Kitabı oku: «Кукурузный сон», sayfa 3
Минут через пять из ресторана выбежал охранник и крикнул:
– Я полицию вызвал!
Оставив на асфальте изрядно побитых парней, мы убежали, скрывшись в переулках частного сектора…
– Да, помню, – повторил я.
– Ну вот, хочу я того худого найти, – как-то странно улыбнулся Артем.
Сейчас он не казался уже потерянным, а выглядел уверенным и спокойными. Пьяни ни в одном глазу. Сколько же в него влазит? Я всегда поражался его способности пить невероятное количество водки и оставаться при этом в твердом уме. И даже немного завидовал этому его умению, на то у меня были свои причины. А еще я не мог понять, как он умудряется при столь обильных возлияниях поддерживать отличную спортивную форму.
– Ты его тогда неплохо отделал.
– В том-то и дело… Зря его побил.
Я остановился от неожиданности.
– Пошли, пошли, – Артем хлопнул меня по плечу, и я чуть не бегом побежал следующие два метра. – Помнишь, Костя говорил, что такие ребята понимают только язык силы?
Я согласно кивнул.
– Ну вот. Вроде бы мы и объяснили им на доступном для их понимания языке, да?
Я вновь кивнул, соглашаясь с ним. Мы вышли на центральную улицу и теперь шагали вдоль витрин дорогих бутиков, оккупировавших все первые этажи зданий на ней. Еще десять минут назад совсем робкое солнце теперь светило вовсю, щедро одаривая мир своим теплом.
– Но мы ведь, Антох, ничего не сделали для того, чтобы показать им, что существует и другой язык. Мы даже не пытались этого сделать, понимаешь?
– Нет, – честно ответил я, не понимая, куда он клонит.
– Мне кажется, что ответ на вопрос «почему они не понимают ничего, кроме силы?» нужно искать в их прошлом. Думаю, что в детстве они часто подвергались насилию и побоям. И не только со стороны ребят с улицы и одноклассников, но и родителей. К ним редко применяли чувство любви, понимаешь? Со временем они привыкли к побоям и другого отношения просто не знают.
– А может, они и не хотят его знать? – вставил я свои пять копеек. В принципе, я понимал то, о чем говорит Артем, и не просто понимал, но прочувствовал это на себе: я учился в четырех школах и, не обладая богатырским здоровьем, зачастую являлся объектом не только насмешек, но и побоев со стороны сверстников, но меня это ведь не озлобило. Правда, дома я не был обделен любовью.
Артем вроде как и не слышал мой выпад, продолжая рассуждать вслух:
– А вот если взять ребенка, побывавшего в подобной ситуации, и проявить к нему самую малую толику заботы, ласки и любви, и если ребенок почувствует это, то мне кажется, что он просто растеряется, потому что раньше он такого отношения к себе не видел и совершенно не знает, как к этому относиться и реагировать.
Артем замолчал, широко шагая по улице. Он возвышался над пестрой толпой, словно Гулливер в стране лилипутов, и мыслями, казалось, был где-то далеко от суеты повседневности, там, в бескрайних степях Казахстана, в своем детстве. Я больше не пытался вставить свои реплики, вдруг четко осознав, что совершенно не знаю идущего рядом со мной человека. В задумчивости я налетел на него. Он стоял, провожая взглядом влюбленную парочку, которая, взявшись за руки, медленно двигалась сквозь расступающуюся перед ними разноцветную толпу.
– Как думаешь, почему такое стало возможно в наши дни? – Артем перевел взгляд на меня.
Я растерянно хлопал глазами, не понимая, что он имеет в виду. Говорю же, у него мышление очень образное, понять вообще сложно.
– А-а, ну да! – он хлопнул себя по лбу и расхохотался. – Тоха! Это не влюбленные мальчик с девочкой, это мальчик плюс мальчик. Два мальчика, понимаешь?
Я вновь посмотрел на удаляющуюся парочку. Они отошли довольно далеко от нас, и рассмотреть их гендерную принадлежность уже не представлялось возможным. Толпа продолжала расступаться перед ними, словно боясь какой-то неведомой заразы, исходящей от этой пары и способной передаваться через прикосновение.
– Мальчики, – выдавил я из себя.
