Kitabı oku: «Ничья», sayfa 7
– Порядочный офицер не должен так себя вести!
На что Слава сказал:
– А вы попробуйте.
Замполит опешил:
– Что попробовать?
– Быть порядочным.
Если бы в этот момент у замполита оказался пистолет, думаю, он пристрелил бы Дукаса. А Слава спокойно и с любопытством наблюдал, как человек впадает в бешенство.
С комбатом отношения у Дукаса сложились устойчиво антагонистические – оба друг друга возненавидели.
– Этот психопат хочет меня заставить вовремя приходить на службу, – возмущался Слава, – мозгов не хватает понять, что я не служака, что приличному человеку прежде надо опохмелиться.
Пару раз комбат сажал его на гауптвахту, затем перестал.
– Во подлец! – говорил он про Дукаса, – умудряется гауптвахту превратить в санаторий. Ему женщины туда посылки шлют!
Однажды подняли нас по тревоге в шесть утра и повезли на стрельбище. Офицерам выставляли оценки по стрельбе, и в соответствии с полученными результатами выводились показатели в целом по батальону. Славе пришлось ехать не похмелившись. Можете представить, какая это была для него пытка. В машине он начал брюзжать:
– Подняли ни свет ни заря, везут на какие-то б… стрельбы… не наигрались в войну, засранцы…
Всю дорогу он изнывал, а когда прибыли на место, комбат велел ему оставаться в машине и не высовываться. Кому-то из офицеров было поручено стрелять вместо Дукаса.
– Испортишь дрожащими руками наши показатели, алкаш хренов! – рявкнул на него комбат.
– Боится, гад, что пристрелю его, – буркнул Слава.
Показатели нашего батальона неожиданно оказались лучшими в дивизии. По возвращении в часть комбат построил офицеров и поблагодарил всех за высокий процент попадания в цель. И вдруг послышался голос Дукаса из строя:
– А что им не попасть, коли все трезвые.
Даже комбат расхохотался.
Женщин Слава предпочитал исключительно замужних – заводил связи преимущественно с офицерскими жёнами и, как правило, заметно старше себя. Ему даже удалось привести женщину в офицерскую гостиницу. Такой трюк в среде молодых лейтенантов считался высшим пилотажем. О похождениях Дукаса ходили слухи. В частности, упоминали жену одного майора из танкового полка, а через некоторое время стали говорить о его сожительстве с женой капитана из того же полка. Слухи распространялись быстро. Женский персонал батальона называл его бабником, мужчины употребляли более точное словцо. Даже комбат однажды после окончания офицерского совещания решил в шутку завести с ним разговор на эту тему:
– Говорят, ты ходок. Поимел всех офицерских жён танкового полка, теперь к нашим жёнам подбираешься?
Дукас ответил в своей манере:
– Можете не беспокоиться, ваша жена не в моём вкусе.
Сначала мне казалось, что Слава сам распространяет о себе слухи. Он мог по пьяной лавочке рассказать любую небылицу. Убедительно и красочно. Но однажды он явился в гостиницу с разорванной губой и переливающимся лиловым фингалом под глазом.
– Что случилось? – спрашиваю.
– Это животное, эта невежественная скотина сломала мне ребро!
– Кто?
– И это вместо благодарности! Представляешь? Мало того, что я добросовестно исполняю его функции…
– Чьи функции?
– Этого недоумка, который, забыв о супружеском долге, неделями колесит по полигонам, затем неожиданно является, когда я в поте лица выполняю его обязанности, в самый, можно сказать, ответственный момент и лезет на меня с кулаками. Где справедливость? Жену избил! Животное! Мне кажется, ревность присуща только убогим. Бедная женщина! Я намерен навестить её и утешить.
– Рискуешь быть окончательно изуродованным.
– Как благородный офицер я не могу поступить иначе, не могу оставить женщину в длительном томлении. Наконец, как врач я просто обязан утолить её сексуальную жажду.
– Как врач, – говорю, – ты бы лучше позаботился о своём здоровье и победил эту пагубную страсть к водке. Я тоже люблю выпить под хорошую закуску, но есть предел, после которого просто тошно.
– Ты говоришь банальности.
– Больно видеть, как ты спиваешься.
– Не будь занудой.
– Дело твое.
