться на сердце, но тогда я старался об этом не думать. Думать нужно было о другом. В первую очередь о том, что я не утилизировал «объявку». А это предполагалось сделать незамедлительно, сразу после ознакомления с ее содержанием. Но я не осмелился срывать ее перед теми двумя мужиками, успокоил себя тем, что сорву и сожгу ее утром, по дороге на работу. Распечатанная фотография объявления уже лежала на письменном столе, и я, услаждая себя крепким кофе, приступил к дешифровке ребуса.

Дьявол? Тасманский? Это вообще где? В Африке? Или в Азии? Конечно, я понятия не имел, что это за существо такое потустороннее было, чью шкуру Афанасий пытался продать задорого, да и ОН тогда, на кладбище предупредил меня о бредовости таких сообщений. Вся их суть заключалась в том, чтобы заинтересованность в них со стороны случайных людей была нулевой. Да и подходили к этому ребята с юмором. Усы прусака (рыжего таракана), крылья нетопыря (летучей мыши), шерсть белого шпица и прочие конечности диковинных существ, которые продавали «дорого» всякие Афанасии, Сергии, Серафимы, были аллегорией действующего режима, рефлексирующего по поводу и без. Смысловой нагрузки те объявления – а в дальнейшем их было немало – не имели, главным у них было одно – а точнее, два: «номера телефонов». Конечно же, то были никакие не номера, а самые что ни на есть координаты месторасположения стадионов. Итак, теперь у меня имелись координаты стадиона предстоящего субботнего матча. Но что делать дальше? Не входить же в БЕ-net …

Да, БЕ-netом решительно нельзя было пользоваться. Нельзя было позволять свою внешне стерильную жизнь опутывать его паутиной. А так чесались руки просто зайти на онлайн-карту «Единый» и вбить эти чертовы координаты. Где-то в квартире у меня завалялась карта старой Беларуси, образца 2014 года с еще старым административным делением на области. В ней я помечал посещенные города и районные центры за время граундхоппинга⁸ и краеведческих трипов, она бы мне тогда очень пригодилась, благо страна с тех пор не изменилась территориально. Но где она лежала – я понятия не имел, не пользовался ею почти два года. Да и не было времени ее искать – на часах двадцать два девятнадцать: в двадцать три ноль-ноль дежурно отключалась электроэнергия, а ведь нужно еще было успеть что-то приготовить на ужин, ну хотя бы яишенку пожарить (одним кофе сыт не будешь), и подзарядить телефон.

Телефон… Телефон! Ну конечно! И почему я так дико тормозил весь тот день?! Как же здорово, что у меня всегда была привычка не выбрасывать или продавать старые вещи, а оставлять у себя! На перспективу я не думал, просто жалко было с ними расставаться, память как-никак. Про десятый Редми я должен был вспомнить еще во время поиска дома по улице Уборевича, но почему-то тогда он не всплыл в моей памяти. Старый, добрый, морально устаревший смартфон, верно отслуживший мне в ту эпоху «до», когда еще существовал интернет, а приложения можно было спокойно скачивать из «маркета» без какого-либо согласования и одобрения. Сколько всего интересного было в нем! Оставалось только надеяться, что телефон все то время «покоя» оставался в рабочем состоянии. Где он лежал, я знал: весь свой электронный хлам я по старинке хранил под диваном: удобно и всегда помнишь куда положил. Я поднял крышку дивана и заглянул в нишу. Экспонат из прошлого небрежно лежал среди кучи «жалеззя» и пластика, опутанного кабелями, по которым когда-то бежала электрическая жизнь. Седая шагреневая поверхность экрана, некогда бывшая глянцевой, пробуждала во мне сладкие воспоминания – да, все же мы с ним вместе прожили отличный кусок жизни. Я вытер – нет, не слезы – пыль с дисплея и нажал на кнопку блокировки – нулевая реакция, зажал подольше – ни-че-го. Другого и не ожидал. В лучшем случае разряженная батарея, в худшем – «клиент умер».

