Kitabı oku: «Гений и злодейство. 26 рассказов авторов мастер-курса Антона Чижа в честь 225-летия А. С. Пушкина», sayfa 10

Юлия Кизлова.
ФАТА-МОРГАНА
(«Руслан и Людмила»)

Она открыла глаза, чей-то тёмный силуэт просачивался сквозь прозрачную плёнку, натянутую над ней куполом. Хотелось пить. Она пошевелилась и почувствовала свои руки прижатыми к поверхности чем-то жёстким. Силуэт скользил за плёнкой, и на короткое мгновение показалось, что она видит знакомые очертания. Затрещала застёжка, и пластик с шумом отодвинулся в сторону. Над ней навис он.

– Алинушка, дорогая, ты наконец-то пришла в себя. Только не беспокойся, с тобой теперь всё в порядке.

Она попробовала приподняться, но зафиксированные руки не дали этого сделать.

– Лежи, не вставай. Ещё рано, – он присел на край кровати.

Она постаралась рассмотреть его, фиксируя взгляд на двух точках серых глаз, внимательно изучающих её. Очень, очень знакомое лицо, вот так же близко. Внутри неё всё качалось из стороны в сторону, к горлу подкатывало и отступало, как будто там работал невидимый поршень и маятник одновременно.

– Где я? – она услышала не совсем свой голос, а писк и шёпот, смешанный с хрипом и бульканьем в горле. Её мучительно затошнило.

– О, не переживай, с тобой всё в порядке, сейчас я сменю капельницу, – он встал и на секунду исчез за пластиковым куполом, – я уже боялся, что нам с тобой не выбраться, но видишь, всё в порядке. Твоё сердце теперь в норме, ты даже не заметишь, как быстро ты полностью поправишься.

Она едва могла разглядеть его манипуляции с капельницей, но вскоре почувствовала, как тепло и лёгкость начали разливаться по телу, а тошнота отступила.

– Вот и хорошо. Полежи немного, а я тебе почитаю твоё любимое из Пушкина. Как там у нас: …через леса, через моря колдун несёт богатыря…

Она ещё успела заметить сквозь наступающую темноту яркую вспышку от нацеленной на неё камеры телефона и провалилась в поток, тянущий её вниз или вверх в неопределённом времени и пространстве. А потом она стояла рядом и смотрела на ту, что лежала внутри пластикового кокона. Мерцали приборы, воздух всасывался и с шумом выходил из трубки, торчащей у неё в горле. За её спиной монотонный голос продолжал: «О ты, чья гибельная страсть меня терзает и лелеет, мне не страшна злодея власть: Людмила умереть умеет!»

Пластиковый кокон рассыпáлся как мираж, она протягивала руку, чтобы вытащить хлюпающую и всасывающую трубку, чтобы освободить. Освободить.

Руслан вышел из дома и пошёл вдоль Пушкинской, к кофейне «У Беранже и Вольфа».

– Вам как обычно? – спросила девушка с татуировкой кобры и надписью Naina на плече.

Руслан кивнул.

– Ваш розовый латте и американо без сахара. Два круассана с клубникой и пудинг.

– Спасибо, – он собрался уже отойти, но спросил, – вы совсем ничего не вспомнили?

Девушка подняла глаза к потолку, а потом уставившись на него остекленевшим взглядом, безликим голосом ответила:

– Ваша жена пришла, заказала всё то же самое, что и вы сейчас, расплатилась, я всё упаковала с собой, она сказала спасибо, взяла пакет и вышла на улицу. В какую сторону она пошла, я не видела. Встретила ли она кого-то, я не видела. В это время кроме неё и меня в зале никого не было. Записи с камер изъяли. Я эти записи не видела. Всё?

– Но может было что-то ещё? Что-то, что вам показалось подозрительным? – Руслан с надеждой всматривался в каменеющее лицо бариста.

Она упёрлась руками в стойку и наклонилась к Руслану:

– Послушайте, я всё понимаю, но вот уже почти два года я каждое утро повторяю вам одно и то же как дятел. Если вы думаете, что придёте завтра и что-то в моём рассказе изменится, то вы сильно ошибаетесь. Вы здесь только потому, что владелец этого заведения испытывает к вам сочувствие. В свою очередь я подобного к вам не испытываю, и вы достали меня уже до чёртиков.

