Kitabı oku: «Первый секс – это больно», sayfa 3

Выпить за встречу

Надя пожала плечами, мысленно произнеся: «Хм, а ведь действительно». Если это и есть совпадение, думалось ей, то она благодарна фортуне, если это – нить событий, которая сплелась в клубок, когда они встретились, то она благодарила судьбу за шанс создания союза.

– Я думаю, не столь важно, если это воля случая, в конечном итоге я очень рада от того, что именно тебя там, во дворе, встретила.

– Вот мы и подъезжаем, – уведомил Степа, окинув блуждающим взором вереницу домов, будто силился узнать в них свой. – Ты здесь впервые, я недавно купил тут квартиру, – он кивком указал на переливавшуюся успокаивающими оттенками синего цвета высотку.

– Хорошо, – не без удовольствия произнесла девушка, с аппетитом предвкушавшая момент, когда она войдет в место своего нынешнего ночлега; место, которое заочно ей нравилось; место, которое уже не хочется покидать. Обитель прекрасного, драгоценного мужчины.

***

Квартира Степана Яхонтова напоминала квартиру Ростислава Михайлова, иными словами, она была демо-версией родительских владений. Схожие составляющие интерьера, расположение мебели и предметов декорации, несмотря на разницу в планировке помещения, максимально близились к «исходнику».

Как и сам Степан словно копировал отца, разве что был моложе, энергичнее, азартнее, психически здоровее. Надя в очередной раз поймала себя на мысли: «Может быть, он поэтому и запал мне, что похож на папу?». Она отогнала прочь эту мысль, точно скопище назойливой мошкары, поскольку к отцу ее не тянуло напрочь, а о Степе такое можно было сказать совершенно в полярном понимании. Надя не дивилась ничему окружавшему. То, что могло ее удивить, скрывалось только в одном объекте, находившемся в этой квартире, и объект этот – одушевленный.

– Можешь пойти в душ, а я пока что.., – мужчина, избавившись от темно-синего пиджака, не спеша освободил свои запястья от запонок белоснежной рубашки, стоя перед барной стойкой, – помоюсь изнутри, – он взял прозрачный стильный стакан с золотистой жидкостью, махом отправил содержимое в ротовую полость, где оно бесследно исчезло.

«Коньяк, бренди, виски, или что они обычно пьют – вот чего мне не хватает, чтобы не спотыкаться, блуждая по своим мыслям, о сомнительные», – идея разогрела нутро Нади, наверно, в той же степени, в какой огонь крепкого алкоголя разгорячил желудок Степана.

– Полотенца, гели для душа, шампуни – все там есть, – уведомил он, видя застывшую на месте без права на движение девушку и глядящую куда-то сквозь владельца изящной квартиры, словно нечто неизвестное повергло ее в шок.

Поводом для такой реакции послужил вид мужчины, оголившего торс, каждая мышца на котором была как будто выточена из мрамора: он не был похож на бодибилдера, не было общих черт и с худым, жилистым, ловким на вид, бегуном. Его фигура – это что-то из хрестоматийного учебника по атлетическим видам спорта. Хоть и, мысленно ссылаясь в прошлое, Надя фантазировала о том, что именно может скрывать брендовая одежда Степы, она и знать не могла о фактуре мужчины, и увиденный ею обнаженный стан подталкивал снять уже свою одежду.

– А, хорошо, спасибо, – состояние растерянности играло с девушкой, как с котенком, которого дразнят веревочкой, то приближаясь, то дистанцируясь. – Я пошла тогда. – Она с намеренным промедлением, ожидая, что откуда-то из-за спины милый сердцу голос остановит ее, последовала в ванную.

– Ага, я здесь подожду, – Степа чинно опустился в кресло, похожее на то, в котором он был в тот миг, пару лет назад, когда невольно поделил жизнь девчушки на «до» и «после».

«Ничто иное, кроме дома человека, не расскажет о нем больше» – Надя нашла объяснение притягательности Степы, великолепно гармонировавшему со своим жилищем. А дом, в свою очередь, не говорил, а исступленно кричал девушке о том, что она хочет остаться здесь навсегда и впредь не покидать этого.

– Постой, – окликнул Степан голосом, явно намеревающимся попросить ее подойти.

– А? – Надя резво обернулась, глаза транслировали желание подчиниться воле мужчины, какой бы она ни была.

– Пусть тебя не смущают некоторые… элементы ванного гардероба, – предупредил Яхонтов.

