Kitabı oku: «Жизнь лондонского дна в Викторианскую эпоху. Подлинные истории, рассказанные нищими, ворами и продажными женщинами», sayfa 5
В одном из домов – всего через несколько дверей – находилась женщина, хорошо известная полиции или, скорее, пользующаяся у нее дурной славой по той причине, что пыталась несколько раз утопиться. Я пожелал увидеть ее, и инспектор отвел меня в дом, где она жила. Содержательницей дома была ирландка, величайшая лицемерка из всех встреченных мною. Она чрезвычайно любезно держалась с инспектором, который однажды признал ее виновной в том, что она позволила трем женщинам спать в одной кровати, и оштрафовал ее на пять фунтов. Все это, как сказала она нам с самой занудной обстоятельностью, клянясь «Всемогущим Господом, сидящим на своем престоле», она сделала из милости, или пусть у нее отсохнет язык. «Эти девушки, – сказала она, – приходят ко мне ночью и клянутся (а я знаю: они правду говорят), что им негде приклонить голову. А ведь и у лис есть свои норы, и у птиц гнезда, и это стыд и позор, что они лучше устроены в жизни, чем христиане во плоти и крови. И однажды ночью я впустила двух девушек; а так как не было ни одной свободной кровати, я их всех устроила на одной. Пришли полицейские и оштрафовали меня на пять фунтов, которые я заняла у миссис Вильсон, которая живет по соседству. Пять золотых соверенов – чтоб я так жила! – и они взяли их все. Их я выплачивала по два шиллинга в неделю, и теперь я не должна ни единой душе и медного фартинга. Это так же истинно, как святость Иисуса, не говоря уж о его благословенном Евангелии». Женщиной, к которой мы пришли, была китаянка Эмма, или, как обращались к ней близкие подруги, Чейни-Эмм. Эта женщина, невысокого роста, довольно толстая, с совершенно невыразительным бледным лицом и светлыми волосами, имела такой вид, будто у нее отсутствуют всякие мысли, но ее ответы на мои вопросы были вразумительными и указывали на то, что она от природы медлительна и глуповата.
«Мои родители, – сказала она, – содержали бакалейную лавку на Госвел-стрит. Мама умерла, когда мне было двенадцать лет, а отец начал пить. Через три года он пропил магазин и через некоторое время умер то ли от пьянства, то ли еще от чего. Я стала жить с сестрой, у нее были дурные наклонности, и через год она убежала с каким-то мужчиной и бросила меня. Я не могла получить никакую работу, меня никогда не учили никакой профессии или чему-то такому. Однажды я познакомилась с моряком, который был очень добр ко мне. Я жила с ним, как его жена, и, когда он ушел в плавание, взяла половину его жалованья. Я была с ним шесть лет. Потом он умер от желтой лихорадки в Вест-Индии, и я больше ничего о нем не слышала. Я знаю, что он не бросил меня, потому что один из его друзей привез мне серебряную табакерку, в которой он держал свой жевательный табак. Ее он просил передать мне, когда был при смерти. Потом я некоторое время жила в Энджел-Гарденз, затем на Грэвел-Лейн. А сейчас я живу на Блугейт-Филдз. Когда я переехала сюда, я познакомилась с китайцем по имени Апо. Сейчас он за границей, но посылает мне деньги. Вот только на днях я получила от него два фунта. Он часто присылает мне деньги. Когда он был здесь в последний раз, мы жили в меблированных комнатах Грегори. Я жила на Виктория-плейс и в Нью-Корт, все это в Блугейте. Апо обращался со мной плохо только тогда, когда я напивалась. Я всегда напиваюсь, когда у меня есть такая возможность. Апо обычно связывал мне руки и ноги и выносил на улицу. Там он бросал меня в придорожную канаву и лил на меня воду ведрами до тех пор, пока я не промокала насквозь. Но это не помогало. Не думаю, что есть какое-нибудь средство. Я умру за выпивку. Я должна ее получать, и мне все равно, что делать, чтобы ее получить. Я много раз пыталась себя убить. Временами у меня бывают приступы – приступы меланхолии, и я не знаю, что мне с собой сделать. Мне хочется умереть, и я бегу к воде и бросаюсь в нее. Но мне не везет, никогда не везло с детства – ах как не везло. Меня всегда спасали. Однажды я выпрыгнула в реку из окна на втором этаже на Ямайка-плейс, но проплывавший мимо лодочник выловил меня, и судья дал мне месяц отсидки. Тутошняя хозяйка (она назвала имя женщины, которая содержала это заведение) хочет, чтобы я отправилась в какой-нибудь приют, или на родину, или куда-нибудь в этом роде. Может, я так и сделаю».
