Kitabı oku: «Мой дом – СССР», sayfa 2
Просвистел свисток арбитра и началась игра. Студенты были на голову выше нас, ведь им было уже восемнадцать-девятнадцать лет, ну а нам исполнилось всего четырнадцать-пятнадцать. Они стали довольно агрессивно атаковать, но мы были изворотливее. Сказывалась наша командная сыгранность и частые футбольные баталии с командами из соседних деревень и разных школ в нашем районе. Одна из наших атак завершилась назначением углового штрафного удара.
– Вовка! – крикнул я Акимову. – Подай угловой!
Я знал, что у Вовки сильный, поставленный удар и он может, когда нужно, точно пробить мяч куда надо. Много игроков с обеих команд собрались на штрафной площадке у ворот студентов. Я жестом показал Вовке, что буду идти на мяч. Это был мой излюбленный приём. Вовка понял меня правильно, разбежался и ударил по мячу и точно выложил мяч на середину штрафной площадки. Я видел, как многие игроки стояли и ждали прилёта мяча, а я, используя это время, быстро рванул на то место, куда он должен был прилететь. Приём удался: я первым успел к мячу и точным ударом головой отправил его в ворота противника. Один ноль. Мы повели в счёте.
Но студенты и не думали сдаваться и в атаке за атакой наваливалась на наши ворота. Несколько ударов по воротам изрядно поволновали нас, но наш незаменимый вратарь Петя Харитонов, как всегда, спасал наши ворота от неминуемого гола. Но вот ещё удар, ещё – и мяч влетел в наши ворота. Один один. Счёт стал равным.
Мы начали играть на контратаках, и одна из них закончилась назначением штрафного в ворота команды студентов. Разыграть его предстояло почти рядом со штрафной площадкой в центральной ее части. Так как я был центральным нападающим, команда доверила пробить штрафной именно мне. Я долго устанавливал мяч на место удара, попутно продумывая, как я буду бить. Решение пришло довольно быстро: сделаю кручёный удар. И вот я разбежался и довольно сильно ударил правой стороной ступни по левому краю мяча. Мяч сильно закрутился и полетел сначала в левый угол ворот. Я видел, как вратарь кинулся влево, но мяч плавно начал уходить в другую сторону и, обогнув жидкую стенку из трёх игроков, влетел в правый угол ворот. Наши болельщики от удивления все замолчали, и только одобрительный шум пронёсся между ними.
Два один. Мы повели в счёте и начали наседать на противника, устраивая атаку за атакой. Вот и Вовка Акимов отличился: он получил пас, легко и технично обработал верховой мяч недалеко от ворот студентов и, развернувшись, отправил мяч в ворота точным ударом ноги.
Это был интереснейший матч. Со счётом три один наша команда выиграла. Ещё долго потом мы обсуждали эту игру, выуживая из памяти всё новые и новые обстоятельства нашей победной игры, и, довольные, шумно причмокивали.
* * *
С наступлением лета для жителей деревни приходит хлопотная пора. Работы прибавляется настолько, что только успевай. Как правило, родители утром встают уже в четыре утра и целый день на ногах, аж до девяти вечера. Рано утром надо подоить корову и отправить с пастухом пастись в ближайший лес, покормить скотину, убраться в хлеву и на подворье, приготовить завтрак для всей семьи и выйти в огород, где работа не заканчивается до глубокой осени. По закону советской власти каждое подворье в деревне имело участок земли на пожизненное пользование размером почти в половину гектара – 0,4 гектара. Сказать, что это был очень хороший закон, – это ничего не сказать. Это было грандиозное законодательное творение Совета народных депутатов и правительства в деле социального устройства жизни и быта сельских жителей страны, ведь деревни давали Родине огромный потенциал людских ресурсов, действительно свободных и образованных людей.
