Kitabı oku: «Кира в стране дирижаблей», sayfa 8
25
Он лежал на ее коленях, поперек кровати. Разнеженный, тяжело дышащий, потный и все еще желанный. Летняя утренняя теплынь заползла с предвосходным светом на подоконник. Они пролежали так всю ночь, не меняя поз, молча, ведь когда все сказано, остается только молчать.
Он видел складки простыни, извивающиеся в такт ее теплому телу. И само тело, гибкое и гладкое струилось вдоль его прикосновений и поглаживаний. «Теперь в тебе не только моя кровь» – подумал он, но не решился пошутить вслух. Столь пошлые слова не позволительны, когда рядом некто настолько совершенный. Нет, не некто, а она.
Кира.
– Влад, – Кира сладко и лениво вытянулась, и тянулась до тех пор, пока хрящики ее суставов не хрустнули.
– Что?
– Что нам теперь делать?
Они слушали тишину предрассветного часа. Гости давно разъехались. Дом спал, и только где-то в недрах его коридоров расхаживал полуночник-Дракула.
Влад нехотя открыл глаза, будто то, что он видел лишало его других наслаждений: ощущения ее тела и ее запаха. Кира уже отошла от сладкой неги, которую ему так не хотелось покидать. Блажь и страсть постепенно растворялись, обнажая сухую реальность, которая уже не казалась сказочным миром. Кира первая поняла это и теперь заставляла понять и его:
– А что мы должны делать…? – спросил он.
– Но ведь то, что между нами произошло… – это неправильно.
Он не знал, что ответить. Да, неправильно. Пусть так. Но кто вообще решает, что правильно, а что нет.
– Кирочка, – он впервые назвал ее так. И теперь видел, как по телу по ее бедрам прошла волна мурашек.
– Не называй так! Похоже на «курочку» – она закрыла ему рот рукой, Влад прикусил ее ладонь, коснулся языком, и только тогда она убрала руку и дала ему договорить.
– Не буду, но… – он перевернулся и лег рядом с ней, – я хотел сказать, что сделанного не изменить. Мы оба хотели этого. И это случилось. Мы же не собираемся рожать детей? Так что ничего страшного, – хотя говорил он не очень уверенно.
– А если кто-то увидит? – Кира озабоченно вглядывалась в милое лицо брата.
– Кто?
– Слуги…
– Уволим. – отрезал он.
– Твой отец?
– Отец? – Влад чуть не расхохотался. – Да все его предки женили своих дочерей на сыновьях! Да девиз этой семьи «Чистота крови»! Как по мне, больше бы подошло «Инцест is the best»! Было бы в рифму!
– Не говори так! – она толкнула его в грудь. Но толкнула неуверенно, покорно, скорее ощущая свою слабость перед ним, нежели показывая силу. – Все это мерзко…
Теперь Кира чувствовала себя грязной. Вставшее солнце обнажило ее порок, пристыдило ее. Сладкий дурман ночи, когда все кажется возможным расползался в простоте и неукротимости бытия. Неуклюжая реальность. Но Кира ничего не могла с собой поделать. Разве она виновата, что любит брата вот так? Кто вообще решает, кого нам любить? Да и вину надо ведь испытывать перед кем-то, а здесь никого нет, кроме них. Это их секрет, их маленький мир, шанс быть счастливыми. Они уже перешагнули грань, сдерживаться надо было раньше… Теперь уже поздно… Они отдались друг другу, и этого не изменить. И сейчас можно потребовать тысячу обещаний от себя, что это не повториться, но оба они знали, что в следующую ночь он снова придет к ней. А если сдержится, и останется в своей спальне, то придет она. Обсуждать это больше не было смысла.
– Влад, – Кира сменила тему. – Мне нужна помощь.
– В чем?
– В расследовании. Я люблю тебя, и поэтому скажу тебе все прямо: мне кажется, что Эрика убили. И Мари тоже. И убили не случайно, а потому что они свидетели того, что дирижабль, на котором мы летели, потерпел крушение из-за ошибки в навигации. Его не сбивали, как думает… – она запнулась, но договорила, – твой отец.
Влад молчал. Кира видела смятение на его лице и понимала: она просит практически невозможное.
