Kitabı oku: «На службе Отечеству, или Пешки в чужой игре», sayfa 5

– Вы прекрасны, Дора, – повторил Алексей, откинувшись на спинку дивана и смотря на нее сквозь полуопущенные ресницы.

– Да, вы уже говорили это, – сказала она с лукавой улыбкой на губах. Затем присела рядом.

– Вы красивы, добры, душевны. Вы идеальная женщина, Дора, – говорил Глебов, не замечая, что говорит пару слов на английском, пару слов на французском и переходит на русский.

Она коснулась его лба теплыми нежными пальчиками.

– Поцелуйте меня, Дора, – попросил Алексей. Женщина неторопливо склонила к нему свое лицо и поцеловала его в губы. Глебов ответил на ее поцелуй. Они целовались не спеша, пока всего лишь одно тихо сказанное слово не остановило женщину.

– Лиз… – прошептал мужчина.

Дора отстранилась от него. Глаза Глебова остались закрыты. А еще через мгновение он уснул.

Айседора вздохнула. Она была разочарована и уязвлена. При этом в большей степени она ощутила разочарование, чем была уязвлена. Ей стало скучно. Мужчина, уснувший рядом, больше ее не интересовал. Перед глазами встало лицо Станиславского. «Породистый мужчина». Так она его назвала. По сравнению с ним, Глебов был грубым, прагматичным и холодным. Он далек от мира искусства, в нем нет творческой жилки, безумства творческой души. Глебов воин, не поэт. Станиславский другое дело. Другой мужчина. Бог, бог театрального искусства!

Айседора встала с дивана, шарф сполз с ее плеча, запутавшись в руке Алексея. Она скинула его с себя на спящего мужчину и направилась в спальню.

* * *

…Алексей стоял посреди дороги, осматриваясь по сторонам. Он не знал этой местности, не узнавал дома вокруг, не знал, где он. Но вот вдали он увидел Айседору. Ее алый шарф развивался на ветру посреди всего этого – ставшего вдруг черно-белым, серым, холодным.

Дора села в машину, помахала кому-то рукой, завела двигатель. Алексей ощутил холод, страх от предчувствия чего-то непоправимого и ужасного. Он крикнул Доре, желая, чтобы она остановилась, но она не слышала его. Алый шарф змеился в воздухе, трепыхал на ветру. Автомобиль Доры набрал скорость. Алексей бросился на встречу к ней. Шарф взвился вверх, затем кинулся под колеса. Голова Доры резко дернулась назад…

Алексей проснулся. С трудом открыл глаза. Шея затекла и болела от того, что он так и проспал, сидя на диване.

Глебов потер шею ладонью. Заметив на себе алый шарф, сбросил его в сторону. И тут услышал сладкий голос Айседоры.

– Милый, ты уже проснулся? Может быть, кофе?

Алексей взглянул на нее, пытаясь что-либо вспомнить, но ничего не получалось.

– Я… – Он не знал, что сказать. Потер виски кончиками пальцев. – Черт, я ничего не помню.

– О, ты был великолепен!

– Так между нами что-то… – Глебов осекся. – Так, минутку.

Пытаясь собраться с мыслями, он встал, осмотрелся. Пятерней провел по волосам, пытаясь хоть что-либо вспомнить. Тщетно.

Дора, понаблюдав за ним, пожала плечами и расположилась на диване, где только что спал Алексей.

– У тебя такой вид, будто ты проглотил муху, – сказала она.

Глебов посмотрел на нее:

– Между нами ничего не было, ведь так?

– Это ты так хочешь думать. – Она взяла в руки шарф и, игриво прикрыв им нижнюю часть лица, кокетливо заморгала.

Шарф в ее руках вызвал неприятные ощущения.

– Так ты будешь кофе, дорогой? – Ее голос отвлек его от тревожных мыслей.

Она явно издевалась.

– Нет, лучше я попью его у себя в номере. – Он направился к выходу. Затем остановился, обернулся и сказал:

– Прости меня, Дора. Я не хотел тебя обидеть.

Когда он был уже возле двери, она окликнула его. Алексей обернулся.

– Ничего не было, – произнесла она.

