Kitabı oku: «Лихие девяностые в Шексне», sayfa 3

ИНИЦИАТИВА НАКАЗУЕМА

– Надо поменять трубки на калибровке, – наказывает Курочкин Игорю. – Лопали сегодня ночью. Юра с Андрюхой! Сходите на крышу. Там в двух местах пылит.

Почувствовал, что буду помогать Игорю. Переоделся и пошел на вторую линию к шлиф-машине. На плите шла «рябь». Оператором работал Валера, по национальности не то турок, не то армянин. Волосы черные, кудрявые, словно шапка. Как у Анжелы Дэвис. Валера, согнувшись, снимал шлифленту одной рукой, другой держался за живот. Он мучается желудком. Я поздоровался с ним.

Тут подошел и Игорь. У шлифовки не опускался нижний натяжной вал. Соколов покрутил регулятор верхнего вала и тот поднялся. И лента ослабла.

– Все, готово, – сказал Игорь.

– Все равно плохо работает. Ремонтировать надо.

– Но работает же? – Игорь хитро улыбается. Улыбкой, которая говорит: «Действуй, настраивай и не пискай. Это работа оператора».

Они с Валерой давние друзья. Оба когда-то работали операторами на одной из линий и живут по соседству, в одном из арболитовых домов в «убей городке».

Тут к нам подходит Курочкин. Он сегодня посажен на трактор. Толя старый тракторист с корочками и опытом. И механик гидравликов Владимир Степанович Рямзин попросил его отвезти в ремонтно-механический цех семультанты.

Бригадир дает ценное указание:

– Зубов просит в котле приварить деталь. Андронов не может опуститься в этот сосуд. Задница слишком широка. Я сказал Зубову, что спрошу у тебя: «Полезешь, так полезешь, а нет, так нет».

Игорь нахмурился, неопределенно помотал головой.

– Дело твое, – пожал плечами бригадир. – Но было видно, что и он не желал бы, чтобы Игорь согласился.

Я высовываюсь:

– Заварить бы можно, а вдруг не так? Потом греха не оберешься.

– Да найдут они сварщика, – отмахивается и уходит.

Мы занялись шлифмашиной. Игорь стал менять пластмассовые трубки. А я вырубил цепь, поставил и натянул ее на первой паре питательных валиков. А затем поменял вставку. В машине, до «дуры» пыли. Я наглотался ее и вылез из агрегата как мельник. В придачу ело глаза от формальдегида. Запах смолы постоянно присутствовал в цехе в завышенной норме.

Закончили работу на шлифовке. Сидим в слесарке.

Юра Петруничев сразу к Игорю:

– Не пошел варить?

– Нет!

– Ему сейчас здоровье надо беречь, – шучу я.

Игорь смеется:

– Да, здоровье мне сейчас ой как нужно! Вчера с тестем новым познакомился. Пачку сигарет у него занял. Мне самому некогда было в магазин бежать.

– Вот что любовь-то делает, – подначивает Юра. – Ты так и курить бросишь. В слесарке возникнул Зубов. Глубокомысленно наморщил лоб:

– Мужики, выручайте! Не может Сергей Андронов в котел пролезть, а там надо заплату приварить.

Смотрит то на Игоря, то на меня.

– Да, там и надо-то лишь на прихватки.

Игорь молчит, а я думаю: «Если он откажется, то я это сделаю». – Так, что? – с мольбой Зубов.

Игорь вновь молчит. Я ему говорю:

– Сходим. Вместе.

Игорь не спеша, выдавливает из себя:

– Пусть Андронов провода протягивает.

Зубов как всегда: «Спасибо» и исчезает.

Возникает бригадир Курочкин. Смотрит на Игоря:

– Чего? Зубов уговаривал? Что, не могут сварщика найти? Сергея, то Лукина нет, а то бы…

– Он же не пролезет, – говорит Юра. – С его комплекцией, в такое узкое горлышко не втиснуться.

