Kitabı oku: «Мертвые души Онегина и Печорина», sayfa 6
И пока это основные доказательства того, что роман был написан для облегчения участи души Гоголя под его руководством. Но много и мелких подтверждений. Например, необычные имена и фамилии у героев Булгакова – Берлиоз, Варенуха, Римский, Иван Никанорович Босой, Степан Богданович Лиходеев …
Или описание еды в романе «Мастер и Маргарита» – «Эх-хо-хо… Да, было, было!.. Помнят московские старожилы знаменитого Грибоедова! Что отварные порционные судачки! Дешевка это, милый Амвросий! А стерлядь, стерлядь в серебристой кастрюльке, стерлядь кусками, переложенными раковыми шейками и свежей икрой? А яйца-кокотт с шампиньоновым пюре в чашечках? А филейчики из дроздов вам не нравились? С трюфелями? Перепела по-генуэзски? Десять с полтиной! Да джаз, да вежливая услуга! А в июле, когда вся семья на даче, а вас неотложные литературные дела держат в городе, – на веранде, в тени вьющегося винограда, в золотом пятне на чистейшей скатерти тарелочка супа-прентаньер? Помните, Амвросий? Ну что же спрашивать! По губам вашим вижу, что помните. Что ваши сижки, судачки! А дупеля, гаршнепы, бекасы, вальдшнепы по сезону, перепела, кулики? Шипящий в горле нарзан?! Но довольно, ты отвлекаешься, читатель! За мной!..».
А вот еще – «Степа, тараща глаза, увидел, что на маленьком столике сервирован поднос, на коем имеется нарезанный белый хлеб, паюсная икра в вазочке, белые маринованные грибы на тарелочке, что-то в кастрюльке и, наконец, водка в объемистом ювелирном графинчике. Особенно поразило Степу то, что графин запотел от холода. Впрочем, это было понятно – он помещался в полоскательнице, набитой льдом. Накрыто, словом, было чисто, умело…».
И у Гоголя – «…на столе стояли уже грибки, пирожки, скородумки, шанишки, пряглы, блины, лепешки со всякими припеками: припекой с лучком, припекой с маком, припекой с творогом, припекой со сняточками, и невесть чего не было. – Пресный пирог с яйцом! – сказала хозяйка».
«Щи, моя душа, сегодня очень хороши! – сказал Собакевич, хлебнувши щей и отваливши себе с блюда огромный кусок няни, известного блюда, которое подается к щам и состоит из бараньего желудка, начиненного гречневой кашей, мозгом и ножками… это бараний бок с кашей! … За бараньим боком последовали ватрушки, из которых каждая была гораздо больше тарелки, потом индюк ростом в теленка, набитый всяким добром: яйцами, рисом, печенками и невесть чем, что все ложилось комом в желудке».
«Вот это грибки с чебрецом! это с гвоздиками и волошскими орехами! Вот эти грибки с смородинным листом и мушкатным орехом! А вот это пирожки! это пирожки с сыром! это с урдою! а вот это те, которые Афанасий Иванович очень любит, с капустою и гречневою кашею».
Или вспомним ту нечистую силу, которая встречает Маргариту, когда она спешит на бал к Сатане. Разве это не отсылка к «Майской ночи, или утопленнице» и «Ночи перед Рождеством»?
«Прием ей оказан был самый торжественный. Прозрачные русалки остановили свой хоровод над рекою и замахали Маргарите водорослями, и над пустынным зеленоватым берегом простонали далеко слышные их приветствия. Нагие ведьмы, выскочив из-за верб, выстроились в ряд и стали приседать и кланяться придворными поклонами. Кто-то козлоногий подлетел и припал к руке, раскинул на траве шелк, осведомляясь о том, хорошо ли купалась королева, предложил прилечь и отдохнуть.
Или сравнение Рима, города, который так любил Гоголь, с Москвой.
«Воланд заговорил:
– Какой интересный город, не правда ли?