Он восседал в своем кресле, точно король на троне; король, которому девушка хочет подчиниться без остатка.

«Напрасно размечталась», – прикинула девушки свои шансы на союз с желанным мужчиной и, слегка понурив голову, отправилась в ванную.

В компании полотенец, средств для мужской гигиены, Надя обнаружила пару шпионов: шелковые женские трусики и напарник-лифчик. Надо бы полагать, что этакий пейзаж должен отпугнуть и разочаровать – так и произошло на толику мгновений – влюбленную девочку, объясняющую, в силу неопытности и наивности чувств, свой отклик как что-то, близкое к измене.

«Ко мне он даже не прикасается, хотя я вижу, что симпатична ему, а сам хранит в ванной женское нижнее белье» – докучливая мошкара вернулась, но тотчас аэрозоль в виде избавления от обиды эффективно подействовал.

Следующая идея придавала сил, девушка преисполнялась уверенности: «Ага! Раз тут такое будоражащее сексуальное желание белье, то какова тогда его обладательница? Наверняка таких только в журналах и соцсетях с миллионами подписчиков можно увидеть. Значит… Значит, мне надо разузнать о них и пытаться соответствовать». Вектор настроя девушки проложил мост от искренности и к попыткам копирования с целью смещения внимания Степы с других дамочек на себя.

Уйдя, что говорится, с головой в раздумья, Надя и не заметила, что в реальности ее голова не ушла под воду. Отстраненная девчонка принялась намыливать себя, усердно, но прилежно, избавляясь от всего, что можно посчитать нечистым. Проводя рукой и касаясь себя в упругих округлостях чуть выше живота, она жаждала поменять свою руку на руку, сейчас, скорее всего, держащую стакан с горячительным напитком.

Вымывая тяготы минувшего вечера из волнующихся локонов, она воображала, как та же рука вместо стакана, сжимает и тянет ее кудри, а спустившись к месту, которое зовется «лоно», она уповала на то, что Степа – и только он – станет ее первооткрывателем, личным Колумбом, этаким марсоходом, побывавшем там, где не бывал прежде ни один человек.

***

«Ничто иное, кроме дома человека, не расскажет о нем больше», – вторила Надя, готовясь выйди из ванной.

«А его дом говорит еще о любовницах, хм, как будто ты не знала», – девушка вела внутренний диалог сама с собой, взяв полотенце покороче и обернув его вокруг своего тела таким образом, чтобы как можно меньше скрывать объемы молодой груди и утонченность юных ног.

Так она посеяла зерно, способное произрасти в цветок, который Степа сорвет для себя. Конкурентоспособность среди прочих воздыхательниц откликалась в Наде казавшимся настоящим выворачиванием внутренностей. Она и без этих сомнений являла собой чаще всего сгусток неуверенности, но сейчас, когда есть видимая цель – вот она, в комнате, где больше нет никого, кто бы осмелился помешать, – девушка воспряла духом, долгожданная сладость запретного плода стала так близка, пойди и вкуси.

***

За время отсутствия девушки, спасенной им из плена городского ветра, пробирающего нутро, Степан, все так же уверенно базировался в кресле а-ля на троне, успел побагроветь, захмелеть, скинуть с себя шкуру преуспевающего коммерсанта и облачиться в домашний высокий халат, открывавший его крепкие грудные мышцы. Вид мужчины в домашних одеяниях усиленнее – да куда уж тут дальше? – очаровывал Надю и уносил ее фантазии, касающиеся совместного будущего, в просторы стратосферы.

Поздравив «С легким паром» и своеобразным обновлением, Степан плавным, джентльменским, театральным жестком пригласил даму присесть в кресло напротив, и налил ей стакан:

– Это виски, тебе нужно расслабить свою нервную систему, – по-отечески заметил Степан, все еще находящийся при исполнении задания по восстановлению состояния девушку. Надя послушно села, взяла стакан и, к общему удивлению, замахнула так, словно алкоголь был глотком воздуха, а она – почти что утонувшим ребенком.

– Хагх, гх, гакх, хках, – никогда прежде Надя не сталкивалась с таким неконтролируемым приступом кашля, вследствие чего добрая половина напитка из ее рта, точно из пульверизатора, разбрызгалась по персидскому, очень дорогому, должно быть, ковру.

– Ничего, ничего, фуф, – Надя отдышалась, Степан молча наблюдал, – фуф, а ничего так, греет, – оценочно добавила она.