Глебов помедлил на выходе, затем вернулся, подошел к ней. Она по-прежнему держала шарф в руках, наслаждаясь его шелковистостью.

– Дора, я прошу тебя, – он наклонился к ней и посмотрел в глаза, – если ты дорожишь жизнью, не носи это. – Он стянул с ее шеи шарф и положил на диванчик. – Поверь мне.

Она озадаченно захлопала пушистыми ресницами. Алексей бережно поцеловал ее в лоб и вышел.

Пару минут Дункан смотрела на закрывшуюся дверь, думая о том, какие же странные эти русские, затем посмотрела на длинный шарф, улыбнулась и взяла его в руки.

* * *

Вернувшись в свой номер, Глебов оделся и вышел на улицу. В раннее зимнее утро еще было сумеречно, но ему не сиделось на месте. Тоска и боль в груди гнали его куда глаза глядят. Он не мог простить Лизу. Он не хотел сейчас о ней думать. Но тщетно, мысли о ней безудержно лезли в голову.

Алексей поежился от холода и приподнял воротник пальто. Возникло огромное желание явиться к Шмитам и покалечить воздыхателя супруги. Лишь бы только сгоряча не придушить «любимую»!

Глебов зашагал по тротуару, за ночь покрывшемуся снегом. Прийти к Шмитам, неплохая идея!

В какой-то момент Алексей ощутил, что за ним опять слежка. Он скрежетнул зубами. Что за напасть! Не подав виду, что обнаружил преследователей, Глебов продолжил идти дальше. Один слева, другой справа. Держались они на почтительном расстоянии, но старались не упустить его из виду.

Неожиданно Алексей нырнул в проулок и бросился наутек. Позади раздался топот преследователей – пустые улицы звонко оповестили об их приближении. Глебов, сворачивая из проулка в проулок, ускорил бег. Морозный воздух обжигал легкие. От дыхания иней нарос на воротничке пальто коркой. Алексей на миг остановился, тяжело дыша, огляделся по сторонам и нырнул в одну из парадных дома. Поднялся этажом выше.

Преследователи были рядом – он слышал их разговоры и шаги – они искали его. Следы на свежем снегу выдали – преследователи остановились возле входа. Глебов глянул себе под ноги, вытер подошвы ботинок об коврик возле одной из дверей квартир и поднялся выше. Быстро достал самодельную отмычку и осторожно вскрыл замок одной из квартир. Тихонько вошел и прикрыл бесшумно дверь.

Оказавшись в полутемном помещении, он несколько секунд постоял, привыкая к убогому освещению. В углу комнаты стояла кровать и на ней кто-то спал. Стараясь не шуметь, Алексей прошел к вешалке, снял с нее ротонду³⁰ и накинул ее на себя. Затем вынул несколько бумажных купюр из портмоне и положил их на столик. По сдержанному дыханию хозяйки квартиры (в том, что это была женщина, Глебов не сомневался) он понял, что она проснулась и с ужасом наблюдает за «ночным гостем». Он вернулся к двери, прислушался, тихонько ее приоткрыл и вышел в коридор. Преследователи, по всей видимости, поднялись выше.

Алексей вышел из дома и быстро зашагал прочь.

Через пятнадцать минут он был на вокзале и сел в первый же проходящий поезд.

_9

* * *

Январь 1905 г. Петербург

Алексей, отхлебнув из стакана горячий ароматный чай, – благо подстаканник не позволял обжечься пальцам, – развернул газету и пробежался глазами по статьям.

Несколько дней назад он вернулся в Петербург и явился к Алексею Пешкову. Не вдаваясь в подробности, он попросил его об услуге: найти ему на несколько дней жилье. Писатель не отказал в помощи и поселил его на квартире своего знакомого, уехавшего на воды в санаторий.

Несколько раз Глебов попытался пробраться в свой дом, но постоянно замечал филеров, ожидающих его возле подъезда. Знал он и то, что Лиза вернулась и проживает в их квартире. По-видимому, Лиза совершенно не осознала серьезность того, о чем он ей говорил. Видеть ее он не желал, но не хотел, чтобы она подвергалась опасности. Поэтому попросил Пешкова передать ей, быть осторожной – за домом и за ней следят.