Какой там разъем у Редми Ноут? Ага, точняк, тайп си. Дёргая за черные и белые, щупальца железно-пластикового осьминога, с годами ожиревшего от сытой жизни в диване, я быстро обнаружил нужное зарядное устройство, подсоединил к телефону и, резко выдохнув, судорожно вставил адаптер питания в розетку…  Какой же бесконечно долгой показалась та единственная секунда, с момента моего последнего действия, до момента, когда в центре экрана загорелось слово Redmi, а внизу – до боли знакомые «Powered by a n d r o i d» и зелёная эмблема самого андроидика. Ещё бесконечная секунда ожидания – о, чудо! – и на дисплее появились бледно белые контуры батареи с индикатором заряда. Один процент… Пошла вода горячая! Клиент жив! Фух! Несмотря на многочисленные трудности того дня, я продолжал двигаться дальше. Маленькие победы аккумулировали во мне силы, заряжали рвением.

К моменту, когда в доме погас свет, я таки успел приготовить себе холостяцкий ужин: пожарил яичницу с сосисками и заварил бич-пакет. Да-да! Только не смейтесь, мое кулинарное мастерство в то время было весьма ограниченным, я терпеть не мог долго находиться на кухне. Я и сейчас не понимаю, как можно проводить большое количество свободного времени у плиты?! Ну, от силы минут тридцать-сорок.

Ужинать пришлось при свечах. Звучит-то как романтично! На самом деле никакой романтики не было, ну разве что аромат клюквы, источаемый свечками, пытался создать подобное настроение. Когда в конце двадцать четвертого года объявили об «регулировании энергопотребления для нужд населения», да-да, именно так они аргументировали всю ту клоунаду с отключением, весь народ, не ожидая ничего хорошего, ринулся скупать все хозяйственные свечи (разве что на церковные не позарились – слишком дорого), опоздавшие приобретали то, что оставалось на складах магазинов, да и то, по завышенным ценам. Никогда не думал, что свечи придется покупать по связям – мне чудом удалось урвать несколько десятков пачек ароматических чайных кругляшей. К началу двадцать пятого года в народе свечи на полном серьёзе стали твердой валютой (аккурат, в самые длинные ночи).

Конечно, не было никакого регулирования энергопотребления. Величайший Тактик и Стратег всех времён и народов поддался очередной паранойе и решил перед очередными выборами обрубить все на корню: обрубать электричество в позднее время с одной лишь целью – «каб не прыхадзілі крамольные мыслі в іхніе дурные голавы». Вы же, наверное, не удивились, что эти слова «нашенского» Мориарти улетели в массы с динамиков телевизора?.. А народ и не думал бунтовать, и с немым негодованием с двадцати трёх до семи погружался в пещерные времена. До сих пор погружается…

Быстро, в одну минуту расправившись с яичницей, включил старенький Редми. За неполные полчаса батарея успела зарядиться на сорок семь процентов, что ж, неплохо, даже с учётом изношенного аккумулятора, было достаточно, чтобы наконец на мажорной ноте завершить тот тяжёлый день, оставалось только открыть «Мапу»…

Ещё в пору, когда наша страна, название которой начиналось на букву «Б» и оканчивалось на мягкий знак, была открытой и, имея паспорт и шенгенскую визу, ее можно было покинуть и без последствий вернуться обратно, я регулярно выезжал за пределы синеокой за необходимой дозой свободы. Тогда, путешествуя по забугорью, я закачал себе на смартфон офлайн-карту MAPA.ME, чтобы не быть зависимым от интернета. Wi-Fi не везде имелся, а иностранными симками я себя никогда не обременял. То ли дело – офлайн-карта. Включил геолокацию – и смотри, где ты находишься, и куда тебе нужно. Классная штука! Удобный поиск объектов, а главное – поиск по координатам. Именно этой опцией воспользоваться мне было крайне необходимо. Да, базы не обновлялись очень давно, но страна наша никуда не переместилась, как стояли города и веси на своих координатах, так и продолжали стоять. Оставалось только в экспрессивной картине того дня сделать два завершающих штриха: нажать на лупу и ввести два номера из объявления – широту и долготу.

53.33249

31.38375

Я уже ввел широту и начал вводить десятичные градусы долготы, как стали появляться промежуточные результаты:

31.3 – НОВИНА, МОГИЛЕВСКАЯ ОБЛАСТЬ, БЕЛАРУСЬ.

МОГИЛЕВСКАЯ ОБЛАСТЬ?! Только не она! Меньше всего хотелось попасть на бывшую Могилевщину.