Был такой случай. В актовом зале дома офицеров собрался весь офицерский корпус дивизии. Отмечали, кажется, День Победы. В буфете продавали спиртное, бутерброды с ветчиной, сыром и пирожные. Вход был увешан шарами и флагами. На улице играл духовой оркестр. На сцене в три ряда сидели командиры воинских частей. Собрание должно было вот-вот начаться. Наш комбат опаздывал. Наконец, запыхавшийся, он вошел в зал и направился в президиум, чтобы занять своё место. На полпути неожиданно остановился, снял фуражку (заметив, что члены президиума сидят без головных уборов) и стал оглядываться по сторонам, кому её отдать. Рядом со мной ближе к проходу сидел лейтенант Иванчук из нашего батальона. Комбат быстро подошёл к нему и вручил фуражку:
– Держи до конца собрания, – сказал он и быстрым шагом направился к сцене.
Когда уже все расселись, и воцарилась относительная тишина, а командир дивизии уже направился с папкой к трибуне, в зал вальяжной походкой вошёл Дукас. Он улыбался, что свидетельствовало о его приподнятом настроении, вернее о том, что определенную дозу спиртного он уже принял. Слава подошёл к нам и стал смотреть, нет ли вблизи свободных мест. Заметив в руках Иванчука две фуражки, хмыкнул:
– Собираешься милостыню просить? Думаешь, двумя фуражками больше наберёшь?
– Одна не моя. Комбат просил подержать её до конца собрания, – опрометчиво выдал Иванчук.
– Которая фуражка комбата?
– Эта, – показал он и с недоумением посмотрел на Дукаса.
То, что произошло в следующий момент, было настолько неожиданно, что мы с Иванчуком опешили и на несколько секунд онемели. Слава набрал в легкие воздуха и вдруг, нагнувшись над фуражкой комбата, густо и смачно плюнул в неё. Затем он выпрямился и спокойно направился к свободному креслу, продолжая улыбаться. На лице Иванчука появился ужас. Мы оба уставились на фуражку комбата, на дне которой блестела мутноватая лужица. Иванчук повернул ко мне испуганное лицо. Он выглядел растерянным и беспомощным.
– В буфете есть салфетки, – подсказал я.
Командир дивизии уже читал свой доклад, когда Иванчук вскочил с места и побежал к выходу, держа в руке фуражку комбата. Минут через десять он вернулся и, уже несколько успокоившись, шепнул мне:
– Следа почти не осталось… Что ты смеёшься? По-твоему смешно? Убью гада!
Слава тайком носил мою одежду – брал вещи, которые я редко надевал. Как-то раз, перебирая свои вещи в шкафу, я заметил следы грязи на рукаве куртки, манжете рубашки и штанине брюк и не мог вспомнить, где и когда их испачкал. Вскоре посягательство Дукаса на мой гардероб обнаружилось. Произошло это на улице. Я увидел его в обществе молоденькой симпатичной девушки, по всем признакам приезжей. Местных девушек Слава не очень жаловал. Он стоял спиной ко мне и что-то увлеченно рассказывал. Она кивала ему очаровательной головкой и улыбалась той детской непосредственной улыбкой, которая у взрослых вызывает умиление. Естественно, девушка привлекла моё внимание, и я даже не сразу заметил, во что был одет Слава. Только подойдя к ним ближе, я узнал на нём свои вещи. Брюки оказались ему немного коротковаты (он был чуть выше меня ростом), но куртка и рубашка пришлись впору.
Я остановился в двух шагах от них в ожидании, когда Слава меня заметит. Но он был слишком увлечён собеседницей. И лишь когда она посмотрела в мою сторону, он обернулся ко мне. Увидев меня, Слава даже не смутился, произнёс нечто хамовато-старорежимное:
– Ступайте, сударь, нечего пялиться на девушку.
Мне пришлось отреагировать:
– Я ведь, сударь, могу потребовать сатисфакции.
Слава улыбнулся:
– Потребуешь, только после, а сейчас, пожалуйста, исчезни.
Ладно, думаю, черт с тобой, но шмотки мои, наглец, больше носить не будешь.