– Ты что, в первый раз геев увидел? Э, братец, да ты отстал от жизни! – Артем слегка хлопнул меня по плечу и на этот раз я устоял на месте. – Ну, так что скажешь? Почему это стало возможно в наши дни? Или вот это, – он развернул меня в сторону проезжей части и пальцем указал на молодого паренька, двигающегося какими-то странным зигзагами по аллее.
Паренек подходил к одной скамейке, неторопливо обходил ее, внимательно изучая землю под ногами, заглядывал в урну, стоящую возле скамейки, и переходил к следующей.
– Кто это?
– «Закладки» ищет, – махнул рукой Артем. – Современная разновидность халявных наркоманов. Им бы в кружке по спортивному ориентированию заниматься. Уверен, многие достигли бы хороших результатов, – он двинулся дальше.
Мы уже почти дошли до «Пещеры».
Найдя свободный столик в конце зала, Артем плюхнулся на стул и обезоруживающе улыбнулся:
– Друг, я на мели.
На какое-то мгновение в его улыбке мне померещился оскал степного волка. Но разве я ожидал чего-то другого?
– Водки? – спросил я, ставя сумку на пол и усаживаясь на стул.
Улыбка Артема стала еще шире, он утвердительно кивнул. В принципе, я мог бы и не спрашивать, мне кажется, он вообще не питался, а только пил. Причем, как я уже говорил, всегда оставался в твердом уме, и я еще никогда не видел его по-настоящему пьяным.
Я мало разбираюсь в таких вещах, но мне кажется, что интерьер «Пещеры» был явно скудноват для тех цен, что значились в меню заведения. Хотя, что тут удивительного – система ценообразования сама по себе относится к категории чего-то таинственного и необъяснимого, покрытого завесой мрака, за которую не каждый аудитор-то может проникнуть, а потому искать какое-то рациональное начало в этой системе глупо априори. И все же интерьерчик, на мой взгляд, был скудноват: стены, покрытые неряшливо накиданной глиняной «шубой», монолитные бетонные колонны, изображающие сталактиты и сталагмиты, настенные светильники, декорированные под факелы, но дающие намного меньше света, чем если бы факелы были настоящие. В общем, мрачно и не очень-то уютно. Хорошо еще, что официантки не в набедренных повязках из грубо выделанных шкур, а в кокетливых белых фартучках и с приветливыми улыбками на лицах. Хотя кто знает, возможно, повязки принесли бы дополнительный доход. В принципе, «Пещера» пользовалась популярностью и без них. Вполне возможно, что это объяснялось тем, что располагалась она в подвале легендарного в нашем городе универмага «Под шпилем» и некогда здесь обитал не менее легендарный ресторан «Пицца», а еще раньше было бомбоубежище… Не знаю, но посетителей здесь всегда было полно. Вот и сейчас – середина дня, а почти все столики заняты.
Ослепительно улыбаясь, возле нас материализовалась официантка с грудью размера пятого. Я невольно уставился на огромные полушария, натянувшие тонкую ткань блузки с такой силой, что казалось, они вот-вот порвут ее.
– Что будем заказывать, мальчики? – голос тягучий и приторно-томный.
У меня моментально пересохло во рту. Что ж ты делаешь-то?! Я ведь сегодня не усну. Последнее время меня во сне и так постоянно преследуют две очаровательные тайки, неведомо каким способом пробравшиеся в мое подсознание. Правда, преследуют они меня почему-то вдали и от своей, и от моей родины – во влажных джунглях Амазонки. Я сильно-то и не убегаю… Теперь еще и вот это пышногрудое чудо присоединится к ним. Чувствую, она уже там, ждет меня… в набедренной повязке.
До слуха донесся грудной смех официантки и слова Артема:
– Уверен, мальчик бы с огромным удовольствием заказал тебя, Аллочка, но у него, к сожалению, пост. А мне, как обычно, графин «Беленькой» и… – он посмотрел на меня, – ты карьерный рост отмечать будешь?
Я молча кивнул.
– И бутылку «Туборга»!
– Джигит, – и вновь приторно-томная истома в голосе, – а у тебя поста нет? – Аллочка чуть наклонилась к Артему.
Ткань блузки оказалась качественной – груди не вываливались.