Здесь вмешалась ирландка, воскликнув:
«Да, так она и сделает. Я отправила в приют для женщин четырех бедных девушек и Чейни-Эмм отправлю. Это так же верно, как то, что Всемогущий Господь сидит на своем престоле». (Это было ее любимое восклицание.) «Здесь она у меня живет в тишине; она никогда ни с кем не встречается и не пьет ни капли джина, который ей и не следует пить для спасения своей благословенной жизни, если ничем другим ее спасти нельзя. Она ее и сгубила, выпивка-то. Когда она получила деньги, которые Апо прислал ей на днях, я их все забрала у нее и потратила их на нее, но ни капли алкоголя не попало в рот Чейни-Эмм».
Это заявление жадной старухи было правдоподобным, за исключением того, что она потратила деньги на свою жертву. Джин, по всей вероятности, если и был куплен, то был употреблен в другом месте, где был в равной степени желанен. Что же касается того, что женщина ни с кем не встречается, то эта идея была абсурдна. Благотворительность (милосердие) старухи, как это обычно бывает, начиналась дома и почти не выходила за его пределы. Если она была исключена из мужского общества, значит, она, вероятно, была сильно больна.
Я знаю, что большинство женщин, которые сожительствуют с моряками, не нарушают общественный порядок, хотя, возможно, есть отдельные личности, имеющие привычку проявлять непокорность. Я считаю, что это оборотная сторона осторожности, так как временами они вполне благополучны, а временами из-за расточительности и вялого судоходства окунаются в нищету. Количество предлагающих себя женщин полностью соответствует спросу. Но так как спрос сильно колеблется, я не думаю, что о рынке можно сказать, что он «затоварен». Эти женщины невежественны, и их интеллектуальный уровень ниже среднего уровня проституток, хотя, наверное, такой же, как и у мужчин, с которыми они сожительствуют.
Подружки солдат
Дурные последствия отсутствия какой-либо системы регулирования проституции в Англии, наверное, лучше видны среди военнослужащих, нежели среди какой-то другой категории населения. Среди солдат очень распространен сифилис, хотя эта болезнь не столь опасна сейчас, как была раньше. То есть нет случаев провала нёба или части черепа, как это раньше демонстрировали экспонаты в музеях. Женщины, постоянными клиентами которых являются солдаты, на самом деле получают очень низкую плату. Потому что как может солдат из своего весьма скудного жалованья, которое обычно едва превышает шиллинг в день, позволить себе обеспечивать женщину средствами, необходимыми ей на жизнь? Из такого положения вещей следует, что женщина может – или, что более верно, должна – вступать в интимные отношения с несколькими мужчинами за один вечер. А если предположить, что она заражена болезнью, то со службы ее величества будет выведено из строя на несколько недель столько мужчин, сколько ей случится «подцепить» в ходе ее поисков.
Следующей цитаты из книги г-на Эктона будет достаточно, чтобы проиллюстрировать мои слова. Он ведет речь о конкретном полке.