Примерно через час он явился в гостиницу. Войдя в номер, Слава, не раздеваясь, плюхнулся на кровать и с загадочной улыбкой уставился в потолок. Что-то таинственно новое появилось в блеске его глаз. Никогда раньше я не видел его в таком, я бы сказал, созерцательно блаженном состоянии. Минуты две он молчал. Не скрою, я был заинтригован и с любопытством за ним наблюдал. Наконец он начал выплёскивать свои эмоции:
– Ты не представляешь, что за прелесть эта Анечка! Ей всего девятнадцать, а она уже много знает, а главное – слушает, реагирует, понимаешь, старик, правильно реагирует! Это ж такая редкость! А какой юмор, какая улыбка, голосок! Ты не поверишь, я сегодня практически не пил, готовился к встрече.
– Давно её знаешь?
– Сегодня была наша вторая встреча, вернее третья. В этой дыре встретить такую девушку! Я о таком даже мечтать не мог. Местные девицы, сам знаешь, все какие-то странные, или зажатые и ограниченные с кучей комплексов, или наоборот – развязные дуры. Уж лучше шашни с офицерскими жёнами. Вокруг одно убожество. И вдруг – Анечка! Словно инопланетянка. Первая наша встреча была случайной, короткой. Я увидел её в переговорной на почте. Сидит незнакомка, милая такая, видно, что не местная. Не помню, с чего я начал, сказал какую-то чушь. Смотрю – отвечает. Причём без жеманства, естественно, не кокетничает, не говорит глупости, просто улыбается. Я даже протрезвел, веришь? Она из Киева, приехала к родственникам по семейным делам. Знаешь, при ней со мной происходит что-то странное, вроде выздоровления после длительной болезни. В детстве, помню, болел ангиной, тяжело болел, высокая температура держалась несколько дней, думал – умру. На пятый день проснулся после долгого сна абсолютно здоровый. Сразу захотелось пожрать и поиграть в футбол. При виде Анечки я словно выздоравливаю, как после той ангины, хочется жить, слушать её голос, смех, видеть её улыбку. При ней я обо всем забываю, появляется вдохновение, уверенность, но после… всё думаю, думаю… в сущности, что я для неё? Почему она согласилась на свидание со мной? Два раза! Не знаю, даже странно. Знаешь, мы ведь с ней никуда не заходили, сидели в парке, гуляли по этим убогим улочкам, только общались… Завтра утром она уезжает. Я хотел проводить её, но… с ней будут родственники. Я родственников не люблю… Анечка пригласила меня в Киев…
– Поедешь?
– Обязательно поеду. На следующей неделе. Даже если эта сука комбат не разрешит.
– И пить бросишь?
– Да, брошу, вот увидишь.
Помолчали. Затем Слава медленно поднялся и стал снимать с себя мои вещи и вешать в шкаф.
– Ты можешь носить их в Киеве, – сказал я.
Он хитро улыбнулся:
– А как же твоё требование сатисфакции? Передумал? Спасибо тебе, конечно, за понимание, но ты, пожалуйста, не унижай меня. Я в состоянии купить себе одежду. Просто некогда было этим заняться. Вот в Киеве и куплю. А моё старьё пора выкидывать. Мне не хотелось в нём встречаться с Анечкой.
Мы с ним в этот вечер допоздна беседовали за шахматной доской. Он в шахматы играл неплохо, но в этот раз проигрывал, был невнимателен и расслаблен, зато выглядел довольным и умиротворённым, строил радужные планы на будущее. Его благостное состояние передавалось мне, приятно было видеть Славу трезвым и счастливым.
На следующий день он вовремя вышел на службу. Не пил. Я его подбадривал:
– Так держать! Собираешься говорить с комбатом о поездке в Киев?
Слава улыбался:
– Рано ещё, пару дней подожду.
Правильно, думаю, прежде надо закрепить свой новый имидж. Через пару дней он, прежде чем говорить с комбатом, решил услышать голос Анечки. Пошёл на почту заказывать переговоры, но скоро вернулся.
– Поговорил? – спрашиваю.
– Нет. Дошёл до почты, повернул обратно. Не знаю, что со мной произошло… не решился. Не могу я говорить с Анечкой, не видя её лица, её улыбки. Лучше пусть моя поездка будет для неё сюрпризом.
