Kitabı oku: «Герой утренней зари. Часть 1», sayfa 4
Я продолжал смотреть на поющих русалок. Да, в чем-то она права… Я не знаю как, но я тоже хочу этого. В мое время не было духов, не было берегинь, но сейчас, сидя здесь с ней и слушая… мир, я понял, что хотел бы услышать и увидеть все это вновь. И хотел бы, чтобы моя сестра, мои родители, Маша, друзья тоже это услышали и увидели.
Зеленоволосые девушки замолчали, уступив место новому певцу. Я узнал его сразу. Соловей…
– Ромашка, я…
Неожиданно начавшаяся песня также внезапно оборвалась. Три девушки, до этого, как и я, зачарованные магическими трелями, бросились в воду. На противоположном берегу, за ближайшим рядом деревьев разгоралось алое зарево, но это был не рассвет… Черные столбы дыма бешено взмывали вверх, застилая собой все, до чего могли достать их когти.
Инстинктивно я почувствовал: надо бежать, но ноги сами уже несли меня вдоль берега в сторону бедствия.
Никогда не смогу забыть этот запах. Едва почувствовав его, я понял, что опоздал. В обугленных черных домах уцелели только почерневшие печи. Огоньки плясали на углях, отбивая свой жуткий барабанный ритм. Криков уже не было. Жизни больше не было.
Упыри вместе с рогатыми обезьяноподобными тварями заканчивали свой кровавый пир.
Меч сам оказался в руке, сам зажегся холодным белым пламенем, мне оставалось только направлять.
Удар, удар, удар. Я был на еще тлеющем пепелище, в моих руках сиял огонь, но мне было холодно. Мне было мало. Еще удар. Удар. Не будет линий атаки, не будет взрывов, прямо здесь и сейчас я хочу одного: своей рукой ни оставить от них ни следа. Они будут страдать. Никто не уйдет. Ни сегодня, никогда.
Я очнулся, прислонившись спиной к печи, стоявшей в доме Миролюба. То ли белый пепел поднимался вверх, то ли облака спускались вниз, но лучи утреннего, или уже дневного Солнца, с трудом достигали земли. Рубаха, штаны, сапоги, руки, лицо – все было в запекшейся черной крови. Правая ладонь продолжала изо всех сил сжимать рукоять меча, а левая – запачканную сажей тряпичную куклу.
– Светогор… – Ромашка смотрела на меня с улицы, боясь зайти в сожженный дом, или же боясь меня – мне было не важно.
– Я говорил не называть меня так, – не знаю, что было холоднее, ледяные камни за моей спиной или же мои слова. – Ты меня боишься?
– Да, вчера ты…
– Тебе лучше уйти.
– Но… – я знал, что она не хотела, но хотел я, и мне теперь этого было достаточно.
– Вернись к Мокоши, ты мне больше не нужна. И если ты не хочешь видеть, как я своими руками разрушу твою мечту, советую оставаться с ней, на горе, под горой, под землей, где захочешь, но не здесь.
– Я понимаю, что ты… – ее голос дрожал.
– Ты ничего не понимаешь. Ты дух. Ты бессмертна. Тебе хорошо рассуждать о том, как все однажды станут жить в мире, счастье и согласии. Тебе не надо думать о семье, о детях, о том, что завтра им может быть нечего есть, или о том, что завтра для тебя может вообще не наступить. Вы все живете в своем мире, вам никогда не понять, что такое человеческая жизнь. Как и мне не понять, что такое ваша бессмертная жизнь. И я не собираюсь этого понимать.
Я встал, закрепил куклу на поясе и убрал меч в ножны.
– Значит, ты все решил… Пусть так, но ведь я – твой проводник…
– Он мне не нужен.
– Но как…
– Велес – хозяин леса. Вряд ли хозяину понравится, если его владение уничтожат. Он сам придет.
Теперь в ее глазах был ужас. Где-то, в глубине души, мне и самому было страшно и больно, но тогда я верил тому, что говорил. Я не сомневался и твердо знал, что делать дальше. Я знал, чей мир спасать, и, к сожалению, наши миры разошлись, хотя… они и не сходились изначально.
– Я даю тебе последний шанс. Уходи, если не хочешь, чтобы я начал с тебя, – словно в подтверждение своих слов я положил руку на ножны.
Она плакала… Но бежала. Вскоре я уже не видел и не слышал ее за белой пеленой. Кладий был прав, я довольно жестокий. Впрочем, таким и должен быть герой.