«В 1851 году доктор Гордон, хирург 57-го полка, прочел доклад на заседании Общества хирургов Ирландии, в котором он утверждает, что в течение года, который закончился 31 марта 1850 г., следующее количество военнослужащих (в среднем оно в полку составляет 408 человек) прошли курс лечения по поводу венерических заболеваний в штабном госпитале:
Принятое количество больных – 113 чел.
Количество дней, проведенных в госпитале, – 2519.
Сумма солдатского жалованья – 136 109 фунтов стерлингов.
На первый взгляд экономист, вероятно, решит, что ежегодно государство теряет очень большую сумму денег из-за заражения солдат сифилисом. Но справедливым будет сказать, что дело не в этом, так как ежедневно из жалованья каждого солдата удерживается 10 пенсов в течение всего времени его пребывания в госпитале, так что приблизительно пять шестых его жалованья государство возвращает себе. Реальной потерей для страны является время его службы, которое даже в мирное время проходит непродуктивно.
Из статистических отчетов о болезнях, смертности и приобретении нетрудоспособности среди личного состава вооруженных сил в Соединенном Королевстве, на Средиземноморье и в Британской Америке, представленных парламенту несколько лет назад (1839 год), явствует, что сифилис является смертельным врагом британского солдата.
Общее количество случаев за семь с четвертью лет – 8072.
Общая численность боеспособного личного состава – 44 611 чел.
Ежегодное количество больных среди личного состава – 6153 чел.
Таким образом, 181 человек на тысячу или приблизительно один из пяти военнослужащих был поражен болезнью.
Давайте сравним эту цифру со следующими данными статистики, которые взяты из отчета о болезнях в армии с 1837 по 1847 год.
Совокупная численность личного состава:
Кавалерия – 54 374 чел.
Пешие гвардейцы – 40 120 чел.
Пехота – 160 103 чел.
Итого – 254 597 чел.
Заболеваемость венерическими болезнями:
Кавалерия – 11 205 чел.
Пешие гвардейцы – 10 043 чел.
Пехота – 44 435 чел.
Итого – 65 653 чел.
Смертей – 17.
Число военнослужащих (на тысячу человек), принятых на лечение в госпиталь в течение десяти лет:
Кавалерия – 206 чел.
Пешие гвардейцы – 250 чел.
Пехота – 277 чел.
Этот отчет был составлен доктором Бальфуром и сэром Александром Таллоком. Причиной проведения разграничения между пехотными частями и пешими гвардейцами является то, что в пехоте состоит большое количество новобранцев и военнослужащих, возвращающихся со службы за рубежом, тогда как в пехотных гвардейских частях обычно гораздо больше процент солдат, которые, с одной стороны, уже зрелые люди, а с другой, не служили за границей. Так как эти обстоятельства влияли на количество заболевших и показатель смертности, то результаты по этим двум категориям военнослужащих учитывали отдельно при подготовке таблиц.
Немногие заразившиеся солдаты остаются незамеченными, так как медосмотры проводятся раз в неделю, что является широко распространенным правилом в армии. Если при медосмотре обнаруживается, что солдат страдает от болезни, то старшему офицеру докладывают о том, что он скрыл это. И офицер назначает ему наказание после его выписки из госпиталя. Чтобы заставить солдата раньше обратиться за помощью, ему говорят, что если он сделает это, то ему придется проходить лечение в госпитале в течение, возможно, лишь нескольких дней, а не недель.
Лечение военнослужащих вне госпиталя противоречит армейским правилам. Даже если бы это было иначе, привычки солдат и их проживание в казармах не будут способствовать быстроте лечения».
В гвардейской бригаде – хотя среднее количество первичных случаев заболевания сифилисом велико, как было сказано выше, – лишь в 11 % случаев появляются вторичные симптомы; но в пехотных частях это происходит в 33 % случаев. По словам доктора Бальфура, в армии обычно применяется мягкий метод лечения ртутными препаратами; а многие хирурги считают ртуть абсолютно необходимой при лечении твердого шанкра.
