Kitabı oku: «Последние», sayfa 2

– Самое прекрасное, что могла сотворить природа, сейчас в моих руках.

Тогда цвет моего лица вполне можно было сравнить с самым спелым помидором. А пальцы рук внезапно начинали дрожать, поэтому, в попытке спрятать сильное смущение, я сжимала их в кулак. Вот так всегда – одной фразой Виктор заставлял меня испытывать доселе неведанные эмоции. Все внутри переворачивалось верх дном, а сердце стучало с каждым ударом громче и громе. В тот момент я была напугана тем, что в человеке вообще возможно пробуждать такие пожары, и счастлива от того, что кто-то смог это сделать во мне.

Я хотела убежать. И я хотела навсегда остаться.

Вот и сейчас он совсем не любуются закатом, а перебирает своими длинными пальцами каждую прядь моих волос, будто видит их в первый раз. Но ведь когда и я вижу его, все внутри трепещет, будто мы с ним только познакомились. Мне кажется, спустя даже сто лет, проживая вдвоем каждый день, я была бы счастлива чувствовать его прикосновения, как однажды летом, когда он стирал кровь с моих ладоней.

–Август на дворе, – приглушенно промолвил Виктор.

–Давно уже, – прошептала я, задорно посмеявшись в ответ на нелепые слова.

–Посмотри туда, – он осторожно повернул мою голову в нужном направлении, а затем указал пальцем на место у подножия холма.

Взбирались на Лавочку мы всегда с восточной стороны и отчего-то никому не приходило в голову обогнуть весь холм, дабы обсмотреть его со всех сторон.

С западной я увидела одинокий одуванчик – один из тех, чьи семена с белыми хохолками часто разносит ветром. Сначала я пыталась сообразить, что в нем особенного, но потом вспомнила – ни по дороге в поля, ни на пути на холм я не встречала одуванчиков вообще. И даже как-то о них забыла, ведь…

– Последние одуванчики плодоносят до июня, – закончил мою мысль Виктор. – В середине лета их уже редко встретишь, а сейчас уже конец.

–Значит, этот одуванчик особенный, – сказала я. Мой взгляд намертво прицепился к пушистому растению.

–Чем? – Мой собеседник улыбался, и у меня сложилось впечатление, будто он знал, что я отвечу, просто хотел, чтобы я сказала это в слух.

–Тем, что последний.

Я думала, что Виктор вновь блеснет своими обширными знаниями, но он вдруг замолчал. Возможно, задумался о чем-то важном. Неужели тема одуванчика для него настолько серьезна?

Я тихонько усмехнулась, а затем повернулась к нему лицом.

И увидела настолько неприкрытую грусть, что подумала, будто обидела его своим ответом. Узреть его таким было невыносимо для меня, к тому же я не понимала, что вдруг привело его в такую печаль.

Поэтому я осторожно коснулась его щеки, и в этот момент Виктор словно опомнился и настороженно посмотрел на меня. Увидев, что я заметила эту резкую перемену в его настроении, он взял мои руки в свои и тепло улыбнулся. Но вынужденная улыбка не смогла окончательно скрыть след тоски в его глазах.

Я хотела было спросить, хорошо ли он себя чувствует, но Виктор перебил меня.

–А если…Если где-то еще есть такой же потерянный одуванчик? Тогда этот уже не особенный?

Я не совсем понимала, что он хочет этим сказать, но решила все же ответить на вопрос, чтобы успокоить его душу.

–Значит, он совсем не одинок, как сам считает.

На секунду в его глазах отразилось замешательство. Он смотрел на меня с таким выражением лица, будто не верил, что я сижу перед ним. Словно, я плод его воображения.

Я совсем запуталась в причинах такого странного поведения Виктора, что сама же испугалась. Почему он говорит о одиночестве? Неужели ему невыносимо находиться рядом со мной?