– Простите, я… – Руслан суетливо подхватил заказ и пересел за столик в углу. Он пододвинул к себе американо, а капучино с круассанами и пудинг оставил на противоположной стороне стола. Сделал пару глотков, резко встал и снова подошёл к барной стойке.

– Ну нее-ет. Ты меня задолбал! Серый! Выйди, пжалста! – крикнула она кому-то, оборачиваясь в сторону кухни.

В этот момент дверь кафе хлопнула и вошёл высокий седовласый мужчина.

– Так и знал, что ты здесь!

Руслан обернулся на голос отца.

Они вместе вернулись за столик. Посидели молча. Каждый о своём. Руслан – о том, что девушка за стойкой права и он уже всех достал одним и тем же, Владимир – о том, что сына надо вернуть к нормальной жизни, к работе, наконец.

– Послушай, надо тебе уже в себя прийти. Органы работают. Я вчера был у зама, меня просто попросили, чтобы ты успокоился и не мешал. Они и правда работают. – Владимир смотрел на Руслана, но тот, казалось, не видел и не слышал его. Серое лицо, потухший взгляд, щёки впали, лохматая чёлка с проблеском седины.

– Как же, работают, за два года ничего. Совсем. Только бывшего её то сажают, то отпускают. Он как мышь у кошки. Каждый новый следователь, сколько их там, сначала посадит, а потом отпустит за неимением ничего. Ничего.

– Ты давай, на работу выходи. Хорош уже страдать. Никому от этого не легче.

– Да я не страдаю. Я просто хочу её найти. Ну не может такого быть, чтобы без причины и без следа она пропала. Мне просто нужно знать.

– Ну рано или поздно всё разрешится. Дай времени сделать свою работу.

Руслан хмыкнул в ответ, а Владимир продолжил:

– Вот сегодня, кстати, меня Чернов в ресторан позвал, говорит, чтоб я и тебя привёл. Там небольшая компания. Только свои. Его жене наконец-то стало лучше, он хочет её развлечь немного. Они завтра улетают в Женеву долечиваться. Вот зовёт пообщаться перед отъездом.

– Да мне-то что с того? Я видеть никого не могу из наших. Все довольные, своими делами занимаются. Чернов этот твой, светило, жену вылечил, теперь будет с ней носиться как с медицинским чудом. Павлин недобитый.

– Ну ты же знаешь, в какой они ситуации были. Он её, считай, с того света вытащил. Её же домой умирать отправили. Ему никто не помог. А теперь? Видишь, выходил, на ноги поднял. И то, помнишь, он на свадьбе у тебя был, несмотря на свои проблемы, всё-таки оказал мне уважение, порадовался за нас. А ты? Ты сейчас мог бы за них и порадоваться.

– Ладно, буду, – буркнул Руслан.

– И я тебя ещё об одном попрошу: мне нужно, чтобы ты вернулся на работу.

Руслан поморщился, но кивнул, потому что он уже давно понимал, что бежит на месте и не может вырваться из западни одного дня, повторять который он заставляет себя снова и снова, надеясь, что Мила вернётся как будто никогда не исчезала.

Она сидела перед зеркалом. Рука машинально взяла расчёску и потянулась к волосам, но замерла на полпути. Очень короткая стрижка ёжиком из светлых волос не нуждалась в расчёске. Она потрогала своё лицо, холодные пальцы скользили по тонкой коже, мучительно незнакомой. Как она сама себя так могла забыть. На столике стояли её фотографии, где она улыбалась в его объятиях, но лицо в зеркале не улыбалось совсем, было другим, незнакомым, приклеенным к ней настоящей, которую она совсем не знала.

– О, ты встала, дорогая! – Чернов вошёл. – Я принёс тебе твоё любимое. Смотри!

На подносе стоял френч-пресс с белым чаем и вазочка с кусочками белого шоколада.

– Я не помню ничего.

– Это нормально в твоём состоянии. Ты столько времени провела в коме, что кое-какие воспоминания могут вернуться, но не так быстро, как ты бы хотела. Посмотри на меня, ты же меня помнишь?