Алексей отложил газету на край стола и задумчиво отхлебнул чай. Встал, прошел в спальню, сложил вещи в чемодан. Затем вернулся в гостиную, застегивая на ходу запонки на рукавах. И тут скорее почувствовал, чем заметил, ее присутствие. Поднял глаза и столкнулся с подавленным сокрушенным взглядом голубых глаз.

Глебов плотно сжал губы и отвернулся. Сердце неприятно заныло.

– Зачем пришла?

– Между мной и… господином Шмитом ничего не было, – произнесла Лиза с трудом.

Алексей не выдержал.

– Как официально – «господин Шмит»! – фыркнул он. – Хватит, не будь лицемеркой!

– Был всего лишь один поцелуй! – воскликнула она, делая шаг в его сторону.

– Ты жила в его доме!

– И что? Я гостила у своей подруги, а не у него.

– Но ведь никаких гарантий нет, что все именно так?

Лиза побледнела.

Глебов осознавал, что теряет над собой контроль, но ничего поделать с собой не мог, и от этого еще больше злился.

– Тем более, мне ли не знать, какая ты «горячая штучка». Я помню времена нашего знакомства! Приличные девушки так себя не ведут!

Бледность на лице Лизы сменилась красными пятнами. Она сжала кулачки, подалась вперед.

– Приличные девушки себя так не ведут, говорите? Откуда вам, господин Глебов, знать, как ведут себя приличные девушки! Вините меня в измене, которой не было, а сами! Помните, что произошло после нашей свадьбы? Это мне не забыть тот бордель, в котором я нашла вас среди… всех этих…падших женщин! – Голос Лизы задрожал, как и ее губы. Она готова была разрыдаться. Показаться слабой перед ним в этой ситуации ей было неприятно, но взять себя в руки она не смогла.

– Ненавижу! – слетело с ее губ, прежде чем слезы брызнули из ее глаз. Лиза резко развернулась на каблучках и бросилась к выходу.

Глебов поймал ее за руку, грубо прижал к себе. Сломив слабую попытку вырваться, он жадно прижался к ее губам, смял их до боли своими поцелуями, заставил раскрыться. Лиза судорожно вцепилась в его плечи. Поддалась бурным эмоциям, охватившим ее. Запрокинула голову, жадно принимая его поцелуи. В этот момент они и злились, и страстно желали друг друга. Алексей оторвался от ее губ, продолжая крепко прижимать жену к себе. Его ладонь прошлась по ее шее, спустилась к груди и грубо смяла ее. Лиза изогнулась к нему навстречу, еще теснее прижимаясь к бедрам мужа, ощущая его возбуждение и свое – внутри все горело и ныло от желания.

– Это ничего не значит! – услышала она его озлобленный голос.

Лиза открыла глаза, попыталась отстраниться, но он собственнически прижал ее к себе и вновь страстно поцеловал. От злости она укусила его, он чертыхнулся, грубо смял ее губы своими, затем спустился ниже к ее шее, прикусил нежную кожу, всасываясь до боли. Лиза вскрикнула, схватила его за волосы. Он отступился, поднял голову. Мгновение они смотрели друг другу в глаза, в которых отражались и злость и страсть одновременно. Затем Лиза притянула его голову к себе и жадно поцеловала в губы. Он ответил ей тем же, и она принялась стягивать с него пиджак, затем вытянула края его рубашки, желая прикоснуться к его обнаженному телу…

Алексей не стал церемониться, прижал ее к стенке, задрал юбки. Лиза застонала, обхватывая его за шею, чтобы ему удобно было ее приподнять. И вот он уже овладел ею. Она потеряла над собой контроль, отдалась полностью, без остатка. Рассталась с жизнью…

…Тяжело дыша, он уткнулся в ее шею. Крепко сжал ее в объятиях, будто не желая отпускать. Затем резко отстранился, – так, что она чуть не упала, потеряв опору, – и отошел в сторону.

– Я уезжаю, – произнес он, резкими движениями поправляя одежду и не смотря в сторону жены.

– Куда? – спросила машинально она, уязвленная его отстраненностью. Пуговки платья не желали поддаваться одеревеневшим вдруг пальцам и протискиваться в петли.