– Ты ведь этого хотела, Мокошь?
Глава 6. Омут
Статная фигура в расшитом золотом черном платье, до этого следившая за всем из-за печи, теперь стояла в пяти метрах от меня. Ее волосы, бывшие при нашей первой встрече идеально прямыми, словно потоки застывшего водопада, теперь лежали на аккуратных плечах бездонными темными волнами.
– Зря ты так с девочкой, – ее голос не содержал упрека, только констатацию известного и мне факта.
– Ты ведь знала, что произойдет?
– Да.
– Тогда почему…
– Боги не вмешиваются в дела простых людей. Так что нет, я не могла спасти деревню.
– Ты могла сказать мне, я бы сам…
– Светогор, – она сделала пару шагов в мою сторону, – то, что ты герой, не означает, что я всегда и во всем буду тебе помогать. Не познавший поражения, никогда не сможет отличить его от победы. Не столкнувшийся со злом, не отличит его от добра. Это – твой путь, не мой, и ты должен его пройти сам.
– Тогда зачем ты здесь?
– У меня к тебе такой же вопрос. Ты помнишь, для чего ты был призван?
– Овладеть артефактами богов, добраться до Сварога, попросить починить время, спасти мир.
– Теперь ты знаешь, какой мир хочешь спасти?
– Да.
– Скажи мне.
– Я спасу мир людей, даже если это будет означать конец других миров, – моя левая рука еще сильнее сжала ножны.
Она снисходительно улыбнулась, явно ожидая подобного ответа. При этом ее улыбка ясно давала понять, что ответ глупый, но спорить со мной она не собирается.
– Это твоя цель. Теперь тебе осталось найти путь, – с этими словами в ее рукаве возник клубок из сияющих, золотых ниток, – Он укажет дорогу, но как ты ее пройдешь, полностью зависит от тебя.
– Но зачем, если я могу…
– Не можешь, и ты сам это прекрасно знаешь. Сколько еще в лесу таких деревень? Сколько еще людей? Скольких ты готов случайно принести в жертву ради того, чтобы выманить Велеса? Лес тут ни при чем. Лес – то, что дарует, поддерживает и забирает жизнь. Лес и есть жизнь, и ты сам уже в этом не раз убедился. Не иди на поводу у гнева, он не приблизит тебя к твоей цели. Так же, как и разрушение других миров не гарантирует спасение твоего мира.
Она была права. Во всем права, вот только мне от этого было не легче. Если бы я тогда не устроил взрыв, если бы Ромашка не потеряла свой венок, если бы мы пошли его искать сразу, если бы мы не стали смотреть на русалок… мы бы успели. Я бы успел…
Я почувствовал себя в объятьях. Ее кожа, такая гладкая и белоснежная… ее мягкие нежные руки… ее спокойное и теплое дыхание… ее уносящий всю боль и печаль шепот…
– Не жалей о том, что уже произошло. Оставь все сожаления мне. Если хочешь кого-то спасти, сначала спасись сам.
Рука наконец-то отпустила ножны. Я закрыл глаза.
* * *
– Ты уверен, что хочешь это сделать?
– Да.
Я поднял меч. На его острие начал собираться свет. Очищение и освобождение – первое и последнее, что я мог сделать для этой деревни. Вскоре здесь останется лишь ровное поле, и только тлеющая трава будет напоминать о произошедшей трагедии. Но я не забуду. И пусть самообладание уже вернулось ко мне, злость, обида на самого себя никуда не ушли.
– Ты должен помнить, но воспоминания не должны управлять тобой, – спокойно констатировала Мокошь. – Ты уже знаешь, куда идти дальше?
– К Велесу… – я пытался совладать с голосом, но скрывать гнев от богини было бесполезно.
Она посмотрела на меня оценивающим взглядом.
– Я не хочу, чтобы ты умер. Сейчас ты ему не ровня, – я попытался было возразить, но ее останавливающий жест не позволил мне проронить и слова. – Пока тобой управляет месть, тебе не победить. Тебе даже не дойти до него. И ты это знаешь, ты знаешь, что сейчас ты слаб. Верни мне ненадолго клубок.
Я повиновался. Невесомый шар лежал на ладонях богини, пока она что-то шептала ему. После он плавно поднялся в воздух и, ненадолго вспыхнув, растянулся тонкой полосой света, уходящей куда-то в глубь леса.
– Следуй за лучом, в конце тебя буду ждать. И помни, что использовать клубок ты сможешь лишь когда твоя душа и твой разум будут желать одного и того же.