– Он бы все сделал, вытянулся б, но влез. А потом бы хвастался: «Вот, мол, никто не мог сделать, а я сделал».

Мне как-то стало неудобно от его слов. Вот, думаю, хорошо что не напросился. А Курочкин продолжал:

– Для Зубова Сережа все сделает, лишь бы только перед ним выпендриться.

Игорь сходил и приварил заплату. Пришел чумазый.

– Ну, как? – Спрашивает Курочкин.

– Все…

– Ну, ты герой нашего времени. Теперь можешь одеваться и идти домой. Мойся и к своей мадам шагай.

Было лишь одиннадцать часов, а рабочий день предпраздничный, то есть работа до двух.

Домой я пришел десять минут третьего. Дочь подала записку от жены. В ней она инструктировала, что если не вернется до трех, то мне необходимо податься в магазин, где она отложила мужскую куртку по цене – сорок восемь рублей. Жена была в парикмахерской. Нам предстояло идти на вечер, где собирались управленцы завода.

Прочитав записку, я забрался в ванную и вымылся.

А жена уже дома. На голове укладка. Довольнёхонька.

– Читал записку?

– Читал.

– Одевайся и пошли. Посмотрим, если куртка не понравится, не возьмем.

Куртка висела в отделе «Продано».

Жена сняла её с вешалки и стала рассматривать. Комбинированная. Большая часть светлая. Черные нарукавники в виде заплат. Размер пятидесятый. Я стал ее примерять. Супруга под руку:

– Смотри, чтоб все застегивалось до последней кнопки

Две кнопки сначала не захлестнулись, но они были тугие. Приложил усилия. На швах торчало много концов ниток.

– Чья фабрика? – Спросила жена. – Дайка – посмотрю. Тьфу. Грузия.

Прочитал вслух:

– Бакинская швейная фабрика. Азербайджан!

– Все равно. Нитки торчат, сразу видно – Кавказ. Вон у меня халат сшит в Нагорном Карабахе. Неделю поносила и весь по швам разошелся. А в пододеяльниках все нитки лопнули. Тоже там сшиты.

Я продолжал примерять куртку и думал: «Она конечно не идеальная. Но где взять лучше? И все-таки сравнительно не дорогая».

– Давай, – говорю, – возьмем.

– Надо брать, – соглашается жена. – Сейчас время такое – сегодня не возьмешь, а завтра не будет.

На том и порешили.

ВЕЧЕР

На вечер, посвященный Дню восьмого марта, мы пришли, когда в зале находилось с десяток человек. Тут была пара Кожевиных. Она – секретарша директора завода Мирау Петра Францевича. А он – электрик электроцеха. Она, как всегда, накрашена. Выглядит симпатично и если бы не тонкие ноги, то – красавица. Он одет в светло серый костюм, при галстуке. Лицо смуглое, нос с легкой горбинкой. Походка неспешная. При этом взгляд его направлен в землю, носки стоп раскидывает в стороны. Может он и получил прозвище «Дундич». На работу в электроцех всегда идет с засаленной холщевой сумкой. Она ему неизменно служит не менее шести лет, как мне рыбацкая.

Были тут и Веселовы. Она однокурсница моей жены. Фигуриста, тонколица. В черном платье с блестками. Платье красивое и она хороша. Он чуть выше среднего роста. Черные усы и волосы. Мастер на все руки. По-моему работает на тепловой. Позавчера шел на работу и еле переставлял ноги, сильно хромал. Я шел сзади, а когда обогнал спросил: «Что с ногой?»

– Да так, – отговорился.

Но в этот вечер, плясал, вернее танцевал в одном кругу со всеми. Эти мужики, как и я, пришли на вечер за счет жен.

На небольшой сцене налаживал микрофоны и музыкальный инструмент Ильин, руководитель заводского ансамбля и хора, в который каждую среду, четверг и пятницу, ходит моя супруга. Он коренастый. Смоляные волосы, слегка завитые, до плеч. На нем темно-голубая рубашка. Лицо черноватое, мужественное. Голос приятный. Весь вечер он пел и аккомпанировал себе на инструментах. С семи вечера до часа ночи. Другие музыканты за такую работу берут по тысяче рублей. Он же за зарплату —двести рублей.