Неожиданно Виктор притянул меня к себе и заключил в крепкие объятия. Одна его рука держала меня за поясницу, а другая – за голову, и он сбивчиво шептал мне в ухо о том, как он счастлив, что обстоятельства заставили его переехать в эту деревню; о том, как он готов боготворить человека, уговорившего его пойти на именины Андрея; о том, как он будет молиться за моих родителей, потому что, благодаря им, есть я.

О том, как сильно любит меня.

Со стороны Виктор казался холодным и отстраненным, не стремившимся к общению, да и вообще – к людям. Он был сам себе на уме. Но Люба не раз говорила, что, лишь завидев меня, в его глазах таял весь лед, и тогда в них отражалась сама любовь во всем ее понимании.

–Эх, завидую я тебе, Анька. Мой Андрей, конечно, молодец, но он совсем не романтик. А то, как на тебя Виктор смотрит, заставляет аж за сердце хвататься, – сказала она однажды. И была права.

Виктор сдержан в какой-то мере. Уж не знаю, что этому поспособствовало – воспитание или какая-нибудь неудачная первая любовь. Он абсолютно не был похож на всех этих задир со двора, которые, словно по взмаху волшебной палочки, стали бегать за каждой юбкой да отпускать странные шуточки. Тот, кого я любила, был немногословен и спокоен.

Но в какие-то моменты он вдруг выставлял на показ свои чувства. Не жалел слов о любви. Будто проснувшийся вулкан, он вдруг извергал жар, наполненный неутолимой страстью.

Я ругала себя за то, что, активно принимая все его ухаживания, старалась быть немного поодаль, так как считала, что, раскрыв сразу все карты, он быстро потеряет ко мне интерес. А мое сердце этого бы не выдержало.

И откуда только во мне такие убеждения?

Но однажды я обязательно скажу, как безумно его люблю.

Возгласы людей возвратили нас на землю.

Мы все вчетвером обернулись на тропинку, ведущую к рощице, на которой вскоре показалась небольшая компания. Они издавали так много шума, что я, как любитель тишины, невольно поморщилась.

–Это же Щегол со второго дома. Значит, медовуху точно несут, – довольно произнес Андрей.

Не нравился мне этот Щегол и вся его компания. Любители лишний раз отлынуть от работы да выпить. Не раз их заставали в пьяных драках. Мама всегда предостерегала, чтобы мы не связывались с ними.

–О, гляньте! – Присвистнул главный лентяй. – А вот и наш изнеженный поэт.

Так как Виктор и его семья были последними приезжими в нашу деревню, некоторые обделенные умом личности до сих пор приравнивали их к чужакам. А чужакам, как известно, спуску давать нельзя, иначе они забудут, кто тут главный.

–Ребят, давайте найдем другое место, – предложила я.

Люба была солидарна со мной, а вот Андрей расстроился, что бесплатная медовуха ему сегодня не светит. Виктор же абсолютно никак не отреагировал на мою просьбу, а просто продолжил сидеть, уставившись на то место, где недавно скрылось солнце, предоставив сумеркам полную свободу.

–Эй, неженка, – рядом с нами кинули сумку, в которой что-то громко лязгнуло, – скажи мне, откуда ты такой взялся, а?

Под дружный гогот своих дружков, Щегол наступил на наше с Виктором одеяло, даже не сняв грязных сандалий. Конечно, одеяло принадлежало семье Виктора, а не моей, но мне стало вдруг очень обидно за стертые руки его матери, беспрестанно отстирывающей пятна с белоснежного покрывала.

Я даже почувствовала злобу.

Но мой возлюбленный продолжал неподвижно сидеть, не реагируя на противную речь местного дурака. Последнему это явно не понравилось – его лицо исказилось от сильного недовольства. Гордость-то была задета.

–Ты с чего вдруг решил, что самый умный здесь?

Я обеспокоенно посмотрела на Любку с Андреем – они тоже были напряжены. Ситуация мне совсем не нравилась. Все сводилось к драке, но кто ее будет здесь разнимать? Один Андрей не справится.

–Язык что ли проглотил? – Не унимался Щегол.

