Kitabı oku: «Кира в стране дирижаблей», sayfa 7

Yazı tipi:

21

За одно утро она потеряла двух близких людей. Не веря Владу, надеясь, что он лжет, Кира спросила: «Откуда ты знаешь?» Но он знал.

Знал, потому что отец собирал информацию о крушении «Мирного». Каждый выживший был на счету, и о каждом Дракула-старший имел сведения: имя, место пребывания, диагноз. Не так уж много данных. Всего восемь папок, не считая данных о кузине.

Кира просидела в своей комнате весь день до вечера, не выйдя к обеду и отказавшись от чая. После того, как она не пришла на ужин, Влад поднялся к ней сам.

– Можно? – он робко постучал в дверь, но не получив ответа, заглянул в щель.

Кира сидела на кровати, прижимая к себе подушку. Волосы ее растрепались, платье задралось до коленок, но она не замечала этого. Зато заметил Влад. Он не знал, как повести себя и просто сел на край кровати.

– Как такое возможно…? – спросила Кира растерянно.

И он вздрогнул от неожиданности ее голоса.

Кира, глядя в пустоту и, наверное, не особо ожидая ответа, говорила сама с собой:

– Он шел на поправку, когда меня выписывали… Ему было хорошо. Если Мари… по словам врачей, у нее почти не было шансов. Я могу поверить, что она умерла, но Эрик…

– Родная, – ему нравилось это слово. В отношениях между мужчиной и женщиной порой проходят года прежде, чем это слово может прозвучать. А у Влада было право произносить его. Хотя бы, потому что она его сестра, и плевать, что сейчас он скорее вкладывал в него совсем другой, более нежный смысл. Но он был готов сделать что угодно, лишь бы она не страдала, лишь бы ей не было так больно.

Он хотел сказать, что не стоит выдавать желаемое за действительное, но не стал. Смерть – это окончательно. Но это звучало бы жестоко. Так мог сказать Дракула-старший, а Влад не хотел становиться похожим на отца. Да и тут вообще нельзя подобрать какие-то слова. Они только мешают, поэтому он просто прижимал ее к себе, надеясь, что она почувствует, что не одна.

– Не будешь есть? – только и спросил он, чтобы не слышать ее тишины, чтобы говорить, потому что, пока люди говорят, они живы. Им надо жить, какими бы они ни были.

Кира медленно повернула голову, пытаясь ей помотать, но остановилась. Голова смотрела вбок, как у сломанной куклы, у которой кончился завод.

Влад обволок ее лицо своими руками.

– Я с тобой, – прошептал он. – Я рядом, и я о тебе позабочусь.

Он, как ребенка, уложил ее в кровать и накрыл одеялом. Кира не шевелилась.

– Помнишь, как мы играли в «Дочки-матери»? – спросил он со всей лаской, на которую только был способен.

– Это я тебя заставляла, – Кира, как могла, улыбнулась.

Солнце садилось и поднималось несколько раз, заставляя всех живых подниматься вместе с ним. Дни шли вялые и скучные, их приходилось проживать, только чтобы на следующее утро встретить точно такой же день. Время тянулось медленно, но все же тянулось, унося с собой воспоминания о похоронах, на которые Кира не поехала и только слышала о них.

За все это время она говорила только с Владом, который как будто понимал ее. Они сблизились еще больше, и ей все чаще казалось, что они – какое-то странное подобие семьи: сидят вдвоем в креслах перед камином, а в ногах копошится Пашик. Напротив Киры сидела не ее муж, а на полу не ее сын. Но раз уж все в этом мире неправильно, то и исправлять нет смысла. Такая им досталась семья и с этой семьей им и надо жить. Так нелепо и неправильно срасталось обратно разрушенное счастье. Ее воспоминания о доме и детстве теперь были чем-то совсем далеким. А вокруг все сломано и запутано настолько, что чинить уже нет смысла. Ее жизнь – безнадежно плохая картина, которой не поможет реставрация, ее жизнь – заброшенный дом, который не спасет ремонт.

