Kitabı oku: «Загадка проклятого замка», sayfa 4
– Как вы прекрасны сегодня, повелительница, – скороговоркой произносил несчастный, торопясь забиться в какой-нибудь тёмный угол.
– Она великолепна, – с трудом сдерживая смех, фальшиво пищали с потолка летучие мыши.
– Очаровательна, просто очаровательна, – уныло ухали совы, угодливо хлопая круглыми глазами.
Получив нужную порцию славословий, Кактуса заходила в главный зал, ломала одну из колючек, после чего на полу появлялась гора отбросов, которыми вынуждены были питаться теперь обитатели замка. Сама волшебница в это время неподвижно сидела на троне и, презрительно кривя губы, негромко шептала себе под нос:
– Эти глупые твари, изо дня в день говорят одно и то же. Разве они могут по достоинству оценить мою красоту? Разве их тупые мозги в состоянии воспеть её так, как она того достойна?
Затем Кактуса удалялась в одну из комнат, в которой она поселилась из-за сохранившегося там балкона. Здесь колдунья отчаянно скучала. Не находя выхода своей всепоглощающей меланхолии, она ломала очередную колючку и насылала на долину мусорный дождь. Падающий с неба хлам на некоторое время развеивал уныние, царившее в её душе.
Приблизительно в это же самое время лишённый былого могущества Виг-Фяк покинул свои подземные владения. Бывший могущественный волшебник решил уйти туда, где его никто не знал и не мог посмеяться над его нынешним плачевным состоянием. С собой он прихватил мешок с лучшими драгоценными камнями. Однако путь был долог, а мешок слишком тяжёл. Во время привалов гном вынужден был перепрятывать драгоценности в кротовые норы или расщелины скал. Вскоре у него остался только «Король самоцветов», который когда-то нашли Худышка и Пончик. Драгоценный кристалл он положил в карман и налегке двинулся дальше. Однажды после ночёвки в стогу сена Виг-Фяк обнаружил в кармане вместо драгоценного камня огромную дырку.
Потеря самоцвета оказала на гнома весьма странное действие, а именно, потеряв абсолютно всё, Виг-Фяк неожиданно успокоился. Сидя в чистом поле на невысоком холме, гном философски оглядывал свой истрепанный камзол и панталоны, которые по причине крайней ветхости превратились в совершенно неприличные шорты. Задумчиво пошевелив покрытыми густой шерстью пальцами ног, выглядывающими из дыр износившихся башмаков, гном спросил сам у себя: «Что делать мужчине в расцвете лет, у которого нет крыши над головой, пусто в желудке, а в карманах свистит ветер?».
Неизвестно откуда ему в голову пришла абсурдная мысль: «Жениться». Первоначально сам мыслитель отмёл эту идею по причине её совершеннейшей несуразности. Однако, посидев в тишине ещё немного, счел, что мысль о женитьбе не столь уж плоха, если к этому вопросу подойти трезво и с умом. «Ведь должна же остаться в этих местах хотя бы одна принцесса или, на худой конец, не слишком старая вдовствующая королева, владеющая замком? Нынешнему нищенскому состоянию вполне возможно придать какой-нибудь романтический ореол, и превратить минус в плюс», – размышлял Виг-Фяк, которому, конечно, даже в голову не пришло, что можно жениться по любви на какой-нибудь небогатой гномихе.
Приступая к выполнению своего плана, гном привстал и взглядом завоевателя обозрел окрестности, залитые светом заходящего солнца. Справа темнел лес молодых дубков, слева текла широкая спокойная река с заросшими камышом берегами, а впереди, насколько хватал глаз, простиралось зелёное поле, ближе к горизонту переходящее в известковые холмы. На одном из этих холмов гном узрел нечто похожее на замок.
– Ну, что ж, посмотрим, кто этим замком владеет. Надеюсь, что это ни какой-нибудь старый, жадный Кощей? Хотя, не может же быть невезение вечным? – сказал сам себе гном и вдохновленный своими новыми перспективами двинулся в сторону замка, засунув мохнатые ручки в дырявые карманы своих обветшалых панталон.