Будучи граундхоппером⁹ я никогда не горел желанием посещать данный регион, да и мои "коллеги" откладывали восточную область на самый конец.

31.38 – КРАСНОПОЛЬЕ, МОГИЛЕВСКАЯ ОБЛАСТЬ, БЕЛАРУСЬ.

Нет!!! Только не Краснополье!!!

31.383 – КРАСНОПОЛЬЕ, МОГИЛЕВСКАЯ ОБЛАСТЬ, БЕЛАРУСЬ.

От судьбы не убежишь. Краснополье.

31.3837 – КРАСНОПОЛЬЕ, МОГИЛЕВСКАЯ ОБЛАСТЬ, БЕЛАРУСЬ.

Время собирать камни. Краснополье. Я ввел последнюю цифру и нажал кнопку поиска:

31.38375 – КРАСНОПОЛЬЕ, МОГИЛЕВСКАЯ ОБЛАСТЬ, БЕЛАРУСЬ.

Ещё лет десять назад я бы воскликнул: Краснополье – это вообще что? это вообще где? в какой жопе мира находится этот чудо-уголок белорусской земли? И был бы прощен за свое невежество. Тогда, молодому, зелёному, бравшего от жизни все, мне было простительно не знать этого. Только потом, курсе на втором, осознав свою узколобость, какую-то патологическую ограниченность знаний о родной стране, видимо, передавшейся по наследству от отца, решил пересмотреть свои взгляды. Что я тогда в действительности знал о Беларуси? Ее географию? Едва ли можно так утверждать, если знаешь только названия шести областных центров, в половине которых ни разу не бывал. Историю? То, что Полоцк является древнейшим белорусским городом, основанном в 862 году, так это любому школьнику было известно, этот факт вбивали в его мозг, словно забивали сваю под фундамент высотки. В той же плоскости находился и Франциск Скорина со своим Псалтырем. Мову? Я, как и большинство моих сверстников, не любил белорусский язык, не знал его, считал его колхозным… Да что там говорить, он был тогда для меня иностранным языком. Иностранным – в родной стране.

В общем, знания мои о Беларуси были обрывочными, школьными, с характерным запахом нафталина, и, если быть до конца честным, в то время я находился на верном пути деградации. Все как пелось в одной старой песне, которую часто слушал мой одногруппник из Могилёва:

Будучыня нацыі трапіла ў задніцу,

Выйсце не бачна – вакол даградацыя ¹⁰ .

Осознание ведь не приходит сразу. Ну хотя бы потому, что имеет накопительный эффект, который в итоге превращается в критическую массу. Как снежный ком. Не знаю, что для меня стало тем комом, сбившим с ног, той точкой невозврата. Может, тогда, когда я поверил шутке. Поверил, что Быков действительно писал стихи?¹¹ Хотя и с творчеством его совершенно не был знаком. «Абеліск» и «Знак бяды» – все, что осталось от школьных воспоминаний.

Собственно, к чему я все это в отношении Краснополья? О существовании этого малюпасенького райцентра на Могилевщине я впервые узнал из одной известной книги, которую прочитал по настоянию моей любимой тётушки. Но об этом позже. Моя бы память не зацепилась за это «Краснополье», если бы не одно обстоятельство, описанное в книге, давшее городку статус «самый». А когда это «самый», да ещё в книге белорусского Нобелевского лауреата, пусть и с украинскими корнями, хочешь не хочешь, да запишешь этот факт на жёстком диске своей черепушки. Случилось это лет девять назад. Только потом я купил географическую карту Беларуси, которая (с тех пор, как жизнь страны, даже не жизнь, а существование, кардинально изменилось, стала мной не востребована) куда-то запропастилась. К граундхопперам могли прийти в любой момент. И к этому следовало быть всегда готовым. Зачем тебе карта? Много путешествовал – значит много видел. А раз много видел – значит много знаешь. А раз много знаешь – … В общем, не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы увидеть конец такой логической цепочки новой номенклатуры: слова Сталина о взаимосвязи человека и проблемы были актуальны как никогда. И ведь не обманешь же, что не путешествовал – не поверят. Только у тех, кто любит знания, будет висеть карта на стене. А страна наша любит тупых и податливых, это я уяснил быстро. От греха подальше спрятал эту карту, только не помнил – куда. Надо бы завтра всё-таки ее отыскать, думал я. Может, на антресолях пылится. А ведь когда-то она висела над моим диваном, и мне хватило двух месяцев, чтобы выучить названия всех городов и районных центров страны. Сто тридцать с чем-то. Бывало, на парах сам себе устраивал экзамен на знание этих городов и райцентров, и почему-то всегда, всегда забывал названия двух малюсеньких городков: то Лиозно, то Дрибин, то Корму, то Ушачи, то ещё какие Россоны. А вот Краснополье, возможно, благодаря книге, вспоминал всегда.