Она кивнула. Он рассказал ей всё: когда они познакомились, она лежала в его клинике, долго болела, а он её лечил. Случай не простой, но они вместе старались. Она почти выздоровела, а он сделал ей предложение. Была свадьба. Он даже показал ей видео. Короткие волосы украшала диадема, а платье лёгким облаком взлетало в кадре, когда он вальсировал, держа её на руках. Объяснил, что ходить ей ещё было тяжело. Он так долго боролся за её здоровье, но нужна была пересадка сердца, а донор всё никак не находился. Ей становилось хуже, а потом кома и почти смерть.

Она говорила, что ничего не помнит, когда в сотый раз пересматривала свадебное видео. Он говорил, что это нормально, что всё вернётся рано или поздно, а пока он ставил очередную капельницу, чтобы ей становилось лучше.

Постепенно в её почти пустой комнате начали появляться вещи. Одежду, которую она носила раньше, он уже давно выбросил, но купил ей новое. Прежнее из моды вышло, и размер не подойдёт, ведь она так сильно похудела. Времени прошло много, но сколько, она так и не могла понять. Нить его рассказов о прошлом всё время ускользала от неё. Когда он уходил, она оставалась в запертом доме одна. Выходить на улицу ей было ещё опасно, он так и объяснял. Переживал и уговаривал. Она соглашалась. Глухонемая уборщица приходила несколько раз в неделю, когда он был дома, а готовую еду он привозил из ресторана, который, по его словам, она очень любила. Но она не помнила, не помнила вообще ничего.

Дом был большой, но такой неизвестный и незнакомый. Когда его не было, она старалась обойти каждую комнату и найти хотя бы один предмет, за который она зацепится и свяжет его рассказы о прошлом с её воспоминаниями, но не находила ничего. Иногда она останавливалась у запертой двери в подвал, проводила рукой по шершавой поверхности, прижималась ухом, прислушивалась. Тишина за этой дверью тянула холодом. Она дотрагивалась до навесного замка, проводила пальцами по тронутой ржавчиной поверхности, ощущала его тяжесть, и что-то смутное вздрагивало глубоко внутри, похожее на настоящее, но тяжёлое, как эта дверь и замок, воспоминание.

– Что в подвале? Он закрыт.

– О, там моя секретная лаборатория, – смеялся он, – я там выращиваю разных монстриков, которые могут утащить непослушных девочек.

Время шло. Он заверял её, что вот уже совсем скоро она полностью поправится и они смогут выходить гулять, а потом уже и общаться с друзьями. Все так переживали за её здоровье, но рады, что она идёт на поправку. Она уже почти выучила имена всех близких друзей и узнавала их на фотографиях в его телефоне. Знала, кто чем занимается и кому он в своё время помог с больными родственниками. И дом, и его хозяин становились всё больше привычными, и ей казалось, что вот наверно она так и жила всю свою жизнь, которую забыла.

По ночам сквозь сон она иногда слышала, как он спускался вниз. Гремели ключи, раздавался глухой стук, казавшийся знакомым, а потом наступала тишина, от которой тянуло тем самым холодом.

Она даже попробовала тихонько за ним проследить, но он заметил её и вернул в постель, а дверь в спальню стал запирать на ключ до утра. Всё только ради и во имя её хрупкого здоровья.

– Ты же помнишь, сегодня небольшой камерный вечер в твою честь, – сказал он за завтраком.

Запах мокрой листвы после ночной грозы наполнял кухню свежестью. Она болтала босыми ногами сидя на высоком стуле.

– Видишь, всё как обещал. Курс лечения прошёл успешно. Теперь оставим только вечерние капельницы, чтобы ты лучше спала.

Она кивнула и улыбнулась в ответ. Он подошёл и подхватил её на руки и закружил по кухне.

– Вот так мы с тобой танцевали на нашей свадьбе. И сегодня станцуем.

Он усадил её обратно.

– Наш любимый ресторан, ты так давно там не была. Соберутся все наши. Будь готова к шести. Я заеду за тобой.

Он поцеловал её в щёку и провёл рукой по ёжику волос. Может быть сегодня, когда она окажется среди других людей, что-то или кто-то напомнит ей ту забытую жизнь, про которую неутомимо каждый вечер рассказывал Чернов.

