Kitabı oku: «Сказка про то, как царевич Никита судьбу пытал», sayfa 2
– Ты бы о своей морде думал! – сказал ему Никита и давай кошачьей мордой в грязный пол тыкать, да выспрашивать – Кто это наделал? Кто это наделал?
Упирается кот, вопит по-своему, а вырваться из тисков не может и вразумить не может, что же он такого наделал. Так бы и возюкал его Никита, если бы бабка не вмешалась. Отвлеклась она от ритуала своего, да как рявкнет:
– Цыц! Ерохвосты псовые!
Вырвался кот и прям ведьме под ноги.
– Мур мямя, мур мямя! – заголосил жалобно он. – Мяжно мечень евону мяне! Хотю мяленько мечени. – мямлил кот и тёрся беспрестанно о бабкины ноги.
– Поди ты, нудный! Зря только речь тебе наколдовала! Думала, будет с кем поговорить на досуге, а ты мямля!
– Он, мямля! Мечень евона ням, ням!
– Рано ещё – сказала бабка – Придёт чёрная луна и наступит срок. Иди пока молока птичьего поешь!
– Не хотю мляка. Хотю мя-я-са, ме-е-чень хотю! – голосил кот. Смотрел Никита на них и диву давался. То ли чудо на яву, то ли разум его покинул.
– Брысь! – скомандовала ведьма коту. Послушался тот, затих, и улёгся в углу. Только глазом одним всё равно на Никиту смотрит, да подмигивает. А старуха колченогая обернулась к Никите и пошла на него. Смотрит глазами злющими, хитрющими и улыбается кривым ртом.
– Так, говоришь Никита, царский сын, ты? – прохрипела ведьма.
– Он самый! Отмыкай оковы сейчас же, а то несдобровать тебе! – приказал Никита, но старуха только расхохоталась.
– Это ты возле батюшки своего царский сын. А здесь, не твоя вотчина. У этой земли хозяин свой и законы другие!
– И кто ж хозяин? – спросил Никита.
– Я! – решительно заявила ведьма.
– Вот те, нате! Ещё одна! – всплеснул руками Никита – А не много вас хозяев на один лес? Ты сегодня, уж третья будешь.
– Самозванцы они, а я этой землёй избранная!
– И зачем я тебе сдался, хозяйка, может сознаешься?
Наклонилась ведьма над царевичем, провела по щеке шершавой рукой и молвит, улыбаясь:
– Прекрасный мо́лодец. Сама судьба тебя сюда привела. Молодость мне твоя нужна, сила. Вот взойдёт чёрная луна и кровь твоя по моим венам потечёт. Тогда воспряну я молодой и здоровой, и жизнь моя ещё на тысячу лет продлится. А сейчас пойду я. Чёрную луну встретить надобно, уважить. А ты жди заветного часа своего. – сказала ведьма и вышла из избы. Сидит Никита прикованный и думает с горечью, что искал он судьбу, да только не такую. Закручинился совсем в положении своём незавидном, котяра ещё нудный лежит в углу, глаз не сводит.
– Что, нравиться тебе ведьме болотной прислуживать, зло вместе с ней творить? – спросил Никита. Подошёл кот к нему и сел рядом.
– Не мяжно таки мямлить. Назимяй её мямя.
– Зачем же мне чужую тётку мамой называть? Да ещё такую мерзкую. У меня своя матушка есть. – сказал Никита и сердце его, словно кровью залилось. Вспомнил он матушку родную, представил, как убивается о сыне непутёвом и не ведает даже, что не свидятся они вовеки.
Отворилась скрипучая дверь и вернулась ведьма. Чёрная накидка на плечах, до самого пола, волосы седые распущенные до пояса, губы вороньим глазом обмазаны. Страшная, как смерть. Но настроение видать приподнятое.
– Настал час долгожданный. Скоро, поднимется чёрная луна над моим домом, прольёт свет волшебный и откроется дверь в новую жизнь. – провозгласила ведьма. Достала она нож серебряный и давай им в чане по зелью водить, да приговаривать призывно:
– Чёрное слово, чёрная волна.
В небо вознесись чёрная луна!
Окропи во мраке, чернотою новь!
И пусти по венам молодую кровь!
Чтобы возродиться телом и умом!
В миг, когда над миром разразится гром!..
Неистовствовала старуха, нож над головой подняла и направила жало серебряное на царевича. Разразился в тот же миг гром яростный. Сжался от ужаса Никита, словно в дурмане ледяном. А изба дрожит, еле на ногах держится. Осеклась ведьма, лицом переменилась. Смотрит на Никиту, а в глазах лишь страх. И он ей тем же отвечает. А за дверью голос раздался грозный, напористый.