Всё, что выращивалось на этих участках, уходило на семью, а всё лишнее сдавали государству или продавали на рынках, создавая при этом ещё один дополнительный приток съестных припасов для страны. Люди напрочь забыли о тех послевоенных голодных годах, когда приходилось просто выживать физически. Естественно, жители деревни уделяли много времени и внимания своему участку земли как основному источнику своего благополучия. Вовремя посеять траву для заготовки корма для скотины, вовремя посадить картошку, разбить грядки для овощей, постоянно приводить в порядок фруктовый сад было делом неукоснительным, и, как правило, вся семья принимала в этом активное участие. Мы, детвора, уже с малых лет знали, как окучивать картошку, как сажать лук, помидоры или морковь, как пасти коров и овец, как ухаживать за лошадьми, как доить корову, и многое, многое другое.
Наша помощь, оказанная родителям, возвращалась нам в виде достаточного урожая овощей и фруктов, молока и мяса, в виде испечённого дома хлеба и так далее. А как всё это на самом деле происходило, расскажу-ка я вам, дорогие мои читатели, на примере нашей семьи.
Семья наша, как и многие другие семьи в деревне, была довольно большой – восемь детей: три брата и пять сестёр. Папа много лет работал в нашей школе директором, а теперь просто преподавал географию и историю. Мама была домохозяйкой, потому что ухаживать за детьми, работать по домашнему хозяйству и после этого ещё работать где-то и кем-то просто не было возможности. В семье я был самым младшим, но тем не менее мне доставалось больше всех. Это отчасти оттого, что я был самым активным.
Подоить корову, подремонтировать ограду, покрасить крышу дома, разбить грядки на участке было делом обычным. Конечно, такая помощь очень облегчала жизнь нашим родителям. Помимо домашних работ, все жители деревни, по мере необходимости, обязаны были выходить на колхозные работы. В основном это были сезонные работы: посадка картофеля, овощей, сенокос, а ближе к осени – уборка овощей на полях, фруктов в колхозном саду, работа на току и много других разовых работ.
Колхоз – это коллективное хозяйство. Наша деревня и ещё три ближайшие были объединены в один колхоз, и назывался он «Вперёд». Все земельные участки, поля, угодья, озёра и пруды, все животноводческие фермы принадлежали, в определённых границах, нашему колхозу, то есть нам, жителям этого колхоза. Государство давало землю в бессрочное пользование, ну а колхоз брал на себя обязательства по правильному и своевременному возделыванию этих угодий и долевому возврату государству результата своей работы в виде зерновых запасов, овощей и фруктов, молока и мяса, яиц и многого другого.
Конечно, мы, дети тех времён, не всё понимали, как это всё обустроено, а сейчас, по прошествии многих лет, я считаю, что создание колхозов в деревнях было выдающейся идеей государства, воплощённой на практике.
На колхозные работы выходила в основном молодёжь. Бригадиры заранее оповещали людей, на какие работы выходить и сколько человек потребуется. Ну а пока лето только начиналось, поэтому на полевые работы и на сенокос ещё рановато было выходить. А люди, не теряя времени, в основном трудились на своих участках с утра и до вечера. А на полях работали только механизаторы – шла весенняя пахота.
Ещё вчера мама попросила меня выкопать грядки, а сегодня я, уже вооружённый лопатой и граблей, стоял на участке, примеряясь к предстоящей работе. Весенние запахи и жужжание пчёл в саду просто сводили меня с ума. Сразу после войны отец посадил большой сад, который занимал ровно половину приусадебного участка. Теперь яблони, которых было не менее пятидесяти, выросли так, что мы могли свободно лазить по ним. В саду много было и других плодовых деревьев: груши, вишни, смородины. Между деревьями стояло пятнадцать пчелиных ульев – папина гордость. Мы собирали с них очень много мёда каждое лето.
Тихо переговариваясь, подошли с лопатами две мои старшие сестры, Лиза и Галина:
– Ну что, братишка, в команду возьмёшь? – спросила Лиза, одарив меня своей красивой улыбкой.
– Конечно возьму. Я тебя ещё и командиром назначу на время своего отсутствия.
Шутка моя понравилась сёстрам, и они разом захохотали. Начинать работу с хорошим настроением всегда приятно, так и дело ладится. До полудня мы успели выкопать все шесть грядок, сделали между ними межи, прочесали граблями готовые грядки и, довольные своей работой, потянулись к дому.