Глебов неопределенно пожал плечами.

– Не знаю. В Париж. Лондон. Все равно.

Лиза промолчала. Ощущая слабость в ногах, села в кресло.

– А как же… мы?

– Мы? – Он дернул плечом. – Не знаю.

– Не знаешь… – тихо повторила она.

Алексей стоял к ней спиной, тяжело дыша. Оба молчали. Затем он вышел из комнаты, а когда вернулся с чемоданом, комната была уже пуста. Лиза ушла, не сказав больше ни слова.

* * *

Алексей поправил галстук, задумчиво глядя на свое отражение в зеркале. Губа от укуса Лизы припухла и саднила. Он коснулся ссадины, бросающейся в глаза. Сурово свел брови и отошел от зеркала. Надел пальто, шапку, подхватил чемодан и вышел на улицу.

Глебов не успел сделать и пару шагов, как возле него резко остановился автомобиль. Из машины выскочил мужчина и направился к нему. В том же момент Алексей ощутил за спиной, возле себя, еще двух крепких парней.

– Господин Глебов, пройдемте с нами, – заговорил вежливо, но настойчиво тот, что стоял перед ним. Алексей узнал этот голос – это был голос господина из экипажа на мосту. Алышев? Малышев? Да, точно, Малышев.

Алексей кинул взгляд через плечо, оценивая ситуацию.

– С какой стати? – поинтересовался он.

– Вас хочет видеть один очень влиятельный господин.

– У меня есть выбор?

Тот отрицательно покачал головой:

– Не вынуждайте нас применить силу. Нам приказано доставить вас любым целесообразным способом. – Он кивнул, указывая на своих помощников за спиной Алексея.

Глебов еще раз оглянулся и заметил, как дула револьверов оттопыривают карманы шпиков. То, что это агенты департамента, он уже не сомневался. В любом случае, выбора не было.

Алексей протянул чемоданчик одному из филеров.

– Позаботьтесь, – произнес он спокойно, затем прошел к машине и сел в нее. Рядом с ним по обе стороны разместились двое шпиков. Третий – Малышев – сел впереди рядом с шофером, и автомобиль тронулся с места.

* * *

Стоя у зеркала, Лиза поправила прическу. Засос на шее, оставленный на память мужем, был хорошо виден. Лиза провела по нему пальцами, затем сердито запахнула воротничок платья так, чтобы позорная отметина не была видна посторонним. После того как Пешков передал ей предупреждение Алексея о слежке, она перебралась на конспиративную квартиру, где в данный момент и находилась.

В дверь постучали. После разрешения войти, дверь открылась, и в комнату вошел Макар, поздоровался с ней, сел на предложенный стул.

– Лиза, вам есть поручение от Филиппова, – произнес он. – Отец Гапон пригласил на срочное собрание рабочих делегатов революционных партий. Вы вместе с товарищем Ивановым пойдете туда.

– Гапон стал приглашать революционеров на свои собрания? – удивилась Лиза. – Что происходит?

– На Путиловском заводе было уволено четверо рабочих. Это было последней каплей: рабочие на собраниях стали требовать справедливости. Просто разговорами уже было не обойтись, поэтому-то Гапону ничего не осталось, как допускать на свои собрания представителей ревпартий с их предложениями. Были организованы три рабочие депутации, которые с требованиями пошли: одна – к директору завода, другая – к главному заводскому инспектору Чижову и третья – к градоначальнику, генералу Фуллону³¹. Так вот, сегодня делегации должны отчитываться перед собранием.

– Хорошо, мне все понятно, – ответила Лиза, поправляя воротничок. Что, в конечном счете, ее личные проблемы по сравнению с проблемами других?

* * *

С утра зал Нарвского отделения гапоновской организации был полностью заполнен. Собралось до шестисот человек. Лиза и Иванов³², пекарь филипповской булочной, с трудом пробрались в первые ряды.

Депутации уже отчитывались. В общем, как стало понятно, они ничего не добились, только лишь одного из четырех уволенных рабочих должны были восстановить на работе.

Депутатов выслушали в полном гнетущем молчании.

Иванов протиснулся вперед и решительно поднялся на подмостки.