– Мокошь… Спасибо.
– Тебе не за что меня благодарить, – ее доброжелательная, заставляющая поверить улыбка… – Пусть и пришло время прощаться, наши дороги неразрывно связаны, все-таки… впрочем, тебе сейчас лучше не думать об этом. Мы еще увидимся, а до того постарайся не делать глупостей.
С этими словами ее фигура растворилась в воздухе. Теперь я был сам за себя.
Я шел, погруженный в свои мысли, следуя за блестящей ниткой, ведущей меня «туда, не знаю куда». По моим ощущениям, прошло около 20 минут, сколько же прошло на самом деле, неизвестно, но передо мной узкой полоской заструился лесной ручеек. Во рту почувствовался жар и сухость, горла же я не чувствовал уже довольно давно. Действительно, с момента пожара, я не сделал ни одного глотка воды…
Я нагнулся к источнику и сразу, инстинктивно, отшатнулся. Мое лицо было помесью черного и красного, сажа и кровь врагов – отпечатки первого испытания, пройденного мной «огнем и мечом».
Холодная вода приятно остужала кожу, превращая меня во что-то более или менее похожее на человека. Вместе с кожей понемногу остывал и мой мозг, все больше возвращая контроль над горящим сердцем. Смыв последние следы битвы, я набрал студеную воду в ладони. Первые глотки дались через боль, однако потом, я прильнул к роднику и не мог напиться, пока не заметил через отражение в воде знакомый величественный силуэт.
– Ну, здравствуй, друг.
Олень на мое приветствие не ответил, так же, как и в прошлый раз, будучи в паре шагов от меня, он не придавал этому особого внимания. Его интересовала только вода и я уважал его желание. Такое простое, понятное и искреннее желание.
Я отошел и сел, облокотившись на ближайшее дерево. Его грация, размеренность движений, изящность делали пейзаж еще более умиротворенным. С момента прибытия в это время, в этот мир, я еще ни разу не засыпал по своей воле… Вода журчала, изредка перешептывались листья, ветер обдувал еще не успевшее полностью обсохнуть лицо, и оттого капельки воды успокаивали и убаюкивали, медленно испаряясь в тени кроны липы.
– Я даже не думал, что мы увидимся так рано, – сказал Кладий со своей фирменной неотразимой улыбкой. – Но заснуть одному, в лесу, только избавившись от следов крови… Ты либо храбрец, либо безумец, и судя по тому, что ты здесь, – более вероятен второй вариант.
Кладий, как и в момент нашего расставания, сидел на полосе света, протянутой через тьму. Однако в этот раз, судя по его позе, он уже не качался на качелях, а смотрел на нерадивого союзника с высоты трона.
И даже так я был рад его видеть, я хотел с ним поговорить.
– Когда будешь искать встречи, пожалуйста, выбирай способы попроще, благо их много. Сегодня тебе повезло, это всего лишь бесы, но кто знает, что придет по душу спящего героя в следующий раз…
– Кладий, я хочу тебя кое о чем спросить.
– Всего лишь «кое о чем»? Я-то знаю, что в голове у тебя много мыслей, – он по-дружески усмехнулся. – Знаешь, я рад, что ты – мой хозяин. Мне самому интересно, к чему же ты в итоге придешь.
– Кладий, тогда, в деревне… Ты это имел в виду, говоря про «возмездие» и «фантомную справедливость»?
– Конечно, нет, – его лицо резко стало серьезным. – Тогда я услышал твое желание, и ничего кроме боли в нем не было. Это не было «возмездием», это было «местью». И, знаешь, я был с тобой в ней полностью солидарен. А вот после… Не появись Мокошь, возможно, ты бы правда придумал свою «справедливость».
– Ты ведь уже был таким оружием, оружием «возмездия»? – этот вопрос крутился у меня в голове еще с прошлого раза, я хотел знать ответ, хотел понять его цели и мечты…
– Да, и поверь, ничего хорошего в этом нет.
Мир вокруг изменился. Мы стояли у обрыва, внизу, под нами бушевал океан. Однако он был необычного, фиолетового цвета. Вдали, в бухте, виднелся город. Я не мог разглядеть лица, но видел, что там кипела жизнь. По улицам, словно кровь по артериям, текли потоки людей, приходя прямо к сердцу – центральной площади, на которой, исходя из огромного количества украшений и звуков музыки неизвестных мне инструментов, доходящих даже сюда, начинался всеобщий праздник.