Становилось жарко. Наш дом, построенный из деревянного сруба, был довольно просторным и располагался прямо в середине деревни на возвышении. Папа, может быть, каким-то чудом догадался, что у него будет много детей, и, когда собрался построить дом, решил поставить пятистенок. Ну, чтобы понятней было: использовал сразу два сруба на дом. Получалось, что у дома есть ещё и пятая стена – перегородка между двумя срубами, разделяющая дом на две просторные половинки.
Мама уже приготовила обед и ждала нас. Мы заранее попросили её сварить наши любимые вареники с творогом. Мама делала их бесподобно вкусно. Вареники – это такие небольшие пирожки с начинкой из творога и с зелёным луком, сваренные в кипящей воде.
– Ай какие молодцы, так быстро справились, давайте мойте руки и за стол. Люблю я вкусно кормить тех, кто хорошо работает.
Так, быстро поговаривая, так же быстро она накрыла на стол, разложила по тарелочкам наши вареники.
– Мама, а можно я съем все вареники, я такой голодный, – пошутил я.
– Ты начни с одного, а там видно будет. Голодный глазами ест, – смеялась мама.
Наша мама была уникальная: у неё, казалось, никогда не сходила с лица добрая улыбка. Она родила десять детей. Двое умерли в младенчестве, а восьмерых нас вырастили. Надо было восстанавливать в стране огромные людские потери, происшедшие за годы кровопролитной войны. Это было одной из основных линий правительства в послевоенные годы. Власти как могли поддерживали многодетные семьи. У мамы было много орденов и медалей от советского правительства, и среди них – орден «Мать-героиня».
Уверен, что вырастить такое количество детей в городских условиях вряд ли возможно. Продуктами питания из магазина трудно накормить такую большую семью, да и, в общем-то, в деревне мало кто ходит в магазин. В основном пользуются едой домашнего производства и домашнего приготовления. Помимо того что у каждой семьи был приусадебный участок, держали ещё и скотину. Обычно это корова, одна или несколько свиней, пара овец или коз, десяток куриц и дюжина гусей или уток.
Главнее всего иметь корову. Сразу решаются все вопросы снабжения семьи основными продуктами питания. Это и молоко, и кефир, и творог, и сметана, и масло, и сыр домашний. Всё это натуральные продукты высочайшего качества – домашнего. Даже в слове этом чувствуется что-то тёплое и надёжное.
Хлеб мы пекли дома, ну а что греха таить, даже водку, коньяк и разные настойки были домашнего приготовления. Все съестные припасы хранили в подполе. Чтобы было понятно: когда строят дом, пол внутри дома стелют на уровне полтора–два метра выше от основания, и под полом получается большое тёмное и прохладное помещение, в котором и хранят продукты. Очень интересно было бы заглянуть туда осенью, после уборки урожая. Я с удовольствием расскажу вам сейчас, что там хранится.
Самое главное – это картофель, второй хлеб. Его так много, что хватает до следующего урожая. Около сорока ящиков яблок – сад-то у нас большой. Далее: кадушки с мочёными яблоками, квашеной капустой, солёными огурцами, кадушки с грибами – обязательно с опятами и груздями, и моё любимое – кадушка с мёдом. Вот и большие банки с разными вареньями: вишнёвым, яблочным, сливовым, смородиновым, крыжовниковым. Всего этого нам хватало аж до следующего лета. Возникает вопрос: а у всех ли был такой разносол в подполе? Конечно у всех. Потому что всё это рукотворное: делай, твори, только не ленись. Лень убивает в человеке изначально созданное Богом, творца себе подобного. Поэтому, вспоминая наш дом, большую семью нашу, я очень благодарен нашим родителям, что они создали для нас такую вот полную жизнь в достатке и воспитали в нас трудолюбие. Конечно, мысли быстро текут дальше, и ты переключаешься на более масштабные вопросы: а как там страна, как власть, что в мире творится? Хочу сказать – нет, не сказать, а кричать, кричать на весь мир, что советская власть была лучшей в мире и в истории человечества властью, созданной народом и для народа, где человек действительно свободен, свободен от денежной власти, свободен в выборе профессии и работы, свободен от ханжества чиновников, разросшихся по всему миру, от кабалы банковской системы, от коррупции неимоверных размеров. Да, нам действительно очень легко дышалось, и мы знали, что наше будущее находится за семью замками и строго охраняется советской властью от всех любителей жить за чужой счёт, от внедрения капиталистического миропорядка, абсолютно чуждого самой природе духовного развития человека и общества, в котором он обитает.