– Послушай, я не думаю, что он пытался меня обмануть, когда говорил, что «Мирный» сбили… Наверняка он просто заблуждается… Ведь такое может быть? Я вот надеюсь на это, – она начала оправдывать отца перед сыном, понимая, что никакие слова сейчас уже не прозвучат правдоподобно.
– И что же ты хочешь? – растерянно произнес он. Теперь его лицо не выражало никаких эмоций.
– Я хочу убедиться, что я ошибаюсь. Просто если твой отец прав… начнется война. Ты же знаешь это. И если есть хотя бы маленький шанс избежать этого, надо попробовать!
– Я… он же мой отец…
– Послушай! Я не пытаюсь вас поссорить! Не пытаюсь настроить тебя против него! Он ведь и мой дядя, мой родственник! Мы одна семья! Но ведь он может заблуждаться!
– Поговори с ним напрямую, раз так думаешь.
– Нет, – Кира даже села на кровати от возбуждения. – Он не станет меня слушать, если я не приведу аргументы. Я хочу поискать доказательства. Не получится – значит он прав. Но попытаться надо.
– Почему?
– Ради мира, Влад! Слишком дорого стоит такая ошибка!
Он сомневался и молчал.
– Влад, – Кира взяла его за руку. – Я люблю тебя.
Она посмотрела в его глубокие карие глаза. Под глазами зияли болезненные мешки, взгляд был уставший, но по-прежнему родной.
– Я. Люблю. Тебя, – повторила она. – Прошу тебя. Помоги мне.
– Хорошо. – согласился Влад. – Я помогу тебе. Но знай, что ты очень много просишь.
Часть вторая
Железные облака
Я люблю тебя и небо, только небо и тебя…
Валерий Брюсов
26
Чай, заваренный в бокалах из-под шампанского, отдающий игристым, кружащим голову привкусом, выпитый на черепичной крыше поместья… – то утро, после их первой ночи вместе, запомнилось Кире этим чаем на крыше.
Трехэтажная вершина мира. Для влюбленных больше не существовало Гималаев и не было никаких Альп, только эта крыша. Она – пик всего. Мир – пирамида, и Кира с Владом стояли на самом ее кончике.
И выше остаются лишь облака, которые летят так быстро-быстро, что Кире кажется – Земля вращается внутри своей атмосферы, а они – белые исполины зависли в недвижимом в воздухе спокойные и непоколебимые. Вращаются люди и события на земле, а небо стоит на месте.
Свежий ветер вперемешку с параллелями солнечных лучей пронизывал черный лоскут мятого платья и путался в волосах, заплетая колтуны. Этот ветер и разгонял планету, задувая под крону деревьев, как под паруса, и благодаря стволам-мачтам, упершимся в грунт вековыми корнями, исполины вращали нашу планету, меняя даты и времена года… Ветер вращал планету для Киры и Влада, ускоряя дни и замедляя ночи, чтобы те тянулись целую бесконечность, и потом, утром сонные и довольные влюбленные клевали носами, как птенцы перепелов. Почти не гуляя, ловя на себе осторожные взгляды слуг и Однабокова, копошась в ворохе заспинных перешептываний, Кира и Влад, получив то, о чем мечтали, дорвавшись до своего счастья, прятались по углам огромного дома, боясь растерять свою любовь за пределами помещений.
Они находили себя в темных закутках и каморках со швабрами, во внутреннем дворе среди елей, в машине Влада и на крыше. Они любили друг друга на глазах изумленных и обескураженных портретов чопорных родственников, чьи души, блаженствуя в раю, смутились бы от увиденного.
Расследование, о котором мечтала Кира, затерялось в лабиринте коридоров замка, там же, где затерялась и сама Кира. Пробраться в кабинет Дракулы и разузнать хоть какую-то информацию о крушении оказалось непростой задачей. Не только потому, что граф запирал свой кабинет, а верные слуги бдели по ночам и следили за каждым лишним шагом Киры и Влада, почтенно пропуская мимо глаз и ушей только лишь их переглядывания и робкие касания, которые влюбленные были не в силах контролировать, но и потому, что сама Кира с каждым днем все более запутывалась в своих желаниях.