– Они чествуют бога моря, давшего начало всему живому. Эта планета не такая большая, как Земля, здесь существовало всего несколько десятков поселений, и это – главное из них.
С неба, из ниоткуда, возник столб света. Он пронзил площадь и скалы… нет, вся планета начала распадаться на груду камней, стремящихся улететь друг от друга как можно дальше.
На ее месте возникла другая локация. Прекрасный, белоснежный дворец, выполненный из чего-то очень напоминающего мрамор, но намного светлее его. Он возвышался над землей, уходя куда-то за облака, туда, куда уже не долетали птицы. Вокруг, на зеленой поляне, цвели белые… розы? Нет, все-таки они немного отличались, хотя бы отсутствием шипов.
Столб света, взрыв. Картина повторялась.
Теперь мы были уже под водой. Существа, напоминающие скорее динозавров, нежели людей, выходили и входили в гигантские коралловые небоскребы. Кто-то толкал телегу из раковины гигантского моллюска, наполненную чем-то отдаленно напоминающим морскую капусту, кто-то прогуливался со своей, я так думаю, второй половинкой, кто-то просто очень и очень спешил, постоянно поглядывая на самое высокое и красивое центральное здание, под крышей которого красовались часы с восьмью отметками.
Воду разрезал столб света. Я знал, что будет дальше.
– Справедливость Сварога проста. Кто не с ним, тот против него, и его существование должно быть стерто. Ты уже знаешь, что Сварог создал вселенную, но он не мог создать жизнь. Одного огня было мало, к счастью, у него были братья и сестры. Вмести они смогли сотворить то, что даже по божественным меркам являлось «чудом». Однако, создав жизнь и наблюдая за тем, как она распространяется по его вселенной, он решил, что все должно принадлежать ему и только ему. Нам не понять логику богов, нам не понять, из-за чего они бьются друг с другом, произведение не сможет понять замысла создателя. Я уничтожал миры, которые начинали поклоняться сестрам и братьям Сварога. Один за другим. Каждый день, каждый час, каждую минуту. Я нес возмездие тем, кто о нем даже не подозревал. Для него это было сродни выпалыванию сорняков. В тех мирах, которые, сами того не подозревая, выбирали правильную сторону, Сварог создавал новых богов по образу и подобию себя, своих братьев и сестер, которые помогали, следили и присматривали за обитателями планеты. Ваш мир – как раз из таких.
Мы вернулись в начало. До меня только сейчас стал доходить смысл слов Кладия, и я только сейчас понял, что, вернее, кто, является моей финальной точкой назначения.
– А что стало с его настоящими братьями и сестрами?
– Кто знает… Я был для него не больше, чем тяпка, но могу сказать точно, если была война, то бога, ее начавшую, в ней не победить. Единственный способ всегда побеждать – самому писать правила, и Сварог – тот, кто их пишет.
На какое-то время установилась тишина. Кладий с интересом смотрел на меня, пока я пытался понять, что хочу сказать дальше. Все было ясно, и одновременно я чувствовал, что хочу узнать что-то еще, и эта жажда терзала меня, из-за чего я не мог понять, что же именно должен спросить.
– У тебя осталось не так много времени, – первым тишину нарушил Кладий. – Поэтому, перед тем как тебе придется уклониться от удара вправо, попутно доставая меч и делая диагональный разрез, скажу еще кое-что. Поменьше думай. Лишние мысли создают шум, мешающий услышать то, что действительно важно. Ты сейчас не человек, ты – герой, ты – воин. Сознание воина должно подобно зеркалу полностью отражать реальность, передавая малейшие ее детали, а разум принимать ее, а не додумывать. Чем быстрее ты это поймешь, тем всем будет лучше.
– Но… Я не знаю как…
– Я тоже, но уверен, что Мокошь знает, так что доверюсь ей, – он украдкой подмигнул. – И тебе советую. Пока просто запомни мои слова, осознание придет с опытом. Сейчас для тебя важнее уклонение и удар. Удачи!
Кладий растворился во тьме, моя рука уже держала рукоять меча.
* * *
В животе урчало.
Постепенно возвращались обычные, человеческие чувства. Я осознал, что с того самого момента, как первый раз покинул деревню, не брал в рот ни крошки. Ночная охота с мечом… Звучит интересно, только вот от охотника во мне было примерно столько же, сколько от «героя».
Теперь уже живот начинало крутить, мне приходилось ненадолго останавливаться, скручиваясь вместе с ним. Я прошел так 10 минут, может 15, но по ощущениям этот путь вслед за тонким лучом света продолжался бесконечно.