В мюзик-холле в Найтсбридже мне показали женщину, которой, по словам моего информатора, только вчера прооперировали два воспаленных лимфатических узла; и тем не менее она присутствовала в месте увеселений, загрязняя сам воздух, как смертоносный анчар, и заражая кровь нации с самым наглым безрассудством. Бесполезно говорить, что такого не должно быть. Такие люди существуют и будут существовать. Эта женщина ничуть не лучше платной убийцы, которая совершает преступление безнаказанно. Она была настолько хорошо известна, что получила прозвище Больница, так как сама была частой ее обитательницей и других отправляла на такое же невольное заключение в больничную палату.
Тех женщин, которых я называю дилетантками, чтобы отличить их от профессионалок, обычно называют «куколками». В настоящее время так называют многих горничных, нянек, которые ходят с детьми гулять в парке, продавщиц в магазинах и модисток, которых можно встретить в различных так называемых «школах танцев». Опять-таки, мы должны отличать этих последних от «буфетчиц», которые, в сущности, являются теми же самыми «куколками», потому что они занимаются проституцией ради собственного удовольствия, пустяковых подарков или небольшой суммы денег время от времени, а не для того, чтобы содержать себя. Но такая девушка не пойдет в казино или подобное заведение, чтобы «снять» мужчину; она знакомится с ними не так явно: либо мужчина с ней заговаривает на улице в начале вечера, когда она возвращается с работы домой, либо она затевает флирт за прилавком, который заканчивается тем, что ей назначают свидание.
Солдаты известны своим умением отыскивать таких дам, особенно нянь и тех женщин, которые для исполнения своих обязанностей гуляют в парках, где с ними легко можно завязать разговор. Няням лестно внимание, которое им уделяют, и они всегда готовы уступить. Красная шинель делает чудеса с женщинами этой категории, которые предпочитают солдата слуге или какому-либо другому мужчине, с которым они вступают в контакт.
Это в равной степени отвечает и цели солдата. Он не может позволить себе снять профессионалку для удовлетворения своей страсти, а если бы он стал это делать, то должен был бы знакомиться с очень вульгарными женщинами, которые, по всей вероятности, передадут ему какую-нибудь инфекционную болезнь. Он никогда не чувствует себя в безопасности и только рад ухватиться за возможность вступить в интимные отношения с женщиной, которая будет ценить его самого, не будет стоить ему ничего, разве только он сводит ее иногда куда-нибудь, и которая, чем бы еще она ни занималась, никогда его ничем не заразит. Я слышал, что некоторые рядовые Королевского конногвардейского полка и бригады королевских гвардейцев часто завязывают предосудительные связи с состоятельными женщинами, женами торговцев и даже дамами, которые снабжают их деньгами и очень щедры к ним и лишь ставят условием, чтобы была сохранена тайна их любовных связей. Конечно, множество женщин заполняют окрестности Найтсбриджа, Олбани-стрит, Сент-Джорджа, Портмана и Веллингтонских казарм в Бирдкейдж-Уок. Возможно, какие-то из них приехали из провинций; были известны некоторые женщины, которые следовали за конкретным полком с места на место по всей стране и отставали от него только тогда, когда полк получал приказ служить за границей.
Женщина, с которой я познакомился около Найтсбриджских казарм в одной из пивнушек, рассказала мне, что она всю свою жизнь была солдатской подружкой.