Мне казалось, что весь воздух вокруг насквозь пропитан сочащимся из ее пор желанием. Мне вдруг стало жарко и душно одновременно и почему-то захотелось, чтобы сейчас, вот в эту самую минуту, здесь оказалась моя мама…
Артем рассмеялся, обнажив два ряда белых ровных зубов.
– Я слишком грешен, чтобы соблюдать посты. А может, просто слишком люблю жизнь. Нет, Аллочка, у меня другой недостаток, – я временно не изменяю своим «мультяшкам».
Так Артем называл девчонок из движения анимешников, которые все, как одна, сходили по нему с ума и готовы были раздвинуть ноги по одному его взгляду. Если не ошибаюсь, девчонок в движении было сотни две. Подозреваю, что мы и пришли в «Пещеру», чтобы встретиться с кем-нибудь из них, так как заведение было их негласным местом сбора.
– Насколько временно? – Аллочка наклонилась чуть ниже, уже явно рискуя…
– Это мы обсудим позже.
Я видел, как рука Артема скользнула по бедру официантки. Плотоядно улыбнувшись, Аллочка отошла от нашего столика, вильнув тугой попкой, упакованной в кожаную юбку.
Мы сидели уже часа два, второй графин был пуст наполовину, а подмога в лице «мультяшек» все не появлялась. Артема всегда было интересно послушать, но соловья, как говорят, баснями не кормят, а кушать хотелось. Истратить последние деньги на мизерную порцию салата из крабов – единственное, на что их еще могло хватить в этом заведении, было нецелесообразно: и голодным останусь, и деньги кончатся. А так пару дней еще можно протянуть. Глядишь, в воскресенье предки что подкинут.
– Нас обокрали, Тоха! – Артем плеснул из графина в стакан и залпом выпил.
Я уже даже и не пытался угадать, что он имеет в виду, лишь согласно кивнул.
– Нагло! Цинично! Среди белого дня! – продолжал он гнуть свое.
Я вновь кивнул.
– И ведь ничего нельзя поделать, понимаешь?
– Конечно. Тут уже ничего не поделаешь.
– Ты не чувствуешь себя обворованным? – это уже звучало как обвинение.
– Нет, как раз я-то чувствую себя обворованным! – с жаром сказал я, понимая: мы говорим о совершенно разных вещах. Я-то знал, о чем говорю я, а вот что имеет в виду Артем, говоря о том, что нас обокрали, оставалось только догадываться.
Как же я хотел сейчас напиться! Нажраться до зеленых человечков, до поросячьего визга, или как там еще говорится? Упиться в хлам, хотя бы просто для того, чтобы не чувствовать себя обворованным. Но мне, к сожалению, нельзя пить. На то есть пара причин, и я обязательно вам о них расскажу, но чуть позже, хорошо? Просто то, что сказал Артем дальше, мне кажется, и послужило толчком ко всем последующим событиям. Во всяком случае, впоследствии я часто задумывался над тем, что тогда сказал Артем.
– Нашему поколению не досталось ни одной самой завалящей войны, ни одного серьезного военного конфликта, – он вновь набулькал в стакан из графина.
Услышанное было настолько неожиданно, что я удивленно взглянул на него:
– Разве в этом есть что-то плохое? Люди всегда мечтают о мире.