* * *
Утро летнего дня только разгоралось, когда возле нашего дома остановилась запряжённая в повозку лошадь. Ярко разукрашенная ленточками сбруя и дужка с колокольчиками да небольшая группа молодых парней, сидящих на повозке, говорили о том, что опять кого-то провожают в армию. Мама с любопытством взглянула в окно: кого же на этот раз забирают служить?
Тут в сенях послышались быстрые шаги, и в дом буквально ввалились двое парней. Я узнал их. Мой двоюродный брат Юрка и его друг Василий. Прямо с порога начали скороговоркой объяснять происходящее:
– Генка, послушай, Василий получил повестку явиться в военкомат для отправки в армию, – Юрка кивком головы показал на Васю, – надо будет проводить как положено. Мы всё уже организовали, только вот у нас гармониста нету. Мы знаем, как хорошо ты играешь на гармошке, и очень просим помочь нам.
Парни немного сконфуженно смотрели на меня. Тут вмешалась мама:
– Но он ведь ещё маленький для таких серьёзных дел, это даже неприлично ездить со взрослыми парнями по гостям.
Но Юрка не сдавался.
– Полина Семёновна, Вы посмотрите на своего сына, он уже нас догнал по росту, а в физическом развитии даже обогнал. Да и на гармошке играть больше некому.
Видимо, эти доводы убедили маму:
– Ну, что, сынок, поможешь ребятам, сам-то как думаешь?
– Конечно помогу, – утвердительно махнул головой, – ты же знаешь, я не пью, и тебе незачем беспокоиться.
В свои пятнадцать лет я даже и не думал пить вино или что покрепче, мама об этом знала, но, видимо, побаивалась, что я не устою перед обильными угощениями, которыми обычно потчуют на проводах в армию.
– Тогда ладно, поезжайте.
Я быстро собрался, прихватил папину гармошку, и мы все трое расселись на повозке. Лошадь медленно двинулась с места и, управляемая крепкими руками ездока, ускорилась в сторону дома, где жил Вася.
В деревенской жизни традиции сохраняются гораздо дольше. У разных национальностей они разные, но все вместе составляют объёмный колорит жизненно важных процессов такой многонациональной страны, как СССР. Одну из таких традиций, которая сохранилась в наших деревнях, я подробно вам, дорогие мои читатели, и опишу.
Многие, наверное, знают, что в СССР все молодые парни, достигшие восемнадцатилетнего возраста, призывались в армию. С того самого момента, когда молодой человек получал повестку и в назначенный час приходил в военкомат, и начиналась его служба в Советской Армии. И он уже не мог вольно распоряжаться своим временем. Теперь юноша уже солдат срочной службы на целых два года. Все понимают: служба солдатская не мёдом мазана, она довольно трудная даже в мирное время, не говоря уже про военное, когда не знает никто, провожая в армию своего друга или сына, мужа или отца, своего любимого, придётся ли увидеться ещё раз в этой жизни. Поэтому проводы в армию воспринимаются близкими людьми очень серьёзно и исполняются с соблюдением всех традиций.
