Kitabı oku: «Кровь и Судьба. Anamnesis morbi», sayfa 4
Глава 5. Финансовый монтаж
В конце девяносто второго как-то вечером, заканчивая запланированную на день работу, Гарин услышал, как Бланк общается по громкой связи с Рудыго. Обычно это случалось, когда Антон Семенович собирался ехать домой и бегал по кабинету, не имея возможности держать трубку около уха.
Рудыго, как обычно, грохотал своим министерским басом:
– Антон, я тут познакомился с одним деятелем из Швейцарии, тебе надо с ним тоже познакомиться.
– И что мне с него? – подбежал к селектору Бланк, застегивая рубашку и повязывая галстук.
– Что и всем нам, деньги. Я не могу тебе тут всё объяснить, лучше он сам это сделает. Прими его, и полюбезнее.
– Когда? – Жора услышал, как Бланк листает ежедневник.
– Завтра в шесть вечера он будет у тебя. Запиши…
– Пишу!
– Доминик Феврие.
– Швейцарец?
– Бельгиец, но из Швейцарии. Это не важно. Ты ведь по-английски гутаришь? Вот и пообщаетесь. Он тебе всё объяснит, а ты потом мне. Хорошо? У нас не было возможности нормально поговорить, но я понял, что он знает, как из денег сделать деньги.
– Хорошо, – Бланк отключился.
Гарин затаил дыхание, а когда Антон Семенович вышел, выдохнул. В позвоночнике что-то жужжало, отдавая в копчик.
«Вот что значит выражение “ж…й чуять”, – подумал Жора. – А что я чую? Знать бы. Бланк забыл, что я тут? Или не придал значения разговору? Завтра в шесть придет этот швейцарский бельгиец. И что?»
Жора не знал, что. Но очень хотел быть в своей комнатке завтра в шесть, и чтобы Бланк не подумал, будто в ней кто-то есть.
– Что за шпионские страсти? – вслух сказал Гарин. – Куда я лезу?
«Ладно, – решил он, – если я буду на месте, значит, буду, если Бланк попросит уйти – уйду».
С этой мыслью он выключил компьютер и пошел на выход.
В его комнату вели две двери. Одна из зала, кабинета Бланка, а вторая из общего коридора. Дверью в кабинет Бланка Гарин никогда не пользовался, она была заперта со стороны помещения Антона Семеновича.
Видимо, тому не было дела, слышит ли Гарин разговоры, что ведутся в кабинете хозяина медцентра ЭСХИЛЛ. До сих пор у Бланка от Жоры не было секретов. А теперь?
Жора приехал из типографии, где заказал буклеты о центре, занес Бланку в папку «На подпись» счет на оплату и положил на стол секретарши, а так как ее уже не было на месте, отошел перекусить в недавно организованное кафе в отремонтированном сегменте здания.
Вернуться он постарался без шума. Очевидно, Бланк отпустил секретаршу, потому что документы, положенные Гариным на стол, так и лежали.
Георгий вывел компьютер из спящего режима. Полюбовавшись на бегущую строку: «Кардиология в ЭСХИЛЛе – наша цель!», он двинул мышкой, и заставку сменил рабочий стол Windows 3.11.
Гарин запустил «Ворд» и «Альдус Пейдж-Мейкер», в которых писал и монтировал макеты. Предстояло заготовить шаблон нового буклета, с учетом открытия новых отделений. А это теперь, по ходу ремонта, происходило чуть ли не каждые месяц-два. Вот закончили ремонт на четвертом этаже, где по плану открывались реанимация и детское отделение.
Пока деньги на всё выделяло ореховое министерство, при этом поставляя на лечение сотрудников – мужиков с мозолистыми руками и широкими плечами. Шишкобойцев. Ежемесячно бухгалтеры закрывали акты выполненных работ, погашающие вложенные Минорехпромом целевые средства.
Налоговая полиция, к ужасу Бланка, «поселилась» в здании ЭСХИЛЛа и отслеживала каждую входящую копейку государтвенных ореховых денег.