Ей приходилось жить в этой картине и в этом доме, потому что иногда обстоятельства таковы, что изменить их невозможно, а если попытаешься – сломаешь хребет. И вот она просто доверилась Владу и своей судьбе, надеясь, что рано или поздно на горизонте замелькает свет того восхода, который все-таки будет отличаться от всех остальных.

И все-таки жизнь мудрее людей, она сама расставит все по местам, даже если людям кажется, что места эти странные и несуразные…

И медленно, из прибывающего поезда будущих событий, на перрон выйдут новые игроки.

Влад зашел в комнату Киры, та лежала в кровати в ночной рубашке. Был уже час дня, но она еще не вставала. Кира дочитывала «Аду».

– Это книга Однабокова? Думаю, ему будет приятно, – Влад сел рядом с Кирой.

– Я ему не говорила, что читаю его книги.

– Отчего же?

– Мне не хочется с ним говорить, – Кира перелистнула страницу. Но смысл печатных слов ускользал от нее по мере того, как комната наполнялась словами устными.

– Надо вставать! ты так всю жизнь проспишь. Или станешь как мой отец: будешь жить по ночам и пить кровь, – он попытался развеселить сестру.

– Я не хочу вставать, – безразлично ответила она.

– Придется. Сегодня будет бал!

– Что значит бал? – не поняла Кира.

– Танцы… гости… – смутился Влад.

– Я не пойду, – поморщилась Кира.

– А идти и не придется. Он в нашем доме будет.

Этот ежегодный прием Адольф Дракула устраивал в середине лета, через несколько недель после парада, объяснил Влад. Конечно, Кира могла остаться в своей комнате, заперев ее на ключ, но музыка и шум голосов достали бы ее и там.

– Знаю, тебе сейчас тяжело, но ты уже много дней сидишь вот так – не шевелишься. Может стоит изменить тактику? Попробуй отвлечься. Тебе больно, потому ты хочешь, чтобы тебе было больно. Ты знала, что такое смерть. Я уже говорил это однажды и скажу снова: ты потеряла маму, и я тоже – и поэтому мы должны держаться друг друга. Я тебя понимаю, но и ты, прошу, пойми меня. Мне жаль твою подругу, но Эрика ты знала всего один вечер. Ты сама это рассказывала. И сейчас тебе плохо скорее от неожиданности, нежели от боли. Это не то чувство, которое загоняет в тебя кол так, что ты уже не можешь пошевелиться. Ты должна жить, хотя бы ради тех, кто живет рядом с тобой, ради себя, в конце концов.

Кира закрыла книжку.

– Хорошо. Я приду на бал.

23

Следующие несколько часов она провела в ванной вместе с Дороти, которая тщательно натирала, мылила и шампунила «молодую госпожу». После, завернутую в полотенце, ее проводили в гардеробную, где слой за слоем начали наряжать. Цветовая палитра была скудна, но зато фасоны отличались роскошью и красотой. Влад, зная о предстоящем балу, уже все подготовил, заказал для сестры новое платье и туфли – он, наученный горьким опытом хождения по женским магазинам, уже знал все ее размеры и вкусы.

Влад хотел пригласить в дом модельера и портного, но Кира ответила из-за ширмы, что еще чуть-чуть и он перестарается.

И вот, сияя всей насыщенностью черного, поглощающего свет, платья она предстала перед ним.

Они спустились вниз, в ожидании гостей. Дракулы не было. Он по словам Влада предстанет в самый разгар вечера, то есть в полночь. До тех пор развлекать гостей придется им.

Они вышли на веранду посмотреть, как садовник выстриг кусты, и подышав свежим воздухом, вернулись в залу, где музыканты выставляли пюпитры и расчехляли скрипки, а слуги выносили закуски для таких же, как и Дракула, вегетарианцев – мидии, лангустов, розетки с икрой, фондю, «цезарь» из травокуры, спаржу, и для тех, кто ест мясо – фаршированные рулеты, шпик, козлиный паштет, бастурму, паштет из гусиной печени.