Уже к полудню все приготовления к проводам были закончены. Запряжённая в лёгкую повозку тройка лошадей нервно топталась во дворе, ожидая нас. Наконец-то, после напутствия родителей, группа близких друзей Василия уселась на повозке, на которую специально наложили побольше сена для удобства. На задней части повозки была встроена удобная для сидения мягкая скамейка, куда сели Вася – посередине – и два ближайших друга – по разные его стороны. Посередине повозки поудобней уселся и я с гармошкой. Тут большие дубовые ворота распахнулись, и мы выехали со двора. Колокольчики на дужке, разноцветные ленты на сбруях, Василий с белыми широкими полотенцами с вышитыми широкими орнаментами на концах и пританцовывающей походкой стремительно движущаяся тройка создавали впечатляющее и волнующее зрелище. Чувство радости и какого-то праздника, смешанное с осознанием серьёзности проводимого мероприятия, некоторое сожаление проскакивающей галопом юности и вонзающееся во взрослую жизнь через порог служения Отечеству, наверное, испытывали не только мы, юноши, но и все жители нашей деревни, провожающие нас добрым, тёплым взглядом. Я заиграл переливисто на гармошке, и тут же вся группа парней подхватила начатую мною традиционную для таких случаев песню. Песня, похожая на слегка замедленную русскую частушку, залихватски поплыла перед нами, зазывая на улицу всё больше и больше людей:
Эх, прощай, папа, прощай мама,
Я уеду далеко,
Где советские ракеты
Роют землю глубоко.
Эх, из приёмной вышел мальчик,
Сел на серого коня,
Шапку скинул, сам заплакал:
«Прощай, родина моя».
По традиции в тех домах, где жили родственники призывника, или просто близкие друзья, или люди, которые хотели проводить солдата у себя, широко раскрывали большие ворота, приглашая войти в дом. И вот, когда мы уже с громкими песнями под гармошку с бубенцами проехались по всей деревне и повернули обратно, начали распахиваться ворота одни за другими. Наш ездовой тут же направил коней в ближайшие распахнутые ворота и залихватски заехал во двор. Хозяева чинно пригласили нас в дом и посадили за стол, уже накрытый к нашему приходу. Начались тосты и угощения, потом, как всегда, пляски народные под гармошку и прощальная песня, где все присутствующие обнявшись поют душевную, грустную песню о прощании солдата с родными.
Так мы за день объехали всю деревню и только к вечеру вернулись обратно к Василию домой. Конечно, угощений за день было много, но ребята выдержали и пьяных даже не было.
На следующий день, в день отъезда Васи, наверно полдеревни собралось у околицы. Накрытые столы, празднично одетые женщины и молодёжь, песни и пляски под гармошку, задушевные песни, льющиеся из магнитофона, – всё это передавало праздничный настрой немножко с грустинкой.
Я стоял и смотрел, охватывая разом собравшихся людей. Все они были мне очень близкими и родными, как моя родная семья, и я знал, что мне тоже когда-то, и очень скоро, так же придётся попрощаться со всеми и, как выросший птенец, вылететь из родного гнезда. К сожалению, законы жизни диктуют нам свои условия, не я первый, не я последний.
* * *
Лето было в самом разгаре. Тёплые солнечные дни давали свои плоды, и всё кругом зацвело, зазеленело, благоухало. Колхозные луга и пастбища проросли травой так, что были взрослому человеку по пояс. Мы понимали, что приходит очень волнующая и ответственная пора в деревне – пора сенокоса. Ведь в какое время покосишь траву, такую сочность и получишь, что очень важно при кормёжке коров в зимнее время. От этого зависят надои молока. Если с сенокосом опоздать на пару недель, то трава будет более грубой и горькой, из-за чего и сено получится не очень высокого качества.
Конечно, колхозное начальство понимало, что опаздывать с сенокосом нельзя. Ещё вчера наш бригадир, Александр Быков, проехался верхом на лошади по всей деревне, предупреждая жителей, что завтра начинается сенокос и всем надо собраться рано утром на околице.
Услышав эту новость, я тут же побежал к своему самому ближайшему другу Гере, чтобы вдвоём подготовиться к завтрашнему дню:
– Герка, доставай косу, завтра пойдём на луга, сенокос начинается! – прямо с порога заорал я.
– Неужели дождались, радость-то какая! – съехидничал Герка, идя мне навстречу. Но видно было, что он всё же рад этой новости. – Коса-то готовая, но отбивать некому.
– А я на что? Свою я уже отбил, показал папе, и он даже похвалил. Давай бери косу и пойдём ко мне, там у меня есть все инструменты.
Сказано – сделано, через час я уже протягивал Герке отбитую косу.
