Kitabı oku: «Мальчики», sayfa 4
Теперь, спустя годы, когда Артёму уже 40 лет, а Вовке соответственно 30, иногда кажется, что моя быстро промелькнувшая жизнь, вместила очень много разнообразной и интересной работы, но мало радости общения с моими мальчиками. Время хватало только на обязаловку. Если повспоминать, то с Тёмой я несколько лет подряд отдыхала в Киреевском, но сначала я бегала при нём нянькой, а затем, когда он подрос, мы уже отдыхали всегда втроём с мужем. Партнёрского – только я и дети – отдыха не получалось. К тому же большая разница в возрасте между детьми. Вовка относился к Артёму как ещё к одному взрослому в семье: «Какой же Тёма сыночек (при росте под180), ты же , мама, его на руки не берёшь, в носик не целуешь!» Действительно, при десятилетней разнице в возрасте у меня получилось на определённом этапе не два сына, а два раза по одному. Может быть поэтому, а может быть потому, что Артём в 17 лет уехал учиться в другой город и с тех пор они уже никогда не жили вместе, братья выросли вежливо не дружными. Но тогда, почти тридцать лет назад всё было по другому. Тогда, только однажды мне удалось почти месяц, побыть втроём с двумя сыновьями, и случилось это в 1987 году в посёлке Крутая горка под Омском.
Этот посёлок городского типа действительно стоял на удивительно высоком для равнинного Омска яру, заросшем внизу на заливном берегу огромными кряжистыми ивами. На яру стояли ровными рядами ухоженные пятиэтажки. Мы поселились во временно пустующей двухкомнатной квартире с проходными комнатами с окнами на Иртыш. Жильё было запущено: в квартире долгое время никто не жил и сколько-то времени у меня ушло на приборку. А дальше началась наша беззаботно-размеренная дачная жизнь. Иногда мы втроём гуляли по городку, с пользой посещая гастроном, овощной и кулинарию. Но чаще спускались по длинной и крутой деревянной лестнице: я тащила одиннадцатимесячного Вовку, а Тёма тащил его складную коляску и прочие причиндалы. Внизу Вовка засовывался в коляску и мы двигались по дороге вдоль реки среди высокой и толстой празднично зелёной травы между перекрученных старых ив, похожих на столетние оливы. Высмотрев особо уютный бережок, песочной прогалиной уходящий в реку, устраивались на постой: расстилали покрывальце, высаживали на него Вована и смотрели, как Тёма плавает. Плавал он отлично, и было не страшно смотреть, как он сливается с водой: и ласточкой с ивы, и дельфином, и топориком. Вова круглил глаза и пытался проползти за братом, но по дороге удивлялся песку, начинал хватать его руками, подбрасывать, и от избытка чувств пытаться засунуть в рот. Приходилось брать естествоиспытателя на руки, заходить поглубже в воду и мыть в текучей воде замурзанную мордаху. Крокодилом подплывавший Тёма выныривал с гиканьем из-под воды, и Вовка заходился от восторга и смеха.
Постепенно мы освоились и стали разнообразить наши прогулки пикниками с поджариванием на прутике хлеба и колбасы. Дни стояли жаркие, и нам было лень в самую полуденную жару карабкаться к обеду по лестнице в гору с тяжеленым Вовкой и гремящей коляской, поэтому мы придумали укладывать его спать на берегу, а самим в это время жечь костёр, играть на песке в крестики-нолики – да мало ли что ещё. Дело в том, что Крутая горка как военный городок в будни работал себе и работал. Мамаши вроде меня не таскались на берег, а сидели уютными компаниями на лавочках в теньке и лениво и беззлобно сплетничали, приглядывая копошащихся в песочнице детей и покачивая коляски. Поэтому в будние дни весь берег Иртыша, чистого, протекающего выше города был наш, и мы ощущали себя отчасти Робинзоном, а где-то владетельным маркизом Карабасом. Дни тянулись, как ириски, – сладко и долго.