Первым из «пришедших» гостей был Владимир Однабоков. Он гордо спустился с лестницы и поприветствовал хозяев. Его смокинг струился черным лоском.

– Кира, рад вновь видеть вас, – он согнулся в старомодном полупоклоне. Кира обратила внимание на темную, «ночную» бабочку, повязанную вокруг накрахмаленного воротничка писателя.

Около восьми вечера у дома начали останавливаться пижонские автомобили, из которых один за другим выходили дамы в черных платьях и мужчины в черных костюмах. Парад пар походил на похоронную процессию, и вполне возможно, что сейчас в поместье Дракулы действительно съезжались упыри и вурдалаки. Только пришли они не из детских сказок, которыми жители провинций пугают своих детей перед сном, они выползли из своих дворцов-склепов, которые на самом деле были чисто убраны и залиты светом, проходящим через панорамные окна, обставлены эти дворцы были изысканно и со вкусом, и воздвигнуты на самой дорогой земле нашей страны, но все равно почему-то отдавали мертвечиной.

Нет, это не был булгаковский бал у Сатаны в прямом смысле слова, но люди вели себя достаточно осатанело – кровопийцы собрались в доме Дракулы сосать кровушку из своей Родины, и пусть до Волдонской истерии происходящее не дотягивало: из чужих черепов никто пить не собирался, тем не менее, люди, присутствующие здесь, были настоящими Кощеями, чахнущими над златом, – измеряли они свое богатство не в валютах, а в килограммах – килограммы долларов, килограммы евро. Кира увидела в толпе известного режиссера Ларса Фон Триллера, который, судя по всему, также чувствовал себя одиноко в этой толпе, как и она. Такое мероприятие более подходило госпОдам, вроде кожаных кошельков императора, они всегда были в тени, и девушка не знала их лиц. Почти никого, разве что вон того… с обрюзглой красной физиономией. Кажется, его богатство было настолько большим и реальным, что уже обладало собственной волей и даже обрело в народе собственное название по имени владельца. Называлось оно Золотом Сечения.

Кардиналы, графы, фельдмаршалы в сопровождении своих фельдмаршалгинь один за другим заходили в залу, здоровались с хозяевами и друг с другом. Здесь были и уже известный читателю архитектор императора Берг Ротен, и главы регионов вроде Размена Никудырова. В толпе Кира узнавала и именитых журналистов – Ольга Скоробеева объясняла задание фотографу – журналисты здесь присутствовали исключительно по работе. Не считая, разумеется, человека, давно переросшего журналистский жанр, он был здесь гостем по праву, хотя бы потому, что походил на вампира не меньше самого Дракулы-старшего. Речь идет, конечно, об Александре Нервозове.

Последовали обычные слова вежливости: «Очень рад…», «Разрешите…», «Позвольте…» Слова льстивые и лживые. Помадные улыбки, сверкающие змеиные глаза, блеск украшений и приторный запах духов – красота и лицемерие высшего общества, апофеоз торжества и праздности.

Кира отстранилась, попятилась, испугавшись собственных мыслей, и уперлась в твердую грудь брата. Влад, едва взглянув на нее, но сразу понял, о чем она сейчас думает.

– На каждую баранессу найдется свой баран, – вкрадчиво шепнул он ей на ухо. – Не бойся они не такие страшные, как кажутся. Надо немного потерпеть. Я сам не рад этим людям.

Он отстранился. Еще секунда и Дракула-младший затерялся бы среди обнаженных спин каких-то знатных особ.

– Влад! – позвала Кира. – Не уходи.

Он улыбнулся, и, наклонившись так близко, что Кира почувствовала его дыхание мочкой ухо, произнес:

– Ты и в уборную со мной вместе пойдешь? – усмехнулся он.