Так начиналось формирование моей свядомасці¹².

К концу двадцать второго года я побывал в каждом втором районном центре Беларуси. Во многом, благодаря АБээФэФ¹³, которая годом ранее решила переформатировать вторую лигу¹⁴ и смешала любительские чемпионаты областей с полупрофессионалами из второй. Получилось – ну такое себе, но граундхопперы Беларуси и России были в восторге. Я – не исключение. Огромная география второй лиги предоставила нам возможность познакомиться с маленькими уголками страны, да и что там говорить, подарила незабываемые впечатления, многим ламповая атмосфера чемпионата напоминала начало девяностых.

В том же, двадцать первом году, на футбольной карте Беларуси появился и городок Краснополье. Но все же немногие желали в него попасть, даже на футбол. За весь первый сезон «Краснополья» в профессиональном футболе на FUTBOLOGY¹⁵ стадион городка был отмечен только у двух граундхопперов. И неудивительно: насколько легко в Могилевском дивизионе было доехать до Осиповичей, настолько сложно – до Краснополья. Даже если имеешь собственное авто. Тачки у меня не было, как и не было желания водить ее, не говоря уже про владение водительским удостоверением. Моей темой были поезда и автобусы. Но больше, конечно, собаки¹⁶. Так что, когда вторая лига РБ растеклась по всей стране, взглянув на состав участников, четко для себя уяснил: Долбизно и Краснополье – в самую последнюю очередь. Как самые сложные клинические случаи.

И вот, по закону падающего бутерброда мне достался самый скверный вариант – первая мысль, прорвавшаяся через плотную завесу ступора, упала на мою изнемогшую голову тяжким бременем. Но, как показало время, Краснополье не было наихудшим вариантом, правда, в тот вечер едва ли мне стало бы легче, знай я об этом наперед. Ну а тогда я сидел вконец фраппированный, до состояния коматоза, смотрел на экран старенького Редми: на слегка наклоненный против часовой стрелки серый прямоугольник, в центре которого находилось изображение футбольного мяча, и ни о чем не думал. Слова самопроизвольно, без какой-либо связи с мозгом выходили наружу и через, казалось, простые вибрации воздуха наполняли мою ночную квартирку в Чижовке разрушительной энергией: «Что ж это, мать твою, за день-то такой?! В очередной раз показывает мне свою большую дупу¹⁷!». Пояснительная надпись внизу была из прошлого, но уже в те годы благоденствия «Мапа» генерировала информацию будущего: «Неизвестное место». Футбольное поле. Футбольное поле, которое сейчас в стране стало неизвестным местом. Но не так страшно было Краснополье, как осознание следующего факта: доехать до него к двенадцати дня без тачки было просто нереально.

Если бы Мыслитель¹⁸ Родена держал в левой руке старенький Редми десять и прятал свое обнаженное мускулистое тело под пижамой от Mark Formelle, то мне можно было бы смело претендовать на его гипотрофированную версию. С одной лишь маленькой оговоркой: он действительно был воплощением пытливой человеческой мысли. Я же отрешенным взглядом смотрел сквозь смартфон, впав в обессиленное оцепенение. А нужно, черт возьми, что-то было делать. Мозг предательски дремал и только подавал импульсы телу, подготавливая его ко сну. Даже когда правая рука, перейдя в автономный режим, перестала подпирать подбородок, что нарушило мое сходство с Мыслителем, и переместилась к экрану смартфона, сознание продолжало молчать. Большой и указательный пальцы опустились на нижнюю и верхнюю половины дисплея соответственно, и одновременно заскользили на рандеву, играя оттенками красного, черного и синего на заблюренном экране. Затем они снова заняли исходные позиции и проделали ту же операцию. И как только вверху экрана стали доминировать рваные зелёные пятна леса, – глаза восприняли их как разрешающий сигнал светофора – включилось сознание. Рассеянный взгляд сфокусировался на карте. Вены Турьи и Молостовки¹⁹, и бледно-красные артерии дорог республиканского значения тянулись к сердцу Краснополья, охваченного белой паутиной. Ещё одно движение пальцами – и на том месте, где секунду назад клочьями хромакея расстилался лес, появился Чериков, соединённый с Краснопольем эР74²⁰. Пальцы, взятые мозгом под контроль, стали осмысленно блуждать по сенсору экрана, отыскивая на нем названия соседних городов: Костюковичей, Климовичей, Кричева, Славгорода.