И не откажешься, так как попал на «крючок» в отделе кадров. Запивает дня на два. Выговоры получает.

Пока жена переодевалась и расчесывала волосы перед зеркалом, я прошел в зал. Перекинулись с мужиками парами фраз. Видя, что они особо не расположены к разговору, да и я тоже, прошел вперед зала, стал ждать супругу. Она выбрала столик около окна. Он был четвертым или пятым в ряду от сцены.

На скатерти стояла пустая глубокая ваза. Приблизилась с букетом гвоздик жена Николая Веселова и спросила мою:

– Какую тебе?

– Все равно.

Она вынула из букета бело-красную гвоздику и украсила ею вазу.

Из закуски был салат, но мне он показался не свежим. Тонкими ломтиками нарезана копченая, а на двух блюдечках домашняя колбаса, изготовления заводских кулинаров. В широкой вазе обустроились шесть яблок и шесть конфет «Гулливер». Стеклянный кувшин наполнен клюквенным напитком. По среди стола – две бутылки водки и бутылка шампанского и шесть пирожных – «корзиночка».

Мы сели. Жена моя – в сиреневом платье, которое сильно электролизуется. Еще дома она выбрызгала уйму электростатика на платье и флакон на всякий случай взяла с собой. Я как обычно был в сером костюме и в светло-голубой рубашке, серых ботинках. В отличии от других вечеров, на мне отсутствовал галстук с переливающимися светло-зелеными блесками, купленный в юности в Моздоке в начале семидесятых годов, когда я там учился на экскаваторщика от ПМК-22 «Вологда мелиорация».

Постепенно зал заполнялся людьми. Пришли Баишевы. Сняли верхнюю одежду. Он в красной рубашке, при галстуке и серых брюках. Она в черном классическом платье. Оба в очках.

Надежда подошла к нашему столу и по-видимому хотела сесть с нами, но предварительно спросила:

– Людмила, у вас свободно?

– Ой, Надежда, должны подойти девчонки из нашего цеха да Якушевы. Было видно, что неудобно стало и Баишевой и жене. Они устроились за соседний столик, а вскоре к ним подсела чета Клеймятовых и еще две незнакомые мне женщины.

– Почему же наши-то не идут? – сама себя спросила моя супруга. – Ты сиди, а я пойду посмотрю.

Она ушла, но вскоре вернулась с букетом тюльпанов.

– Это Галины цветы. Она с Надеждой переодеваются.

Вскоре пришли и сели напротив нас ее девчонки. Надежда —лет тридцати – тридцати шести. Показалась мне не очень смазливой, но в шикарном наряде – в ярком с оборками платье, выглядела неплохо. Молчунья. Другая была моложе и хорошистей, с родинкой на щеке. Вскоре к нам присоединилась и чета Якушевых.

Надежда, как оказалось, не прочь была выпить и в течение вечера вместе с нами мужиками пригубляла водочку, а Галина наоборот – только шампанское. Моя тоже, сна-чала начала вместе с ней и Якушевой пить шампанское, но после первого глотка попросила налить водки, а шампанское передала Якушевой.

За первым столиком по нашему ряду воссел Мирау. Он явился с молодой женщиной, по-видимому родственницей. Жены не было. У него русо-рыжеватая борода. Волосы светлые до белизны на чубе. Лицо красное. Он, чем-то напоминал героев фильмов, где показывают дореволюционных богатых мужиков, любящих покутить, попить и поцапать – потискать женщин, что он пожалуй и делал. Правда не на вечере, у всех на виду. Но уж танцевал со многими. Мне показалось, что даже на вечере он проводил кадровую работу, располагая к себе женщин, а через них и мужчин.