Голос у Славы почему-то дрожал, и выглядел он растерянным и сникшим. Странно было видеть его таким подавленным. Всегда уверенный в себе ироничный Дукас, который за словом в карман не полезет, который своим острым языком готов размазать кого угодно, вдруг «не решился» или попросту струсил. Но чего он испугался? Я догадывался «чего», чувствовал какая идёт у него внутренняя борьба, как она изматывает ему душу. Я видел, какой он приходил по вечерам, – трезвый и уставший от этой изнуряющей внутренней борьбы.
Мне хотелось поддержать и подбодрить его, и я сказал:
– Конечно, ты прав. Лучше поехать без звонка. Позвонишь из автомата, где-нибудь рядом с её домом. Чтобы встреча произошла сразу. Это будет даже эффектно.
– Ты меня понимаешь, – улыбнулся Слава.
На следующий день после службы мы с друзьями ужинали в ресторане, я вернулся в гостиницу поздно, около часу ночи. В холле меня остановила дежурная:
– Помогите своему приятелю добраться до койки.
– Кому? – я не сразу сообразил, о ком речь, но потом спросил: – Где он?
– Лежит на лавке возле площадки за гостиницей.
Площадка эта не освещалась, и увидеть ночью человека, лежащего на лавке, было трудно. Скорее всего, кто-то сообщил дежурной, что Слава там лежит. Фуражка валялась на земле, он спал, обняв лавку с обеих сторон. Разбудить его удалось с трудом. К сожалению, это не помогло, мои попытки поставить его на ноги оказались тщетными. Пришлось тащить Славу на себе.
– А… дружище… – бормотал он за моей спиной, – знаю… думаешь, я трус… да?.. трус?.. ты ведь так думаешь?
– Ты не просто трус.
– А… ну давай… конечно… давай свою… нравственную оплеуху… молчишь?.. знаю, что ты хочешь сказать… что я… безвольное говно… так?
– Я устал тебя нести. Может, ты сам пойдёшь? Я тебя поддержу.
– Разумеется, сам… но ты скажи… я безвольное говно?
– Ты предал Анечку и самого себя.
Я поставил Славу на ноги и на мгновение опрометчиво отпустил. Он рухнул на землю. Пришлось снова его поднимать и тащить на себе.
– Не смей… слышишь?.. не смей… – продолжал он бормотать за моей спиной.
– Чего не сметь? – спросил я.
– Произносить её имя… иначе я… как ты… сказал в тот день… потребую этой самой… сатисфакции…
Тяжелее всего было поднять Славу по лестнице на второй этаж. Ребята с первого этажа помогли дотащить его до койки.
– Спи, – сказал я и выключил свет.
– Не указывай… и вообще… ты… не самый лучший армянин… у меня был приятель армянин… пил со мной по-чёрному…
– Я тоже умею пить, только не по-чёрному, – улыбнулся я.
– Слабак… – шепнул Слава уже во сне.
Запой у него длился несколько дней. Однажды ночью я проснулся от шума. Слава, шатаясь, возился возле умывальника. Оказалось, он решил воспользоваться раковиной как унитазом. Это стало для меня последней каплей. Я взорвался, выдал ему весь свой арсенал матерных слов, а на следующий день переселился в комнату моего друга. К счастью, его сосед оказался сговорчивым и согласился перейти в другой номер гостиницы.
После моего переселения мы со Славой иногда встречались. Он бывал, как обычно, навеселе, приветливо со мной здоровался, держался непринужденно. В гостинице Дукас появлялся редко. Ходили слухи, что его приютила какая-то женщина.
Июнь 2014 года
Встреча
В теплый майский день после университетских занятий студент неторопливо шёл по улице, держа в руке папку, где хранились тетради с записями прослушанных лекций. Он немного отстал от однокурсников, которые ушли вперёд, чтобы раньше других занять столик в «Сквознячке» – одном из излюбленных мест студенческой молодёжи. Это открытое кафе располагалось в пролёте большой арки красивого здания в центре города и вполне оправдывало своё название: даже в жаркие безветренные дни здесь присутствовало небольшое движение воздуха. Дойдя до перекрёстка, студент остановился в нерешительности: то ли идти в сторону «Сквознячка» и присоединиться к компании друзей, но тогда придётся ограничиться булочкой и чашкой кофе; то ли всё же пойти домой и пообедать. Вокруг шумел город. В этом месте всегда было многолюдно. Толпы людей сновали в противоположные стороны. Он стоял в задумчивости, лениво обводя невидящим взором прохожих. Неожиданно его безразлично блуждающий взгляд перехватила девушка из толпы. Она быстро двигалась в пешеходном потоке и, увидев его, замедлила шаг. Когда глаза их встретились, девушка чуть приподняла брови, улыбнулась и решительно направилась в сторону студента.