Руслан долго смотрел на её открытую спину. Несколько бретелек внахлёст пересекали по диагонали бледную кожу. Одна родинка. Она повела плечом, и тонкие полоски сдвинулись и приоткрыли вторую чуть выше на лопатке. Если немного сдвинуть ткань, то может оказаться, что… Он вспомнил, как соединял мелкие точки родинок на её спине в созвездие Малой Медведицы.

– А, вы же ещё не знакомы! – грохнуло прямо над ухом, – моя жена Алина!

Руслан вздрогнул. Она обернулась. Потом в темноте салона автомобиля она будет вспоминать это мгновение. Будет просеивать гулкий туман сознания и помнить этот взгляд, немного удивлённый, немного смущённый, но такой, какой она уже видела однажды, но не помнила до сегодняшнего вечера.

– Ну всё. Тебе пора отдыхать. Светская жизнь пока не для твоего нынешнего состояния.

Руслан даже не успел ничего сказать Чернову в ответ, как тот подхватил свою жену и увлёк её в сторону выхода из ресторана.

– Ты в порядке? – Владимир подошёл к сыну и протянул ему стакан с виски, – ты что-то бледный.

– Я не знаю, это какое-то… Я тут… Понимаешь, я видел Милу только что, – Руслан провёл рукой по лицу.

– Милу? Ты серьёзно? Где?

– Я не знаю, но вот это же Чернов и жена его? – он показал на выход, где сквозь стеклянные двери было видно, как они усаживаются в машину.

– А ты вообще где был, я же просил не опаздывать. Что за бред ты несёшь?

– Это не бред, па. Я видел её родинки на спине. Это ЕЁ родинки! Но когда она обернулась, совсем другая. Как мираж, наваждение! Чёрт, я, кажется, с ума схожу. – Руслан залпом выпил содержимое стакана.

– Так, ну во-первых, это совпадение.

– Какое совпадение?

– Ну там родинки эти твои. Тебе уже твоя Мила начинает повсюду мерещиться. Успокойся. Её обязательно найдут. А ты, давай, займись делом уже наконец и прекрати эти свои розыски. Без тебя разберутся. Ну, если хочешь, я к Чернову завтра заеду, хотя нет, они уже завтра улетят.

– Как улетят? Куда?

– В Женеву лечиться. Я им ещё с вылетом помог, полетят на частном рейсе, чтобы не в толчее аэропорта. Она ещё не совсем здорова.

– Ты можешь сказать мне, кто это был? – спросила она и заметила, как его руки напряглись, сжимая руль.

– О, да это сын Володи, ты же помнишь его?

– Его да, а сына нет.

– Он в последнее время ни с кем не общался.

– Что-то случилось?

– Жена от него сбежала сразу после свадьбы, а он в розыск ударился. Ну там отряды поиска, по лесам бегает, по заброшкам. Ищет. Думает, что её украл безумный маньяк.

– Мне кажется, что я его видела раньше. Или он мне просто кого-то напомнил.

Она заметила, как Чернов посмотрел на неё и снова отвернулся на дорогу.

– Ну кого он тебе может напомнить? Вы и не встречались ни разу. На нашей свадьбе его не было, кажется, учился он тогда, а на его свадьбе был только я, и то ради Володи, ты тогда совсем слабенькая была.

Всё, что говорил Чернов, ей казалось понятным и встраивалось в ту цепочку событий, которые он много раз пересказывал ей. Но необъяснимым был взгляд того Руслана, который вдруг на короткое мгновение вспыхнул ярким и тёплым светом в холодной тишине её памяти.

– Тебе понравился вечер? – Чернов спросил после нескольких минут молчания, пока они ехали сквозь ночной город. По Пушкинской мимо кофейни, направо, ещё раз направо, и вот уже ворота плавно отъехали, впуская шорох шин на гравийную дорожку в глубину к темнеющему фасаду дома.

Она ничего не ответила, от сталкивающихся друг о друга образов сегодняшнего вечера у неё сильно кружилась голова, пересохло во рту, сдавило виски. Она никак не могла ухватить что-то показавшееся на мгновение чем-то важным и другим.

Чернов помог ей выйти из машины.

Вот сейчас он откроет дверь, щёлкнет выключатель, пискнет сигнализация. Он уложит её в кровать и настроит капельницу. Пока он будет читать вслух, она будет медленно гаснуть мыслями.