Ей хотелось найти правду, но Влада ей хотелось больше. Животные потребности, (если чувство, вознесшее их обоих до облаков, можно назвать «животной потребностью») были первичны. И только насытившись этим чувством сполна, утопив свою страсть в ее удовлетворении, Кира начала вспоминать, что именно она хотела сделать.
И хотя дядя был ее родственником, в Новой Англии ее ждал отец. Нельзя было допустить, чтобы границы, в конечном счете, раскололи их семью, особенно сейчас, когда она впервые так полно и ясно полюбила. Особенно сейчас, когда ее собственная семья впервые в жизни стала цельной и счастливой.
27
Август. Тридцатое. Послезавтра ее первый день в институте «Газетоведения». Последние дни лета догорали, как листва на петербургских бульварах – едва тронутая желтизной, но уже увядающая и пожухлая, отжившая свою маленькую жизнь.
Клок облака облокачивался на крышу небоскреба. Шпиль Имперской Государственной Постройки пронзал небо, нанизывая кучерявые тучи на иглу. Кремль стоял белокаменный, но мрачный. На башнях восседали двуглавые орлы, разгоняя вечерние сумерки. Трубы заводов по окраинам города возносили к небу столбы дыма, и Кире казалось, что облака производятся на заводах и фабриках. И это было бы лучше, чем производить булавки, канцелярские скрепки, презервативы и термосы, потому что нет ничего величественней и прекрасней белых исполинов, заслоняющих своими тучными, окрашенными багрянцем, телами, дарящая тепло, а значит и жизнь, солнце.
Кира с Владом вышли из телетеатра «Родина». Перед учебой Влад повел сестру смотреть кино, и теперь жалел об этом.
– …Я тебе говорю, – не унималась Кира. – Они специально показывают военные фильмы. Настраивают общество. Они промывают мозги, чтобы люди готовились к новой войне! Это подтверждает мою догадку о скором нападении!
– Ты преувеличиваешь. Это всего лишь один фильм, – Влад не хотел спорить, он чувствовал, что еще немного, и они поссорятся.
– Да ты видел репертуар, там все фильмы такие: «Небесный ангел», «Крыло победы» и этот еще… документальный с военной хроникой…
– А как же «Женаты будем»? – парировал он.
– Ну да. И одна дурацкая комедия. Специально, чтобы отуплять оставшихся людей. Масс-культура, сделанная из масс говна! – Кира не на шутку завелась.
– Ну и выражения, mon cher7…
Надо дотерпеть до машины, думал он: «Просто иди и не спорь». Но остановится бывает трудно, и Влад выпалил:
– Да просто это кинокефальный телетеатр!
– Что значит «кинокефальный»? – не поняла Кира.
– То есть принадлежащий кинокефалам… – устало произнес Влад.
– Все равно не понимаю, – ее запал сменился заинтересованностью.
Влад, в предвкушении долгого объяснения, сделал глубокий вдох.
– Кинокефалы означает с греческого «песьеголовые» или иначе «псоглавы». Эту концепцию информационного потока в сознании социальных масс разработал мой отец в своей докторской работе. Неимоверно скучная вещью… Это было давно, когда еще он не был министром информации и занимался изучением журналистики. Идея в общем-то неплохая, правда он добавил в свое исследование оккультный аспект, который многие ученые оспаривают, но если тебе интересно, я могу рассказать поподробней…
– Да! Пожалуйста! – попросила Кира.
– Все равно ведь будешь это проходить на втором курсе… Ладно. Суть концепции в том, что общество делится на две категории: условные «вампиры» и условные «оборотни». Говоря по-простому, правящая элита, которая в меньшинстве, и подчиняющийся ей рабочий класс – основная масса людей. Откуда такое сравнение с вампирами, я думаю не стоит объяснять… Кроме того, вампиры – питаются кровью общества, то есть черпают из него ресурс, чтобы выживать. Естественно, в метафорическом смысле. Социальное большинство, то есть оборотни, обеспечивает высший класс. Оборотни, они же кинокефалы, как и все собаки послушны и покорны. Они подчиняются правящей верхушке.