Идти гному пришлось всю ночь. Правда, дорога в темноте его нисколько не обременяла – как и все подземные жители, он гораздо лучше видел ночью, чем днем. На рассвете он остановился у стен замка и увидел на высоком балконе женщину в пурпурной мантии, отороченной белым мехом. Опьяненный своими честолюбивыми мечтами, гном решил, что перед ним, конечно же, королева. Обрадовавшись, гном тут же произнес, а, вернее, прокричал, заранее заготовленную речь:
– О, прекрасная незнакомка, не дашь ли ты приют усталому страннику, который прошёл нелёгкий и полный опасностей путь, чтобы иметь счастье лицезреть твою красоту, насладиться дивным светом твоих глаз и упиться румянцем твоих щёк?!
Красноречию гнома в немалой степени способствовал тот факт, что вот уже сутки у него во рту не было и маковой росинки. Про себя же он подумал:
– Надеюсь, сейчас на балкон не выскочит разъяренный супруг с арбалетом?
Сделав паузу, Виг-Фяк некоторое время выжидал, но, не заметив ничего для себя опасного, продолжил:
– Впусти же меня, прекрасная! Я ни о чём так не мечтаю, как преклонить колени у твоих ног и с упоением слушать музыку твоего голоса, перед которой меркнет даже весенняя песня соловья.
– Какой вы милый… – раздалось сверху, – входите же!
– Однако голосок у неё не очень, – подумал гном, услышав призыв незнакомки.
– Впрочем, у павлина тоже голос не очень, однако, это не мешает ему быть прекраснейшей из птиц, – утешил он сам себя, мысленно присовокупив, что наличие во владении целого замка может любую женщину сделать очаровательной.
– О солнце моей души, но как же я войду? Здесь нет ни ворот, ни лестницы…
– Сейчас, сейчас мы это исправим, – быстро проговорила женщина, и в её руках вспыхнул огонек, бледный в лучах восходящего солнца, – я жду вас в тронном зале, – добавила «королева», исчезая с балкона.
Сразу же после этих слов, гном оторвался от земли и, как мыльный пузырь, поплыл над зарослями колючек, после чего его втянуло под низкие своды подземного хода.
– Она умеет колдовать. Возможно, это хорошо, но, скорее всего, очень плохо, – думал гном, неспешно проплывая по подземелью.
Нужно заметить, что неожиданный взлёт его совсем не удивил, поскольку в бытность свою могущественным волшебником, он умел проделывать с другими штуки и посерьёзнее.
Вскоре воздушная струя вытолкнула его из двери, скрытой за высокой спинкой трона.
– Ну, вот мы и вместе. Говорите же, говорите о своей любви! – нетерпеливо приказал гному уже знакомый скрипучий голос.
И вот тут Виг-Фяка постиг страшный удар. Дело в том, что теперь, когда его не слепили лучи восходящего солнца, он видел гораздо лучше. Рассмотрев, как следует объект своих честолюбивых устремлений, гном мгновенно утратил дар речи, а его нижняя челюсть сама собой поползла вниз.
– Э–э… – только и смог произнести он.
– Ах, да, я понимаю, – взмахнула костлявыми руками колдунья, – конечно же, вы потеряли дар речи, потрясенные моей ослепительной красотой…
Соображал Виг-Фяка довольно быстро. Осознав, что крупно влип, гном решил не раздражать владелицу замка, пока не станет ясным, насколько велика её волшебная сила.
– Да, конечно же, потрясен, ослеплен, раздавлен и смят, – с изрядной долей искренности выпалил он, изогнувшись в любезнейшем поклоне.
– Ну, припадите же к моей руке, – проскрипела владелица замка, – протянув костлявую морщинистую руку к носу гнома.
Сделав над собой героическое усилие, гном чмокнул её, с трудом удержавшись, чтобы плюнуть.
Сверху раздался громкий кашель. Это совы, сидевшие на потолочных балках, пытались подавить душивший их смех.