– Разве мы куда-то уезжаем? – она заметила в гостиной два серых чемодана.

– О, я совсем забыл сказать тебе. А все уже знают. Да, решил, что поживём немного в горах. Тебе пойдёт на пользу.

– Но…

– Что но? Ты же знаешь любые твои вопросы приносят непоправимый вред твоему здоровью. Вспомни, что с тобой было? Не помнишь? Тогда я напомню.

Он взял её крепко за руку и потянул за собой вверх по лестнице.

– Я тебя откачал, я тебя практически с того света вернул. Ты знаешь, что с твоим диагнозом выживаемость практически нулевая. А я смог! Я победил твою смерть. А ты ещё вопросы задаёшь! У тебя теперь всё есть!

– Почему теперь? А что было раньше? – она говорила с его спиной.

– Раньше? – он остановился и развернулся к ней лицом и уже собрался продолжить, но в дверь позвонили.

– Чёрт, – его лицо пошло пятнами, – так и знал, что надо было уехать раньше, зря я это всё устроил. Хотел по-человечески, теперь вот.

Он заметался, не выпуская её руки. Потом резко завёл её в спальню и запер дверь. Она дёрнула ручку, застучала.

– А ну тихо сиди! – крикнул он из-за двери.

Она услышала его топот и писк домофона. Через несколько минут хлопнула входная дверь. Приглушённые голоса, она ничего не могла разобрать.

– Володя! Руслан! Заходите.

– Ты извини, что поздно, но тут такое дело, понимаешь.

Только обрывки фраз.

– Да я всё понимаю…

– Ты уж прости, что мы так…

– А давайте на кухню!

Голоса внизу стихли, она сидела под дверью, и то ли поршень, то ли маятник внутри неё раскачивал необъяснимое. Она собирала образ воспоминаний из потока промелькнувших за сегодняшний вечер лиц, голосов, рук, улыбок, поздравлений и пожеланий и каждый раз натыкалась на этот короткий, вспыхивающий чем-то совершенно другим, но казавшейся ей правильным и настоящим взгляд Руслана. Всё остальное теперь стало искусственным и поддельным. Это не была она всё это время. Это не она кружилась на руках у Чернова на свадебном видео. Это не её лицо и не её жизнь, которой как будто и не было вовсе. Это жизнь той другой, в пластиковом коконе с трубкой в горле. Она подошла и посмотрела на своё отражение. Провела рукой по шее, где бледнела впадина уже затянувшегося круглого шрама.

Снизу снова донеслись голоса. Хлопнула дверь. По лестнице тяжёлые шаги. Дверь открылась.

– Ты больше не будешь носить открытых платьев.

– Почему?

– Потому, что тебе надо как можно меньше задавать вопросов и принимать все прописанные мной процедуры.

– Хорошо, я буду.

Он проводил её к постели, уложил.

– Сегодня ты будешь спать особенно крепко. А завтра ты уже проснёшься в совершенно другом месте.

Она слышала голос Чернова как сквозь вату, проваливаясь в поток, тянущий её вниз или вверх в неопределённом времени и пространстве.

Через неделю позвонили из следственного комитета. Руслан не разобрал и половины слов, только: нашли совпадение, обнаружилась нестыковка, требуется ваше присутствие.

В тёмном коридоре его ждал отец.

– Вы присаживайтесь. Тут совсем странное дело, надеюсь, вы поможете нам разобраться, – следователь протянул через стол несколько листов с отпечатанным текстом протоколов.

Пока Руслан пытался вчитаться в прыгающие перед глазами буквы, тот продолжил:

– Нам сообщили об авиакатастрофе. Тела уже везут обратно. Результаты ДНК мы получили раньше. И понимаете, по документам Чернова Алина Викторовна, а по ДНК – находящаяся в базе пропавших без вести Светлова Людмила Александровна. Мы пока не совсем понимаем, в чём дело.

Руслан выронил листы.

– Я говорил тебе, что это она!

– Что вы имеете в виду? – следователь подхватил протоколы.

Владимир встал, снова сел на стул, положил руку на плечо Руслана:

– Мы, точнее нам, нет, мне кажется, что это ошибка. Такого просто не может быть. Чернов мой друг, мы знакомы с детства.