Это была яркая полногрудая красавица с большими карими глазами, чувственным ртом и гладкой смуглой кожей. Копна чёрных волос, собранная сзади, открывала маленькие уши и красивую длинную шею. Крепкие ноги не отличались стройностью, но этот небольшой изъян с лихвой компенсировался её пленительной внешностью и летящей походкой. Студент, заметив взгляд девушки, стал озираться, чтобы определить счастливца, которому предназначалась её улыбка. Но она вдруг остановилась прямо перед ним и просто, как старому приятелю, сказала:
– Привет!
Он удивлённо посмотрел в её огромные глаза и растерянно ответил:
– Привет!
Девушка приподняла брови, продолжая улыбаться:
– Похоже, ты меня не узнаёшь?
– Знакомое лицо… – студент начал усиленно тормошить свою память, но никак не мог вспомнить, – кажется…
– Ну-ну…
– Похоже, встречались… на вечеринке? Нет?
Улыбка на лице девушки стала угасать, она разочарованно вздохнула:
– Эх, ты! На вечеринке… – и тихо добавила, – жаль.
Он стоял растерянный:
– Прости, пожалуйста, но… может, ты подскажешь?
– Нет, дорогой, не подскажу, – ответила девушка довольно твёрдо, но через мгновенье улыбка вновь заиграла на её лице.
– Ну, тогда скажи хотя бы, как тебя зовут.
– Ладно, скажу, только… У тебя есть время?
– Да, есть.
– Давай немного прогуляемся, может, вспомнишь.
– Хорошо.
– Тогда пошли, – весело скомандовала девушка.
Они перешли улицу и медленно пошли по длинному бульвару мимо фонтанов, открытых кафе и небольших прудов.
– Идёшь с занятий? – спросила она, бросив взгляд на папку в его руке.
– Да. Ты тоже?
– Нет.
Студент был заинтригован, не сводил с незнакомки глаз и тщетно пытался вспомнить, где же он мог встречаться с этой загадочной красоткой. Она чувствовала, как он напряжён, шла рядом и лукаво улыбалась.
– Ты не обижаешься на меня? – спросил он виновато.
– За то, что не узнаёшь меня?
– Да.
– Уже нет, – она ласково на него посмотрела, – я очень рада тебя видеть.
Студент был озадачен. Девушка так нежно на него смотрит и, похоже, хорошо его знает. Ему всего двадцать один год, а он уже старик-маразматик, который не в состоянии вспомнить такую красавицу. Позор!
– Послушай, – неожиданно студента охватило беспокойство, – может, мы дальние родственники и действительно встречались? Я не помню всех своих родственников.
Девушка вдруг громко и заразительно рассмеялась. Смуглое лицо её пылало. Она словно излучала в эти мгновения поток обаяния. Студент жадно смотрел на неё и непроизвольно улыбался, любуясь, как эта красавица заливается смехом.
– Нет, мы не родственники, – сказала девушка, – можешь не беспокоиться. Но почему ты задал этот вопрос?
– Не хотелось бы, чтобы мы оказались родственниками.
– Это потому, что я тебе понравилась?
– Понравилась? Как ты можешь не нравиться?! Я иду и любуюсь тобой.
– И всё же ответь. Я нравлюсь тебе?
– Очень.
– Это хорошо, – она удовлетворенно вздохнула и остановилась, чтобы взглянуть на грациозных лебедей и взмывающие ввысь струи фонтанов.
Студент был не просто очарован, он испытывал внутреннее волнение и уже чувствовал её власть над собой. Сексуальная, с огоньком в глазах, девушка не была похожа на студенток, с которыми ему приходилось общаться. Она казалась старше и опытнее. В ней уже было что-то от зрелой женщины, которая знает себе цену, знает, чего хочет и к чему стремится.
– Ты обещала назвать своё имя.