– И где ты только успел научиться? – удивлённо рассматривая косу, промолвил он, всё ещё недоверчиво приподнимая свои плечи.
Герка был годом старше меня и уже закончил восьмой класс и собирался поступать в училище торгового флота. Наши дома в деревне стояли прямо напротив. Может, поэтому мы были с ним друзьями с самого малолетства. Ещё три года назад, когда мне было двенадцать лет, мы с Геркой первый раз пошли на сенокос на колхозные луга. Очень тогда удивлялись взрослые: «Сами вроде малявки, а покос у них шире, чем у взрослых женщин». Эти замечания нам очень нравились, и мы старались ещё больше.
Нам уже тогда было известно, что хорошо отбитая коса – это половина успеха. Но в деревне было всего-то несколько мастеров в этом деле. Просить каждый раз кого-то отбить косу было неудобно, и я решил однажды научиться этому сам.
Хорошо, что мой папа был очень рукастый и мог довольно ловко и мастерски отбить косу. Нужен был специально заострённый молоток, которым отбиваешь лезвие косы по всей длине на глубину не более двух миллиметров, надо хорошо рассчитывать – чисто интуитивно – силу удара и, многократно стуча по одному и тому же месту, распластать металл в тоненькую острую пластину. Если неправильно отбить, он пойдёт волнами и лезвие будет с зазубринами. Ох и намучаешься тогда с такой косой. Всё тело будет болеть после косьбы.
Ранним утром много людей собралось за околицей, где и начинались колхозные луга. В основном была молодёжь. Парни и девчата не скрывали радости от возможности собираться вместе. То и дело слышался чей-то заливистый смех, кто-то пробовал пропеть куплетик частушки, многие просто оживлённо-радостно разговаривали. Мы все были в восторге от того, что будем работать вместе почти целый месяц, пока не скосим всю траву и не уберём высушенное сено. Сенокос – это кульминация состояния души деревенской жизни. Поэтому, наверное, мы с Геркой ещё в подростковом возрасте влились в этот восторженный мир, мир добра и радости с запахами скошенной травы, сухого сена, с колосящимися полями, с пением птиц и жужжанием пчёл, со взглядами девчат, украдкой брошенными, как бы невзначай.
Вот и бригадир появился. Привёз с собой на повозке флягу в целых пятьдесят литров прохладной колодезной воды. Люди тут же потянулись за водой – кружка воды лишней не будет.
– Кто с похмелья, тому без очереди, – пошутил наш бригадир. – Пейте, пейте, я потом ещё привезу.
Так, шутками-прибаутками народ постепенно начал становиться друг за другом на покосы, и пошло раздолье. Мигом стихли все разговоры, только слышен был синхронный звук железных кос, режущих луговую траву, ещё мокрую от утренней росы. Вжи-и-ик, вжи-и-ик! – ох как приятно слушать эту музыку лета, наполняющую душу какой-то непонятной радостью и в то же время некоторой грустью от понимания соединения настоящего времени с долгим прошлым, что из года в год веками повторяется.
– Генка, не отставай! – крикнул мне Герка.
Мы оба шли двумя широкими покосами друг за другом. Эх, удаль молодецкая – посторонись! Наши косы в привыкших к ним руках то взлетали, то вонзались в густую массу зелёной травы, вовремя огибая небольшие муравейники, встречающиеся на пути.
– Я-то не отстану, ну а всё-таки пора бы и передохнуть, – я стёр с лица крупные капли пота.
– Перерыв! – громко объявил своим задорным голосом бригадир.
Это объявление было вовремя. Все как подкошенные попадали на свежескошенную траву. Ох, как же это здорово – поваляться на душистой травке! Я лёг на спину и растянулся во весь рост, давая расслабиться мышцам и всему телу.
– Как же хочется послушать разные истории!.. – вдруг прервала всеобщее молчание Галина, моя двоюродная сестра, своими красивыми глазами обводя сидящих рядом. Галина была кумиром нашей деревенской молодёжи. Прекрасная певица, танцовщица, с изумительным станом и красивым лицом, она была необыкновенно очаровательной девушкой.