– Пошли прочь, негодные! – рявкнула колдунья, сердито отрывая одну из иголок от стоявшего у трона огромного кактуса. В пальцах её вспыхнул крошечный огонек, после чего вся живность была выметена из тронного зала поднявшимся вихрем.
– Фи, да у неё даже нет собственной волшебной силы, раз она колдует с помощью кактуса, – презрительно подумал гном, пытаясь решить, какую выгоду ему может принести неожиданное открытие.
– Ну, вот мы и одни, – прошептала волшебница, – теперь вы можете свободно говорить мне о любви.
Неожиданно гном почувствовал себя не просто уставшим, но измотанным и даже измочаленным. Виг-Фяк покачнулся и, ничуть не претворяясь, осел на ступеньки трона.
– Мой путь был долгим и трудным, о несравненная! – хрипло проговорил он. – Позволь мне немного отдохнуть и собраться с мыслями. А завтра… Завтра я восхвалю твою красоту в стихах, – чтобы хоть как-то отвязаться, опрометчиво добавил он.
– Ну, что ж, я подожду до завтра, – не скрывая разочарования, произнесла колдунья, – прощайте. Подхватив горшок с кактусом, она направилась к выходу.
– Позвольте, я вам помогу! – закричал гном, хватаясь за горшок.
Однако колдунья, выдернув сосуд с неожиданной силой, сказала недовольно:
– Нет-нет, это нельзя. Это очень личное, понимаете?
– Я буду страдать в разлуке, – стремясь сгладить неприятное впечатление, сказал Виг-Фяк, – неужели вы, о прекраснейшая из прекраснейших, не дадите мне что-нибудь, что вдохновит меня сочинить этой ночью поэму о вашей красоте? Подарите же мне хоть какую-нибудь мелочь, принадлежащую вам. Ну, хотя бы крошечную иголку с этого дивного цветка?
– Вы умеете уговорить, противный! – кокетливо сказала ведьма, отрывая от кактуса, действительно самую маленькую иголку.
– Нельзя же понимать так буквально!!! – чуть не завопил разочарованный Виг-Фяк, но вслух сладко произнес, – я буду хранить её у самого сердца, вот здесь…
И гном вколол колючку на манер английской булавки в свой потрепанный кружевной воротник.
Расставшись с Кактусой, Виг-Фяк отправился побродить по замку, чтобы подыскать себе подходящее место для ночлега. Во время осмотра его неприятно поразила крайняя запущенность, царящая во всех его помещениях. Куда бы ни заглянул гном, повсюду он натыкался на следы разрушения. Картины в золоченых рамах от сырости потемнели, и теперь даже непонятно было что же на них изображено. Источенная шашелем мебель в комнатах стала совершенно непригодной к использованию, так как рассыпалась от малейшего прикосновения. Во всех углах, на стенах, на полу и даже на потолке обнаруживались следы плесени, пыли и паутины.
– Приданое вполне достойное самой невесты, – уныло проговорил гном, устраиваясь на ночлег в небольшом, запирающемся изнутри, чулане, в который он притащил набитый соломой матрац.
Проанализировав сложившуюся ситуацию, Виг-Фяк приуныл. Правда, теперь у него была одна волшебная колючка. Но на что её потратить? Заказать себе вкусный ужин? Удобную постель? Горячую ванну с ароматическими маслами? Новый костюм? Желаний у гнома было много, а колючка всего лишь одна, к тому же, совсем крошечная. Решив пока не тратить на пустяки волшебную силу, гном пробрался в тронный зал, где в этот момент ужинали на куче отбросов обитатели замка. Бесцеремонно раскидав их в разные стороны, Виг-Фяк выбрал для себя несколько подпорченных морковок, помыл их в луже с дождевой водой и отнес в облюбованную каморку. Чинно поедая подгнившие корнеплоды, он предавался грёзам о том, какое будущее его ждет, если он сможет выманить у старой уродины достаточное количество волшебных игл.