Декорации, под которые Влад вел свое объяснение, постоянно менялись: его машина, шоссе, двор дома, парадная зала, Кирина комната. Рассказывал он довольно долго.
– Но при чем тут кинокефальный телетеатр? – спросила Кира, небрежно скидывая туфли.
– Это самое главное. Разделить общество пополам – дело нехитрое. Этим занимаются социологи, но отец мой – профессор журналистики, и его теория завязана на потоках информации. Именно журналистика выступает мембраной между этими слоями людей, позволяя «вампирам» управлять послушными «оборотнями». По сути, телетеатр – это пульт управления настроением в обществе, через который можно контролировать массовое сознание. «Кинокефалы» – потому что контроль осуществляется через «кино». Конечно, не только телетеатры играют роль, но также и радио, и газеты – выполняют схожую функцию. Все это нужно для того, чтобы общество уважало власть, тогда иерархия будет сохраняться, и каждый будет знать свое место. Этот «собачий» образ очень сильный. Он демонстрирует беспрекословное подчинение, покорность и преданность хозяину. Вспомни опричников на Руси с песьими головами, а сейчас говорят «оборотни в погонах». А про бедняков, что у них «собачья жизнь». Про богатых ведь так не скажут, верно?
– Но мы-то, если я правильно понимаю, мы-то, я надеюсь, – здесь Кира иронизировала, – условные «вам-пи-ры», почему тогда мы пошли в кинокефальный телетеатр?
– Да потому что других нет!!! – Влад развел руками. – А хочешь делать что-то «вампирское», не смотри кино, а читай книги, слушай винил и фотографируй на пленку.
Кира хотела еще что-то сказать про то, что раз журналистика манипулирует обществом, и он сам это только что признал, то это значит, что она тем более права, и близится война, раз телетеатры крутят военные фильмы, и вообще нужно заняться расследованием, но не успела…
Влад наклонился и поцеловал ее. Она, поддаваясь его давлению, сначала оперлась на локти, а затем вовсе опустилась на спину, закинув голову и прикрыв глаза. Бедра инстинктивно приподнялись, позволяя его уверенным рукам стянуть узкую юбку…
Опустившись на колени, как бы стоя перед алтарем, причащаясь – ибо не было для него другого бога кроме Киры – он ласковыми губами коснулся ее внутренней стороны бедра, там, где у нее была самая нежная, незащищённая кожа – он знал ее слабости.
К горлу подступила горечь нетерпения, как бывает, когда свет инжирового солнца порождает призрачную лукавость полудня. И жажда влаги становится так велика, что готов украсть всех небесных богов, и держать их в заточении ради стяга туч… И вот – cumulonimbus – эти белогривые лошадки, бегущие откуда-то из детства, заслоняют палящее солнце, густыми, но мягкими грозовыми кучеряшками, и распадаются на nimbus – божественное сияние и еще что-то… предшествующее этому, но куда более плотское и потому незначительное… Облака подобные парусам корабля, устремленного носом в сторону юга, ползут по тусклому небу, будто зеркалу с заляпанной грязными пальцами поверхностью. И постепенно небо являет полярную звезду, по которой Герда пойдет и спасет своего нераскаявшегося Кая, а он будет сидеть, съедаемый соблазном, в древнегреческой тунике, непременно белой, и собирать из конструктора мириады: миры и ады, в каждом из которых по девять кругов, и он побывает на каждом из них, но обязательно отыщет свой рай…
Кашель раздался из шкапа. Это скелеты начали оживать.
Кира судорожным движением отпихнула голову Влада, не хотевшую вылезать из того тупого угла, который образовывали ее ноги. Влад – взъерошенный и ошалелый – встал на пьяные, непослушные ноги, с испугом и недоверием глядя на сестру. Комнату наполнила та тишина, родственник которой – амурский тигр-людоед, готовящийся к роковому прыжку.
Передвигаясь косым бесшумным шагом, Влад подкрался к створке шкапа…
…И тут же его отбросило в сторону! – створка ударила по лицу, и Влад упал на пол. Из укрытия выскочил обезличенный силуэт и бросился к двери, но Кира преградила путь – увидела – искаженное яростью лицо накинувшегося на нее… Яши!