– Игнат, начни первым, у тебя хорошо получается, – продолжила она, обращаясь к моему соседу по дому Игнату. Мы все знали, какой он сказочник и весельчак, и народ тут же с интересом засуетился.
– Давай, давай, Игнат, вспоминай, пока молодой да красивый, – подшучивали женщины.
Игната не надо было просить дважды. Симпатичный коренастый парень, с твёрдыми рабочими руками, а лицом похожий на знаменитого киноактёра Никулина, мог часами рассказывать разные байки и небылицы, от серьёзных и даже страшных до таких весёлых, что люди смеялись до икоты.
– Это было давно, – начал Игнат. – Женщины из нашей деревни пошли на сенокос довольно далеко на лесные луговые поляны, ну, вы знаете, где за песчаными холмами вдоль речки тянется заросшая во многих местах ивняком долина…
Все знающе закивали головами.
– И среди них были моя бабушка и Генкина бабушка, которые и рассказали эту историю. Косили они до самой темноты и остались ночевать в двух шалашиках, построенных ещё днём. Поужинали уже в лунных сумерках и улеглись спать. Вдруг из темноты послышался звук лязгающего металла. Звук постепенно приближался и уже был почти рядом, и это заставило некоторых выглянуть наружу. Недалеко от испуганных женщин по лесной дороге ехал всадник. Одет он был в кольчугу, а на голове был железный остроконечный шлем. Ноги в невысоких кожаных сапогах прочно держались в стременах. Всадник был вооружён луком со стрелами, которые были в колчане за спиной, и кривым мечом, висевшим на боку. Он медленно покачивался в такт лошадиному шагу и не проявлял никакого интереса к окружающему миру. Так и постепенно исчез в темноте. Испуганные женщины долго ещё слышали удаляющийся металлический звук и до утра не сомкнули глаз.
Так Игнат закончил свой рассказ, а все слушатели сидели, затаив дыхание и переваривая услышанное, вновь и вновь возвращаясь к рассказу.
– Подъём! – резкий окрик бригадира вернул нас к действительности. Все засуетились, вновь принимаясь за работу. Надо было быстрей забыть пугающий немного рассказ Игната. Так вот, то работая до пота, то слушая разные байки, мы и закончили первый день сенокоса. Перед уходом домой, когда солнышко шло к закату, я оглянулся на наши луга со скошенной травой, которые заполнялись новым, вечерним ароматом, и вспомнилась мне красивая песня, которую я недавно пробовал сыграть на гармошке:
Месяц спрятался за рощу,
Спят речные берега.
Хороши июньской ночью
Сенокосные луга.
* * *
Если сказать, что школьные годы пролетают быстро, как обычно говорят все, то это ничего не сказать: они просто проносятся, как снежная лавина с высоких гор, напористо, в бешеном темпе, увлекая с собой тебя, твоих друзей в ритм приобретения новых познаний, в круговорот новых событий, к новым свершениям. Только что начал ходить в школу, а теперь уже и заканчиваю.
Правда, оглядываясь назад, начинаешь ощущать длительность этого полёта. «Нет, наверное, всё-таки не как снежная лавина, – подкрадывается в сознание, – а чуть помедленнее, ну, как табун лошадей, идущих на водопой медленной рысью». Начиная просматривать в своих воспоминаниях школьные годы, с удивлением обнаруживаешь огромное количество уже порядком забытых, когда-то казавшихся обыденными, разных маленьких и больших происшествий.
Очень хорошо помню, как родители собирали меня в первый класс. Одели в костюмчик чёрного цвета, белую рубашку, небольшого размера соломенную шляпу, а в довесок к этому наряду вложили блестящую папину авторучку в нагрудный наружный карман костюма. Тогда ещё в школах ученики не носили школьную форму, ставшую обязательной позже, и мой наряд, естественно, вызвал живой интерес. Меня тут же обозвали Профессором, и это прозвище держалось аж до четвёртого класса, пока я не спел со сцены клуба на одном из школьных концертов песню «Орлёнок», после чего мне дали новое прозвище – Орлёнок.