Чуть позднее пришел Михаил Иванович Меньшиков – мой коллега по районной редакции. Он тоже сменил газету на завод и занимал должность заместителя начальника отдела кадров. Одет в коричневый костюм и светлую рубашку с галстуком. Лицо бледное, болезненное. Вместе с женой, которая работает в заводоуправлении. Они подошли к столу Петра Францевича. Михаил Иванович широким жестом поздоровался с Мирау. За столиком они и остались.

Начался вечер. Двое ведущих. Один маленького роста, я его не знаю, другой – Збадыко – рыжеватый, плотный – сварщик из цеха отделки плит, дружок Сергея Лукина. Ими от каждого столика к сцене была приглашена женщина. Обыгрывалось представление, похожее на телевизионную программу «А, ну ка, девушки». Ведущие задавали вопросы из области кулинарии и швейного промысла. Нужно было отгадать что обозначает то или иное слово. Слова трудные. Многие из сидящих, наверное, слышали их впервые и мало кто мог правильно ответить. Поэтому получилось так, что ведущие как бы истязали приглашенных женщин. Зрители стали возмущаться. Раскритиковали их и избранные члены жюри: председатель – Мирау, секретарь – Меньшикова.

Потом предложили игру с водой в стаканах. Требовалось, чтобы стакан побывал у каждого сидящего за столом и чтобы жидкость в нем не расплескалась.

Затем объявили конкурс на скорость и реакцию – кто быстрее завяжет на партнере галстук. На этом на время фантазии исчерпались.

А когда взялись опустошаться бутылки, стало шумно и весело. Пошли танцы. После одного из них наша компания собралась за столом. Я, в очередной раз, «обновил» маленькие рюмочки. Все были возбуждены. Обычно молчаливая Надежда Гладких вдруг высказалась:

– Ты, молодец, Люда!

– Что?

– Вы молодцы! И ты и муж твой, что вместе выбираетесь на вечера. Вот я одна. Звала мужа, а он не пошел.

– А мы всегда вместе ходим, – говорит супруга. – А чего по одному-то?

– Какое счастье быть вместе, – продолжает разгоряченная Надежда. – Некоторые говорят, что лучше по одиночке, и осуждают тех, кто вместе. А это они завидуют.

Отвлек от ее от грустных мыслей новый танец – быстрый, который сменился медленным.

В самый разгар вечера в зал вошла пара. Он слесарь РМЦ. Бывший хоккеист, подававший большие надежды в заводской и районной командах. Самый техничный игрок. Да сгубило его спиртное. Мужики про него говорят, что Епимахов чутьем угадывает, где выпивают. Только бутылку откроют и он ту как тут. Садится на «хвост». Пьет на халяву. А если в компании при нем сбрасываются на бутылку, у него на общий «котел» никогда нет денег. В такие минуты он достает монету в пятьдесят копеек, подбрасывает ее, ловит: «А у меня только полтинник».

За это мужики дали ему прозвище – «Полтинник». Ему года тридцать два. В светло-коричневом джемпере, серых брюках. Выглядит неплохо. Еще достаточно трезвый. Его спутница – бывшая жена Юрки Краповина. Тот раньше работал слесарем на формовке в цехе ДСП и был лучшим раздельщиком лент. Чем очень гордился. Этим гордилась и его жена. Иногда она пугала главного механика цеха: «Вот мой Юра не будет разделывать ленты, что тогда?» И можно было понять, что случится нечто страшное, встанет цех. Но с приходом Ноженко Юра как-то «залетел» по глупому. Пришлось ему увольняться. Сейчас он как будто бы трудится монтажником на КХП и прирабатывает у «хозяев» видеосалона. То ли продает билеты, то ли занят еще чем-то. Но частенько его видят там. С супругой они поссорились и подали заявление на развод. Разошлись или нет – не известно. По крайней мере на вечере, посвященном юбилею завода ДВП, они были вместе. И вот она сегодня в новом виде, с новым другом. У всех любопытство.

