Kitabı oku: «Московская битва 1612 года (Битва на Девичьем поле)», sayfa 3

– Тю, Ляхи! – кричали купцы и мещане, – ляхи далеко! А татары близко! Вон, Астрахань сама по себе уже живет! А завтра и Казань! А там и крымчане пожалуют! Москва падет, детей наших татары заберут! И жен заберут!

– Не бывать этому! – кричали купцы, – какую третью! Я всё отдам, только бы Русь-матушку на поругание поганым¹³ и ляхам не отдать! Сдаем деньги, православные!

Не было такого в Нижнем, чтобы купцы обозами сдавали свой товар и ни копейки не брали! Застучали топоры, задымили кузни, пошла работа – день и ночь на купеческие деньги ковали мастера мечи и лили пушки и ядра! Шили одежду, делали доспехи, покупали лошадей; лучших воинов со всей Руси собрал Нижний Новгород, одел их и вооружил.

И великое, десятитысячное, отлично одетое и вооруженное войско вышло походом на Москву. Ни то, что Ходкевича, самого Сигизмунда вместе с папой Римским не стыдно было встретить!

И соединились два войска – первое ополчение (что от него осталось) и второе. Но теперь бояре скромнее были. Ссоры все прекратили. Трижды звали Пожарского возглавить воинство. Беспрекословно подчиняться ему присягу приняли. Один Трубецкой со своими казаками и дворянами не смирился, и не признал главенство Пожарского. Остальные бояре понимали: не будет единой власти – не одолеть ляхов. Тем более что еще недавно, в Ярославле, убийцы, подосланные предателем Заруцким, напали на князя, и чудом князь избежал ножа – уберег его Господь, а значит, на великое дело уберег.

Со стен Китай-города видели осажденные, как строят ополченцы укрепления, видели и только от злобы и ненависти зеленели – ничего не могли они поделать – не было у них сил помешать защитникам земли Русской готовиться к бою с Ходкевичем. Только и могли тайно гонцов слать, да о помощи просить.

Битва на Девичьем поле¹⁴

Войска князь Пожарский расположил так: сам он, вместе с Мининым и князем Хованским встал у Арбатских ворот. Здесь поставили гуляй-город, за которым спрятались стрельцы и пушки.

У Чертольских ворот и Алексеевской башни, на берегу Москвы-реки встал князь Василий Туренин.

Отряды Михаила Дмитриева и Федора Левашова – у Петровских ворот. У Тверских ворот – отряд князя Лопаты-Пожарского.

Казаки Трубецкого должны были защищать Замоскворечье и встать на Воронцовом поле у Яузских ворот. На Большой Ордынке и у Замоскворецкого моста – поставили гуляй-города, за которыми встали остатки первого ополчения.

За спинами русских войск стены Белого города, защищавшие от пушек Китай-города, по флангам – Москва-река. Лучше позиции не придумать.

***

Утро 22 августа. Солнце поднималось над Поклонной горой. Ходкевич, в богатом гетманском наряде, на белом, украшенном дорогой сбруей коне, величественно расправив тучные плечи, смотрел на стены московского Кремля.

– Пан Зборовский, – произнес он свысока, как и полагалось его положению военачальника, – там, в Кремле, измученный голодом, но не сломленный гарнизон лучших в мире польских рыцарей! А там, – указал он булавой на стены Белого города, – кучка бунтовщиков, осмелившиеся пойти против воли Бога и своего короля. Берите ваших казаков и покажите этим московитам их холопье место.

– Слушаюсь, пан гетман! – лихо отвечал пан Зборовский.

– И пусть ваши казаки раньше солнца войдут в Кремль!

– Солнце не успеет взойти над Кремлем, как мы войдем в Кремль! – Зборовский ударил коня хлыстом и скоро спустился с горы.

Через четверть часа, казачьи сотни запорожцев, выстроившись в боевой порядок, опустив пики, рысью направились к русским укреплениям.

– Пан Зборовский прекрасный воин; а его запорожцы хороши; но не чета нашим крылатым гусарам; нет, нашим гусарам нет равных – если только сами ангелы, – льстиво наперебой, заговорила свита гетмана.

С рыси казаки перешли на галоп. С горы был отличный вид, и Ходкевич и свита хорошо видели, как навстречу казакам Зборовского от русских укреплений, также галопом, неслись русские всадники князя Пожарского.

И сшиблись два войска.

С горы это смотрелось пестрым беспокойным ералашем – точно кто-то высыпал на блюдо тысячи разноцветных фруктовых кусочков и мешал их невидимой лопаткой. Внутри же этого месива было не так красиво. Тысячи людей с перекошенными от ярости и смертельного азарта лицами, убивали друг друга: рубили, кололи и резали.

Не помнили ни поляки, ни русские такой долгой и кровавой сшибки. Не полчаса, не час – сколько обычно идет конный бой – два часа топчась на одном месте, запорожские казаки рубили русских, а русские запорожских казаков.

Кто дал приказ отступать – не скажет никто, но конники как-то сразу развернули коней и – точно камень, попавший в воду, разбрасывает брызги, так же брызгами – запорожцев отбросило к Поклонной горе, русских – к Белому городу. А на земле, извивались, дрожали, стонали и ржали изувеченные люди и кони.

Кто взял вверх в этой рубке – сказать было нельзя.

– Трусливые хохлатые бабы! – Ходкевич брезгливо сплюнул, глядя на бегущих обратно казаков. – Выводите пехоту! – властно приказал он, и чуть булавой не ударил своего красавца коня, до того он был рассержен и возмущен!

Полторы тысячи отборной пехоты, среди которой шли венгерские и немецкие наемники, упрямым маршем зашагала к позициям москвичей.

– Князь! – один из бояр схватил Пожарского за руку, – смотри! – он заставил князя обернуться. Из ворот Китай-города, в спину русским выбежал польский гарнизон. – Окружить хотят ляхи! Князь, дозволь вдарить!

– Вдарь! – ответил князь. И боярин, взяв тысячу конников, бросился навстречу гарнизону.

– Пищали, пушки, к бою! – приказал князь и, как очарованный, смотрел теперь на ровные польские ряды пехоты. – Хорошо идут, – сказал сквозь зубы. – Собаки… Ну что, соколы мои! – обернулся он к стрельцам, – готовьте сабли. Сейчас пойдет потеха! С Богом, Кузьма, – обнял князь Минина, – покажи этим собакам, что такое русская сила!

– Покажу, Дмитрий Михайлович! – отвечал Минин,– обязательно покажу!

Польская пехота сурово приближалась. Когда расстояние стало в ружейный выстрел, поляки остановились. Вскинули мушкеты. И два залпа с обеих сторон слились в один. Дым еще не рассеялся, как с гиканьем и криками, русские и поляки бросились врукопашную.

И эта пешая сеча оказалась не менее страшной, чем сеча конная.

Поляки давили. Москвичи отступили на ров; еще шаг и поляки займут гуляй-город. А за спиной русские бились с гарнизоном. Ослабленный голодом гарнизон бился слабо, но видели поляки, что пехота Хоткевича готова захватить гуляй-город, и прибавляло это сил, и злее дрались голодные поляки. Еще минута и…

Откуда на польскую пехоту обрушилась русская конница… поляки решили, что с самого неба.