Когда Гарин вернулся из кафе, Феврие уже был в кабинете Бланка. Разговор шел на английском. Жора тихо зашел, снял белый халат, в котором ходил по центру, и стал слушать.
Когда тема пошла по второму кругу – а Жора догадался об этом, когда Бланк начал повторяться в вопросах, стараясь понять эмиссара из финансовых кругов Европы – Гарин всё понял и, чтобы голоса ему не мешали, осторожно вышел и отправился снова в кафе, выпить чего-нибудь безалкогольного и обдумать услышанное.
Как и положено для любого докладчика, Феврие в основном блоке уложился за двадцать минут.
В лифте Гарин вспомнил популярный анекдот.
К новому русскому приходит черт и предлагает за его бессмертную душу исполнить любое желание. Новый русский начинает допытываться:
– За любое-любое?
– Да.
– Тебе мою душу?
– Да, всего лишь твою душу.
– За любое желание?
– За любое.
– Душу?
– Да, больше ничего.
– Заманчиво. Только я одного не пойму.
– Чего же? – удивляется черт.
– А наколка-то в чем? Не догоняю.
Что же предлагал Феврие?
Гарин достал блокнот, в котором делал пометки во время встреч, и, пока ждал заказ, ставил карандашом только жирные точки.
Феврие предложил брать кредиты в одном крупном лондонском банке, но не просто так. То есть брать их будет не Бланк и не центр ЭСХИЛЛ, а дочерняя организация, создателями и поручителями для которой выступят Минорехпром и медцентр ЭСХИЛЛ. Компанию эту создадут юридические и физические лица из России. Как известно, Рудыго ведет большую внешнеторговую деятельность, продает одни орехи, покупает другие, которых не бывает в России. Часть этих денег нужно проводить через лондонский банк, который представляет Феврие. При этом Рудыго, то есть его министерство, через своих финансистов часть вырученных от орехового бизнеса денег оставит в банке в качестве гарантийного залога для новой фирмы, как поручитель. Этот неприкосновенный фонд может быть возвращен в любой момент по первому требованию Минорехпрома. А вот проценты от этого депозита будут распределены между министерством Рудыго и центром господина Бланка, при этом будут учтены личные интересы господ Рудыго и Бланка.
О себе Феврие скромно умолчал.
Главное – добиться для созданной фирмочки высокого кредита доверия на финансовом рынке, чтобы у банков-кредиторов не возникало сомнений в ее порядочности. Используя разные законы в разных странах, под различные благотворительные программы фирма и ее дочки будут тоже брать кредиты и перегонять деньги из банка в банк, позволяя набирать доходы: комиссионные от операций.
Кредит доверия – это те же деньги. Фирму с высоким финансовым кредитным рейтингом потом можно будет продать за хорошие деньги и всю схему повторить. Главное, чтобы всё это время в качестве гаранта ее порядочности в банке лежал залог от Минорехпрома.
Дочернюю организацию нужно зарегистрировать на Кипре или в Гибралтаре. Она свой кредит вернет практически сразу обратно в банк, и потому на ней никаких долгов не будет. Ее главная задача, как понял Гарин, не крутить все эти кредиты – это для отвода глаз, имитация бурной деятельности, – а выманить у Минорехпрома залоговые деньги.
От суммы у Гарина перехватило дыхание. Не меньше ста миллиардов фунтов стерлингов!
Впрочем, залоговый капитал должен ему соответствовать и конвертируется в золото или алмазы, которые и лягут в депозитном хранилище лондонского банка. Раз в год банк по поручению вкладчиков будет снимать разницу курса и откладывать на третьи счета – личные счета господ Рудыго и Бланка.
При годовом экспорт-импортном обороте Минорехпрома в триллион фунтов сумма залога вполне подъемная. Причем изъять ее нужно всего один раз, формально она останется на счету министерства, а если эта схема будет клонирована, то…
Личный интерес Бланка и Рудыго составит всего лишь одну сотую процента от этой суммы в год на двоих.