– Плохое? – переспросил Артем. – Нет, Антон, ничего плохого в мире нет, и люди действительно мечтают о нем всегда, здесь ты прав. А знаешь почему? Потому, что его у них никогда не было, только… Как бы это объяснить? Мы варимся в собственном соку… Никогда у нас так долго не было мира, а мы оказались не готовы к нему и потому чувствуем себя обворованными – нам кажется, что нас лишили возможности проявить героизм и отвагу, заложенные в наши гены воинственными предками. Вот предки бы знали, что делать с миром, а мы… Для нас он пустой звук. Мы все чего-то ждем. Но чего? Ожидание разъедает душу, а затем и растлевает ее… Мы просто не знаем, что нам делать со свалившимся на нас богатством. Племя, одаренное миром, но не ведающее, как им распорядиться… Ожидание медленно убивает нас, мы мертвеем – ржа, гниль, плесень человеческих пороков облепляют нас со всех сторон, и мы ничего не можем с этим поделать. Мы обесценили все, что можно и что нельзя, – любовь, дружбу, честь, но и этого нам мало. Мы просто не знаем, что нам делать, мы заблудились в суррогатных ценностях, которые придумали сами, и заблудились окончательно. Теперь нам лишь осталось пуститься во все тяжкие, а мы этому и рады – мы начинаем верить в иллюзорные идеалы с принципами мыльных пузырей, кидаемся из крайности в крайность, в надежде хоть где-нибудь пригодиться… Мы оказались на задворках истории, Антон, – он вылил из графина остатки водки и залпом выпил. – Кто-то заучивает «Майн Кампф» и бреет затылки, кто-то прячется в грезах расширенного от наркотиков сознания, а кто-то, как те «мальчик плюс мальчик», помнишь? – Артем усмехнулся. – Эти вообще научились измерять счастье в сантиметрах… Оказалось, что для того, чтобы уничтожить нас, совершенно не нужны никакие войны – от них мы только закаляемся и крепчаем. Дайте нам просто долгие годы мира, и мы сами уничтожим себя. Порой хочется выйти на улицу, встать посреди дороги и крикнуть во все горло: «Люди! Остановитесь, люди! Что вы делаете? У вас есть то, о чем мечтали все поколения ваших предков, – мир! Сейте хлеб, рожайте детей, любите друг друга!», но кто услышит? А если и услышат… – он махнул рукой. – Мы, действительно, оказались на задворках истории, но самое печальное не в этом, а в том, что мы ведь и не знаем, кто мы вообще такие.
– Не понял, – и я действительно не понимал, что он имеет в виду.
– Ну, вот кто ты? – похоже, на этот раз Артем опьянел по-настоящему: мышцы лица расслабились, и сейчас оно больше напоминало резиновую маску, надетую на слишком маленькую примерочную болванку.
– Человек, – неуверенно сказал я.
– Да, да, примат, млекопитающее… Нам предлагают множество теорий происхождения человеческой расы, но ни одна из них не выдерживает серьезной критики. Несмотря на всю серьезность умозаключений ученых мужей по поводу научных изысканий в этом вопросе, несмотря на их убежденность в правоте своих теорий, которую они доказывают с трибун на своих симпозиумах и форумах, несмотря на все это, суть – кто мы? – ни на йоту не становится нам ближе, – он задумался и замолчал.
Если честно, то я еще не совсем уразумел то, что он говорил о племени, одаренном миром, но не ведающем, как распорядиться им, и все же постановка вопроса несколько обескураживала.
– А ты сам знаешь, кто ты? – не удержался я.
– Пока лишь только догадываюсь, – усмехнулся Артем. – Кстати, у Кости-Грача есть очень интересная теория на этот счет.
Я увидел, как от входа в нашу сторону двигаются две девчонки в ярких платьицах. Подмога подоспела. Подойдя к нашему столику, девчонки сразу прыгнули к Артему на колени.
– А вот и мои «мультяшки», – Артем облапал их за талии, обмякшая резиновая маска, которую за секунду до этого представляло его лицо, разгладилась, губы растянулись в улыбке. И вновь хмеля ни в одном глазу! Нет, это реально уникальный тип! – Познакомьтесь, девоньки, это будущая гордость российской медицины – Антон. Это Анжела, а это…
– Мы знакомы, не правда ли? – огромные глаза светло-серого цвета смеясь смотрели на меня.
– Да, – выдавил я.
Эшли я знал очень давно, и она мне нравилась. Конечно, не так, чтобы раз и навсегда. Для этого Эшли явно не подходила, – понятия о приличиях у нее если и были, то очень туманные, а вот о морали понятия отсутствовали напрочь.
– Мой тебе совет, Тоха, прекращай поститься и найди себе женщину, – Артем крепче прижал девушек к себе. – По крайней мере, это на некоторое время позволяет забыть о многих неприятных вещах.
Было похоже на то, что его уже не очень-то мучает участь «обворованного» поколения.
– Это безнадежно, – фыркнула Эшли, прильнув к Артему.
На лице подошедшей Аллочки на этот раз улыбки не было, но зато были расстегнуты три верхние пуговицы блузки.