– Извини! – щеки Киры заалели, и она поспешила ухватиться за спасительную тарталетку, услужливо поданную отмытым, но все равно каким-то неряшливым Яшей. Слуга склонялся было в неучтивом полупоклоне перед хозяйкой бала, но секунду спустя уже путался между других гостей.

Кира осталась одна, как риф, рассекать поток черных людей, беспечных, красивых, не знающих никаких забот.

Это болезнь. Она струилась и проникала в их дом. Она вхожа сюда, потому что на самом деле всегда здесь была. Поместье Дракулы – оплот и опухоль этой болезни. Эти слои общества во все века примерно одинаково переносили симптомы, более того, сами же взращивали их в себе как полипы. И вот они – распад, бесстыдство и безнаказанность, потакание своим страстям и желаниям, кровосмешение от скуки, бессмысленные интриги и алчность, доходящая до судороги, пошлость и уныние.

И эти люди – самые влиятельные в Россссии. Они вершат власть и распоряжаются судьбами. В их пухлые руки народ вложил себя, на что-то надеясь. Очевидно веря, что кажущаяся, напускная образованность, происходящая исключительно от бессмысленности существования и скуки, и потому превращенную в попытку хоть как-то оправдать бытие, она, эта самая образованность и будет причиной спасения мира. Высшие умы скажут, что делать, если только рот их не будет заполнен королевскими креветками и французским вином.

И Кира, широко раскрыв глаза, понимала: она часть этой болезни. Те же самые симптомы есть и нее. Видеть в окружающих ее людях гниль, с притворно-ледяных хладнокровием рептилии, еще более лицемерно, чем отдаваться страстям и наслаждениям, удовлетворяя свои самые низкие, доведенные до извращений желания.

Из анабиозного осознания порочности, в котором Кира погрязла и которое окружало ее, как топь, девушку вывел низкий голос.

– Здравствуйте, миледи!

Это был высокий, тучный пожилой мужчина с длинной седой бородой, не обладающий аристократической утонченностью других гостей. Наоборот, в нем было что-то от купца или боярина – тех, высших слоев общества, какие были в Россссии до реставрации императорской династии.

– Вы Кира Неботова, верно? – про то, что к графу Дракуле приехала кузина знал уже весь свет.

Она кивнула:

– А вы…?

– Патриарх левославной церкви всея Россссии Гавриил Второй.

– А, – апатично произнесла Кира.

Ей это ни о чем не говорило. Вопросы веры ее особо не занимали. И то, что этот старец – верховный епископ церкви, к которой она не принадлежала, не значило ничего. Но присутствие его здесь говорило о том, что все пороки и грехи, которые Кира неожиданно для себя осознала секунду назад, происходят с согласия этого человека. И раз этих грехов так много, левославный Бог должно быть либо очень милостив, либо причастен к ним. Вся эта гниль и пошлость – не иначе как с одобрения патриарха и при его участии.

– Ваш дядюшка столько сделал для нашей церкви. Вы знали, что он спонсировал строительство Храма на Крови? – патриарху Гавриилу, не подозревавшему, о мыслях Киры, явно хотелось поговорить.

«Почему именно со мной? – думала Кира, – как будто у него тут больше нет знакомых…»

– А что это вы читаете?

Кира вцепилась побелевшими пальцами в «Сахарный кремль» Владимира Сорокина, который взяла накануне бала из домашней библиотеки, как только закончила «Аду».

– Крайне не рекомендую, не рекомендую, – увидев название, которое Кира не успела заслонить ладонью, Гавриил насупил густые брови. Брови сошлись на переносице, от чего он сам стал похож на старого разгневанного бога.

– Приходите как-нибудь в наш храм. Вам будет полезно! – священник чуть смягчил тон, но полностью убрать осуждение из голоса у него не получилось. Скорее всего, издержка его профессии заключалась в том, что этот наставительно-поучительный бас навсегда засел в голосовых связках священника.