«Когда мне было шестнадцать лет, – сказала она, – я совершила ошибку. Сейчас мне за тридцать. Так я живу уже четырнадцать или пятнадцать лет. От этого никак не уйти, как только ты начала этим заниматься. Я родилась в Чэтеме. Там у нас была небольшая булочная, я обслуживала покупателей и присматривала за магазином. В Чэтеме много солдат, как вы знаете, и они обычно заглядывали в окошко, проходя мимо, кивали мне и смеялись всякий раз, когда им удавалось обратить на себя мое внимание. Мне нравилось, что солдаты меня замечают. В конце концов один молодой парень – как мне кажется, он был недавно прибывшим в полк новобранцем, так как сказал мне, что недолго пробыл в учебной части, – вошел в булочную и заговорил со мной. Ну, это продолжилось, и все развивалось так, как это всегда бывает с девушками, которые встречаются с мужчинами, особенно солдатами. А когда его полк отправился в Ирландию, он дал мне немного денег, которые позволили последовать за ним. И так я ездила с места на место, всегда держась поблизости к одному и тому же полку. Моему первому мужчине я надоела через год-другой, но это не имело значения. Я затем стала встречаться с сержантом, который был по званию выше рядового, и все было замечательно. Когда мы были в Дувре, там на западных холмах квартировал артиллерийский ополченский полк постоянного состава, и я разговорилась с одним офицером, которому понравилась. Тогда я на вид была посимпатичнее, чем сейчас, – можете мне поверить, – и они находили меня необычной. И хотя я совсем не порвала со своими старыми друзьями, я имела связи с этими ребятами все то время, когда мы были там, и заработала кучу денег. Я купила себе платья получше и кое-что из украшений, что замечательно изменило меня. Один офицер предложил содержать меня, если я захочу жить с ним. Он сказал, что снимет для меня дом в городе и заведет для меня экипаж с пони, если я соглашусь. И хотя я видела, что это сделает мое положение в обществе выше, я отказалась. Я любила своих старых приятелей и не хотела общества господ. Так что, когда полк ушел из Дувра, я отправилась вслед за ними и оставалась с ними до тех пор, пока мне не исполнилось двадцать пять. Тогда мы размещались в Лондоне, и однажды я увидела с одним из моих друзей рядового Королевского конногвардейского полка и впервые в жизни влюбилась. Он заговорил со мной, и я сразу же приняла его предложение, оставила своих старых друзей и отправилась жить в другое место среди незнакомых людей. И с той поры я все время была среди служащих Королевского конногвардейского полка, переходя от одного к другому, и никогда долго не оставалась с одним и тем же, только пока получала деньги. Я немного получаю, очень мало, едва достаточно, чтобы прожить.
Днем я немного шила и занималась рукоделием. Ну, не знаю, хотя я время от времени и стиркой подрабатываю, и глажением, чтобы выкрутиться. Я не очень много плачу за свою комнату, всего шесть шиллингов в неделю. Это немного. Некоторые девушки здесь живут в домах. Я – нет, никогда не могла этого вынести. Ты не хозяйка сама себе, а я всегда любила свою свободу. Я не очень довольна, эта жизнь, она жестокая штука. Правда, не грех меня беспокоит. Я не смею об этом думать. Но я думаю о том, как счастлива я могла бы быть, если бы всегда жила в Чэтеме и была бы замужем, как другие женщины, и у меня был бы хороший дом и дети. Вот чего я хочу, и когда думаю обо всем этом, вся прямо разрываюсь. Этого достаточно, чтобы довести женщину до исступления, если она будет думать, что отказалась от всех шансов на это. Я чувствую, что меня и не уважают. Если у меня происходит ссора с каким-нибудь парнем, он всегда первый начинает колоть мне глаза тем, что это он и его товарищи сделали меня такой. Сейчас я не чувствую это так сильно, но сначала чувствовала. Нужно вовремя отделить все такие вещи, и могу сказать, что острота твоих чувств постепенно пройдет. Вот так. А потом еще выпивка нам очень приятна, она поднимает настроение. Ведь что может сделать женщина в моем положении без хорошего настроения, без способности говорить, ругаться и давать каждому парню, которого она встречает, столько, сколько он дает ей?»