Я расплатился за два графина «Беленькой» и бутылку «Туборга» и, попрощавшись, пошел на выход. Ощущение обворованности на этот раз если и было, то я его почти не чувствовал – как-никак, а сегодняшней ночью во влажных джунглях Амазонки в компании двух очаровательных миниатюрных таек теперь меня ждала еще и пышногрудая Аллочка. Контрасты нужно уметь ценить.
III
В нашем городе много «шаурмичек» (или как они там называются?). По крайней мере я знаю штук тридцать. Огромный отток сельского населения в города, который наблюдается в последние десятилетия, продолжается и в наши дни, а это, согласитесь, не способствует развитию животноводства, в принципе. Поэтому достать качественное сырье для приготовления шаурмы владельцам этих точек не то, чтобы проблематично, а скорее хлопотно, что ли, да к тому же требует определенных затрат, поэтому они сильно этим не заморачиваются. В общем, если вам хоть иногда приходится питаться шаурмой, покупая ее на улице, но при этом вы не желаете стать невольным потребителем мяса бродячих кошек, летучих мышей и контрабандных ишаков (их переправка обходится владельцам «шаурмичек» намного дешевле, нежели закупка говядины у фермеров, да к тому же выгодна в разы – бедные животные являются лишь безголосыми участниками хорошо налаженного наркотрафика), мой вам совет: заведите доверительные приятельские отношения с продавцами этого продукта.
У меня такие отношения сложились в двух из тридцати известных «шаурмичек», поэтому, выйдя из «Пещеры», я поспешил к одной из них, благо находилась она в пяти минутах ходьбы.
Пятница, конец рабочего дня, а тут еще и солнышко решило побаловать своим теплом – народа на улицах заметно прибавилось. Перед глазами продолжала маячить Аллочка. То есть не вся она, а ее шикарная грудь. Она полностью захватила мое воображение, и оставалось надеяться на то, что она не изгонит из него так полюбившихся мне таек. Проталкиваясь сквозь возбужденное оживление уличной толпы, уже предвкушавшей все прелести почти наступивших выходных, я пытался думать о чем-то отвлеченном, ну, например о своей будущей работе и о том, как я вольюсь в коллектив, но все без толку – огромные, молочно-белые полушария с нежно-розовыми сосками затмевали все мысли. Когда она успела раздеться? Наверное, между площадью Октября и новым рынком…
– Кушай, дорогой! – Азамат протянул мне двадцатисантиметровый сверток лаваша, туго набитый вперемешку кусочками говядины, куриного мяса, помидоров, лука, зелени, приправленными каким-то чудесным, в меру острым и пряным соусом, рецепт которого знал он один.
Уверен, не многим выпадает шанс вкусить это поистине божественное кушанье – для этого Азамат должен быть твердо уверен, что вы хорошо разбираетесь в европейском футболе. Именно на этой почве у нас с ним и сложились приятельские отношения.
Я вонзил зубы в рулончик – м-м-м, первый кусочек, он самый вкусный. Ну и, конечно, последний.
– Чайку, дорогой? – Азамат хитро прищурил и без того узкие глаза.
Я утвердительно кивнул головой, промычав что-то нечленораздельное, продолжая при этом пережевывать нечто удивительно вкусное у меня во рту.
Неведомо откуда в его руках появился большой серебристый термос и пиала. Налив душистый зеленый чай, он протянул пиалу мне. Я сделал глоток и вновь вгрызся в шаурму. Нет, все-таки Жижа не прав, счастье имеет свои размеры. И в сантиметрах тоже. Все дело в том, что ты в них измеряешь.
– Что думаешь, акхи? – Азамат вытащил из кармана сложенную таблицу чемпионата Европы по футболу и развернул ее.
– Испания, – безапелляционным тоном сказал я, даже не посмотрев на нее, и отхлебнул из пиалы.
Вообще-то я говорил уверенно лишь в двух случаях: когда был уверен в том, что говорю на триста пятьдесят процентов, и когда хотел кушать. Во все остальное время меня постоянно одолевали сомнения: «почему?», «а вдруг?», «может быть», в общем, вариантов тысячи и они вечно копошились у меня в голове. Ну а сейчас мой безапелляционный тон объяснялся тем, что я кушать хотел, да и в то, что Испания станет чемпионом Европы, верил искренне. Ну а то, что кормил меня вкуснейшей шаурмой ярый поклонник сборной Испании, которому бы стоило родиться под жарким солнцем Каталонии и продавать свои шедевры на матчах «Эль-Класико», как вы понимаете, не имело абсолютно никакого влияния на мое мнение.