– Неужели вы всерьез думали, что кто-то прислушается к вашим требованиям? – заговорил он.

Толпа возмущенно загудела, и Иванов поднял руку:

– Погодите, не торопитесь. Сейчас я скажу главное.

Толпа продолжала гудеть. Гапон вышел вперед, поднял руку, призывая собравшихся к тишине.

– Братья и сестры! Послушаем, что нам скажут социал-демократы, какой выход они нам предлагают.

Когда гул затих, Гапон повернулся к Иванову, жестом предлагая говорить. Иванов сурово взглянул на толпу и Гапона.

– Выход очень простой, – заговорил он. – Завтра – всем собраться на заводском дворе и – без крика и шума, без размахивания кулаками – объявить, что путиловцы будут бастовать. Сами увидите, как закрутится ваша администрация.

Зал молчал. Затем загудел. Волна голосов, поддерживающих предложение, Иванова стала нарастать.

– Бастовать! – раздался громогласно голос под ухом у Лизы. Она посмотрела на высокого худого мужчину, стоявшего рядом с ней. Его худая жилистая рука затряслась над головой.

– Бастовать! – подхватили в толпе, сотрясая руками.

Иванов сбежал со сцены и подошел к Лизе. Воодушевление толпы передалось и ей. Сердце гулко билось в предчувствии чего-то важного, масштабного.

– Бастовать! – подхватила она и ее слова слились с общим гулом…

* * *

Алексея продержали в одиночной камере в полной темноте сутки, прежде чем, надев на глаза повязку, повезли в неизвестном направлении.

Сыскарь³³ Малышев – тот самый, что произвел арест – провел Алексея в кабинет и снял повязку. Глебов, привыкнув к свету, осмотрелся. Обстановка кабинета, в котором он оказался, была скромной и несколько домашней, как в не очень богатой квартире. Стены оклеены коричневыми обоями, на окнах – плюшевые гардины, на этажерках – горшки с цветами.

Глебов сел на деревянный диванчик. Сыщик молча стоял возле двери. Ждали минут десять, прежде чем в кабинет вошел… Лопухин. Алексей сразу узнал его.

– Так вот кому я обязан гостеприимством! Господин Лопухин, директор департамента полиции, – съязвил с усмешкой Алексей.

– Вижу, вы в прекрасном состоянии духа. – Лопухин сел в кресло. – Как вам кабинет?

– Скромненько, учитывая ваше положение.

– Особый кабинет для встреч сугубо конфиденциального характера. Оказываясь здесь, сразу вспоминаю господина Зубатова³⁴. Это его обитель.

Глебов видел пару раз Зубатова – бывшего начальника охранки. Приятная внешность. Сдержанная улыбка. Голос низкий и мягкий. На самом же деле – нисколько не безобидная фигура.

– Чем заслужил чести присутствовать здесь? – спросил с сарказмом Алексей.

Лопухин наклонился вперед, сцепил руки в замок.

– Что же, перейдем к делу. – Он некоторое время с любопытством смотрел на Глебова. – Надеюсь, вы понимаете, что раз вы находитесь здесь, а не в комнате для допроса, ваше положение отличается от положения заключенного. Однако все может измениться. И это зависит только от вас.

Лопухин сделал паузу, наблюдая за реакцией Алексея.

– И что же вы хотите?

– Я хочу предложить вам сотрудничество.

– Сотрудничество?

– Удивлены?

– Признаться, да. Я не вижу причин, по которым вы мне предлагаете… сотрудничество, и не вижу причин, по которым мне стоит согласиться.

Лопухин улыбнулся:

– О, причины есть, уверяю вас. Вот, ознакомьтесь.

Лопухин вынул из несгораемого шкафа папку и протянул Алексею.

Глебов неторопливо с ленцой взял ее, хотя внутри все напряглось как пружина. Как только он раскрыл ее, то сразу понял, что пропал. Досье было составлено на него и содержало материалы, касающиеся не только его бывшей преступной деятельности, но и личной жизни. Вся подноготная, все!

Алексей медленно закрыл папку.

– Вот видите, господин Глебов, мы знаем о вас все, или почти все. Вам грозит пожизненная каторга, не меньше. Вы же – человек огромнейших способностей! Зачем же ваш талант будет пропадать даром?