– Ну знаете, разберёмся. Вы на опознание приходите, когда тела доставят. Чернова тоже опознать надо, я так понимаю, что близких родственников у него нет.

Глухонемая уборщица ничего не могла объяснить толком. Жену Чернова в доме она видела, знала, что та болела, потом выздоровела. Добрая была такая, и всё. Его дом обыскали. В подвале нашли пустую кровать, с разложенным на ней свадебным платьем и диадемой на подушке, а в саду под яблоней нашли его жену.

 
* * *
 

– Я бы тебя отпустил когда-нибудь, если бы ты её не убила, – Чернов наклонился и поправил на ней ремень безопасности.

Мила посмотрела на него:

– Я не хотела убивать, я хотела себя освободить.

– Мы скоро приземлимся. Ты знаешь, я бы всё равно её вылечил, но теперь я буду лечить тебя, до тех пор, пока ты не станешь…

Самолёт тряхнуло, в салоне погас свет.

Евгения Алексеева.
ХОРОШЕЕ МЕСТО
(«Сказка о золотом петушке»)

В детстве меня пугал и одновременно завораживал механический петух, установленный на шпиле городской ратуши. Я подолгу мог рассматривать отливающие золотом крылья или гребень из красной бронзы, который короной возвышался на голове петуха. А если прийти к ратуше в ветреную погоду, то можно услышать, как сотней маленьких колокольчиков позвякивают острые перья хвоста. Только в глаза петуха я не мог смотреть. Этот холодный железный взор, устремлённый в пустоту, пробирался под кожу, и казалось, петух знает о каждом пропущенном уроке или списанной домашке. От этого взгляда хотелось бежать куда угодно, лишь бы не видеть в небе золотую фигурку.

Сейчас я вырос и стал ходить по городу не поднимая головы.

– Марк, ты меня слушаешь? – спросила Эсма, встряхнув мою руку.

– Прости, задумался, – я попытался улыбнуться. – О чём ты говорила?

– Так жарко, что готова искупаться даже в луже, – а после небольшой паузы добавила: – Или в фонтане.

Мы медленно шли по центральной площади, залитой мягким светом уличных фонарей. Было действительно душно, и я успел пожалеть, что согласился на прогулку. У меня дома мы наверняка бы нашли, чем ещё занять потные тела.

– А давай наперегонки? Первый пришедший загадывает желание.

Голос Эсмы выдернул меня из фантазий. Она указывала на городской фонтан, от которого долетали прохладные брызги.

– Эсма, я не думаю, что это…

– Раз. Два. Три. Давай! – она побежала к дороге, даже не посмотрев на меня.

Я успел догнать и дёрнуть на себя хихикающую Эсму, когда до проезжей части оставалось не больше пары шагов.

– Что ты творишь?

– Да ладно, получилось бы весело. В этом городе ничего не меняется, – Эсма нахмурилась и стала похожа на ребёнка, которому не купили игрушку. – Вечно та же рутина, те же правила. Скучно.

Мимо нас прошёл отряд агентов. Их лица скрывали маски, форма сливалась с вечерними сумерками, а на груди поблёскивали служебные значки. Это были агенты «Петушка», хотя я бы их узнал и без всякой экипировки.

– Скучно тебе? – зашипел я, стараясь не смотреть на удаляющиеся бордовые фигуры. – Да ты хоть представляешь, сколько правил ты чуть не нарушила?

Наш город можно было бы назвать тихим, спокойным местом для хорошей жизни. Но за всё нужно платить. В нашем случае – это свод нерушимых правил, за соблюдением которых чутко следит искусственный интеллект по контролю преступлений, или, как его называют граждане, «Петушок». Это в честь той фигуры на шпиле ратуши.

Эсма прильнула ко мне и поцеловала в щёку. Ужасные картины того, что могли сделать с ней, с нами, отступили. Я поспешил увести Эсму подальше от площади, ратуши, «Петушка» и его агентов. Впрочем, если бы им понадобился кто-то из нас, беги – не беги, а результат всё равно будет один.

Мы подошли к маленькой лавке на углу, и Эсма потянула меня за собой внутрь. В магазинчике пахло свежей выпечкой, а на прилавках горками были выложены различные сладости. На одной из стен красовалась табличка «Открыто в 1834 году». Нам повезло найти настолько старую лавку. В городе магазины постоянно открывались и закрывались. Настоящими везунчиками считались те, кто протянул хотя бы год.