– Уж я – то смогу воспользоваться ими правильно. У меня будет всё: прекрасный дворец, нарядная одежда, вкусная еда и целая толпа расторопных слуг. Я не стану тратить волшебную силу на такую глупость, как мусорные дожди.
При этом гном отлично понимал, что понадобиться время для того, чтобы войти в доверие к ведьме.
– Ничего, я буду сдержанным, умным и хитрым, – говорил сам себе гном, – я просто обязан вскружить голову этой ведьме, и тогда она ощиплет для меня свой «дивный цветок», как повар рябчика.
Съев морковки, гном уже совсем собрался заснуть, как вдруг вспомнил о своем опрометчивом обещании «воспеть в стихах красоту волшебницы». Злобно сплюнув, он принялся укладывать в голове непослушные рифмы. К имени «Кактуса» Виг-Фяк, небольшой мастер в стихосложении, никак не мог подобрать никакой другой рифмы, кроме как «медуза». Работа продвигалась со скрипом, и гном сам не заметил, как погрузился в сон.
На следующее утро Виг-Фяк, мысленно содрогаясь от отвращенья, принялся расточать словесный мёд в адрес волшебницы. При этом он надеялся, что ему удастся в славословии обойтись исключительно «грубой прозой». Однако Кактуса, выслушав его с долей благосклонности, незамедлительно напомнила тоном капризной красавицы:
– Мой друг, мне не терпится услышать стихи.
Осознав, что увильнуть не получится, гном откашлялся и продекламировал:
Красою несравненной был очарован я,
И стали мне несносными все прежние друзья.
Озера глаз и кудри пышные копной…
Надеяться могу ли, что станешь мне женой?
– А вот с последним торопиться не стоит, – назидательно заметила Кактуса, вполне благосклонно выслушав корявое четверостишье, – Рыцарь сначала должен воспеть красоту Прекрасной дамы, и только потом она, возможно, отдаст ему свое сердце. Продолжайте, вы же обещали поэму…
Гном представив, что хватает волшебницу за худую шею и медленно, с удовольствием душит, приступил к следующему четверостишию:
Мечтаю обнять я объект красоты неземной.
О, если отвергнешь,
Что будет с несчастным, со мной?!
И если забудешь, с ума я сойду от тоски.
В скитанья уйду я раздетым, босым,
Позабыв про пиджак и носки.
– Ну, положим, уйти в скитанья, вам никто не позволит. Подземный ход я вчера обрушила. А пока, – сделав многозначительную паузу, торжественно добавила Кактуса, – я назначаю вас моим придворным стихотворцем. Ну, благодарите же меня, целуйте руку, увалень вы эдакий, – игриво добавила она, по-свойски ущипнув гнома за щеку.
Старательно борясь с подступающей тошнотой, гном припал к жилистой кисти повелительницы, после чего вкрадчиво произнес, указывая на Кактус:
– Не буду ли я удостоен ещё одного памятного сувенира? Право же для меня это желаннее, чем орден, усыпанный алмазами…
– Умеете вы уговаривать, гадкий шалунишка, – жеманно протянула Кактуса, обнажая в любезной улыбке редкие желтые зубы. После этого она задумчиво оглядела Кактус, и, выбрав, одну из самых маленьких колючек, протянула гному.
– Завтра утром, я надеюсь услышать продолжение вашей поэмы, – заметила на прощанье она, и перед тем, как удалиться из тронного зала, игриво вильнула тощим задом.
– Признаться, при всем желании я не могу обнаружить в ней ни одного достоинства, – думал гном, возвращаясь в свой чулан, – Кактуса не только уродлива, но ещё грязна, жадна и глупа.
Вновь Виг-Фяк провёл бессонную ночь, жуя заплесневелую репу и подбирая рифмы. Утешением в этом неблагодарном деле ему служили волшебные колючки, которые он старательно припрятал под матрац. Гному было жаль использовать иглы на какую-нибудь приятную мелочь. Свое счастье он старательно откладывал «на потом», желая получить всё и сразу.