Азазелло шевельнулся и ответил почтительно:
– Мессир, мне больше нравится Рим!
– Да, это дело вкуса, – ответил Воланд».
А описании домика, в котором Мастер теперь будет жить с Маргаритой? Вот слова Воланда – «…неужто вы не хотите днем гулять со своею подругой под вишнями, которые начинают зацветать, а вечером слушать музыку Шуберта? Неужели ж вам не будет приятно писать при свечах гусиным пером?». Разве вишни – не напоминание о Малороссии?
А вот, что говорит Маргарита, – «смотри, вон впереди твой вечный дом, который тебе дали в награду. Я уже вижу венецианское окно и вьющийся виноград, он подымается к самой крыше. Вот твой дом, вот твой вечный дом». Разве это не Италия, любимая страна Гоголя?
И финал – «Свободен! Свободен! Он ждет тебя!». Почему же «свободен» произнесено два раза? Да потому, что первое относится к Мастеру, то есть к Гоголю, а второе уж к Понтию Пилату, который спешит на долгожданную встречу к Иешуа. То есть что бы ты ни сделал, пройдут года, даже века, и тебя все-таки простят, как простили душу Гоголя, но сначала придется пройти через страшные испытания.
А как свидетельствовал П.С. Попов, в последние дни своей жизни Булгаков, «уже лишённый зрения, бесстрашно просил ему читать о последних жутких днях и часах Гоголя». И я думаю, что делал он так потому, что знал, что выполнил последнюю просьбу своего Учителя…
И, конечно, душу Николая Васильевича спас не Воланд, а намного более могущественная сила, которой было так же интересно понаблюдать, выдержат ли люди искушение Злом или нет, когда оно не выглядит таким уж страшным.
Но прощен ли сам автор «Мастера и Маргариты»? Думаю, что да. Кстати, я поняла, почему такое название у романа. Да потому, что это два человека, которые, действительно, были дороги Михаилу Афанасьевичу – писатель Гоголь, которым он восторгался, и любимая жена Елена Сергеевна, потому то именно она помогла ему в создание столь неординарной книги.
Словом, я узнала, кто был тем человеком, которого я видела рядом с Пушкиным, Лермонтовым и Гоголем тогда на теплоходе, это, конечно, Булгаков. Ох, как звучит!
И поэтому я решила позвонить Павлу, чтобы узнать, как идут у них дела с обложкой для моей книжки, которая, впрочем, еще не была написана. Удивительно, но он обрадовался моему звонку.
– Да, мы сделали для нее эскизы.
– Замечательно.
– Но вы помните, что у четвертого человека пока нет лица?
– Помню, и хочу вам сообщить, что это Михаил Афанасьевич Булгаков, автор романа «Мастер и Маргарита».
– Я скажу об этом братьям, а вы заходите к нам на днях или, может быть, хотите, чтобы мы опять с вами в кафе встретились?
– Нет-нет, лучше уж я сама к вам в конце недели подъеду.
– Хорошо, мы ждем.
И в пятницу я к ним пришла. Все братья были в бюро. И что удивительно, они мне обрадовались. А пока Павел готовил кофе, мне дали папку, в которой были эскизы к обложке. На них четыре писателя то сидели в креслах и о чем-то спорили, то играли во что-то, сидя за столом, то просто гуляли по Москве и по Петербургу или на природе…
Потом мы с братьями присели за низенький столик и, конечно, стали вспоминать прошедший круиз. Неожиданно Григорий сказал, что он очень изменил их жизнь, а я чуть не поперхнулась кофе.
– Как так?
Евгений, улыбнувшись, мне это объяснил.
– Так мы с Гришкой после него прочитали книги, в честь героев которых нам дали имена, и пришли к выводу, что тут нечем гордиться. Для нас они пустые люди, тем более, что еще и убийцы. И обилие женщин, с которыми у них случались романы, ничего для нас не меняет.
– Вы меня удивляете. Уж этого я от вас никак не ожидала! А вы, Павел, тоже про своего героя так думаете?