Гарин мгновенно сосчитал и понял, что ежегодный доход Бланка будет выражаться суммой в пять миллионов фунтов, или почти десять миллионов долларов. Не считая того, что на Минорехпром и центр ЭСХИЛ придется по пятьсот миллионов на каждого в виде процентов от депозита, если господа вкладчики гарантируют, что не меньше пяти лет залок будет хранится в Лондоне. Так что через пять лет, комиссионные отчисления лично Рудывго и Бланку могут быть увеличены до одной десятой процента. А через десять лет…
Ключевой аргумент Феврие состоял в том, что раз деньги находятся за пределами России, у местных налоговых органов недолжно появиться к ним никаких претензий и вопросов. А так как проценты Рудыго и Бланка не превысят пяти от общей сделки, то и у мировых налоговых организаций тоже вопросов не возникнет. Всё будет абсолютно законно и прозрачно.
Гарин поставил жирную точку, означавшую миллиард долларов дохода в год из ничего. Из воздуха.
Зачем приезжал Феврие? Вытащить из Рудыго деньги. От кого этот эмиссар? От неких международных финансовых кругов, которые, видимо, не могли не обратить внимания на закупку Минорехпромом для медцентра ЭСХИЛЛ разного оборудования на два десятка миллионов долларов. И поняли, что Рудыго и Бланка связывает нечто большее, чем просто дружба. А значит, на этом можно сыграть. Учитывая же обстановку в России на рубеже девяносто второго – девяносто третьего годов, если ореховый министр не дурак, он, пока властен над денежным потоком, захочет создать финансовую перину себе, а заодно и Бланку, без которого вся эта операция выглядела бы слишком подозрительно.
Какова выгода пославшим Феврие финансистам? А видимо, все то же, только зады теперь были Бланка и Рудыго, а палец, как рыболовный крючок, запустили неведомые боссы. И теперь, чем дольше продлиться схема финансового монтажа, тем крепче будут сидеть на этом кукане ореховый министр и скромный проктолог Бланк.
И зачем после этого Бланку медцентр в Москве? ЭСХИЛЛ превращался в игрушку для взрослого ребенка – Антона Семеновича.
Палец его становился действительно пальцем царя Мидаса, при одном условии: если он и Рудыго согласятся на предложение Доминика Феврие.
Гарин пил кофе и вспомнил финальные сцены из фильма «Бриллиантовая рука»: «Как говорил один мой знакомый, покойный: я слишком много знал!»
Понятно, почему Рудыго перенаправил Феврие к Бланку. Это не благотворительность. Плевал он на Бланка и его центр. Министерство нашпиговано жучками и стукачами, а тут чисто. Пока…
Рудыго наверняка приедет, и очень скоро. Он должен поговорить с Бланком, а так как ореховое министерство – официальный спонсор медцентра, этот визит никому не будет подозрителен.
Георгия передернуло от омерзения. Он вдруг вспомнил, что если Рудыго примет решение о сделке, то вести ее Бланк вероятнее всего поручит отцу Гарина, как доверенному юристу и совладельцу медцентра. А значит, отец и себе обязательно пустит денежный ручеек от этого потока – в качестве гонорара.
Интересно, когда он решит посвятить сына в свой секрет? А что сказал бы дед, узнав об этом?
Уйти от Бланка и забыть обо всем? Поскандалить с отцом, мол, я всё знаю?..
А как же кардиология? А как же все надежды, которыми Гарин прожил этот год? Ну и, что немаловажно, весьма приличная зарплата, которую он тут получает: ни одна государственная больница столько платить не сможет.
Жора вспомнил рассказ Бланка [24] о его молодости: как еще в советские времена тот поехал в отпуск в Болгарию и круиз по Дунаю.
– Круиз тот, Жора, проходил через капстрану, Австрию, а у нас денег не то что кот наплакал – вообще не было, меняли сущие копейки и вся валюта уходила на оплату туалетов. А со мной в каюте плыл директор обувной фабрики.Он в Вене идет к трапу, помахивая пачечкой долларов, и говорит мне в ухо: «Понимаешь, Антошка, у кого денежки – у того и праздничек!» Вот так подразнил и пошел своим маршрутом.