Через двадцать с лишним минут, разрядив до нуля старенький Редми и составив маломальский план поездки, я уже спал сном младенца.

Было ощущение, что четверг со своими проблемами, донимавшими меня на протяжении дня, не закончился в полночь, а продлил жизнь ещё на двадцать четыре часа, заменив собой сладкую пятницу. Последний день рабочей недели, последние восемь часов с мыслями о выходных, с мыслями о трипе на восток – и тут на́ тебе. Не успел прийти на работу, а утро уже омрачилось неприятной ситуацией. Я находился в кабинете и вместо того, чтобы заниматься своими обязанностями, битый час ломал голову над одним вопросом, на который у меня не было вменяемого ответа: куда подевалось вчерашнее объявление о продаже шкуры тасманского дьявола? Первый тревожный звоночек, в котором мне послышался колокольный набат. Может, напрасно я так драматизирую, успокаивал себя. Да нет, это не шутки, подобные криминальные дела требуют четкого выполнения правил. Наверное, что-то подобное Он имел в виду, когда говорил, что «некоторые вещи не терпят дневного света». Вот только тогда я не совсем понял Его намёка. Осознание пришло слишком поздно: объявление не должно было дожить до рассвета. Неужели так сложно было утилизировать объявку, укорял я себя. Какая-то чертова объявка, след, ведущий к «лицам, причастным в организации действий, носящих экстремистский характер». Только от одного упоминания известной в футбольных кругах формулировки мне стало не по себе. Подумаешь мужики, что бы они мне сделали? Накидали бы мне? Это всяко лучше, чем сидеть в местах не столь отдаленных. И вообще, где это носит Павловну? Одиннадцатый час уже, а ее все нет на работе. Не хватало ещё ее дела разгребать.

Около двух часов назад, стоя около второго подъезда дома №22 по улице Уборевича, я скованный внезапным приступом панической атаки, испуганно глазел на доску объявлений. На том месте, где вчера висело заманчивое предложение от Афанасия, сохранился лишь хорошо впитавший клей обрывок объявки, на котором ещё можно было прочесть «тасма» – все, что осталось от тасманского дьявола, словно вместе с объявлением разорвали и его. Похоже, та же участь ожидает и меня, заключил я. Было такое чувство, что тот ошметок объявления был иллюстрацией того, что́ бывает с теми, кто, «не зная броду, суётся в воду». Кажется, это тоже Его слова. А может, не Его, может, я просто себя излишне накручиваю?

Павловна появилась к обеду. Бледной тенью зашла в кабинет, машинально бросила мне «доброе утро», погрузилась в свое удобное кресло – и на этом всё, вся ее активность схлопнулась в пространстве мягкого сиденья, ограничилась кожаной обивкой спинки. В таком бездействии она пребывала некоторое время, в течение которого ей дважды звонили на стационарный телефон, но Анна никак не реагировала на звонки. Уснула что ли? Я приподнялся со стула, чтобы рассмотреть ее лицо, спрятанное за большим монитором – мне хватило секунды, чтобы увидеть на нем печать тяжёлого похмелья. Круги под глазами, лёгкое покраснение кожи, пустой взгляд, подернутый поволокой грусти, в котором читалось… да что помимо страдания, полной отрешённости могло читаться в нем? О чем она думала? Что она чувствовала помимо тошноты и головной боли? Горечь, стеснительность, стыд. За предыдущую ночь, которую хотелось поскорее забыть, как страшный сон. За отвратительное состояние, в котором она впервые пришла на работу. За беспомощность, оказавшуюся такой вероломной. За все ошибки, совершенные в угоду… в угоду того, что когда-то она считала любовью… Ужасное понимание утраты, безвозвратности чего-то важного охватило все ее сознание! Такой слабой она не была никогда. От этого ей становилось только хуже. Почему-то в тот момент мне казалось, что Павловна думала именно об этом. И лишь в одном я был уверен на сто процентов – она нуждалась в помощи.