Алексей откашлялся – в горле пересохло.

– О каких талантах вы говорите? Я обычный человек.

– Ну что вы! Не скромничайте, господин Глебов. Вы прекрасно образованы, говорите на французском, английском, немецком языках. Объехали всю Европу. Точнее, обокрали… К каждому своему делу подходили творчески. Умны. Находчивы. Предприимчивы. Ловки. Вы один стоите десятерых моих агентов.

Алексей откинулся на спинку дивана.

– Вы только что чуть ли не назвали меня сверхчеловеком. Не боитесь, что я обведу и вас вокруг пальца?

– Нет. Не боюсь. Вы ведь очень любите свою супругу? Да, вижу, что очень – вы сразу напряглись. – Лопухин удовлетворенно улыбнулся. – Мы многое знаем и о ней. К примеру, Елизавета Николаевна имеет связи с революционными организациями. Мы можем в любой момент арестовать ее. На допросе пытать. Жаль будет испортить такой эталон русской красоты.

– Странно то, что вы ее до сих пор не арестовали.

– Пока в этом нет большой надобности. Мой человек всегда поблизости, а она об этом даже не подозревает. А, может быть, вы хотите, чтобы мы продемонстрировали свои возможности?

Алексей молчал. Хотя его лицо было непроницаемо, но он лихорадочно обдумывал все услышанное. Заявить о том, что они с женой практически расстались? Нет, со своей революционной деятельностью она сразу попадет в тюрьму. Пока же, по каким-то своим причинам, полиция ее не трогала. Лопухин пытался с ним договориться. Пока – мирно, потом – жестко надавит. Он для чего-то нужен ему, несмотря на все совершенные преступления…

– Я жду ваш ответ, Алексей Петрович.

– Я согласен сотрудничать, – выдавил он из себя.

– Что ж, я рад.

– Что вы хотите, чтобы я сделал?

– Сразу к делу? Что же… Найдите мне убийц Плеве. Проникните к ним. Выведайте их планы.

Алексей изумился:

– Удивлен! Я слышал, что вы арестовали убийцу.

– Не все так просто, Алексей Петрович. Мне нужен не просто исполнитель, мне нужен заказчик. Для этого вам нужно найти Валентина.

– И кто же этот Валентин и где его искать?

– Эту задачку предстоит решить вам. – Лопухин протянул Алексею очередную папку. – Вот взгляните. Здесь все, что нужно.

Глебов открыл ее и углубился в чтение. Лопухин наблюдал за ним. Алексей задумчиво потер подбородок. Он вспомнил разговор с Кони³⁵, с которым был очень хорошо знаком. Тот вскользь упоминал беседу с Плеве. На утренней прогулке на Аптекарском острове Плеве гулял один, без всякой охраны, и Кони спросил его тогда, как может он идти на риск подобных прогулок, зная, что революционеры мечтают о покушении на него. Плеве в ответ самодовольно усмехнулся и сказал, что обо всех их планах будет знать заблаговременно. Как показала жизнь – не обо всех.

– Я так понимаю, у господина Плеве был агент, внедренный в революционную группу эсеров, который должен был предупредить о возможном покушении. Кто он?

Лопухин присел на край стола напротив Глебова. Выдать агента? Почему бы и нет – Раскин был глубоко ему не симпатичен, к тому же Лопухин считал, что департамент напрасно выплачивает Раскину деньги – он их просто не заслуживает.

– Его зовут Евно Азеф. Он член Боевой организации эсеров.

– Департамент доверяет ему?

– Как сказать. Считали, если Азеф ничего не знал о покушении на Плеве, то дело совсем плохо.

– Значит, доверяли. Чем же Азеф объяснил свою неосведомленность?

– Департамент полиции недостаточно, по его словам, осторожно относился к сообщаемым им сведениям, слишком часто пользуясь ими для предупреждения замыслов социалистов-революционеров, которые под впечатлением обусловленных таким образом неудач стали исключительно осторожны. Это и пресекло для Азефа источник осведомленности как раз в самое тревожное время.

– Каковы же донесения Азефа сейчас?