Гарин припомнил разговор с дедом: как быть, если вдруг попал в такую вот непростую ситуацию? Кто может решить это? И надо ли вмешиваться? В конце концов, по действующим в новой России законам вся эта сделка вполне легальна. Как-то Жора во время очередной поездки увидел, как рабочие-железнодорожники нанялись пошабашить на местное начальство частным порядком. На порыв тринадцатилетнего внука вскрыть подноготную, обличить и заклеймить дед Руди ответил:
– Жора, я всё понимаю, не надо стараться быть святее папы Римского. Это списанные детали и провода, я разрешил взять. Ребята соберут колхозникам систему громкой связи. Моим парням нужно хорошо питаться, фрукты, витамины… денег я им дать не могу, кончились наличные. Пусть подзаработают.
Феврие привез мечту новых русских, которые каким-то боком оказались причастны к потокам государственных денег, и было очевидно, что они не остановятся перед возможностью отвести ручейки в свои карманы. Небольшие: воровать по-крупному тогда еще стыдились.
Гарин решил не быть святее папы Римского и заниматься порученным делом, тем более что основной целью финансового монтажа, как он свято верил, был не личный карман Бланка, а финансовая поддержка и развитие медцентра.
Можно ли было допустить, что Рудыго строил такие далекие планы, когда еще при живом СССР стал поддерживать Бланка в создании своего медцентра? Вряд ли, но дальновидность – необходимая черта любого руководителя, как умение ощущать пульс времени. Судя по нему, у России была аритмия в тяжелой форме.
Бланк тоже дальновиден?
Вот тут Гарин сомневался. Что-то провидческое в Антоне Семеновиче было, но всей его дальновидности хватало на умение заводить друзей, и не абы каких, а непременно полезных. Как и умение своевременно избавляться от балласта – людей, с которых нечего было поиметь.
«А я-то ему зачем? – задумался Гарин. – Поклон в сторону полезного друга – моего отца? Поэтому он откровенно меня унизил при встрече и поставил заниматься рекламой?»
Всё это было непонятно и как-то противно.
Рабочий день окончен. Надо ехать домой. Гарин вернулся к своему кабинету. Через дверь кабинета Бланка доносился грохочущий голос Рудыго.
«Приехал. Ну и черт с ними. Я войду, услышат, хорошо. Так я расставлю точки над i».
Гарин с шумом отодвинул стул, принялся собираться.
– Понимаешь, Антон, – убеждал Рудыго, – у нас не будет другого шанса. Этот перец предложил, откажемся – окажемся в дураках. Тебе надо центр поднимать? Вот и поднимай. Ты можешь тут открыть любое отделение, а в каждой области —по филиалу!
– У кого денежки, у того и праздничек, – припомнил Бланк любимый эпизод из своей жизни.
– Что?
– Так, вспомнил мудрое изречение.
Гарин переобулся, накинул куртку. Хлопнул дверцей шкафа.
– Кто там у тебя? – понизил голос Рудыго.
Бланк отворил общую дверь. Судя по тому, что замок не был заперт, Бланк уже проверял эту комнатку.
– Уходишь?
– Всё, Антон Семенович, скоро восемь.
– Ты давно тут?
– Нет, сейчас вернулся, ходил кофе пить. До завтра.
– До завтра, – пожал руку Гарина Бланк.
Ладонь у него была сухая и теплая.
Гарин ушел.
«Уровень адреналина у Бланка в норме. Вот это выдержка! Или недопонимание?»
Приложив к щеке свою ладонь, Гарин понял, зачем Бланк пожал ему руку. Его ладонь тоже была сухой и теплой. Адреналин Жоры уже перегорел. Он успокоился.
Бланк не знал, что Гарин слышал его разговор с Феврие. Отлично.
Больше всего Гарину хотелось забыть об услышанном. Забыть, забыть…
Надо выспаться и переключиться на текущие дела.
[24] История описана в книге: Бронштейн А. С. Путешествие врача по перекресткам памяти. М.: ПринтМастер, 2019. 151 с.