– Вай, вай! Пошему не Холандия? – в глазах Азамата блестели хитринки.
Он хорошо говорил по-русски, этот хитрый узбек, а в футболе разбирался еще лучше.
– Ван Перси и Роббен, конечно, класс, но их всего двое. Есть неплохая полузащита и сносная оборона, но для чемпионства этого мало. Ты же сам понимаешь, сбалансированного состава у них нет, так что…
Азамат одобрительно кивал головой и цокал языком – он и сам все это прекрасно знал. Сейчас же он искал подтверждения своим прогнозам, а от меня хотел услышать лишь их аргументированное обоснование.
– Англия?
– Неудачники.
Он засмеялся, похлопал себя по бедрам, выражая восторг, а затем еще сильнее прищурил глаза, так, что остались одни щелочки.
– Немцы?
– Да, немцы, – задумчиво проговорил я, отправляя в рот последний кусочек двадцатисантиметрового счастья и запивая его ароматным чаем. – Серьезные ребята. Крепкие игроки во всех линиях, очень длинная скамейка. Да и выносливые, а? – я, улыбаясь, посмотрел на Азамата.
Тот озабоченно покачал головой и тяжело вздохнул, соглашаясь со мной. Являясь поклонником испанских «Красных дьяволов», настоящую угрозу для них он видел только со стороны немецкой сборной.
– Не в этот раз, Азамат. Может, позже, – я хлопнул его по плечу. – А пока только Испания!
Его лицо разгладилось, насколько это было возможно.
– Ай, успокоил ты меня, акхи, успокоил, – он аккуратно свернул таблицу и убрал ее обратно в карман.
– Спасибо тебе, очень вкусно, – я протянул ему пиалу и вытащил деньги.
– Что ты! – замахал он руками. – Тебе спасибо, акхи.
Я спрятал деньги.
– Да, да, дьяволы, дьяволы… – Азамат улыбался и кивал головой. На какое-то время в его душе воцарился мир.
Все-таки неплохо разбираться в футболе, главное – знать, кому это еще интересно.
Стоило мне проглотить первый кусочек волшебно вкусной шаурмы Азамата, как груди Аллочки покинули мое воображение вместе с ней самой, растворившись в буйной зелени джунглей. Я лишь успел заметить, что кожаную юбку она почему-то еще не сняла. Видимо, не успела сделать себе набедренную повязку и сейчас направилась на поиски добычи. Бедные леопарды Амазонии…
В общем, сознание мое было чистое, я был сыт и, в принципе, счастлив тем сиюминутным счастьем, крупицы которого разбросаны по всей нашей жизни и которые мы все пытаемся собрать в одно большое, не проходящее счастье. Тщетность этих попыток очевидна для всех, кроме нас самих, а потому мы вечно чувствуем себя несчастными. Маленькое счастье мы ценить не умеем, нам подавай сразу и много. Хорошо, что я еще пока не дожил до того возраста, когда единственное наслаждение получают лишь от ощущения себя несчастным. Хотя, человек в любом возрасте способен на это – потребность у него такая. А еще он всегда недоволен. Всегда! Когда тепло – ему плохо оттого, что тепло; когда холодно – ему плохо оттого, что холодно; когда идет дождь – плохо, что дождь; когда снег… В общем, вы поняли, да? Человеку не угодишь. Мне кажется, что единственное место, где человеку по-настоящему кайфово и где он ни на что не жалуется, – это утроба матери. Но ведь это ничтожно малая часть нашей жизни! Все остальное время человеку плохо. Вот если открыть что-то наподобие аттракциона, в котором будут созданы все условия материнского лона, я думаю, он будет пользоваться бешеной популярностью, а владелец озолотится. Точно говорю! У меня на такие штучки чутье, так что возьмите на заметку, начинающие предприниматели. Я бы и сам заморочился, но мне просто некогда, нужно еще до «Рояля» прокатиться.