– Алла, – сказала она и внимательно на него посмотрела.
Он вновь на некоторое время задумался и стал повторять услышанное имя:
– Алла… слушай, а как насчёт детства?
Она опять рассмеялась:
– Нет, рядом на горшках мы не сидели.
Студент растерянно улыбнулся, потом вдруг хлопнул себя по лбу:
– Кажется, я вспомнил! В пансионате, зимой. Правильно?
Она молчала.
– Ты ещё рассмеялась, вот как сейчас, когда я в баре схватил по ошибке чужой коктейль и немного отпил. Помнишь?
– Вспоминаю…
– Мы тогда и познакомились. Ты ведь тоже в третьем корпусе жила?
– Во втором.
– Второй был на ремонте.
– Я не помню номера.
– И ещё ты здорово на лыжах каталась. Я любовался, когда ты лихо спускалась с горы.
– Неужели?
– Да. Но мы, к сожалению, мало общались, ты была не одна, и твой ухажёр, помнится, ревновал. Вы, кажется, рано уехали.
– Да, но видишь, тебя я хорошо запомнила, а вот ты…
– Прости, но если честно, тогда ты была другой.
– Другой?
– Ну да, ходила в спортивном костюме, в солнцезащитных очках, словом, не выглядела так… соблазнительно как сейчас.
– Понятно, – улыбнулась она, – кажется, всё выяснили.
– Я реабилитировал себя?
– Полностью.
– Скажи, Алла, а ты ещё встречаешься… с тем парнем?
– Каким парнем?
– С которым была в пансионате.
– Ах, с ним! Нет, мы просто друзья.
– Это замечательно! – радостно воскликнул студент.
Она широко улыбнулась и нежно провела рукой по его лицу:
– Какой ты милый… – потом смущенно отвела взгляд и сказала: – Только давай пойдём обратно. Мне нужно домой.
– Как? Уже? Может, еще погуляем, где-нибудь посидим, кофе попьём?
Она посмотрела на часы, задумалась и неожиданно предложила:
– А хочешь, я тебя угощу домашним кофе, моим?
– Ты приглашаешь меня к себе домой?
– Да, приглашаю.
Они пошли обратно по бульвару и вернулись к тому месту, откуда начали прогулку.
– Я живу в том белом доме, – показала Алла.
– Подожди минутку, я сейчас вернусь.
Он направился к цветочному киоску, но она остановила его:
– Нет! Никаких цветов. Я не хочу. И ещё, я сейчас пойду одна, а ты придёшь минут через пятнадцать. Второй подъезд, пятый этаж, квартира тридцать два. Запомнил?
– Да, но… зачем такая конспирация?
– После объясню.
Сказав это, она вспорхнула и, быстро перейдя улицу, направилась к дому. Студент смотрел ей вслед, мысленно повторяя номер квартиры, а в голове возникли вопросы. К чему эта конспирация? Кого она боится? У неё определённо кто-то есть.
Когда студент вышел из лифта, дверь в квартиру была приоткрыта. Алла его ждала. Впустив гостя, девушка быстро закрыла дверь, взяла его за руку и повела в гостиную.
– Садись, кофе уже готов, сейчас принесу.
Алла принесла на подносе две чашки черного кофе и пирожные. Он протянул ей плитку шоколада:
– Это вместо цветов.
Она улыбнулась:
– Спасибо.
Студент хоть и был голоден, но ограничился одним пирожным.
– Как тебе мой кофе? – спросила Алла, после того как он двумя глотками осушил чашку.
– Замечательный!
– Возьми ещё пирожное. Сама пекла.
– Нет, спасибо, я не голоден. Может, потанцуем?
– Что?.. – и она опять залилась смехом.
– Ты очаровательна, когда смеёшься!
– Танцевать… – она не могла остановиться, – ты просто хочешь меня обнять.
– Да, хочу.
Алла перестала смеяться, посмотрела ему в глаза и сказала:
– Так обними.
Он словно вылетел из кресла, бросился к ней, обнял, повалил на диван и жадно припал к её губам. Она обвила одной рукой его шею, а второй стала чуть-чуть придерживать его неистовый напор:
– Пожалуйста, не так агрессивно, я сама страстная, но надо неторопливо, нежно…
Он крепче прижал её к себе и стал медленно и долго целовать, пока нежные прикосновения губ не переросли в жаркие лобзания. Его рука инстинктивно проникла под кофточку и стала судорожно дёргать застёжку лифчика.