«Да что же ему нужно…!» – пронеслось в голове у девушки. Тут же она поняла, что говорит только он, а она не отвечает, и успевает только думать, а на деле же до сих пор молчит. В сущности, так же односторонне общаются и с Богом, только в обратную сторону. Ты что-то говоришь, но тебе не отвечают.

– Она обязательно приедет! – раздалось за ее спиной. Кира увидела Однабокова, который в эту минуту показался ей то ли спасательным кругом, то ли рыцарем. Хотя для рыцаря от был староват, а для круга одушевлен. – Это же ваша вера породила выражение «ходить на лево»? – съязвил он, делая глоток шампанского.

– Кира, вас ищет ваш брат, – сказал писатель, и девушка поняла, что никто ее не ищет, просто писатель по совместительству еще и спасатель.

– А это вы…, – выдавил из себя патриарх. – Рад встречи.

Однабоков было уже развернулся, увлекая Киру за собой, но услышав это приветствие, похожее скорее на перчатку, брошенную в лицо, нежели на слова, вновь обернулся к Гавриилу:

– Странен тот бог, который нуждается в доказательствах, которому нужны храмы и пожертвования… Или может он так беден, что постоянно требует жертв от своих прихожан… А, святой отец? Вы так неистово кричите о существовании бога, что он почти исчез, – не дав обескураженному патриарху что-либо возразить, Однабоков, направляя Киру за плечи, увел прочь от бородатого старика.

Теперь они стояли вдвоем возле стены, как две барышни на первом в жизни балу, которые хотят танцевать, но стесняются и потому прячутся в тени и презрительно смотрят ненавидящими взглядами на веселящуюся толпу. Кира представляла именно такую картину. В пансионате, где она училась в последние годы, были и новогодние балы, и праздники по окончанию учебного года, капустники, вечеринки. Только все это она не любила. Что представлял Однабоков, она не знала. Наверное, в его молодости вечеринок не было.

Кира смотрела на книгу в своих руках.

– Вот и Влад меня предостерег. Сказал: «Не бери с собой книгу, это светская встреча. Будешь выглядеть глупо».

– А по-моему, человек с книгой в руках не может выглядеть глупо. Он выглядит приятно и доброжелательно. И с ним всегда можно поговорить…, – подбодрил ее Однабоков.

Кто-то встал рядом с ними, чтобы налить себе белое «Мерсо», бутылка которого стояла на круглом столике. Кира подняла глаза и увидела Дмитрия Крысилев.

Как бы прочитав ее мысли, Однабоков, дождавшись, когда «журналист №1 всея Россссии» отойдет, продолжил собственную мысль:

– …Хотя говорить хочется не со всеми, – он проводил взглядом Крысилева. – Думаю, сегодня ночью этот дом – самый опасный в Россссии. Не хватает только самого императора. Для полного, так сказать, комплекта.

– Что вы имеете в виду?

– Кто знает, какие интриги сейчас витают в этом зале… И вы, к слову, тоже их часть… – он весьма неоднозначно поднял брови.

– Каким образом?

Однабоков замолчал. К его явному неудовольствию, нужно было поздороваться с капитаном Смертиным, пришедшим в сопровождении тучной дамы, которая, насколько ему было известно, не являлась женой капитана.

– Ну… – Однакобоков снова повернулся к Кире. – Это лишь предположение, но насколько я знаю графа…

– Что?

– Россссии было бы выгодно, если бы началась новая война. И уже долгие годы наша страна к этой войне готовится, хотя и не афиширует этого. Однако за доказательствами ходить далеко не надо, достаточно включить любой канал телевизора. И война начнется, стоит вам подтвердить, что дирижабль «Мирный» действительно сбили…

– Но…

– А насколько я знаю, – Однабоков не дал договорить, он торопился, поняв, что выбрал неудачное время для такого разговора. Оставалось надеяться, что ушастые стены, не слышат их из-за музыки.

– Именно граф в первую вашу встречу настаивал на том, что вас сбили.