Я обещал вам рассказать о причинах, по которым мне нельзя пить. Ну, не то, чтобы уж совсем нельзя, но нежелательно. Вот этим и займусь, пока добираюсь до этого спортивного бара. Да, да, «Рояль» – это спортивный бар. Уж не знаю, что за странное чувство юмора было у человека, давшему ему такое название. Логики вообще мало в человеческой жизни, хотя многие думают иначе. Они просто забывают о том, что у каждого она своя. Так вот, о причинах…
Это было лет десять назад, мы еще жили в частном доме. В тот год отец сделал его перепланировку и провел газовое отопление. До этого мы топили печь углем и дровами, а тут – газ! Зажигать печь умели все… Ну, то есть самостоятельно я еще ни разу не зажигал, но со стороны много раз видел, как это делают родители, а потому вполне обоснованно, как мне казалось, считал, что тоже умею. Дело-то плевое: зажег спичку (спички еще такие необычные – длинные), просунул ее в отверстие и включил подачу газа. Именно в такой последовательности. Все просто, не правда ли? Ну вот, а я что говорю! Как-то утром мама спросила:
– Сынок, ты умеешь зажигать печь?
– Да! – не моргнув глазом, твердо ответил я.
– Тогда зажги, пожалуйста.
Преисполненный гордостью за столь большое доверие, оказанное мне мамой, я отнесся к заданию очень ответственно. Только я, как всегда, все перепутал. То есть алгоритм зажигания печи у меня несколько сбился, и вместо того, чтобы сначала зажечь спичку, а уже потом открыть подачу газа, я сначала открыл подачу, а уж потом свободной рукой начал зажигать спичку. Оказалось, что законы арифметики в таких случаях не работают – я имею в виду, что от перестановки слагаемых сумма все-таки меняется. Да еще как! В общем, к тому моменту, когда мне все же удалось зажечь спичку, скопление газа в печи было уже довольно большим. Но я-то об этом не знал! Откуда мне вообще было это знать? Когда я просунул горящую спичку в печь, раздался громкий хлопок. Я и не понял, что произошло. Проехав на попе пару метров по полу, я затылком врезался в стену, облицованную керамической плиткой. Плитка вдребезги, затылок разбит.
Как меня ни уговаривали, но в больницу я ехать наотрез отказался. На следующий день в моей голове появился голос. Поначалу он меня сильно напугал, но вреда от него, в принципе, не было, он лишь повторял: «Я тебя вижу, я тебя предвижу». Всегда одно и то же, ну, порой интонация разная. Я решил не говорить родителям про «соседа» в голове, тем более что заметил: если я с ним не разговариваю, то он замолкает и долгое время не появляется. А вот о втором побочном явлении, появившимся после столкновения моего затылка со стенкой, рассказать родителям все же пришлось. Эта побочка до сих пор иногда беспокоит меня, но суть не в этом. Тогда мне никто не поверил – родители решили, что я таким образом пытаюсь привлечь их внимание к себе. В то время они как раз были увлечены трудами какого-то новомодного детского психолога, и уверен, им было виднее. Тем не менее побочка имеет место быть. Заключается она в следующем: разговариваю ли я с кем-то, или просто смотрю прямо перед собой, боковым зрением я вдруг замечаю, что мне на плечо садится муха. Я пытаюсь ее согнать, а ее нет… Или, например, я вижу, что появляется тень, как будто кто-то подошел ко мне со спины. Оборачиваюсь – никого: ни тени, ни человека. Что это? Посттравматический синдром? Но что-то чересчур надолго он затянулся, потому что замечаю я эти вещи довольно часто и сейчас. И все-таки причина того, что мне желательно не употреблять спиртное, – голос. Он мог не появляться годами, лишь изредка напоминая о себе, и все бы ничего, но, когда я начал употреблять горячительные напитки, голос в моей голове стал звучать все чаще, и простым игнорированием от него было уже не отделаться. Причем возникал он сразу же после того, как мне стоило опьянеть. Я научился чувствовать, когда он появится, прямо твердо знал – стоит мне выпить еще одну стопку, и я тут же слышу: «Я тебя вижу, я тебя предвижу». Да видь ты сколько хочешь! И в этом не было бы ничего страшного, ограничивайся он только этой фразой. Так нет, теперь ему обязательно нужно было втянуть меня в диалог, а пьяные люди, сами ведь знаете, они же податливые, ну, вот и я не был исключением. И тут начиналось! То есть голос начинал учить меня жизни. Но и на это, скрепя зубами, можно было закрыть глаза, так ведь и этого ему было мало – он начинал провоцировать меня на всякие мерзости и пакости, которые ему почему-то казались смешными. Бр-р-р, даже вспоминать не хочется.