Через неделю пребывания в замке, гном потерял счет времени. Никогда раньше он не предполагал, что стихосложение – это такой каторжный труд. Выжав из себя очередное убогое четверостишие, Виг-Фяк чувствовал себя так, словно целый день толкал тачки с камнями. Бедняга, считавший себя непревзойденным лицемером, никак не мог понять простой вещи – силы у него отнимал вовсе не поиск рифм, а постоянное, вынужденное вранье.
Виг-Фяк стал нервным и злым. Всё чаще на утренних аудиенциях Кактуса покидала зал, не скрывая своего недовольства жалкими творческими потугами гнома. Волшебница придиралась к каждому слову, отчего убогие четверостишия «придворного стихотворца» становились всё хуже. На все замечания, гном отвечал, что вынашивает идею сложения хвалебной песни о Кактусе, но для этого ему нужно время.
– Эта кретинка думает, что писать стихи – то же самое, что печь блины, – ворчал он, выбирая в вечерней куче отбросов наименее гнилые овощи, и щедро раздавая затрещины попадающим под «горячую руку» обитателям замка.
– Поэту нужен воздух, простор, взлет, вдохновение, – жуя морковь, продолжал вещать «стихотворец», – а что меня может вдохновить здесь?! – неизменно повторял Виг-Фяк, в последнее время, действительно, возомнивший себя великим поэтом.
Однако стихосложение давалось ему нелегко. По ночам его мучила бессонница, а во время недолгого забытья преследовали кошмары. Непослушные рифмы в его снах превращались в уродливых, многоголовых червей, которые гнались за ним, приговаривая скрипучим голосом Кактусы:
Виг-Фяк – жалкий червяк
Прячет колючки свои под тюфяк.
Волшебные иглы мы скоро найдём
И всё колдовство у тебя отберём…
Гном просыпался в холодном поту и торопливо совал дрожащую руку под матрац, проверяя на месте ли его богатство. Потом он старательно пересчитывал их, с грустью осознавая, что волшебные иглы, достаются ему непосильным трудом. Уже не раз Виг-Фяк спрашивал себя, как долго он сможет терпеть такое унизительное положение.
Но в одно прескверное утро мечты, которые так согревали гнома в неуютном замке, окончательно рухнули. В тот день Кактуса спустилась в тронный зал в отвратительном настроении, косвенной причиной которого, являлась, как ни странно, она сама. Дело в том, что, спасаясь от меланхолии волшебными дождями, она окончательно испортила климат в окрестностях замка. В результате её Кактус, любящий сухое тепло, начал хиреть. На месте оторванных игл, не спешили вырастать новые, а те, что ещё оставались, отказывались увеличиваться в размерах.
Пересчитав оставшиеся иглы, Кактуса всерьез опечалилась и начала горько сожалеть, что, поддавшись чувствам, отдала несколько волшебных колючек своему «придворному стихотворцу».
– Меня обвели вокруг пальца, – внезапно прозрев, шептала волшебница сухими бескровными губами, – его стихи отвратительны и с каждым днем становятся всё гаже. Имея такой источник вдохновенья, как моя несравненная красота, он просто обязан петь о любви дни и ночи напролёт. Я же получаю по утрам лишь какие–то жалкие четыре строчки!
На свою беду именно в этот крайне неподходящий момент в тронном зале появился завравшийся «придворный стихотворец», не подозревающий, что только что впал в немилость. Негромко кашлянув, чтобы привлечь внимание, Виг-Фяк выдал очередной плод бессонной ночи:
Вы прекрасны, Кактуса,
Как легконогая серна!
В сравнении с вами
Душистые алые розы
Выглядят скверно!
Некоторое время Кактуса задумчиво переваривала услышанное, а потом ворчливо заметила:
– Я терпеть не могу цветы, поэтому настоятельно требую, никогда больше не упоминать в ваших стихах всякие «розы-мимозы». И, кроме того, кто такая серна?
– Это вроде горной козы, – опрометчиво ответил измученный бессонницей Виг-Фяк.