Силы продолжали меня покидать, да и откуда им было взяться. В последний раз меня разбудили бесы, так что здоровым и спокойным тот сон едва ли можно назвать… живот снова скрутило…
Я скрючился, однако в этот раз мое внимание привлекло кое-что, кроме резкой боли… Буквально в двух сантиметрах правее моих грубых кожаных сапог из-под листика еле заметно выглядывала маленькая красная ягодка.
Я узнал ее сразу. В детстве, в деревне, мы часто выезжали в лес на полянку. Мама с папой несколько часов набирали полные корзинки и баночки лесного лакомства, в то время как мы с сестрой слонялись вокруг, отгоняя друг от друга кровожадных надоедливых комаров. И не то, чтобы мы не пытались помочь родителям… Просто нас хватало ровно на 15 минут, после этого, уставая выслушивать наши нескончаемые жалобы, папа освобождал нас от «трудовой повинности». Никогда не думал, что однажды земляника спасет мне жизнь.
Я полз на коленях, жадно срывая все ягодки, что попадали в поле моего зрения. Неужели они всегда были такими вкусным? Сладкие, свежие, охлажденные ночной прохладой… И этот аромат… Я не мог остановиться. Ползя по следам ягод, я попал-таки на земляничную поляну.
Красные рубины были аккуратно и нежно, как может только природа, спрятаны под зонтиками зеленых листьев. Они были укрыты не то от посторонних глаз, не то от ослепляющего и холодного лунного света. На листиках блестели алмазные капельки, отражающие и в то же время поглощающие белые и чистые, как снег, лучи.
Голод ненадолго отступил. Как бы паршиво мне ни было, всегда найдется что-то настолько прекрасное, что перед ним отступит любая печаль, любые невзгоды, а все проблемы покажутся такими маленькими и незначительными… И в тот самый момент я начинал осознавать, что для меня этим «чем-то» была природа. Она прекрасна. Она прекрасна в своей простоте, и в то же время она настолько сложна, что ни человеческий мозг, ни человеческая душа никогда не будут способны ее «познать», и мне оставалось только наблюдать и надеяться, что когда-нибудь я стану ее частью, частью чего-то большего…
Пока этот миг не настал, я мог только любить ее и благодарить за то, что сегодня снова остался жив.
* * *
Закончив трапезу, я продолжил свой путь в неизвестном направлении к неизвестной точке назначения. Начинало светать, лес вокруг не оживал, ведь он никогда и не умирал, но становился другим. Мой луч-проводник, стремясь выиграть конкуренцию у только-только просыпающегося солнца, светил все ярче, начиная понемногу слепить глаза.
Кроме изменений в освещении, звуках, температуре и других основных различиях дня и ночи была и еще одна важная деталь… Я не успел заметить, когда исчезли березы липы и осины, однако теперь меня окружали высокие и стройные сосны и пушистые ели. Под ногами мирно потрескивала хвоя, создавая мягкий и приятный настил. Кое-где из-под неизвестных мне растений, наверное, кустарников, выглядывали грибы: рыжики, сыроежки, маслята, пару раз под соснами я замечал и белые грибы, и, если честно, это не могло меня не радовать: с голоду мне здесь помереть не придется.
Ход моих мыслей нарушил резкий неприятный скрип, переходящий в угрожающий и противный звук ломающегося дерева. Звук был где-то далеко… Может быть, какой-нибудь дикий зверь вроде медведя случайно занялся лесозаготовкой, или же под тяжестью лет какая-нибудь сосна решила отправиться на боковую… В любом случае, это лес и ничего удивительного в этом…
Звук повторился. Потом еще один раз. И еще. И мне казалось, нет, я был уверен, что он приближается.
Сердце колотилось как бешеное, готов поклясться, я физически почувствовал выброс адреналина в мою кровь. Обе ладони уже сжимали рукоять меча, устремленного в направлении надвигающегося «нечто».
И оно появилось. Абсолютно черное, передвигавшееся на четырех то ли лапах, то ли руках, немного уступая высотой соснам, оно, не останавливаясь, бежало в мою сторону, сшибая все на своем пути. За ним стелился след из поваленных деревьев и рытвин, которые оставляли непроглядно темные когти. Единственное, что выделялось из тьмы, – белая маска с рогами, или клыками, или это была и не маска вовсе, а череп…
Едва завидев меня, чудовище издало оглушительный, леденящий душу рев и стало все больше набирать ход. Я понял, что являлся целью, и понял, что столкновения не избежать, а значит, оставалось только биться.