–Нет, – спокойно ответил Виктор, аккуратно отодвинув меня от себя и, наконец, посмотрев на говорившего, – просто ты на столько глупый, что не вижу смысла тебя оскорблять.

У меня дыхание перехватило. От неожиданного ответа любимого и страха за него самого. Я не понимала, зачем он отвечает провокацией на провокацию. Если на него сейчас накинутся, как бы глупо это не звучало – я тоже полезу в драку, и мне плевать, что со мной будет. Я всегда должна быть на его стороне.

Успев заметить, как в намерении попасть в голову дернулась правая нога нашего неприятеля, я схватила Виктора за рубаху, дабы оттащить или хотя бы снизить урон от возможного удара, но оказалось, что Виктор и сам не собирался сидеть на месте. Он молниеносно отскочил в сторону, и удар Щеголя пришелся по воздуху. А затем прекрасно уловил момент, когда нападающий стоял только на одной ноге, и резко выдернул из-под него одеяло.

Любой бы не выстоял, что и случилось с Щеголем, который, потеряв почву под ногами, упал и кубарем покатился вниз – не повезло ему, что мы с Виктором прямо с краюшку обосновались.

Катиться было недалеко, но потерять ориентацию после такого – вполне возможно. Когда нападавший, неожиданно превратившийся в потерпевшего, наконец достиг горизонтальной поверхности и остановился, издавая протяжные стоны (наверняка они уже выпили медовухи, что и так затуманило им голову), только тогда его верные друзья вдруг опомнились и, бросив все, кинулись к нему на выручку.

Это был единственный шанс, и я резво стала собирать наши вещи, а точнее – просто скидывать все в Любину сумку. Затем схватила любимого за руку, попросив его ради моего спокойствия и безопасности уйти как можно скорее. Он взглянул в последний раз на кучку необразованных дураков у подножия, и вдруг сам рванул к роще, крепко держа меня рядом, попутно крикнув нашим друзьям, чтоб не отставали. Мне оставалось только смотреть себе под ноги, дабы не запнуться о какую-нибудь корягу. Щегол уже вполне мог прийти в себя и выкинуть что угодно, поэтому задерживаться было нельзя ни в коем случае.

Мы бежали до тех пор, пока, наконец, не вышли из рощи. Прислушавшись, сделали выводы, что погони за нами нет – наверняка хулиганы решили не тратить на нас время, а просто напиться медовухи, не зря же тащили.

Переведя дыхание, мы рассудили направиться в лесок рядом с ржаным полем – туда-то точно никто не сунется.

Уже достаточно стемнело, чтобы идти по темноте без света, поэтому Андрей достал из небольшого походного рюкзака масляную лампу. Мы подошли к одному из домов, на воротах которого висела такая же, но уже зажженная, и позаимствовали огонька. После этого неспешным шагом двинулись по проселочной дороге, обсуждая произошедшее.

–Ты зачем его подначивал? – Я обратилась к Виктору, даже не пытаясь скрыть недовольство.

–Я всего лишь сказал правду, – спокойно, будто ничего не случилось, ответил он.

–А если бы они разом на тебя накинулись? Ты об этом подумал? – Мне было необходимо, чтобы он понял, из-за чего конкретно я расстроена. – А если бы они тебя убили? – Тут мой голос дрогнул.

–Я просто хотел немного проучить его. И в порыве этого желания поздно понял, что вы тоже можете пострадать. Извините.

Я резко остановилась, а вместе со мной и все остальные. И в образовавшейся тишине, сердитым взглядом уставилась на Виктора.

–Да за тебя я испугалась, дурак! Плевать, что со мной бы случилось, понимаешь? Больше не заставляй меня так волноваться!

Виктор виновато посмотрел под ноги, а затем подошел ко мне, взяв мои руки в свои большие теплые ладони.

–Прости, я думал только о себе. Больше такого не повторится.

Его искренность вернула мне хорошее настроение, и я улыбнулась:

–Конечно не повторится, ведь я буду защищать тебя.