– Увы… Он, конечно, не убийца, но жулик, поэтому мне не нравится.
– Потрясающе! В школе они, получается, вас не заинтересовали, если только сейчас так это задело?
– Так выросли мальчики-то, другими глазами на все посмотрели.
– Даже не знаю, что и сказать.
– Менять нам свою жизнь надо, менять… Знаете, мы сейчас проект храма делаем, он в пригороде будет.
– Храма? Вы продолжаете меня удивлять!
– Да, вот никогда таким не занимались, а тут взялись. Все-таки мы же русские люди и в России живем. Вот видели разные российские города этим летом, а в храмы-то там так и не зашли…
– Однако, у меня нет слов…
– Хотите эскизы посмотреть?
– Конечно.
– Женька, вперед!
Тот включил большой компьютер, а я подумала, что мне почему-то дали папочку с рисунками, а не показали обложку книжки на экране. Но не будем отвлекаться.
– Храм пятикупольный, значит, будет?
– Да.
– Красиво.
– Сейчас вот соответствующую литературу изучаем. Оказывается, совсем не так просто такое здание спроектировать, это не коттедж сляпать…
– Интересно…
– А вы эскизы обложки посмотрели?
– Нет, только начала.
Я вернулась к открытой папке, стала перебирать листы бумаги и обомлела. На одном из рисунков на ночном небе над водной гладью четко виднелись четыре известных мне образа. Но откуда к братьям пришла такая идея? Как они могли догадаться о моем видении?
Но нет, это не совсем то, что я видела. Лица и фигуры на небе как бы размытые, и они дальше находятся. Но это точно они! Вот Пушкин, вот Лермонтов, вот Гоголь, ну, да, а четвертый – это Булгаков, и как я его сразу тогда не узнала. Но в то же время, если сразу эти образы не увидишь, то можно подумать, что на небе просто тучи перед самым заходом солнца собрались, очень странно освещенные.
Я обернулась к присутствующим.
– Скажите, а как вам пришла в голову мысль так их изобразить?
– Увидели в интернете что-то похожее.
– Где?
– Если интересно, то сейчас вам ту картинку найдем.
И скоро я, действительно, увидела на экране компьютера темное небо и на нем какие-то странные клубящиеся объекты.
– Вот!
– Но здесь же изображены явно не люди, а облака…
– Зато красиво…
– Да, красиво… И мне эта обложка больше всех нравится. Правда, книжка пока еще не закончена, но я буду держать вас в курсе. Впрочем, мне пора. До свидания.
И я быстро вышла из их офиса, спустилась вниз, постаралась успокоиться и уже медленным шагом пошла по улице. Нет, кто-то меня однозначно дурит. Но кто? Хотя какая мне разница? Я сделала то, что хотела, то есть разгадала многие литературные загадки… Или это было все-таки не мое желание? Тогда чье? Ох, как все сложно!
Но братья сказали правду, что души у Онегина, Печорина и Чичикова – пустые, а, значит, может, для того произведения с такими главными героями и были написаны, чтобы все это увидели.
Тем не менее, лето этого года, как мне не жаль, подходило к концу, и оставалась всего каких-то пара недель. Хотелось бы мне, чтобы оно было другим? Не знаю. Но надо браться за работу, потому что меня ждут начатые детективы, я ведь их за это время совсем забросила, все с жизнью наших классиков разбиралась.
Хотя интересно, а как их души там сейчас? Я посмотрела вверх, надо мной было бесконечное голубое небо, и ярко светило солнце. Помирились они, в конце концов, или нет? Или все еще ведут бесконечную игру, в которой Пушкин и Лермонтов – на стороне белых фигур, а Гоголь и Булгаков – на стороне черных? Как же все запутано!
Но пусть все-таки души Александра Сергеевича, Михаила Юрьевича, Николая Васильевича и Михаила Афанасьевича обретут покой. Я так на это надеюсь и очень в это верю… А ведь не зря говорится, что как написано, так и будет!
И пока на этом все.