Глава 6. Бардин решает и выигрывает
Гарин погрузился в рекламные дела, при этом всё сильнее испытывая желание поскорее вернуться в медицину.
Он принес на работу халат и колпак, и когда в операционных, судя по докладам врачей на утренней конференции, затевалась какая-нибудь интересная операция, присутствовал на ней как наблюдатель.
Благо, все операции выполнялись с помощью особого телевизионного оборудования, и Жора видел, что происходит внутри человека, стоя за спинами хирургов.
А те его не гнали, наоборот, с удовольствием комментировали свои действия. Чаще всего они делали операции по удалению желчных пузырей с камнями. Случались и неожиданные. Так, пришел гражданский летчик и потребовал камень из пузыря убрать, а сам пузырь непременно оставить. Объяснял он это тем, что если при ежегодном обследовании пузыря не окажется на месте, от полетов отстранят. Ребята посмеялись, конечно: «без пузыря самолет не взлетит?», но просьбу выполнили, пузырь сохранили.
Через две недели Бланк улетел в Лондон вместе с Рудыго и Гариным-отцом.
Жора ничем не выдавал своей осведомленности о происходящем. Захочет отец – сам расскажет, а нет, так нет.
Клиникой в отсутствие Бланка руководил Марк. Рабочие готовились сдать еще один этаж, где должны были появиться еще два отделения.
Гарин работал над рекламной статьей об открытии в ЭСХИЛЛе детского дневного хирургического отделения. Бардин возник в дверном проеме, дождался, пока Жора оторвется от текста и обратит на него внимание, и махнул рукой:
– Пойдем ко мне, есть серьезный разговор.
– Пойдем, – согласился Гарин, разминая затекшую спину.
Втайне надеясь, что Бардин наконец сообщит ему об открытии в центре отделения кардиологии, Гарин закрыл общую тетрадь с заготовками рекламных статей и на цыпочках, чтобы не помешать секретарше складывать пасьянс, выбежал за Марком, предвкушая что-то приятное. К «приятному» он относил назначение себя дежурным врачом по центру пару раз в месяц или в особые дни, если в отделениях оставался кто-то из тяжелых больных. В центре уже появилось отделение реанимации с тремя анестезиологами. Гарина в этот штат приглашенный заведующий брать не стал. А Бардин нехотя сообщил, что Бланк не разрешил, без объяснения причин.
Они все-таки схитрили и обошли запрет Бланка. Чтобы хоть как-то сохранять профессиональные навыки, Гарин оставался на дежурства всякий раз, когда Марк просил его об этом, вот так же, как и в этот раз, приглашая за собой:
– Пойдем, есть важный разговор.
Гарин не спешил сесть. Обычно Бардин прикрывал дверь и спрашивал: «Подежуришь сегодня?» (или завтра… или третьего дня…), иногда объясняя причину этих просьб, иногда нет.
На этот раз Бардин прошел за свой стол и пригласил:
– Садись.
По тону, каким это было произнесено, Гарин понял: разговор будет не о дежурстве. Каких-либо косяков он за собой не знал, значит, распекать его Марку не за что.
– Вот какое дело, – начал Бардин, – в ЭСХИЛЛе надо открыть новое отделение, и кроме тебя сделать это некому. Причем рекламу с тебя Бланк снимать пока не хочет. Надо совместить приятное с полезным, а точнее, необходимое с крайне необходимым.
У Гарина на мгновение перехватило дыхание, но он сообразил, что речь пойдет не о кардиологии.
– Как ты себе это представляешь, что за отделение?