Вообще-то мне нравится состояние алкогольного опьянения – свет становится мягче, звуки таинственней, мораль потихоньку уходит на второй план… Мне кажется, что не будь в моей голове этого голоса, провоцирующего меня на безобразия, я мог бы стать тихим алкоголиком, ну а с ним выпивка не доставляет желаемого удовольствия, поэтому мне приходится ограничивать себя в употреблении спиртных напитков. Я могу свободно всю вечеринку потягивать один стакан пива и, в принципе, чувствовать себя вполне нормально – наблюдать за пьяными людьми, оставаясь трезвым, порой забавно. Конечно, бывали и срывы, но случались они довольно редко. По крайней мере, за последние три месяца больше стакана пива я не выпил ничего – сегодняшняя бутылка «Туборга» была исключением. Была и вторая причина моего алкогольного поста, но это больше для родителей. Дело в том, что у меня неоперабельный врожденный порок сердца, и с полугодовалого возраста я состою на учете у кардиологов клиники имени Мешалкина, что в новосибирском Академгородке. Каждый год мне предписано ездить туда на обследование. По этой причине меня не взяли в армию (блин, в этом году нужно будет обследование пройти, чтобы окончательно подтвердить диагноз и получить военный билет), по этой же причине я никогда не посещал спортивные секции, по этой же причине… В общем, много чего случилось, а еще больше – не случилось в моей жизни по этой причине. Но, как я уже сказал, эта причина больше для родителей, так как сам я к этому серьезно не отношусь. Во-первых, сердце меня еще пока ни разу не побеспокоило, а во-вторых, в двенадцать лет я случайно подслушал разговор мамы с моим кардиологом. Так вот, он сказал, что с таким диагнозом я могу прожить до ста лет и никогда не пожаловаться на проблемы с сердцем, а может сложиться такое стечение обстоятельств, когда воедино сойдутся несколько неблагоприятных факторов, и тогда они уже будут бессильны что-либо сделать и как-то помочь. И сойтись эти факторы могут хоть завтра, хоть через год, а могут и вообще не сойтись… Не очень-то обнадеживающе, согласен, но мне это позволяло как-то более полно ощущать жизнь, понимаете? Нет? Ну и ладно. Короче, не пить по этой причине – себя не уважать, так что, получается, что голос в моей голове – единственная причина моего алкогольного воздержания. Ну и гад же он!
Названием уникальность спортивного бара «Рояль» не ограничивалась: в его зале функционировали пункты приема ставок сразу трех букмекерских контор! Улавливаете? Нет? Объясню для тех, кто далек от всех делишек, связанных с лихорадочной жаждой наживы, отличительной чертой которых является повышенное потоотделение. Дело в том, что на одни и те же события в разных букмекерских конторах могут быть и разные коэффициенты. Отличаются они друг от друга не сильно, в пределах трех сотых, но все же. Довольно часто может быть так, что в одной конторе на победу команды «Бублики» дают коэффициент два и два, а в другой – два и пять. Теперь понятно? Еще нет? Вы конкретно добропорядочный семьянин! Респект вам и уважуха! Снимаю шляпу! Честно. В общем, каждый, кто по каким-либо причинам уверен в победе «Бубликов», понесет свои денежки в ту контору, которая на их победу дает коэффициент два и пять, так как это плюс триста рублей с каждой тысячи. Те же конторы, что давали на «Бубликов» коэффициент два и два, останутся и без клиентов, и без денежек, а этого они себе позволить не могут, поэтому букмекерские конторы всегда работают обособленно. Перед владельцем «Рояля» я снимаю шляпу два раза – то, что проделал он, думаю, не под силу больше никому. Видимо, помимо странного чувства юмора, у него и в голове что-то есть – иначе объяснить мирное сосуществование трех букмекерских контор под одной крышей невозможно. Бар был забит до отказа и днем, и ночью.