Виктор удивленно возразил:

–Нет, это я буду тебя защищать.

–Эй, голубки! – Вставила свое слово Люба, отмахиваясь от мошек. – Это все, конечно, прекрасно, но если мы сейчас же не начнем двигаться, то защищаться нам придется уже от комаров да мошкары, а в таком случае, я лучше еще раз столкнусь с Щеголем – он менее приставучий.

Все были солидарны с Любой, поэтому, поставив точку на неприятной для меня теме, ускорили шаг в нужном направлении.

Вечер уже вступил в свои владенья – небо заметно потемнело, жара спала, и теперь можно было всей грудью вдохнуть свежего воздуха, дабы остудить голову. В высокой траве, тянущейся по краям дороги, уже во всю пели сверчки. Со стороны деревни доносились пьяные голоса, пытающиеся сложиться в песню – после тяжелого рабочего дня не грех и погулять.

Мы, наконец, дошли до поля, в котором колосилась ныне довольная рожь. Андрей двинулся вперед, так как в руках он держал источник света, за ним, чуть ли не дыша в спину, плелась Люба. Виктор же предусмотрительно взял меня за руку – видать, помнил мои разбитые колени и стертые ладони одним летним вечером, – и мы осторожно последовали за ребятами.

Колосья так и норовили уколоть. Словно охранники с пиками они караулили стоящий за ними лес и не желали пускать кого-либо внутрь. Но под нашим натиском самопровозглашенные сторожи, недовольно шурша, расступались.

Спустя некоторое время мы достигли конца поля и, лишний раз не задерживаясь, вошли в лес. Этот путь был знаком нам с Любой наизусть, так как, будучи еще маленькими детьми, мы часто любили проводить время на этом участке. Дело в том, что здесь росло удивительное, странное дерево. Не знаю, что послужило этому причиной, но стояло оно не так, как деревья вокруг – ровно и стойко, а было изогнуто, образуя своеобразную арку. Мы бегали вокруг этого чуда природы, считая, что это волшебные врата, исполняющие желания. А затем я попросила своего батюшку соорудить на этом дереве качели. С условием сохранить место в тайне. Батюшка и качели повесил, и слово свое сдержал.

Со временем веревка, на которой держалась небольшая дощечка, прохудилась и, не выдержав даже моего веса, оборвалась. Больше мы не качались, но приходить сюда не перестали, по-прежнему веря в волшебство этого места.

Затем Люба рассказала о нашем секрете Андрею, и они стали ходить туда вдвоем. Поэтому, когда я познакомилась с Виктором, решила не отставать и тоже поведать ему о маленькой тайне.

И каждый раз картина сорванных со старого дерева качелей навевала воспоминания, приносящие с собой приятную тоску по детству.

А теперь, вместо качелей, под деревом были расстелены пара одеял, рядом с которыми мы сложили остатки перекуса. Здесь мы были под защитой от любопытных взглядов и непрошенных гостей.

Наша компания уютно уселась тесным кругом и, поедая хлеб и запивая его молоком, беседовала на различные темы. Почему же все-таки горел дом Буляковых; нормально ли Виктор встретил своего брата, и как он вообще без особых усилий поставил Щеголя на место; устроил ли последний очередную пьяную потасовку. А когда наступила глубокая ночь, и звезды засияли во всей своей красе, Виктор стал рассказывать нам о различных созвездиях – как они называются, почему именно так и какая легенда связаны с ними.

–Видите то скопление звезд, напоминающее перевернутую рогатку? – Мы усердно пытались разглядеть в нескончаемом океане светил что-то похожей формы. Давалось нелегко, но я все же увидела. Или додумала в своем воображении. – Это созвездие зовется «Персей». Персей был смертным сыном Зевса, убившим Медузу Горгону, которая, кстати, тоже есть на небе и находится неподалеку от Персея.

–Медузу? – Удивленно переспросила Люба.