Разъяренный папаша

Надя сделала еще пару глотков и, ожидая, что Степа захочет уведомить отца о ее присутствии здесь, решила не тянуть и начала беседу на животрепещущую для нее тему:

– Женщины, твои женщины, – заинтересованная окружающими возлюбленного особами, Надя тщательно подбирала слова, чтобы получить в ответ картину с максимально исчерпывающим содержанием, – Какие они? Я имею в виду, какие у них черты характера и как они… ну… как они радуют тебя?

– Чем большим количеством того, что говорит о моей растущей обеспеченности я овладеваю, тем сильнее вижу в их глазах знаки доллара, знаешь, как у Скруджа в мультике.

– Не поняла, – Надя озадаченно подняла бровь и слегка повернула головой в сторону, словно о чем-то догадываясь, но не понимая, о чем именно.

– Это детское произведение уже не из твоего времени, твое поколение не в курсе, а персонаж – он одержим деньгами, явный пример помешательства. Так и мои – я их зову одноразовыми – женщины смотрят на меня; у меня есть руки, ноги, туловище, одежда, штаны, но для них я состою будто из карманов и безлимитных банковских карт.

– Они наверняка пытаются скрыть это и… – затормозившую в рассуждениях и догадках девушку перебил Степан:

– И надевают маску крайней заинтересованности. Поначалу я мог очаровываться этим, но с каждой следующей дамочкой осознавал первопричину их увлеченности мной, каждая для меня становилась все прозрачнее и бесхитростнее.

– Как считаешь, – ум собеседника был настолько жив и активен, что пускал корни в мозг юной девушки, отчего она, можно подумать, сама становилась рассудительнее, – Это происходит невзначай или есть логическое объяснение?

– А ты не по годам подкована к ведению диалога, – отметил Степа умственные способности Нади, которые согревали его изнутри не хуже спиртного. – Вероятно, это связано с моими ощущениями самого себя: в прежние времена, когда я ездил на скромной машине, более молодой и куда менее богатый, то располагал к себе исключительно своим обаянием, – взявший паузу на раздумья мужчина не стеснялся самолюбивых слов и этим, помимо прочего, привлекал девчушку, привыкшую к тому, если человек убежден в исключительности своей личности, то это не имеет точек соприкосновения с реальностью. Изголодавшийся по разговорам с девушками, Степа сполна сейчас утолял свой аппетит, а удовольствия физического характера без интеллектуальной подоплеки уже пресытились ему. Повременив, он продолжил:

– А когда начал обладать материальными ценностями, я будто начал терять себя: все мое обаяние отошло на второй план, когда я стал выпячивать впереди себя нажитое. И неудивительно, что такая обильная демонстрация состоятельности привела к смещению дамского внимания. – Степан заметил взгляд Нади, с осторожностью сканирующий его, и поспешил отгородить девушку от сомнений:

– Ты не подумай, я не жалуюсь, лишь делюсь тем, чем заполнен. Мне уже 33 года, возраст Христа, я хочу проводить время с людьми, способными видеть мое нутро, с людьми, способными, в свой черед, содержать в себе что-то.

– Я способна оценить тебя по достоинству, – торопившаяся завоевать симпатию захмелевшего мужчины, Надя, сродни неумелому менеджеру по продажам, стремилась предложить себя, а, так как это первый подобного рода для нее опыт, эффект привел ей на ум фразу «первый блин – комом». Впрочем, Степан среагировал удачно:

– Хах, именно поэтому мы беседуем, а ты еще пока мне не надоела. Даже не потому, что ты – дочь делового товарища. Кстати, – Степа с видом человека, вспомнившего о невыполненной трудозатратной и нежелательной работе, взял со стола смартфон последней модели и пробормотал:

– Я же до сих пор ему не позвонил, – и принялся, сдвинув брови, с пренебрежением водить пальцами по дисплею, без той нежности, которая была свойственна его рукам, когда он орудовал салфеткой, приводя лицо девочки в должный вид.

– А если он приедет за мной… – бодро начав, девушка поникла к окончанию фразы, словно жизненные силы в миг покинули ее, в сменивший их ужас перед отцом отнюдь не хотелось снова переживать.

– Не волнуйся, я тебя не выдам, – Степа обнадежил тихим и сдержанным голосом. Он встал, словно окаченный волной, чуть пошатываясь, расправил плечи и приготовился к разговору.