А вот ещё, уже во втором классе, на перемене заигрались в партизаны: в занесённом снегом школьном саду выкопали пещерку в снежном сугробе и просидели там почти половину следующего урока. Естественно, следующую половину пришлось простоять у классной доски за такую провинность. Такая же участь постигла нас, когда в третьем классе на большой перемене сходили искупаться на ближайший пруд и пропустили почти весь урок. Казалось, гнев нашей учительницы, Анастасии Михайловны, не будет иметь границ, но всё как-то и это пережили.
Начальная школа, с первого по четвёртый класс, находилась в нашей деревне и занимала небольшое старое здание. Вокруг школы, на участке почти в гектар, был настоящий дремучий фруктовый сад, в котором мы чувствовали себя очень привольно. Поиграть ли в войнушку, прятки, или просто собирать фрукты и ягоды – всё это нам позволялось.
С переходом в пятый класс многое изменилось. Туванская средняя школа находилась в соседнем селе, и нам приходилось каждый день совершать довольно длинные пешие переходы длиной в три километра и столько же обратно. Всё стало гораздо серьёзнее. Мы повзрослели и стали активными участниками разных мероприятий, проводимых в школе.
К концу учебы в пятом классе мы довольно успешно освоились в новой для нас Туванской средней школе. Только что прошли майские праздники, 1 Мая – День солидарности трудящихся и 9 Мая – День Победы. Если на праздник 1 Мая вся школа собиралась на торжественную линейку с выносом флага школы, концертной программой школьной самодеятельности, а после на всеобщее чаепитие с разными сладостями, то День Победы праздновался более грандиозно. На митинг в честь Победы над фашизмом, самым бесчеловечной идеологией в истории человечества, были приглашены все ветераны-фронтовики наших деревень, все родители учеников, представители местных и районных администраций.
Так было и на этот раз. Вот внушительная колонна с красными флагами, где ядром колонны были пионеры в ярко-красных галстуках и отдельные группы старшеклассников в военной форме, под барабанную дробь и песни военных лет двинулась к парку Победы. Много, много людей, помимо приглашённых, собралось в парке Победы на митинг. Невозможно передать те волнительные чувства от всего происходящего, ту радость людей от Победы в той кровопролитной войне и вместе с тем и большую скорбь от тяжёлых утрат. Лица мальчишек и девчонок то радостно сияли от восторга в лучах весеннего солнца, то грустно тускнели от слов выступающих. А кульминацией всего праздничного митинга был оружейный салют в честь Победы. Бывшие фронтовики выстраивались перед памятником погибшим на войне и давали залп из охотничьих ружей несколько раз, приводя в восторг всех собравшихся, особенно нас, мальчишек. А потом было праздничное гуляние с накрытыми столами, песнями и танцами под гармошку. То чувство патриотизма, та спаянность общества и дружба народов, людей всех национальностей в огромной нашей стране, в СССР, складывались именно на таких мероприятиях, как наши весенние майские праздники. И даже через многие годы, уже во взрослой жизни, мы с большой теплотой вспоминаем наше советское время и испытываем чувство благодарности за то, что принадлежали той благородной, в прямом смысле этого слова, эпохе, эпохе социализма, которая рождала знаменитых ученых, докторов, писателей и поэтов, деятелей искусства, героев труда во многих областях науки и в освоении космоса, эпохе, где ценилось стремление быть полезным обществу, стремление учиться и достигать совершенства, где получение грамоты за отличие, этого кусочка бумажки, ценилось гораздо больше, чем денежное вознаграждение, где небольшой значок “Ударник коммунистического труда”, закреплённый на лацкане твоего пиджака, возносил тебя до небес чувством гордости за себя. А что касается нас, детей того советского общества, мы как губка впитывали в себя все достоинства народа: быть верным и правдивым, добрым и отзывчивым, храбрым и справедливым. И эти слова никогда не были для нас пустыми. Быть октябрёнком, пионером и затем комсомольцем – вот это и есть базовая поддержка нашей страны в деле воспитания молодого поколения. И это работало, работало с великим достоинством. Спасибо тебе, СССР.