Музыка повела медленный танец. Возле Крапивиной тот час очутился Мирау. Она пылко обхватила его шею руками. Он ее первым жестом обнял, притянул к себе, но на этом и закончились пылкости. Только к нашему удивлению пылкие страсти разгорелись с ней у Михаила. Мне было странным видеть как они, танцуя, целовались на глазах у всех, в том числе и на глазах его жены. А левая рука Михаила медленно все опускалась и опускалась по талии к бедру и вновь поднималась, скользя по ягодице. После чего эта пылкая женщина увлекла Михаила на первый этаж и на глазах куривших мужчин утащила в раздевалку. Чем закончилась это всё —не известно.

Хоккеист, увидев, что брошен, покинул зал. Ну что ж, природа создала эту женщину для любви точно также, как она создала Моцарта для музыки, а Пеле для ударов по воротам. И сколько стоит мир, мужики все равно будут гореть на вине и бабах!

За столиком я сидел рядом с Сашей Якушевым. Он механик СУ-466. Моя супруга подала мне бутылку шампанского, чтобы я ее открыл. Увы, я обычно откупориваю так, что пробка обязательно летит в потолок, а вино льется куда попало. Поэтому вручаю её соседу – Саше. Который отлично справился с порученным делом и стал «ответственным» за шампанское, наливал его в бокалы своей жене и Галине. А я распределял водку.

Стараюсь не перепить, так как был научен горьким опытом. Ибо не опохмеляюсь и долго отхожу. Приступы рвоты – изнуряющие.

Саша порывается блеснуть остроумием. Он произнес тост в честь женского дня, и пожелал, чтобы восьмое марта был мужским днем, а остальные в году – женскими.

Меня Якушев спросил:

– Почему не работаешь в газете? Ведь ты вроде литературный кончал?

– Нет, – говорю. Не литературный, а факультет журналистики. Заочно. А почему не работаю? Знаешь, на это в двух словах трудно ответить. Я уже на заводе третий год. Привык. А заканчивал университет уже, работая здесь. Там в это время и места-то не было.

– Ну ладно. Не в редакции, так хотя бы в Доме культуры?

– А я не подхожу для него. Сам я из простой семьи. В шесть лет лишился отца. Меня больше тянет к физическому труду и приспособлен я к тому.

– Все равно тебя не понимаю. Ведь ты учился?

– Ну и что? Жизнь – самая лучшая учеба. Я – работаю. Не тунеядничаю. Семью кормлю. Вот ты с двухсот – двухсот-пятидесяти рублевой зарплаты ушел бы на зарплату в сто-двадцать – сто-пятьдесят рублей?

– Нет!

– Тут и мой ответ.

– А кем ты работаешь?

– Слесарем.

– А морально тебя не убивает, что ты закончил университет и тянешь лямку простым работягой?

– Нисколько. Мне нравится труд рабочего. Ну, а по правде, иногда накатит морально, да отступать некуда.

Наш разговор прервала музыка медленного танца. Супруга толкнула меня в бок и шепнула на ухо:

– Пригласи Надежду, а то она что-то загрустила.

Я выполнил просьбу. Что не сделаешь ради женщин в их праздник.

Мы потанцевали. Поговорили о том о сем.

– Хорошая у тебя, Толя, жена, – говорит Надежда. – А как она тебя любит…

С вечера расходились поздно. В час ночи. Шли всей компанией. Ночь была темная, тихая. В некоторых окнах домов горел свет. Якушевы и Надежда провожали Галину до Барбача. А мы направились домой.

А БЫЛ ЛИ МАЛЬЧИК…

Десятого марта была моя очередь дежурить. Хотя и выходной день.

За дежурство и вызовы на работу ночью мы получали отгулы. Прикинул – у меня девять от-

гулов. Взялся их реализовывать на двенадцатое и тринадцатое марта. Осталось еще семь. А сам размышляю:

– Вот и повышай производительность труда. Разве было бы у меня столько отгулов, если бы все крутилось исправно, как рассказывал телемастер про Японию. Если задуматься, то выходит, что на государственном предприятии выгоднее работать не в полную силу. Не даром мужики бают, де, сделаешь все, а потом в тебе не будут нуждаться, сократят.