Легко понять состояние души этой женщины, у которой было страстное желание иметь то, чего, как она понимала, никогда не сможет иметь, но ее материнский инстинкт заставлял ее желать этого. Это один из грустных аспектов проституции. Она ведет в никуда: брак, разумеется, исключается; у проститутки нет будущего. Ее жизнь, за исключением мимолетных волнений, пуста. Все ее надежды рушатся, и если в ней осталась хоть крупица религиозности – а так обычно бывает, – она время от времени должна содрогаться от того, что заслужила своей легкой уступчивостью, когда голос искусителя звучал так сладко.
Бывают и счастливые проститутки, которые представляют собой либо совершенно очерствевших умных скептиков, умеющих вертеть мужчинами, использовать их в своих собственных целях и находиться в лучшем обществе (они являются завсегдатаями ночных заведений Лондона и в конце концов почти всегда хорошо выходят замуж), либо тихих женщин, которых содержит любимый и любящий мужчина – он делает соответствующие распоряжения, чтобы оградить ее от нужды и капризов любви.
Ранимая, сентиментальная, не очень умная, импульсивная, нежная девушка покатится по наклонной и умрет на навозной куче или в работном доме. Мне показали женщину, которая была известна тем, что сожительствовала с солдатами. У нее были грубоватые, но хорошие черты лица и добродушное выражение на нем. Она считалась самой вспыльчивой во всей округе. Когда ее охватывал гнев, она крушила все на своем пути, невзирая на зло, которое причиняла. Она стояла в баре питейного заведения, расположенного неподалеку от казарм, и разговаривала с какими-то солдатами, когда у меня появилась возможность с ней поговорить. Я не мог не воспользоваться таким шансом. Я сказал ей, что, по отзывам, она очень вспыльчивая и горячая женщина.
«Вспыльчивая! – ответила она. – Я тебе верю. Я сбила с ног своего отца и чуть не убила его утюгом, когда мне еще не было двенадцати. Тогда я была красотка, да я и не сильно изменилась с тех пор, как стала сама себе хозяйкой. У меня было много потасовок с тутошними солдатами, и они уже давно убили бы меня, но я не дала осуществиться их планам. Я немного разбираюсь в приемах самообороны, ты уж мне поверь. Вот глянь на мою руку; сюда меня однажды пырнули штыком три или четыре года назад».
Она обнажила руку и показала мне шрам, оставшийся от когда-то серьезной раны.
«Хочешь знать, всегда ли они дерутся. Ну, да, и нечего говорить, что не дерутся. А солдаты, они такие трусы, им ничего не стоит заколоть женщину, когда они раздражены и пьяны; или же они лупят нас своими ремнями. Однажды у меня была ужасная рана от удара ремнем. Он попал мне по затылку, и я несколько недель пролежала в больнице Святого Георга с высокой температурой. Солдата, который сделал это, посадили в тюрьму, но только на три месяца, и он поклялся разделаться со мной в следующий раз, когда встретит меня. Ну, уж мы с ним поговорили, но я проломила ему голову оловянной кружкой, и он на время заткнулся. Видишь, что это за публика; ну, я до этого уже разнесла один раз это заведение. Я вскочила на барную стойку, потому что они не захотели обслуживать меня в долг, когда у меня были тяжелые времена. Я перебила все бокалы и стекло, разнесла все вентили и дралась как лев, когда они пытались выставить меня вон. И только двое полицейских смогли сделать это. А потом я покалечила одного копа на всю жизнь, ударив его по голени куском железа – то ли ломом, то ли еще чем, не помню. Как я стала жить такой жизнью? Да иди ты со своими вопросами! Если ты будешь наглеть, то я – обойдусь с тобой так же».
Легко можно предположить, что я был только рад уйти от этой мегеры, столь популярной среди солдат, хотя они боялись ее, когда она входила в раж. О солдатских подружках нечего особенно рассказывать. Они просто вульгарные, дешевые женщины, часто зараженные болезнями, причиняющими огромный вред здоровью военнослужащих.