–Чудовище с женским лицом и клубком змей вместо волос, – пояснил Виктор.

Андрей заметно поежился:

–Вылитая Зинка Спиридонова.

Я не сдержала смешка, а подруга недовольно ткнула локтем в бок своего суженого – она, конечно, и сама недолюбливала эту Зинку, но терпеть не могла, когда поливают грязью за спиной.

Не обращая на перепалку никакого внимания, Виктор решил договорить:

–Горгона умела обращать людей в камень одним лишь взглядом.

–Да говорю же, Зинка это. Она как глянет, так сердце каждый раз останавливается! – Не унимался Андрей.

Здесь я не смогла сдержаться и захохотала во весь голос. Умел все-таки Андрей поднять настроение.

–И ты туда же? – Укоризненно спросила меня Любка.

–Но, согласись, – я пыталась внятно донести до подруги свою мысль, – зашипеть она не хуже змеи может.

Люба ненадолго задумалась, вероятно, вспоминая непростой характер Зины, которая готова с радостью обхаять каждого встречного-поперечного, и сдалась:

–А вот с этим не поспоришь.

Я перевела взгляд на Виктора и была смущена тем, как он откровенно наблюдал за мной. Заметив мою заминку, он, улыбнувшись, пояснил:

–Люблю, когда ты улыбаешься. Делай это почаще.

Так просто произнес такие волнующие слова, будто мы совсем одни. Это всегда меня удивляло. И вводило в ступор окружающих.

Любка закатила глаза и проворчала:

–Ребята, мы еще тут. Кстати, – вдруг обратилась она к Виктору, – откуда ты знаешь столько разных и интересных вещей?

Все три пары глаз уставились на шатена в ожидании ответа.

–Мой отец всегда считал, что человек должен развиваться, если есть возможность. А если возможности нет, то всеми способами ее добиться, – ответил Виктор, и по тону его голоса я поняла, что тема эта была не по душе его. – Я родился в такой семье, где возможность была, и не одна. Родители не жалели денег на мое образование, собственно, в это все и вылилось.

–И сколько книг ты перечитал? – поинтересовался Андрей.

Виктор опустил взгляд, немного задумавшись, из-за чего повисла тишина.

–Слишком мало, – наконец ответил он.

Мне вдруг показалось, что на улице сильно похолодало – в своем тоненьком платье я вся продрогла, а кожа покрылась мурашками. И только услышав вой начинающегося ветра, поняла, что температура на улице действительно упала. Откуда ни возьмись набежали облака и упрятали за собой все звезды. За откровенными разговорами никто даже не заметил приближения бури. Если в этом месте нас еще застанет дождь, то завтра мы все сляжем с простудой.

Я предложила собраться и как можно скорее направиться в деревню.

–Да что ж нас сегодня гоняют все? – Проворчала Любка.

Пока они с Андреем пытались справиться с поднявшимся ветром, попутно складывая одеяло, я взяла Виктора за руку и прислонила ее к изогнутому дереву.

–Желание, которое ты загадаешь этому дереву, обязательно исполнится.

Мое лицо не выдавало ни тени сомнений – я со всей серьезностью смотрела любимому прямо в глаза.

Не знаю, как это выглядело со стороны, но Виктор вдруг засмеялся:

–Ты просишь меня загадать желание дереву?

–Да! Они действительно сбываются, – настояла я на своем.

–А если мое не сбудется?

–Тогда я обижусь на обманувшее тебя дерево и больше ноги моей здесь не будет. И точно так же я обижусь на тебя, если ты просто так сейчас уйдешь. Пожалуйста. Мне это очень нужно. Я хочу, чтобы ты был счастлив.

Виктор закрыл глаза и поморщил лоб. Не думала, что он станет таким сосредоточенным.

–Все, – сказал он.

–А что ты загадал? – Не унималась я. Мне действительно было интересно.

–Желание нельзя рассказывать, а то не сбудется, – он подошел к своей сумке и поднял ее с земли. – А у меня очень важное желание.