Попытка забыться в алкоголе, попытка исказить реальность, подчинить ее себе, в то время, когда твоя жизнь рушится на глазах… Что-то детское и несерьёзное было в поступке Анны Павловны, но тогда я не думал так трезво. Во мне кипела злость на человека, которого не знал, за то, что он так подло поступил с ней. Выругавшись про себя, я полностью поднялся со стула и направился к тумбочке, где находилось все необходимое для кофе-брейка. Анну следовало как можно скорее привести в порядок. Не то чтобы во мне проснулось тяга к альтруизму, все же была в моем благородном порыве и меркантильная цель. Принцип, позволявший работать мне в довольно комфортных условиях состоял в следующем: хорошо Павловне – хорошо и мне; а если нехорошо ей, то мне нехорошо вдвойне – обычная ситуация, когда работаешь в связке начальник-подчиненный. Но и это обстоятельство нисколько не умаляло моего уважения к ней. Я открыл тумбочку и достал из нее красный пакет с кофе. Робуста. Верный индикатор критических дней у моего босса, даже в цвете упаковки просматривался символизм. «В робусте концентрация кофеина вдвое больше, чем в арабике», – как-то авторитетно заявила она мне, оправдывая покупку экзотического кофе. И это было бы правдой, если бы Павловна действительно считалась кофеманом. На деле же Анна пила робусту в качестве обезболивающего, наивно полагая, что он поможет ей легче пережить месячные. Как только они проходили, она снова принималась за арабику. Я включил электрический чайник и, пока грелась вода, насыпал в ее чашку две ложки кофе из красного пакета. Мне отчаянно хотелось верить, что кофеин приведет Анну в чувства. В противном случае ее работа, накопившаяся за первую половину дня, легла бы на мои плечи. Хорошо, что те два звонка оказались не такими важными, иначе перезвонили бы на мой телефон. Случись такое, что бы я ответил? Анна Павловна здесь, но она не в состоянии подойти к телефону?

Поднося ей чашку с кофе, я как можно мягче произнёс:

– Анна Павловна, вот, возьмите. Вам станет лучше.

Она продолжала отстраненно сидеть со скрещенными на груди руками, защитной позой отгородившись от всего, что ещё больше могло причинить ей боль. Ее тело ясно говорило, что она закрыта для любого контакта. Поэтому я не удивился, когда Павловна никак не отреагировала на мои слова. Нет, она не игнорировала меня, а просто не замечала, глубоко погрузившись в себя.

– Анна Павловна… – я снова обратился к ней. – Вот, возьмите. – И протянул ей чашку с кофе.

Она вышла из забытья и не понимающе посмотрела на меня, словно я в мгновение ока чудесным образом материализовался перед ней из воздуха. Потом перевела взгляд на протянутую чашку, наконец поняла суть происходившего или, может, ее ноздри уловили плотный аромат кофе и безучастно ответила:

– Спасибо.

И только когда через секунду в правой руке Анны оказалась кружка, я заметил у нее отсутствие кольца на безымянном пальце. Она сделала глоток. Затем – ещё один. Затем – ещё. Похоже, кофе потихоньку возвращал ее к жизни.

Мне было искренне жаль Анну. Но я не знал чем ещё можно было помочь ей. Тогда она казалась таким жалким и беззащитным хрупким созданием, неистово нуждавшемся в ласке. А ведь я всегда смотрел на нее, как на сильного и волевого человека, забывая, что в первую очередь она была девушкой. Да, девушкой, которой даже простое сердечное слово поддержки могло придать сил двигаться дальше. Вот только решительно не мог их подобрать. Подумать только, а когда-то я скептически относился к пустой болтовне. Пока на собственной шкуре не испытал всю силу слова. Как же давно это было!