Но как же стране поднять экономику? Вопрос – вопросов. А с другой стороны – это хорошо, что человек остается свободным, а не рабом. Но в целом для государства, наверное лучше если будут крутиться механизмы…

Собрался ехать в деревню. Нужно успеть на нифантовский автобус. Он отойдет через пять минут, а у меня еще не собрана сумка. Положил туда курицу в целлофановом пакете, приготовленную женой с вечера, да сухари. Больше брать нечего. Для тяжести взял еще ленту, бывшую в употреблении на «карманах» линии. Она пригодится при кровле крыши двора дома, как закрепляющий материал. Куртку одел коричневую, старую, но по погоде сойдет. На голову натянул шапку из нутрии. Мех на ней местами облез, а оставшийся торчит во все стороны. Но на улице по – весеннему ярко свети солнце, и если надеть новую черную кроличью, она будет выгорать. На ноги натянул сапоги на фланелевой подкладке. Они литые, модные. И воды не боятся и теплые. А это важно. В деревне иногда приходится по часу дожидаться общественный транспорт. Да и по грязной дороге лучше идти в сапогах.

Один из поселковых автобусов шел в Нифантово, а другой – до центра. Оба заходили на автовокзал. Я влез в первый, он отправлялся на пять минут раньше. Пробил талон и протиснулся к окну. Люди продолжали прибывать. Ага, показалось знакомое лицо. Татьяна Юрченко. Она в зимнем пальто из песца, в такой же шапке. Вслед за ней – Галина Ивановна Смирнова секретарь – машинистка редакции. Я хотел поздороваться, но потом раздумал, они слишком были заняты своим разговором. Как я ушел из редакции, почему-то сложились у меня холодные отношения с бывшими коллегами, хотя проработал там несколько лет. Был в разное время корреспондентом, заведующим сельхоз и промышленным отделом и штатным фотографом и даже девять месяцев – директором типографии. Но ушел и как отрезали. Первое время Николай Андреевич Беляев и Владимир Николаевич Протопопов при встрече и не здоровались. Пройдут мимо и головой на приветствие не кивнут. Как будто и не трудились в одном здании, но в разных кабинетах. А новая напористая сотрудница Екатерина Марова как-то при встрече мне сказала: «А был ли мальчик.».. Старался не обижаться.

При входе в автовокзал я встретил бывшего бригадира Пестовской бригады совхоза «Чернеевский» Михаила Чекмарева. Он на пенсии, но подрабатывает на железнодорожной товарной станции. Дежурит сутки через трои. Я поздоровался и спросил:

– Билеты-то дают?

– Дают, дают. Иди бери.

Очередь порядочная, можно сказать большая. Спросил: «Кто крайний?» Оказалась молодая девушка в белой шапочке, из-под которой торчали кудряшки. Встал за ней. Очередь продвинулась быстро и кассирша выдала билет с тридцать четвертым местом. Подошел к Чекмареву, который в это время на скамейке разговаривал с Раисой Ивановной Ульяновой, заведующей чернеевским клубом. Росточка она не больше метра двадцати. И потому жители деревни ласково называют ее «Рая маленькая».

– Здравствуйте, Раиса Ивановна! Не как в гости или из гостей?

– В гости, в гости! Вон сколько котомок, – отодвигая в сторону две сумки, – говорит она. – В Череповец поехала, к дочери.

Сел на освободившееся место, а они продолжили разговор, прерванный моим приходом.

– В Чебсаре-то опять шуму много было, – это Раиса Ивановна. И глаза ее округлились. – Не слыхали?

– А что такое?

– Да говорят, в клубе поножовщина была. Одного мужика насмерть, а другой – в больнице. Что-то не поделили местные с шабашниками – молдованами, а те с ножами оказались…