Эсма выбрала пару шоколадных пирожных, а я решил купить её любимые карамельные конфеты. Мы подошли к прилавку, и я протянул деньги. Продавец суетливо начал отсчитывать сдачу. Эсма прижалась ко мне, её взгляд устремился к выходу.

– Спасибо за покупку, – сказал продавец, протягивая мне несколько монет.

Я машинально положил деньги в карман, и мы направились к двери.

Но тут же услышали звук сирены, и магазин заполнили агенты «Петушка». Один из них схватил продавца за руку.

– Вы задержаны за неправильно выданную сдачу, – объявил один из них.

Продавец побледнел, начал оправдываться, но его слова терялись в шуме. Агенты, не слушая, повели его к выходу. Откуда-то из глубины выбежала растрёпанная женщина и бросилась к ногам одного из агентов, причитая, что сына забрали, брата забрали, а без мужа она останется совсем одна. Солдат освободил ногу от её цепких пальцев и увёл арестованного.

Я молча стоял, хотя внутри всё кипело от несправедливости. Мне хотелось кричать, хотелось рвануть вперёд и врезать тому безликому, что заковал несчастно продавца в наручники, словом, как-то остановить их, но не мог.

– Марк, пошли отсюда, – тихо сказала Эсма, потянув меня за руку. Мы быстро покинули магазин.

На улице было безлюдно. Я всё ещё слышал плач женщины, умоляющей о прощении. Вдалеке виднелся шпиль ратуши с металлическим петухом, целиком обращённым в нашу сторону. Я стыдливо опустил глаза и принялся разглядывать каменную кладку.

– Ненавижу, как же это всё ненавижу, – сказал я, когда мы отошли на безопасное расстояние.

Эсма посмотрела на меня серьёзно.

– Знаешь, Марк, – начала она, – не обязательно всегда жить по правилам только потому, что кто-то так сказал.

– К чему ты клонишь?

– Есть особое место. Место абсолютной свободы. Там можно не притворяться, ну, ты понимаешь, о чём я. Я давно хотела тебя пригласить, но сомневалась, что ты согласишься. Такие встречи немного против правил.

– Это слишком рискованно.

– Иногда, чтобы быть свободным, нужно рискнуть. Мы не можем жить в страхе вечно, – Эсма понизила голос до шёпота. – Так ты хочешь пойти со мной на секретную вечеринку?

Её предложение было неожиданным. Тайная вечеринка, где мы можем быть самими собой, звучала как мечта. Эсма сжала мою руку крепче. Я понимал, что она права.

– Куда приходить?

 
* * *
 

Сейчас я уже не был таким решительным, как во время разговора с Эсмой. Идти на эту вечеринку – чистое безумие. И тем не менее стоял у входа в нежилое здание.

Я снова оглядел улицу, ожидая увидеть тёмные силуэты агентов «Петушка», скрывающиеся в тени, готовые схватить меня в любую секунду. Холодный пот стекал по спине. Мне было известно достаточно рассказов о тех, кого забрали, и никто никогда больше их не видел. Человек словно не существовал никогда. «Петушок» не знал пощады.

Я шагнул внутрь здания, и сердце сбилось с ритма. Каждое движение казалось слишком громким. В голове зазвучали тысячи причин, почему мне стоит уйти, но я заставил себя идти дальше.

На верхнем этаже мне послышались приглушенные голоса и смех, но стоило постучать в дверь, как все звуки исчезли. Эсма открыла дверь. Её глаза сияли в полумраке, а улыбка была обманчиво спокойной.

– Рада, что ты пришёл, – Эсма поцеловала меня, поцеловала по-настоящему, а не так, как разрешено было на улице.

– Ты уверена, что это хорошая идея? – я оглянулся, всё ещё беспокоясь, что меня могут преследовать.

– Не волнуйся, – Эсма взяла меня за руку, ведя внутрь квартиры. – Здесь все свои.

Просторная, но душная комната была освещена тусклым светом, пробивающимся через плотные шторы. Пахло потом и чем-то кислым. В полумраке то и дело вспыхивали красные точки сигарет. Было не больше десятка людей, но казалось, что все стоят слишком близко друг к другу. Чем-то они напоминали животных, которые прожили взаперти так долго, что и на свободе продолжили ходить по кругу невидимой клетки.