– Но я же сама так и сказала!

– Сами? Или он хотел, чтобы вы думали, что сделали это сами?

– Но я же видела самолет!

– Как я и сказал, это всего лишь предположение…

– Но мы были с дядей вдвоем! Вы не могли слышать наш разговор!

– Да, но я ведь тоже часть тех интриг, которые здесь происходят. Увы, но вся моя жизнь прошла, как светский раут. И наверное, я в этом не виноват. Те, кто рождается в знатных семьях, не выбирают себе судьбу. Может это мое оправдание или попытка хоть сейчас, когда мне пошел шестой десяток, хоть что-то изменить… То, что я аристократ, не означает, что я должен прожить подлую жизнь… впрочем, вы заметили, в старости люди становятся чересчур болтливы…? не берите в голову то, что я тут наговорил, лучше посмотрите какие замечательные тарталетки!

24

Кира сидела у себя в комнате с выключенным светом. Внизу слышалась музыка и голоса веселящихся гостей. Если у военного парада – последнего светского мероприятия, на котором она присутствовала, – был хотя бы какой-то смысл, пускай даже он был отвратителен, ибо бесцельное громыхание оружием и чествование армии, на ее взгляд, выглядели глупо, ведь есть множество замечательных и достойных занятий, лишенных при этом милитаризированного идиотизма, будь то стрельба в тире или бокс, или любые другие спортивные соревнования, скачки, экстремальные путешествия, или стратегические игры вроде шахмат, тем не менее, и в военном параде была своя, глупая, но все же, интенция, сегодня же все просто ели и напивались. Это бессмысленно. Просто движение тел в пространстве – судорожное сокращение мышц, именуемое танцами.

Кира думала о том, что если Однабоков прав, и «Мирный» действительно упал из-за ошибки в навигации, или по причине того, что капитан не справился с управлением, или еще почему-то не связанному с политикой, то она – чуть ли не единственная свидетельница этого. Но ведь был самолет! Она видела его! Но что, если самолет не сбивал дирижабль, а пытался помочь и скорректировать курс? Зачем Дракуле война? Какая от войны может быть польза?

Осталось всего лишь девять свидетелей крушения. Нет, семь. Мари и Эрик мертвы… Что если их убили? Ведь состояние Эрика было не смертельным. Но кто-то не хотел, чтобы информация, которой он владел просочилась. Дракула? Смертин? Крысилев, который так восхвалял боевую мощь росссийских военно-воздушных сил? Казалось, все они хотят войны, готовятся к войне, ждут ее начала и будут только рады, если росссийские дирижабли возьмут курс на запад.

Всеобщее воодушевление и патриотический подъем, который Кира видела на параде доказывал то, что эта страна живет мыслью о войне. Или даже не так. Она живет от войны до войны. Это как бег на короткую дистанцию. А после народ упивается победой или льет слезы по погибшим и готовится к мести. Это национальная идея, называемая смутным словом «патриотизм». На самом деле под этим словом таятся боевые головки воздушных торпед и абордажные сабли.

Границы государства, политика, патриотизм, Родина – эти слова ничего не значат, поскольку называют какие-то абстрактные понятия. Называют то, что выдумано и существует только в сознании. Только смерть-то и настоящая. Именно поэтому нельзя убивать даже за свою страну. Смерть отвратительна.

Но если это правда, и Кира свидетель несчастного случая, который Дракула-старший так умело и ловко хочет преподнести как незаконное нападение на пассажирский дирижабль, значит ли это, что ей грозит опасность?

Видимо нет, граф Дракула считает, что она, искренняя в своем неведение, встанет на него сторону как участник тех событий. Она – настоящий свидетель крушения, а значит ее слова прозвучат убедительно. Она нужна ему. Искренне произнесенные слова маленькой девочки потерпевшей крушение будут весомым аргументом необходимым, чтобы убедить императора. И все это отношение к ней, возможность жить в его доме, подарки и поступление в университет, директором, которого дядя, к слову, и является, – все это попытка купить Киру или просто отвлечь от реальных проблем. И тогда, именно из-за ее слов и начнется война с НАЭТО.