– Ада! Открывай немедля! Иначе разнесу деревню твою! – кричал кто-то грозно. – Открывай! – бился неизвестный в дверь.
– Чёрная луна? – промолвил испуганно Никита. Промолчала Ада на его вопрос. Деваться было некуда, отворила дверь. Чуть было до потолка не подпрыгнул Никита, когда увидел на пороге Лешу. Грозно он вошёл, хмуро, казалось даже ростом выше стал, и весь свой страх на старуху обрушил.
– Ты, чего это Ада, опять злодейство затеяла? Зачем курятню свою людскому глазу предъявила?! Был, ведь, договор между нами: ты людей не трогаешь – я позволяю тебе жить!
– Леша – дружок мой, – залепетала старуха – не помню я договора такого. Знать не было его.
Но непреклонен был Леша.
–Ах, запамятовала! Слаба головой стала? Выходит, и не нужна она тебе вовсе! Нарушившему договор – голова с плеч! С плеч долой!
Обмякла Ада, упала на колени и зарыдала горючими слезами.
–Я ж всего-то один разок в тысячу лет… Как же я, старая, не красивая, жить-то буду?
– А есть ли прок в красоте и молодости, если превращаются в уродство они от скверных мыслей и дел. Есть ли смысл в вечной жизни, если не принесёшь спасения, хотя бы одной душе. – сказал Леша и принялся освобождать Никиту от оков. – Эх, ты-опёнок толстоногий! Зачем же ты с тропинки свернул? Я ж тебе человеческим языком сказал, а ты, как будто не расслышал.
– Так… Думал всё по-доброму получиться… – оправдывался Никита.
– Эх, ты, мямля! – вздохнул Леша.
– М-я-ямля, м-я-ямля. – повторил за ним кот.
– Не устану благодарить тебя Леша. Второй раз спасаешь жизнь мою. А ты, как нашёл меня? – спросил Никита.
– Так, соловушка рассказал. У меня много помощников в лесу. В миг узнаю, кто и где какую пакость готовит! – сказал Леша и снова на Аду, как глянет.
– Пощади, родимый, помилуй! Мы ж с тобой из одного сословия, не пристало нам войны вести. А я клятву даю, что не повториться такого более. И добро буду нести любому, кто на пути встретится. Постараюсь. Очень. – заклинала Ядвига.
– Ладно. – согласился Леша – Вот тебе моё прощение, но помни о нём. Да, и кота назад верни. Умение говорить не знак ума. Он умён в своём образе. – сказал Леша и погладил нежно котею.
– Всё сделаю, всё выполню, батюшка. – покорно, кланялась ведьма.
– Ну, бывай! – сказал Леша и покинули они с Никитой ведьмино жилище.
Уж забрезжил солнца свет между деревьев. Вывел Леша, Никиту снова на тропу.
– Может, вернёшься домой, царевич? Сомневаюсь я в тебе. Страх, что не вернёшься ты вовсе.
– Нет, пойду, куда задумал. А домой, может вообще и не собираюсь возвращаться. – заявил Никита и махнул рукой.
– Ох, горемыка несчастный! Ну, если не преломить решения твоего, тогда хоть из леса выведу тебя, а то, мало ли что ещё случиться может, с твоим-то характером. И вот ещё, деньги свои забери. – сказал Леша и отдал кисет с деньгами, который разбойники отобрали.
– Откуда он у тебя? – спросил Никита. А Леша только усмехнулся.
– Что ж ты думаешь, я в своём хозяйстве порядка не наведу? Отыскал я Сыча с бандой его и объяснил, что к чему.
– Не уж-то голову с плеч? – настороженно, спросил Никита.
– Что ты? Так, разогнал их по одиночке, раз не могут сообща существовать. Правда и конь твой со страху, тоже умчал без оглядки. Так что, не обессудь.
Проводил Леша царевича до кромки леса, а сам всё кручинится:
– Как же ты Никита, один, в чужом городе-то?
– Ничего! Город, это ж не лес, разберусь! – ответил Никита, поклонился в знак благодарности перед Лешей.
– Да, это не лес. – вздохнув, тихо произнёс Леша, и ещё долго вслед смотрел царевичу. А потом и сам вернулся в свои владения. А Никита уходил всё дальше, мимо полей и холмов, мимо деревень и сёл, туда, где манил высокими башнями великий город.