– Своей ближайшей задачей боевая группа ставит убийство царя. Это решение, по донесению Азефа, принято на съезде заграничных организаций социалистов-революционеров, и Азеф несколько раз подчеркивает, что «покушение на Его Величество готовится, – это не подлежит никакому сомнению».

Алексей молчал.

– Послужите своему Отечеству, господин Глебов.

– Вы ведь преследуете личный интерес, господин Лопухин? – наконец произнес он.

– Не скрою, да, в некоторой степени, личный.

– А если мне не удастся найти ваших, так скажем, «врагов»?

Лопухин вздохнул:

– Тогда, господин Глебов, полетят головы.

– Ваша, в первую очередь?

– И ваша тоже, уж поверьте мне. Дело пойдет в ход, впрочем, как и дело вашей супруги. Хотите взглянуть и на него?

– Ваше агентство переводит слишком много бумаги, – съязвил Алексей.

– Издержки производства.

– И где же мне искать ваших врагов?

– Вы поедите к Азефу в Париж…

_10

* * *

Глебова несколько дней натаскивали по делу, которое он должен был расследовать. В большей степени этим занимался доверенное лицо Лопухина Малышев.

До отъезда оставался всего лишь день. Алексей, лежа на кровати, задумчиво уставился в потолок. У него не проходило ощущение, что и сейчас за ним следят. Наконец лязгнул замок и дверь открылась. На пороге появился Лопухин в сопровождении Малыша – так Алексей прозвал плечистого немногословного Малышева.

Лопухин стянул перчатки, улыбнулся.

– Сегодня прекрасный день для прогулок, господин Глебов. Одевайтесь.

Алексей нехотя сел.

– Хотите еще чем-то удивить меня?

– Хочу продемонстрировать. Одевайтесь. Жду вас внизу.

Через некоторое время Глебов вышел из здания в сопровождении Малышева и сел в крытый экипаж Лопухина. Кроме них троих в карете находился худощавый мужчина с покрытым глубокими щербинами лицом. Малыш пристегнул наручниками руку Алексея к ручке дверцы, Алексей же презрительно усмехнулся.

Карета покатилась по улицам столицы. Ехали молча. Щербатый со скучающим видом вынул ножик и стал ковыряться в ногтях. Алексея от разглядывания странного и неприятного типа отвлек Лопухин.

– Я вижу, вас гложут сомнения, – сказал он. – Мне хочется вам помочь.

– В самом деле?

– Вы должны быть уверены в необходимости завершить дело, за которое беретесь. Сейчас в вас я этой уверенности не вижу.

– По-вашему, я должен подпрыгивать от радости в ожидании поездки?

– Вы совсем не думаете о том, как расследовать это дело, а думаете о том, как избавиться от сотрудничества с нами. Неправильные мысли.

Глебов промолчал. Оспаривать слова Лопухина он не хотел. В принципе тот был прав.

Наконец карета остановилась. Через несколько минут в дверное оконце заглянул ничем не приметный парень. Он кивнул в подтверждение вопрошающему взгляду Лопухина и вновь исчез из виду. Лопухин подал сигнал Щербатому с ножом, и тот выскользнул из экипажа. Лопухин повернулся к Алексею.

– Посмотрите в окно, господин Глебов.

Алексей кинул взгляд на директора Департамента и выглянул в оконце. По улице торопливо шла Лиза, не замечая, что за ней следует Щербатый. Алексей похолодел, по телу пробежали мурашки. Его взгляд приковался к рукаву филера, за которым тот спрятал нож. Щербатый ускорил шаг, приближаясь к Лизе…

Алексей рванулся вперед, забыв о наручниках. Рука заныла от боли. Еще миг и он кинулся к Лопухину, но Малышев был наготове – одним ударом в лицо он свалил Глебова с ног.

– Черт! – сорвалось с губ Алексея. – Остановите его!

Кровь шла носом. Перед глазами плыли цветные круги. Лопухин склонился к нему.

– Успокойтесь, это была лишь демонстрация. Теперь вы понимаете, что мы в воле сделать все, что захотим? Готовы сотрудничать? – Он протянул ему носовой платок.

Алексей дотронулся до разбитого носа. Шмыгнул, взял платок, прижал к носу так, чтобы не шла кровь.