Умел он словами подогреть интерес еще больше. Но приставать я не стала – уже начал накрапывать дождь.

Собрав вещи, мы побежали домой, оставив наши мечты мокнуть под ливнем.

Глава

II

Уже несколько раз я слышала пение утренних петухов, но желания вставать так и не появилось. Проснувшись, я снова засыпала. Но полностью погрузиться в сон не удавалось, поэтому просто находилась в легкой дреме.

По дому уже во всю гремела посуда, подметался пол, торопливые шаги передвигались из угла в угол – матушка как всегда спозаранку решила все наготовить да вычистить. На улице был слышен стук топора и мужской голос во дворе что-то мерно напевал.

Когда за окном уже стало невыносимо светло, я все-таки решила подняться.

Вернулась я вчера домой поздно и достаточно промокшей – крепкий дождь успел поймать меня у самых ворот. Еще и Виктор упорно настаивал проводить меня до самого дома. И как бы я его ни уговаривала и ни ругала, он все же это сделал. Если на мне не было сухого места, не представляю, в каком состоянии пришел домой он.

Уставшая, я пошла в баньку, предварительно взяв дома лампу. Мыться одной практически в темноте – сомнительное удовольствие, скажу я. Но выбора не было – ложиться в чистую постель мокрой, да еще и с грязными ногами я точно не собиралась. Да и матушка бы ругалась. На ночь я помолилась за свое здоровье и здоровье Виктора, чтобы утром мы проснулись бодрыми и не хворавшими. Насчет первого я уже начала сомневаться.

Когда я наконец вылезла из кровати, дома уже стояла тишина – все были погружены работой на улице. Надеюсь, матушка не сильно бранилась, что непутевая дочь еще досматривала десятый сон, когда работа уже во всю кипела. Завтра обязательно им помогу. А то совсем распустилась.

Приняв утренний туалет и быстренько перекусив, я засобиралась к Любке. Вчера мы договорились сходить за водой на речку недалеко от деревни. Из-за жары поливать урожай в наших огородах нужно намного чаще, поэтому и вода уходит быстрее. Ходить на речку, а еще и по нескольку раз, дело нелегкое, но я не могу оставить это на маменьку с папенькой. Возраст делает людей более хрупкими. А я, хоть силушкой не блещу, и сама справлюсь.

Облачившись в рабочую одежду, в которой недавно поливала рожь, и не забыв повязать платок, я захватила два ведра и вышла на улицу. Солнце на самом деле уже нещадно палило.

Я прошла во внутренний двор, поздоровалась с родными и предупредила, что иду по воду с Любкой. Матушка поинтересовалась, поела ли я, а затем, благословив, отпустила.

Выйдя за калитку, я неспешным шагом направилась за Любой – идти к речке все равно нужно было мимо нее. Заодно и мимо дома Буляковых пройду, а там и Виктора увижу. На лице сразу заиграла улыбка, и в приподнятом настроении я зашагала вперед.

Конечно, пятый или даже шестой заходы на речку уже не будут пропитаны таким энтузиазмом от слова «совсем». Но я старалась об этом не думать, а, наоборот, напевала про себя придуманную на ходу мелодию.

Во всей деревне, в каждом доме уже во всю кипела жизнь. В этом и заключался характер Новополья, как я считала.

Когда до меня стали доноситься стуки молотков да неразборчивый гул мужских голосов, сердце забилось чаще. Я никогда не видела Виктора за тяжелой и поистине мужской работой. Но всегда хотела это увидеть. Как напрягаются его сильные руки; как он заносит над головой топор, а затем в два счета рубит пополам толстое полено; как пот стекает по его лицу, скрываясь за воротом рубахи. Хотя зачем в такую жару рубаха? Решено – однозначно лишняя. И тогда я смогла бы наблюдать, как на его спине под кожей перекатываются мышцы, когда он один, такой сильный, поднимает тяжелое бревно.