– Это Марк, – сказала Эсма, подталкивая меня вперёд. – Он теперь с нами.

Я кивнул, чувствуя на себе множество настороженных взглядов. Один из мужчин, высокий и худой, шагнул вперёд.

– Ты сын Комарова, – сказал он. Это было не вопрос.

«Это же сын разработчика», – произнёс кто-то с ядовитой ноткой в голосе.

– Что он тут делает? – обратился он к Эсме. Голос мужчины стал напряжённым. Если бы он мне врезал, то я бы даже не сопротивлялся. Слишком многие хотели это сделать. Я находил это ироничным, потому что единственной преградой между мной и жаждой людской мести был тот, кого я ненавидел больше агентов «Петушка» – мой отец.

– Витя, прекрати, – вмешалась Эсма. – Мы здесь не для этого.

Она провела меня вглубь комнаты и усадила на потрёпанный диван. Вечеринка оказалась вовсе не тем, что я ожидал.

Следующий час я прятался в туалете, на кухне или в крошечной комнатке, служившей когда-то кабинетом, лишь бы только Эсма не пыталась меня с кем-нибудь познакомить. Я понимал, что не услышу от них ничего хорошего.

Уличив момент, когда я перебирался из одного укрытия в другое, ко мне подошла женщина с короткими седыми волосами и глубокими морщинами на лице. Она выглядела измождённой. Представилась Анной.

– Мой мальчик, – голос её дрожал и скатывался в шёпот. – Всего лишь подросток. Нашли у него в компьютере что-то. Они пришли за ним ночью. Даже не дали попрощаться.

Мои ладони стали влажными. Как и в той лавчонке, я снова не знал, что сказать. Да и какие слова могут избавить от вязкого чувства вины, в которой я тонул с момента, как папа закончил проект.

Один за другим люди подходили и делились своими потерями. Истории были разными, но боль в них была общей.

– Мы должны найти способ отключить «Петушка», – слова вылетели быстрее, чем до меня дошёл их смысл. Только за них мне уже грозил пожизненный срок.

– Пытались уже. И не один раз. Всё всегда заканчивалось одинаково, – пробормотал Виктор.

– Мы должны попробовать, – сказал я, оглядев комнату. – Если мы не сделаем ничего, этот город превратится в тюрьму.

– Уже превратился, – горько произнесла Эсма.

Некоторые из присутствующих закивали, другие продолжали смотреть насторожённо. «Петушок» был вездесущ. Он знал всё, видел всё. Казалось невозможным победить такую систему.

– Дома папа хранит некоторые материалы, – начал я. – Могу помочь найти уязвимость.

Витя нахмурился.

– Ты уверен, что сможешь это сделать? Ведь твой отец – гений, и наверняка «Петушок» уже предусмотрел все возможные угрозы.

– Уверен, – ответил я, хотя уверенность была больше показной. – Только мне нужна будет ваша помощь.

Мы собрались вокруг стола. Кто-то выключил музыку, и теперь единственными звуками были наши голоса и редкие щелчки зажигалок. Вечеринка перешла в обсуждение плана. Мы знали, что на кону не только будущее всего города, но и наши жизни.

Раздался хлопок, и в комнату ворвался отряд агентов «Петушка».

– Все на выход! – крикнул Виктор, но его голос утонул в хаосе.

Люди бросились в разные стороны в поисках выхода. Эсма схватила меня за руку и вытолкнула на пожарную лестницу. Мы бежали без остановки, пока не оказались на безопасном расстоянии.

Золотой петушок блестел на шпиле ратуши, и впервые за долгое время мне не хотелось отвести глаза, не хотелось спрятаться от его безжизненного взгляда. Я был частью чего-то большего, частью сопротивления, готового бороться за свою свободу. И, глядя в глаза Эсмы, я знал, что не одинок.

– Спасибо, – сказал я Эсме, когда мы подошли к её дому. – За всё.

Она улыбнулась и поцеловала меня в щёку.

– Это только начало, Марк.

 
* * *
 

На следующий день Эсма сообщила, что многих схватили и медлить с поиском лазейки нельзя.