– Готов.

Лопухин сел на прежнее место.

– Вот и прекрасно.

Карета покатила обратно. Алексей напоследок выглянул в окно. Лиза стояла посреди улицы, расстроено разглядывая надрезанный рукав пальто. Щербатого рядом уже не было.

* * *

Дни для Лизы летели стремительно, наполненные политически значимыми событиями, в которых она принимала участие.

Столицу охватила волна забастовок. Все началось с Путиловского завода, затем забастовали другие заводы и фабрики, железнодорожные мастерские. Улицы были наполнены тысячами недовольных возмущенных рабочих. Среди толпы действовали представители революционных партий, агитировали, произнося речи и распространяя листовки.

Но инициатива по-прежнему оставалась за Гапоном – на 9 января планировалось народное шествие к Зимнему дворцу с наивной подданнической петицией царю. Эсдеки не одобряли намерение шествия безоружной толпы, считая, что кровопролития не избежать. Предупреждали народные массы, предлагали продолжать забастовку, но вскоре, убедившись, что Гапон не отступится от своей идеи, приняли участие, как и эсеры, в составлении петиции и настояли на включении в нее политических требований.

Лиза копию этого документа держала в руках, поэтому знала из первоисточника его содержание. Петиция состояла из трех частей, в которых прописывались меры против невежества, бесправия народа, нищеты и гнёта. Документ отражал сознание рабочих, верящих во всемогущество справедливого царя: «Не откажи же в помощи твоему народу, выведи его из могилы бесправия и невежества». В петиции содержались требования отмены выкупных платежей, всеобщего равенства перед законом, восьмичасового рабочего дня, нормальной заработной платы, отделения церкви от государства и тому подобное³⁶. Заканчивалась петиция требованием созыва Учредительного Собрания. По мнению Лизы, этой петицией священник Гапон старался угодить всем без исключения…

Лиза, выполняя партийные поручения, носилась, будто белка в колесе. Свободного времени не оставалось. Поздними вечерами, возвращаясь в конспиративную квартиру, где у нее был свой угол, Лиза падала на кровать без сил. В полной темноте перед глазами проплывали воспоминания. Год назад в это время, она была по-настоящему счастлива. Рядом с ней был Алексей и между ними были самые чистые нежные добрые чувства. В то время она не сомневалась в его любви. Теперь же не была уверена, что он ее любит. Горькая слеза скатывалась по ее щеке, Лиза поворачивалась на бок и проваливалась в глубокий беспокойный сон.

За несколько дней до шествия на конспиративной квартире социал-демократов состоялось очередное совещание, на котором Лиза присутствовала и конспектировала обсуждаемое на заседании.

Кто-то высказывался, что Гапон – зубатовец³⁷. Хотя прямых доказательств тому не было, но уже тот факт, что Гапона за его речи не арестовывают, говорил лучше всяких данных. Кто-то выступал в его защиту, говоря о том, что Гапона поддерживают многие рабочие, даже некоторые интеллигенты, считая его идеалистом, бескорыстным защитником народа.

Осознавали, что мирное шествие закончится кровопролитием. Рабочие и их жены слишком доверяли Гапону, не веря словам эсдеков, что будет бойня. Гапон убеждал их в том, что батюшка-царь примет их и выслушает. Эсдеки же предлагали крайнюю меру – не мирное безоружное шествие, а революцию, без которой было невозможно полное и последовательное осуществление демократических, социальных требований народа. Стране нужен не царь со своей монархией, а республика с представителями народных масс. Говорили о том, что на Гапона имеют значительное влияние эсеры – Петр Рутенберг находился подле попа в последние дни ежеминутно. Обсуждали действия меньшевиков, которые были согласны уступить руководящую роль в революционном движении различным непролетарским элементам и на страницах своей газеты заявляли, что будут рады, если русская революция обогатится священником, генералом или видным чиновником в качестве вожака.

В конечном счете, на собрании постановили: участвовать в развитии забастовки; способствовать революционированию масс товарищескими беседами, а также публичными выступлениями; распространять прокламации и брошюры. На основании записей, сделанных Лизой, ответственный секретарь тут же написал письмо с отчетом Ленину в Женеву.