– Переливания крови, Жора. Нам непременно нужно открыть ОПК как подразделение, чтобы получить лицензию на кардиохирургию. Одноразовыми привозами крови при форс-мажоре мы больше обходиться не можем. С открытием сердечно-сосудистой хирургии и при ней кардиологии количество переливаний крови возрастет в несколько раз. Я это знаю, ты тоже должен понимать. Инфарктное отделение с БИТом, как было у нас, мы сделать не можем. Основная идея, а точнее, идеология отделения ориентирована на неотложное, экстренное восстановление кровообращения: либо растворяем тромбы, либо хирургически устраняем. Главная цель – больной выздоравливает за два-три дня. Статистически сосудистая хирургия кровава по сути своей. А значит, риск кровопотери во время операции должен быть прикрыт наличием крови и специалистов по ее переливанию. Из не занятых анестезиологов у нас есть только ты. По приказу Минздрава, отделением переливания крови может руководить или хирург, или анестезиолог. А у тебя интернатура по анестезиологии. Ты формально годишься. И я не хочу поручать это кому-то еще. Для тебя это шанс сейчас вернуться в большую медицину. Согласен? Второго такого шанса, я боюсь, нет и долго еще не будет.
Тут до Гарина дошло, что Бардин все-таки не с той, так с этой стороны подобрался к решению о создании в центре кардиологического отделения. А это уже полдела, будет отделение – можно будет и тихой сапой переползти в него, пройдя необходимую подготовку, и наработать лечебный опыт. Но сейчас от него требовалось создать очень важную вспомогательную структуру – отделение переливания крови.
Он подумал: а сумеет ли? Создать отделение с нуля – не шутка, тем более для недавнего студента. Вспомнил: а как же Семашко? Обычный врач, которого вызвали в ЦК и вот так же и сказали: надо сделать систему здравоохранения в стране. Давай, займись. И он создал лучшую в мире того времени и до сих пор. Не боги горшки обжигают.
– Мне нужно поучиться, – произнес он хрипло. Голос сел от волнения.
– Это понятно, – согласился Бардин. – Вот тебе визитка, это замдиректора НИИ переливания крови, знакомый нашего Бланка. Позвони, он тебе поможет найти толкового куратора.
– Ты это делаешь, пока Бланка нет? – сообразил Гарин.
– Ну, частично. Он на меня повесил сейчас всю работу по центру.
– А сам что?
– Не знаю, – пожал плечами Бардин, – чего-то они мутят с Рудыго, я слышал, они вместе куда-то собирались.
Гарин чуть не брякнул: «В Лондон?» – но прикусил язык. Откуда бы ему знать?
– Нам осталось еще два этажа здания освоить. У тебя есть планы?
– Планов громадье, да денег нет, – усмехнулся Бардин. – Сейчас надо открыть самые перспективные, самые доходные направления. Хочу начать делать ангиопластику при тромбозах. Всё, кроме головы, пока.
Гарин кивнул, он понимал Марка. В отделении, в БИТе кардиологии они широко использовали препараты, растворяющие тромбы, но проблему с местом сужения сосуда это не решало. Бляшка, перекрывающая сосуд, не растворялась, и тромб, однажды появившись где-то, вполне мог появиться там же снова.
Половина всех смертей имеет причиной или тромбоз, или кровотечение.
На подготовку к учебе у Гарина ушла неделя. Он разослал объявления в журналы и газеты, отправил статьи научно-популярного содержания о новейших методах лечения, с приглашением приезжать на осмотры.
Бланк уже давно дал Марку право финансовой подписи, чтобы его не донимали второстепенными вопросами по организации работы.
Марк же, не особенно вникая в суть счетов от Гарина, поступал своеобразно. По четным дням он подписывал счета, сумма которых была четная, а по нечетным – соответственно, нечетная. Так он избегал больших трат за день, ведь благодаря работе центра деньги на счет поступали ежедневно.
Большой очереди в центр ЭСХИЛЛ не было, но врачи не бездельничали, люди ежедневно приезжали на осмотры, консультации, из них половина приходила на операции. Обследование занимало дня два амбулаторно.
«Закинув дров в печку», как называл Гарин рекламную кампанию в виде сразу нескольких проектов, он позвонил в НИИ переливания крови. Знакомый шефа объяснил:
– Коллега, вам нужно пройти переподготовку, да? Вы возьмите письмо от вашего центра с просьбой о прохождении вас у нас повышения квалификации по тематике «Клиническая трансфузиология» и приезжайте. Да? Я вам дам отличного куратора и счет на оплату. Как только деньги поступят, да? – можете приезжать. Обучение будет идти с отрывом от производства, согласитесь. Потому освободитесь у себя на две недели, – говорящий помолчал с минуту. – Две недели – это восемьдесят учебных часов, да? Так как вы сотрудник Антона Семеновича, то мы вам сделаем скидку.