Наде подумалось, что сейчас, в момент, когда она может покинуть это место, оно имело особенное значение для нее.

«Дом – это не то место, где ты живешь, а родные люди рядом», – вновь чья-то мысль, пришедшая в голову, на злобу дня. Как пристало любой влюбленной девчушке, в секунду потенциальной утраты спутника ей хотелось по щелчку оказаться утром с «родным человеком рядом» в одной кровати, ей хотелось, если возможно, не спать, дабы подгадать момент его пробуждения и избавить от похмелья завтраком и бутылкой пивка. Больше всего ей хотелось сейчас, чтоб папа не услышал телефонного звонка.

– Да, привет, не спишь? – Степан Яхонтов разведал о текущем времяпрепровождении Ростислава Михайлова.

– Здравствуй, нет, а что случилось? – бойко ответил тот, его голос в отдалении не представлялся Наде взволнованным, он, скорее, принадлежал человеку, только что освежившемуся благодаря утренней разминке.

– Я Надю встретил. Недалеко, нет. Да не-е-е, – каждая фраза Степы долетела до девичьих ушей вперемежку с обрывками шипящих слогов его товарища. – Слушай, скоро рассвет, а на ней нет лица, – он подмигнул девушке, с трудом скрывая улыбку, – Пусть выспится.

Надя, безусловно, испытавшая чуть ли не весь спектр эмоций за сегодняшний вечер, сейчас, ночью, ощущала себя в полной безопасности. Меж тем, виски пробегал, прокатывался по ее сосудам, усиливая осязаемость теплоты.

Из трубки раздался шкворчащий вопль, натолкнувший девушку на воспоминания из детства, как она украдкой, утаивая от отца, взахлеб смотрела фильмы жанра «хоррор», и даже тот детский испуг не был так страшен и конкретен по своему накалу, как злость отца.

В отличие от фантастических фильмов, его влияние может стать ощутимым. Степа и сам опешил от свиста в ушах, что его тело, уже изрядно пошатывающееся, почти потеряло на предметной осязаемости. Пытаясь вычленить из криков взбешенного товарища последовательность речи, он продолжал повышать градус алкоголя в крови, а как только получил шанс на свое слово, то не преминул им воспользоваться:

– Послушай, ты меня знаешь, не успеешь проснуться, как увидишь, что она дома.

– В том и дело, что я знаю тебя! – во всеуслышание и с упором на «знаю» Ростислав сокрушался от неподконтрольности ему ситуации. Тем не менее психические процессы внутри него, судя по всему, довели его до ручки. Любой внешний раздражитель выбивал почву из-под ног. В трубке раздались гудки, означавшие конец разговора.

– Что он сказал? – с крайне волнительным ожиданием ответа спросила Надя. Отказываясь верить своим ушам, она уповала на отцовскую снисходительность.

– Эм, – Степа замолк, отложил телефон и теперь сжимал пространство свободной от стакана рукой, будто бы желая нащупать подходящий ответ, – тебе сказать в точности?

– Да.

«Нет» – именно этим словом она рассчитывала отреагировать на встречный вопрос, однако из-за характерного любопытства – или благодаря ему – незамедлительно выпалил утвердительное решение.

– Не понимаю, что с ним происходит, он сказал, хм, сказал: «Я за этой шалавой сейчас приеду».

Надин черед ощутить под ногами отсутствие почвы. «А чего ты ожидала? Что вам никто не сможет помешать?» – девушка корила себя за безынициативность. «Ты могла сблизиться в машине! Ты могла выйти из душа без полотенце! И ты могла вырвать телефон из рук» – упущенные возможности осиным роем жалили ее болезненнее физического воздействия отца.

В глубинах мозга она смекала, как отец провел их разлуку: успокоительные пилюли, панический бег по темным холодным улицам города в поисках ребенка, выкрики имени, обзвон полицейских участков и реанимационные отделений. Его безрезультатные поисковые действия должны были натолкнуть на сожаления относительно собственной жестокости, переживания должны были – а может, так оно и происходило – затмить озлобление.

Во всяком случае, ни один случай не может прикончить чувства к человеку, с коим связь по крови. Девочка размышляла, что если семейные отношения под угрозой, то кому, как взрослому вспылившему отцу наладить их? Так же она понимала, что будь он спокоен во время телефонного звонка, то, быть может, и предпочла бы поговорить, сгладить углы, благо, фундамент взаимоотношений со Степой возведен.