Я поругала себя за столь непристойные мысли, а затем, окликнув Андрея, подошла к нему.

–Аккуратнее на речке, – предостерег он. – Говорят, там змеи водиться стали.

Я ответила, мол, мы с Любой всегда внимательны и не стоит переживать.

–А где Виктор? – Поинтересовалась я, прикрыв глаза рукой и посмотрев наверх. – Крышу латает?

–Вроде мать у него захворала. Лидия Михайловна. Он с ней остался.

–Какой кошмар! Надо будет ее вечером проведать, – встревожилась я.

Оставшуюся дорогу до Любкиного дома я помню смутно. Все мысли были о беде, возникшей в семье Виктора. Если с его матушкой что-нибудь случится, они же с братом одни совсем останутся.

На этой мысли я одернула себя – не стоит думать о плохом, когда еще ничего не произошло. Как освобожусь, обязательно возьму гостинцев да нарву в саду целебных трав. На том и порешив, я зашла за Любой.

Она отнюдь не лучилась бодростью и энтузиазмом. Кто-то, видать, вчера вернулся домой позже, чем я. Неужели они устроили романтические прогулки под дождем?

– Я успела десять раз пожалеть, что согласилась воду таскать, – сказала она, зевнув.

– Ты во сколько спать-то легла? – Лукаво поинтересовалась я.

– Детям знать не положено, – Люба широко улыбалась, уже заранее предвидев мою реакцию.

– Кто здесь ребенок? Мы с тобой одного возраста! – Я не на шутку завелась. Вечно меня сравнивали то с чудачкой, то с ребенком.

– А кто вчера упрашивал «Виктор, загадай желание. Я хочу, чтобы ты был счастлив»? – Ей явно доставляло удовольствие меня передразнивать. – Думаешь, я не заметила? Боже, это было так невинно, словно вам по пять лет.

Я собиралась было ответить какой-нибудь колкой фразой, но остановилась.

–У Виктора матушка болеет, – сказала я, и счастье, ранее плясавшее на моем лице, окончательно испарилось.

Люба прекратила смеяться и вдумчиво поинтересовалась:

–Что-то серьезное?

Мы как никто другой знали, как, просто промокнув под дождем, можно лечь в гроб. Пока в нашей деревне не появился нормальный врач, практически в каждой семье хоть раз были похороны. На тот момент лечение хромало, а точнее его не было вовсе. Вот так и жили в вечном страхе.

–Я не знаю. Надеюсь, Буляков сможет ей помочь, – расстроенно ответила я.

–Несомненно.

Мне было больно от того, что сейчас мог испытывать Виктор. Я должна оказаться рядом как можно скорее, теперь он будет опираться на мое плечо. Сколько угодно.

Разговоры с Любой смогли отвлечь меня от мрачных мыслей. А усталость, постепенно накапливающаяся в теле, вовсе оставила в голове пустоту. В пятый раз возвращаясь в деревню с полными ведрами, я желала одного – упасть в кровать и проспать два, а может и три дня.

Но как только я вошла в дом, то присела на табурет, стоявший около входа, дабы просто отдышаться. Прилечь на кровать я отказывалась, так как мои глаза вполне могли незаметно для самой себя закрыться, едва голова коснется подушки.

Уставившись в одну точку – сучок на полу под моими ногами, – я просидела так минут десять. Потом взяла себя в руки и направилась в баню ополоснуться.

Тяжелые мысли снова вернулись в мою голову, поэтому половину своих действий я даже не помнила. Одевшись, взяла небольшую деревянную миску и положила в нее несколько ложек цветочного меда. Затем сходила в сад и нарвала листья мелиссы и смородины. Уместив все в руках, я крикнула родным, что ухожу проведать матушку Виктора.

Как я уже говорила, жили они на противоположном конце деревни. И одновременно я радовалась и огорчалась, что дорога не близкая. Я очень боялась увидеть скорбь Виктора и его мучения, а также зайти в дом, в котором повисла атмосфера тяжести и ожидания. И я переживала, что не могу оказаться подле любимого прямо сейчас, ведь мне нужно преодолеть дорогу, проходящую через всю деревню.