Гарин усмехнулся. И там есть словоблуды. Зачем нужны эти смысловые выверты? Неужели нельзя говорить коротко и ясно? Он часто встречался с такими вот подтверждалами, которые разговаривают, будто спорят и сами себе сказанное подтверждают. Не чистая речь. Он удержал себя от передразнивания.
– Я понял, – ответил он коротко, как бы вопреки манере собеседника, который, кажется, не умел говорить емко, без лишних слов. – Спасибо. Завтра я буду у вас. К какому часу?
– Ну, смотрите сами: или к восьми утра, согласитесь, пока я не ушел на конференцию, да? Или к двенадцати, когда я приду с обхода. Адрес вы знаете? – и знакомый Бланка начал было произносить адрес, но Гарин оборвал его:
– Знаю. Я приеду к семи сорока пяти. Спасибо, – чем дольше Жора с ним разговаривал, тем более короткие фразы хотелось использовать.
– Вот и хорошо. До встречи, молодой человек. Привет Антону Семеновичу.
Знакомый Бланка говорил с каким-то странным акцентом, заменяя некоторые звуки «о» на «у», и у него вышло «мулудой чуловек».
Гарину приходилось встречаться с такими суесловами. Он назвал их характерное качество мозговой диссоциацией, и то, что собеседник оказался заместителем директора крупного НИИ, его удивило. Часто такие люди были крайне несобранными и непунктуальными.
Самая сложная задача в нарождающемся капиталистическом обществе – это определить цену работы или услуг. С товарами как-то проще: стоимость сырья и всех затрат на производство штуки чего-либо, а вот как вычислить, сколько стоит учебный час повышения квалификации? Как определить цену знаниям? Все нормативы советского времени устарели, а новых еще не было.
Плата за обучение в первой половине девяностых назначалась «от балды»: не сколько это реально стоит, а сколько я хочу или могу с тебя получить. По принципу: мне нужно сто рублей, если хочешь поучиться – плати.
Так и в случае с Гариным. Он приехал в ЦОЛИПК – как еще с советских времен назывался НИИ переливания крови – как и обещал, к семи сорока пяти, переоделся в халат, чтобы не задавали ненужных вопросов младшие научные работники, операторы ведра и швабры, и постучал в кабинет знакомого Бланка ровно в семь сорок пять.
– Вуйдите! – послышался уже знакомый голос.
Встретил Гарина весьма колоритный мужчина невысокого роста с орлиным профилем и глазами навыкате.
– Это вы? – спросил он, не уточняя, кто вошел.
– Это я, – подтвердил Жора.
– Вам наду принести письму из Минздрава, да? О том, что вам предуставляется квота на бесплатное лечение. И мы пуложим вашу маму в гематулогию, согласны?
– Вы меня не за того приняли, – усмехнулся Жора, —я Гарин, от Антон Семеныча Бланка, мне нужно пройти повышение квалификации по переливанию крови.
Владелец орлиного носа нисколько не смутился:
– А, бувает. Письму привезли?
Гарин отдал заверенную Бардиным бумагу.
Орел-мужчина лихо подмахнул ее и, возвращая, добавил:
– В бухгалтерию отнесите, вам дадут счет на уплату, да? И с пунедельника приезжайте, я заведующего утделением переливания предупрежу о вас.
Никто заведующего ОПК не предупредил, и визит Гарина в понедельник к восьми сравнили со снегом на голову и громом среди ясного неба. Пока всё решалось, Жора просидел в коридоре вместе с донорами до полудня.
Он не взял с собой никакой книги и снимал раздражение дыхательной гимнастикой у раскрытого окна. Он терпеть не мог непунктуальности и расхлябанности. Руководитель такого уровня не должен быть раздолбаем. Но, видимо, в НИИ это никому не мешало.