Теперь понятно, почему разбирательство по такому важному делу, как крушение дирижабля тянется больше месяца. Наверняка, Дракула ищет улики и уничтожает их, убивает свидетелей. А в это время журналисты по всем радиопередачам готовят население к войне.

Ведутся ли переговоры с западом? А что, если в Европии вообще ни о чем не подозревают? Американская Федерация… Новая Англия… отец… Если начнется война, они с отцом окажутся по разные стороны от линии фронта.

Наверное, думала Кира, россссийские послы сейчас как раз оттягивают время для удачного нападения. Нет, они не обвиняют запад в том, что те сбили «Мирный». Если бы они обвиняли, то НАЭТО начало бы тоже готовиться к войне, а Россссии это не нужно.

Единственное, чего не понимала Кира, это зачем графу Дракуле война? Зачем она лично ему? Да, всегда есть те, кто наживается на войне. Но он – министр информации. Какая ему выгода? Или он просто исполняет приказ?

Слишком много вопросов.

Кира знала одно: если граф Дракула ищет улики по делу о крушении «Мирного», они должны хранится где-то, куда у него есть доступ. Возможно даже в этом доме! Кира опередит его! Она докопается до правды. Ради Эрика… нет, ради того, чтобы избежать кровопролития. Она приехала в Россссию, чтобы стать журналистом! она найдет истину, какой бы она ни была!

Кира подняла глаза и вздрогнула. На стене косым пятном вилась, чья-то тень. В свете луны это выглядело страшно. А если за ней следят? Что тогда?

Тень дрогнула, и Кира вскрикнула.

– Не кричи, – раздался знакомый голос, и на свет вышел Влад Дракула.

Кире казалось, что ее мысли о дяде настолько яркие, что практически звенят в воздухе. Как если бы она рассуждала вслух. Тогда Влад мог бы все подслушать… Она смутилась, словно он застал ее без одежды.

– Я думала, я заперла дверь…

– Так и есть.

– Как же ты попал в мою спальню?

– Превратился в летучую мышь и залетел в открытую форточку! – он стоял перед ней, галантный, молодой, красивый, с чуть растрепанными волосами и насмешливой улыбкой, которая делала его таким высокомерным и в то же время… любимым…

– Зачем ты пришел…? – Кира непонимающе опустила глаза.

Он стоял над ней, завернутый в черный пиджак, который обволакивал его, как перепончатые крылья демона.

– Кира! – он резко схватил ее за руку. Впервые в жизни его ледяное касание обожгло ее. – Помнишь…?

Хотел ли он спросить: «Помнишь наш случайный поцелуй там, в кафе?», Кира не знала, но ответила:

– Помню… – слова смешивались с дыханием.

– Я… – Влад сел рядом с ней на кровать. Они касались друг друга коленями, руками, плечами. Он хотел сказать то, что говорить нельзя, то, что запретно и неправильно и потому особенно желанно… Не находя слов, он говорил, только чтобы не молчать.

– В мире так немного красивых вещей. Одна из них – небо. Другая – ты.

– Я не вещь, – Кира уже знала, что ради него станет даже вещью, но еще сопротивлялась сама себе, своему нутру.

– И как прикажешь делать тебе комплименты…?

– Зачем тебе делать мне комплименты…?

– Потому что я хочу этого.

Она попыталась отстраниться, но не смогла. Но не потому, что он держал ее. Она не смогла пересилить саму себя.

– Я вглядываюсь в твое лицо пытаясь найти ответы, если не на мои чувства, то хотя бы на мои вопросы.

– Влад, какие вопросы…

Они говорили уже не слыша друг друга. Неминуемо приближаясь губами к губам.

– Это трудно объяснить…

– А ты попытайся…

– Я предпочитаю быть не выслушанным, чем непонятым…