Я снова проходила мимо дома нашего врача, над которым еще трудилась рабочая сила деревни, но уже не обратила ни на кого внимания. Стуки молотков и звон пилы я бы больше не услышала, даже если они шумели бы у самого моего уха. Потому что сейчас для меня существовал только дом, в который я шла. Имело значение только то, что в нем происходит.

Когда передо мной застыла невысокая калитка, я сама замерла. Вокруг была тишина – это и радовало, и пугало. Переложив травы с медом в другую руку, я отворила деревянные ворота и вошла во двор. В это же время открылась домашняя дверь, и на пороге я увидела Булякова.

От сердца сразу же отлегло, дышать стало свободнее, и жизнь обрела прежний смысл. Человек, на которого можно рассчитывать, уже здесь. Скорее всего, он узнал о беде самым первым и уже с утра занялся лечением женщины. Это очень хорошая новость.

Я не раз задумывалась, сколько жизней уже смог спасти этот прекрасный врач. Слава Богу, что ему, как и мне, были любы тишина и покой, поэтому он обосновался здесь. Буляков не раз ездил в большие города, в которых ему предлагали остаться, не желая упускать такой талант и стремление во что бы то ни стало докопаться до истины. Но он отказывался, чем его жена была не совсем довольна. Точнее, недовольна совсем. Она была женщиной, стремившейся к роскоши, а он – обычным мужчиной, желающим иметь семью и домик в какой-нибудь деревне. И многие, включая меня, задавались вопросом – что они нашли друг в друге и как, такие разные, смогли сойтись?

Хотя Люба тоже мало чего общего имела с Андреем, но их союз был достаточно крепок. Значит, в мире было что-то такое, что стояло превыше схожести характеров и внешней привлекательности.

Лично мне всегда казалось, что Виктора я знала давно и даже задолго до своего рождения, как бы это глупо не звучало. Иначе как было объяснить то щемящее чувство тоски, возникшее в моем сердце, когда мы впервые встретились?

Опомнившись, я отругала себя за то, что думаю совсем не о том и не в подходящее время. Сейчас не до любви, ведь у моего любимого случилась беда, поэтому, не теряя времени, стоит подойти к Булякову и спросить о самочувствии Лидии Михайловны.

–Игорь Александрович, добрый вечер! – Мой голос прозвучал неожиданно громко.

–Здравствуй, Анечка, – устало поздоровался врач.

«Точно с утра здесь сидит», – подумала я.

Заметив в моих руках гостинцы, Буляков отметил:

–Проведать пришла? – Получив в ответ кивок, он продолжил чуть приглушенным голосом. – Тебе лучше туда пока не ходить. Вдруг здоровье подведет, да заразишься.

–Расскажите хоть, как самочувствие? Какие прогнозы?

Игорь Александрович потер переносицу, собираясь с мыслями:

–Жар сильный. Ничего не ест. Встать не может. Помимо прочего наблюдается мышечная боль. На лицо – рецидив. Прогноз… – Он сделал короткую паузу, пытаясь подобрать слова. – Неутешительный. Очень неутешительный, если говорить прямо.

Все мои надежды, которые я так умело выстроила, рухнули в один момент.

–Как же так? – Дрожащим голосом вопрошала я скорее саму себя. – Как они одни с братом-то?

– Будем всей деревней поддерживать да молиться, ибо нет сильнее той горечи, что испытывает мать, потерявшая сына.

Я хотела кивнуть, но вдруг поняла, что слова врача не вяжутся с моими. Казалось, вот-вот я смогу нащупать нужную мысль, но она никак не давалась мне в руки. Поэтому, решив не тратить времени, я собралась спросить напрямую и уже было открыла рот, как заскрипела входная дверь, и на крыльцо, сгорбившись и одной рукой держась за сердце, а другой – за перила крыльца, вышла мать Виктора.