Он схватил девушку за горло одной рукой, в другой он сжимал золотую цепочку, которую ей подарил Влад – подонок хотел ограбить своих хозяев, но услышав, что они возвращаются, понадеялся пересидеть в шкапу, но ненароком увидел лишнее…
Нежная кожа смялась под костлявыми пальцами с пожелтевшими от грязной работы ногтями. Киру обдала вонь нечистого дыхания слуги. Еще секунда и Яша сломал бы ей шейные позвонки…
Но в это же мгновение дворовой неожиданно застыл, ослабив хватку, и Кира увидела за его спиной своего брата. У Влада кровь шла носом, но глаза пылали злостью. Он с силой ударил неудачливого вора по почкам, и тому пришлось отпустить Киру.
Девушка обессиленно упала на пол, разбив коленки, судорожно глотая воздух. Влад дрался за нее с двойным ожесточением: как за сестру и как за любовь. «Драка с Дракулой» – пронесся в голове нелепый каламбур, пока Кира, широко раскрыв глаза от испуга смотрела, как Влад уворачивается от цепких рук Яши. Влад, казалось, парил над ним, был не здесь, а обратился во что-то более древнее и страшное. Что-то, что жаждет убийства и чужой крови…
Он яростно отскакивал и с не меньшей яростью напрыгивал на Яшу, как волк, пытающийся загрызть лося, или снежный барс, грациозно танцующий во время схватки. Изящные черты его лица сковала жесткая маска ненависти. Темный рыцарь готовый убить всякого, кто прикоснется к его обожаемому сокровищу. И если его сейчас не остановят другие слуги или отец, он порвет Яшу на куски.
Вдруг костедробильный удар, который, казалось, едва не сломал челюсть, сбил Влада с ног. Сверху посыпались ошметки зеркала. Одна ошибка, и долговязый Яша навалился на Влада своим скелетом, подминая под себя руки, плечи, грудь хозяина, заковывая его в колодку своей хватки. Кира видела лишь голову брата, упирающуюся затылком в пол.
Яша вцепился руками в лицо, ни то душа противника, ни то пытаясь выдавить ему глаза. Несколько мгновений недвижимой борьбы…
Кира перевалилась через смятую кровать, пачкая ее своей кровью, и, схватив перевернувшийся стул, ударила им Яшу по голове. Спинка стула отлетела к двери, но слуга будто и не заметил удара. Он продолжал елозить по лицу и шее Дракулы! Еще секунда – и смерть! Но вместо этого Яша вдруг с воплем свалился с Влада, катаясь по полу и держась за кисть. Пол постепенно превращался в кровавое месиво.
Еще не понимая, что произошло, Кира бросилась к брату, а тот раскрыв рот, полный красных зубов, выплюнул на ковер фалангу указательного пальца.
Густая, липкая кровь Влада, текущая из носа, смешиваясь с кровью Яши, которую он выплевывал, стекала по подбородку и капала на рубашку.
– Тьфу! …обожаю человечину… – тяжело дыша, прошептал Влад.
Кира шутку оценила, но смеяться не могла. По ее лицу текли слезы, и она, прижавшись к окровавленным щекам своего возлюбленного, тем самым умывала его влагой отчаяния и счастья.
– Милый, милый…
Она целовала его багровые губы, и его кровь была уже на ней и в ней.
– Это все из-за меня… из-за меня… – шептала Кира.
– Да нет, вообще-то из-за меня, – Влад дрожащей рукой коснулся ее шеи, на которой остались синяки. – Эта цепочка. Ее я подарил тебе…
– Милый… он нас видел… нас вместе видел… – Кира забыла про цепочку, понимая, что есть проблема куда более страшная.
Влад полный решительности поднялся на ноги. Черная фигура нависла над скулящим Яшей, который жалко, как уж, вился в ногах хозяина. Черная нога в грязной и помятой, но все еще дорогой, эксклюзивной обуви пихнула сгорбленную вонючую спину и та, перекатившись колесом оказалось у двери. Черная рука собрала в мертвой хватке давно не стиранный ворот дешевой одежонки слуги. Обноски затрещали по швам. Влад даже не наклонился к сверстнику. Громко, чтобы слышал весь этаж, он произнес:
– Выметайся отсюда, грязный ублюдок! И чтобы тебя тут никогда больше не было…
Кровавые следы оставались на полу от убегающего слуги.