– Подожди, я сама, – сказала Алла.
Она сняла кофточку и обнажила грудь. Он скинул с себя рубашку, с вожделением взглянул на её прекрасные полные груди и припал к ним в страстном исступлении. Алла гладила студента по волосам, затем, взяв его за подбородок, приподняла голову:
– Скажи мне что-нибудь.
– Что сказать?
– Например, скажи ещё раз, что я тебе нравлюсь.
– Очень нравишься, – прошептал он, продолжая целовать ей грудь.
– Похоже, тебе нравится только моя грудь.
– Нет, – сказал он и поднял голову.
– Нет? Не нравится? – она улыбнулась.
– То есть, конечно, нравится, но не только грудь.
– А что ещё во мне тебе нравится? – спросила Алла, проводя ладонью по его лицу.
– Мне нравится твоя кожа, и ещё ты прелестна, когда смеёшься, мне очень нравятся твои глаза.
– Глаза?
– Да. Они не просто большие и красивые. Сколько бывает красивых, но пустых глаз, в которых нет жизни. А в твоих есть искорка, они у тебя живые, сексуальные. Мне всё в тебе нравится.
Алла слушала, опустив взгляд, а потом посмотрела на него глазами, полными слёз.
– Если б ты знал, как долго я ждала этих слов!
– Да, жаль, что мы не сошлись раньше. Но ничего, у нас всё впереди.
– Знаешь… я до нашей встречи только однажды была влюблена, ещё в школе, в одноклассника. Но он не обращал на меня внимания, абсолютно никакого. Я была худая, угловатая, замкнутая, совсем не интересная, в восьмом классе носила косы, когда многие уже стриглись по моде.
– Влюблённость в нежном возрасте неизбежна, но она быстро проходит.
– Ты так считаешь? А вот я страдала, даже школу из-за него поменяла, чтобы не видеть каждый день, чтобы забыть.
– Что ж это за герой был такой? Небось какой-нибудь смазливый Ален Делон? Дурак он был, раз не замечал тебя.
– Нет, он был мальчик мужественный и очень милый. Ты чем-то мне его напоминаешь, – Алла лукаво улыбалась.
– Вот уж нет. Никого я не напоминаю.
– Правильно дорогой, мужчина хорош, когда он неповторим. Иди ко мне.
Они вновь слились в долгом поцелуе. Огонь страсти стал разгораться, он чувствовал трепет её плоти в своих объятиях, рука его потянулась вниз и нырнула под юбку. Она его остановила:
– Нет, туда нельзя.
Он убрал руку, смущённо опустил глаза и сказал:
– Да, конечно, я понимаю. В первый же день… этого делать не следует. Нам предстоит ещё много времени провести вместе.
Она вновь погладила его лицо:
– Ты очень мил. Но причина проста – я беременна.
– Что? Ты шутишь?
– Нет, не шучу.
Алла говорила спокойно, улыбалась и продолжала ласкать студента. А его словно огрели обухом по голове. Он невольно бросил взгляд на её живот.
– Пока не видно, – сказала она, – но уже скоро будет заметно.
Студент смотрел на неё широко раскрытыми глазами:
– У тебя есть муж?
– Пока жених, но скоро станет мужем, совсем скоро.
– Алла, я не понимаю…
– Знаю, ты сейчас осуждаешь меня, но поверь, судить проще всего. Понимаешь, так редко выпадает в жизни счастье, что очень не хочется от него отказываться.
– Я не осуждаю… да и какое у меня право на это… а кто твой избранник?
– Добрый, заботливый мужчина. На пятнадцать лет старше меня.
– На пятнадцать лет?! Он же старый.
– Когда тебе будет тридцать шесть, ты не будешь так думать. Муж должен быть старше жены.
И тут она словно спохватилась:
– Ой! – вскочила с дивана и стала быстро одеваться, – время вышло, дорогой, тебе пора уходить.