Я закрыл глаза. В голове у меня возникли линии. Диагональный разрез слева, отсекаю переднюю левую «лапу», чудовище падает на бок, однако этого недостаточно. Отходя от по инерции катящейся туши, я делаю еще один быстрый разрез справа, проходя вдоль туловища чудовища, и последним решительным ударом сверху перерубаю его на две части.
Все это прокрутилось в сознании буквально за секунду. Я открыл глаза, я четко видел победу, «оно» приближалось, я уже чувствовал это тяжелое, удушающее дыхание. Сейчас.
Лезвие озарилось, на секунду став самым ярким лучом в мире. После этого оно приняло свою боевую форму, длинного клинка горящего ослепительно белым пламенем. Я нанес первый удар.
Чудовище на секунду замерло, как будто в исступлении, однако продолжало стоять все также уверено. Я видел четкий разрез, деливший лапу на две части, однако я также видел, что этот рана затягивалась, тьма, из которой состоял монстр, как будто бы притягивалась друг к другу. Я нанес еще один удар, на этот раз колющий, в направлении тела, стремясь пронзить если не сердце, то хоть что-то, выполнявшее его функцию. Лезвие вытянулось, прошив насквозь врага и устремившись куда-то далеко в небо, однако и в этот раз чудовище никак не отреагировало. Через секунду тьма затянула аккуратный тоннель, через который пробивался свет.
Я растерялся. Атаки магического всеразрезающего меча не наносили никакого урона. Я едва успел заметить, как правая лапа неожиданно и крайне резко для такой громадины устремилась в мою сторону. Не успею уклониться, придется блокировать. Чутко отзываясь на образ, возникший у меня в голове, лезвие приняло овальную форму щита цвета солнца. Когти чудовища утонули в нем, за ними успела исчезнуть и добрая половина лапы. Монстр попятился.
Как и в прошлый раз, ему потребовалось не больше пяти секунд, чтобы восстановить поврежденную конечность. Мы стояли друг напротив друга, явно не понимая, что нам делать дальше. По крайней мере, я так думал, ведь идей у меня было немного. Нужно было уничтожить его за один удар, нужен был взрыв или же крайне широкий и мощный испепеляющий луч. Да, я могу себе представить этот образ, но сработает ли? Мне нужно не оставить от него и следа, полностью стереть из этого мира… Какие последствия это могло бы вызвать? В любом случае, сейчас было не время гадать. Я приготовился к последней атаке.
Словно почуяв мою решимость, монстр издал дикий потусторонний крик. Передо мной стояла девочка. Я узнал эти серые глаза. Я не мог их не узнать.
– Дяденька богатырь… почему вы ушли? Мама сказала, что все будет хорошо и вы скоро вернетесь, но вы не вернулись… – на ее глазах появились слезы, – мне было страшно… мне было очень страшно… а потом, чудища… мама… я…
Возможно, где-то глубоко-глубоко внутри я знал, что все происходящее нереально. Проблема была в том, что для моего обывательского сознания изначально все было нереально. Так почему же в этом нереальном мире не могло бы существовать реинкарнации, воскрешений, почему девочка передо мной не могла быть живой?
Я смотрел в ее мокрые от слез глаза и растворялся. Щит уже давно исчез, я стоял на одном колене, левой рукой держась за куклу, висевшую на поясе, а правой пытаясь приласкать, утешить ребенка передо мной. Я потянулся к ее аккуратно сплетенным в косичку волосам…
Боль пришла не сразу, или же я не сразу осознал, что мне больно. Так же, как и не сразу понял, что упало на хвойный настил. Не сразу понял, что за красная жидкость каплями спадала, удобряя невидимую под иголками землю. Не сразу понял, почему не могу дотянуться до девочки, постепенно растворяющейся в воздухе.
Передо мной стояло чудовище, чьи когти были окроплены кровью. Только сейчас я осознал, чья это была кровь. Жгучая боль пронзила все мое тело, меч… я не могу его достать, я не могу взяться за его украшенную причудливым узором рукоять. Левая рука продолжала сжимать куклу, в то время как правая рука вплоть до локтя исчезла, растворилась, подобно лапе чудовища, попавшей в солнечный щит. Однако в отличие от чудовища, восстановить я ее не мог, а это значило только одно…
Теперь я осознал, что это было за «тяжелое и удушающие» дыхание – это было дыханием смерти.