– Но он видел… – хотела сказать Кира, когда Влад, убедился, что Яша спустился по лестнице, и вернулся в комнату.
– Его слово против нашего. Кто его вообще будет слушать? Забудь про него. Ты его больше не увидишь.
В комнату нерешительно заглянул Пашик, прибежавший на шум.
– Уберись здесь. Живо, – бросил ему Влад. Оглядев бардак еще раз, он произнес:
– Damn! Цепочку он все-таки унес…
Пока Пашик сгребал в ладошку осколки и…, pardon, кусок человеческого пальца, Кира виновато наклонилась к нему и быстро, чтобы Влад не увидел шепнула:
– Прости, что все так вышло с твоим братом. Я не хотела. Правда…
Из-под спутанной челки мальчика текли слезы.
Но Кира этого уже не увидела. Она выпрямилась гордо и спокойно. Влад смотрел на нее ровным взглядом. Кира стояла перед ним в крови, грязная, потная. Порванная блузка обнажала плечико, на котором уже голубела будущая гематома.
– Ты очень красивая, – сказал Влад.
28
Книги библиотеки хранили тысячи заговóров и тайн. Спрятавшись среди старых переплетов, усадив подле себя Влада, Кира приготовилась добавить еще одну историю к тем, которые уже канули в вечность. Историю про себя и про него.
– Кабинет твоего отца – самое охраняемое место в доме, и одно из самых охраняемых в стране. Начинать поиски с него, только потому что оно территориально находится этажом выше, а значит ближе всего, глупо. Теперь я это понимаю, – Кира говорила шепотом и Владу приходилось напрягать слух, хотя сидела она вплотную к нему. – Поэтому мы начнем с другого конца.
Кира многозначительно улыбнулась.
– Ты уверена, что все-таки хочешь заняться этим? Завтра начинается учеба… Будет не до этого, – он пытался переубедить сестру, хотя и не верил, что получится.
– Неужели ты не понимаешь? Мы не должны допустить, чтобы началась война! Может, я единственная, кто способен этому помешать!
– Да что ты заладила: война! война! – он не собирался ей грубить, но это случалось помимо его воли, всякий раз, когда они говорили о деле «Мирного». – У тебя… – Влад неопределенно помахал кистью в воздухе подыскивая нужное слово. – У тебя уже обсессия какая-то…!
Кира не ответила.
– Ладно, извини, – сказал он после паузы. – Так что ты предлагаешь?
– Нам надо вернуться в больницу, откуда ты меня забрал. И поскольку, как ты верно сказал, завтра начинается учеба, успеть надо сегодня, – она говорила решительно. Даже не обратила внимания на выпады в свой адрес. Тогда Влад понял, что выбора-то у него особо и нет.
Пришлось соглашаться.
Уперев четыре колеса в серую гладь мокрого асфальта, спорткар несся к больнице вознесения юродивого Гагари. Влад прокручивал в голове то, что сестра сказала ему, садясь в салон: «Мне правда нужна твоя помощь. И я ценю то, что ты делаешь». «Ладно уж. Ерунда» – отмахнулся он. «Не ерунда. Знаешь почему? Те сведения, которые мы собираемся найти, наверняка тщательно охраняют. Нам нужен пропуск. Пусть не такой, каким обладает твой отец, но все же, который откроет перед нами все двери. Возьми с собой документ или что-то в этом роде, чтобы они знали, кто ты».
«Даже совершая (ну или думая, что совершает доброе дело) сестра все равно готова прибегнуть к нечестным способам добывания информации. Это проблема нашей страны, где чтобы что-то получить нужно дать взятку или припугнуть? Или это проблема того дела, которым мы занялись?» – Влад вел и машину, и беседу у себя в голове.
Они затормозили перед главным входом в больницу. Но никто не вышел из Астон Мартина – назад пути не будет. Они оба это понимали. Как только вступят на этот путь, придется идти по нему до конца, а к чему он приведет – они не могли даже предположить.
– Идем?
– Идем.