Гарин припомнил плотника из фильма «Человек за бортом» в исполнении Курта Рассела. «Ничего, потерпи две недели, и ты больше не увидишь ни этого орла, ни сам институт».
Однако орел-мужчина, видимо, перегруженный делами и оттого рассеянный начальник, индивидуальную программу для Гарина все-таки сделал и куратора назначил действительно превосходного.
Гарин, когда его увидел, сразу обозвал «инженер Карасик» [25], потому что новый учитель здорово напоминал актера, исполнявшего роль в фильме «Вратарь» 1936 года, и даже очень похоже немного заикался .
Две недели прошли в напряженных занятиях. Гарин давно столько не писал, а чтобы получить пакет необходимых инструкций, летел с бумагами к себе в центр и вечерами копировал их на ксероксе.
За две недели он должен был освоить материал минимум шести месяцев.
Куратор Васильев каждый день приносил ему журналы из личного архива. Там были статьи обо всем, что касалось крови и методов лечения через воздействие на кровь.
К концу первой недели Гарин подготовил и положил перед Марком проект отделения переливания крови, исходя из вероятной потребности центра в препаратах и компонентах. Частично – чисто аптечная работа, потому что ОПК должно было контролировать поставки в другие отделения не только препаратов крови, но и кровезаменителей. А это бутылки и специальные пластиковые мешки. Значит, нужен был склад и особая бухгалтерия.
Марк, сам же давший задание, от гаринского энтузиазма оторопел, как и от сметы на необходимое оборудование. Он весьма смутно представлял себе, что будет нужно для ОПК: ну, там, шкафы, холодильники… оказалось, он и десятой части не знал.
– Ты, вот что… – сказал Бардин, прочитав служебную записку, – давай шаг за шагом. Сначала сделаем то, что нужно для открытия сосудистой хирургии. Помещения я тебе, конечно, дам и выгородку в торце здания поставим. Кстати, продумай, что тебе там еще надо: туалет и прочее… Вспомни, как мы БИТ сделали – ничего лишнего, но всё, что нужно, было. Двести квадратов хватит?
– Лучше триста, – ответил Гарин. – Процедурная нужна, лаборатория и склад, а еще ординаторская, палаты… и знаешь, я думаю, нужен второй врач.
– Дай тебе палец, всю руку отхватишь!
– Так для дела же. Ты мне поручил, вот я и делаю, согласен? – вспомнился ему «орлиный нос».
Бардин выкатил на Жору глаз.
– Ладно. Вижу, ты не зря ездил. Готовь список процедур, которые планируешь делать, и цены прикинь на них. Что у тебя с рекламой?
– На пару месяцев зарядил, да. Но надо бы найти человека на замену, согласись? Я два дела не потяну. Пострадают оба, да?
– Ты чего? Прикалываешься?
– Вспомнил знакомого Бланка, что ты дал. Всё время сам себе поддакивает и требует согласия
– Ладно, – повторил Бардин, – покупаем сперва холодильники и морозилку, затем центрифугу. Заключай договоры с отделениями переливания крови и станциями. Хочешь сам заниматься заготовкой?
– Нет, – быстро ответил Гарин. – Не хочу. Да и не разрешат. Заготовкой крови могут заниматься только государственные учреждения, частным нельзя. Мне нужно, чтобы врачи заранее планировали запросы по крови. А я буду заказывать.
Так неожиданно Георгий вдруг стал заведовать отделением, да не абы каким, а переливания крови. То есть одним из ключевых в любом хирургическом стационаре. И ничего, что сам он не мог заготавливать кровь, забот ему хватило и с обеспечением кровью остальных отделений.
Он припомнил, как еще на скорой и потом на лекции в институте он зарекся хоть когда-нибудь связываться с переливанием крови и этой профессией. Судьба словно издевалась над ним, не позволяя заниматься тем, о чем мечтал, а принудив взять дело, от которого шарахался.
[25] Анатолий Иосифович Горюнов (Бендель), актер театра и кино, народный артист СССР, 1902—1951.