Студент был в замешательстве. В этом неожиданном финале он вдруг остро почувствовал утрату. Хотя терять ему было, по сути, нечего, но в душе он не мог смириться с тем, как внезапно и безжалостно оборвалась их идиллия. Словно у него что-то украли. Он ощущал себя несчастным и потерянным, вернее лишним, тем, кого хладнокровно выставляют за дверь. Студент надел рубашку, взял свою папку с тетрадями и понуро последовал за Аллой к двери. В последний раз обнял её и спросил:
– Скажи, мы можем видеться?
– Нет, мы больше никогда не увидимся. И, пожалуйста, не приходи сюда, иначе ты погубишь меня. Обещай.
– Обещаю.
– Молодец. В лифт не заходи, спускайся по лестнице.
Она его нежно поцеловала и сказала:
– Прощай!
Он вышел на лестничную клетку и, перед тем как сзади захлопнулась дверь, вдруг услышал:
– Забыла сказать: я никогда не умела кататься на лыжах.
Студент вышел на улицу растерянный и озадаченный: «Как же так? Выходит, она меня разыграла? Кто же она? Где мы встречались? Почему, черт возьми, я ничего не помню?» Он шёл и то и дело останавливался, задумчиво морщил лоб, напрягая память и силясь что-то вспомнить, но безуспешно.
С этого дня Алла не выходила у студента из головы. Даже когда он начинал думать о чём-то другом, неожиданно обнаруживал, что мысли возвращаются к ней. Но его мучили не только тщетные попытки идентифицировать девушку. Чувственная тяга к Алле возрастала с каждым днем. Она захватывала воображение студента и порой, перехлёстывая через край, уносила его в жгучие интимные грёзы. Когда он вспоминал Аллу в своих объятиях, её гладкую кожу, нежные прикосновения и страстные поцелуи, возникало неодолимое желание вновь с ней встретиться. В такие минуты студент вылетал на улицу и шёл к её дому с надеждой хоть издали увидеть Аллу. Несколько дней он ходил вокруг её дома, наблюдал за подъездом, но девушка так и не появилась.
И вот однажды ему удалось её увидеть, но это длилось меньше минуты. Алла вышла из подъезда, к ней подошёл мужчина, обнял, потом они сели в машину и уехали. Больше он её не видел – ни на следующий день, ни через день, ни после.
Но думать об Алле студент не переставал. Мысли о ней настолько им овладели, что он начал скрупулёзно перебирать детали их единственной встречи – с момента её появления до той минуты, когда за его спиной захлопнулась дверь её квартиры. Он вспоминал её движения, жесты, смех, всё, что Алла говорила и над чем смеялась, каждое произнесённое ею слово. Вспомнил про жениха, который на пятнадцать лет старше неё, и как она сказала, что в тридцать шесть лет он сам не будет считать себя старым. Выходило, что она его ровесница. Следовательно, их жизни протекали синхронно и когда-то где-то пересеклись. Но когда и при каких обстоятельствах? Студент решил прибегнуть к логике.
Свою жизнь он разделил на три этапа: детство, школа и университет. Детство Алла исключила сама, родственную связь тоже. В университетской среде он её не видел. Правда, вузов много и ручаться за все, разумеется, невозможно. Но на студентку она не очень похожа. Он начал воскрешать в памяти события и встречи прошлых лет, в которых могла быть хоть какая-то вероятность её присутствия. Вспомнил свои поездки, вечеринки, дни рождения, пикники, молодёжные форумы и прочие мероприятия, в которых принимал участие. Вспомнил даже какие-то мимолётные встречи и шапочные знакомства, которые, казалось бы, давно должны были сгинуть из памяти, а встречу с такой яркой девушкой, как Алла, восстановить не смог. Какой-то необъяснимый, загадочный провал в памяти. Может, он с ней в школьные годы встречался? Школу оканчивали одновременно. Но школ больше, чем вузов. Когда и где они могли встретиться? Скорее всего, они могли видеть друг друга, только если учились в одной школе в параллельных классах. Но это тоже исключалось – свой выпуск 1969 года он хорошо знал. Вероятнее всего, их знакомство могло состояться на какой-нибудь вечеринке, которых в те годы было немало. Но Алла вечеринку исключила в самом начале. Она ещё говорила, что была влюблена в одноклассника и даже из-за него поменяла школу… Стоп! Студент даже вздрогнул от неожиданной догадки. Не может быть! Неужели…