5
Раскрыл свои ворота стольный град перед царевичем. Идёт по его улицам Никита и удивляться не устаёт. До чего ж красиво всё вокруг. А дома какие высокие, витражами радужными украшенные. И деревья, да цветы растут диковинные, и дороги сплошь камнем вымощены. Понял Никита, что этот город в мечтах он рисовал. Жить в таком городе хотел и управлять хотя бы его половиной. Ведь отдаст местный король вместе с дочерью, половину королевства. Конечно отдаст, даже не сомневался Никита. И править он будет складно, и люди уважением одарят. А люди-то, люди весёлые все, приветливые. Смотрят на Никиту улыбаются. И меж собою разговаривают участливо, видимо счастья желают. Наверное. Только догадываться мог Никита о том, ведь не понимал о чём говорят люди, ни слова. Не знал он языка местного. Однако, очарованием преисполненный, не занимал Никита этим свою голову. Тем более, что открылась перед глазами ярмарка шумная. Чего только не было на ней! Шёлк, да парча, бархат, да лён белёный. Посуда из серебра, украшения всевозможные из золота. А яства на любой вкус, и пироги, и кренделя и другие блюда неведомые. Туда-то и пошёл Никита прежде всего. Купил пирогов, ест на ходу, и любопытным взглядом по сторонам смотрит. Добрые люди кругом. Вот мужичок задел плечом, нечаянно, тут же заговорил с поклоном. И не зная языка ясно было, что извиняется он. Извинил его Никита и на площадь отправился. Там артисты приезжие песни поют, да танцы танцуют. Собралась толпа вокруг них, любуются, таланту восхищаются и мужичок вежливый тут же, тоже видимо к искусству расположен. Радостно Никите, только пить захотелось после пирогов. Дай, думает, куплю питья: квасу или сбитня какого. Хватился по карманам, а денег-то нет. Исчез кисет бесследно. Кинулся тогда Никита по сторонам, помощи у прохожих просит, только не понимают они, чего нужно ему, плечами пожимают и всё. Один только паренёк догадался о происшествии, преградил путь, и как говориться, поймал за руку воришку. Оказался им тот самый мужичок, что всё за царевичем увивался и невозможно было догадаться, что за его улыбкой лучезарной такая подлость скрывается. Держит паренёк негодника ругает по-своему. Так догадывался Никита. А мужичок, чуть не плачет, видимо пощады просит. Отобрал паренёк кисет ворованный, дал заушину супостату, да и отпустил восвояси. Обрадовался Никита, благодарить стал спасителя своего. И ещё больше удивился, когда услышал речь родную.
– Ты, что же чужак что ли? – спросил парень.
– Гость я в городе вашем. Никита царя Ивана сын. А как тебя звать, величать, добрый человек?
– Аппулием мать назвала. Вот, царевич Никита, твоё добро, – протянул Аппулий кисет, но пальцы не разжимает, держит крепко. – только, за мою услугу надеюсь на благодарность твою.
– Конечно, за доброе дело и плата должна быть. – сказал Никита и достал монету. Положил её в ладонь Аппулию, а то смотрит на Никиту и ладонь не убирает. Положил тогда царевич ещё одну монету, и убрал кисет в карман – Спасибо тебе Аппулий, великую службу мне сослужил.
Убрал Аппулий деньги и спрашивает:
– Как же ты, царский сын Никита, пожаловал на чужбину, языка не зная?
– Так, думал я, что известна везде речь моя.
– Это на родине твоей звучит она сплошь и рядом, а у нас, только я и могу. Скажи, что привело тебя, какая цель в городе нашем? – спросил Аппулия.
– Приехал я городом вашим подивиться, да счастья попытать. Говорят, у короля здешнего дочка имеется на выданье. Вот, так сказать, познакомиться, присмотреться, глядишь, понравится она, так и свадьбу сыграем через год.
– Что ж, свадьба дело хорошее, а главное весёлое. Если понравишься ей. Только, ответь царевич Никита, ты как собираешься разговаривать с ней, ты её не поймёшь, она тебя. – Задумался Никита.
– Правда твоя. Как же быть?
– Язык учи. – посоветовал Аппулий.
– Сколько ж времени на это уйдёт! К тому времени другой жених найдётся.
– Не найдётся. – уверенно так, запросто ответил Аппулий.
–Не успокаивай меня. А может, ты сможешь между нами разговоры вести?
– О, нет! Меня ко дворцу-то не подпустят, не говоря уж о принцессе.
– Что же делать Аппулий? Неужели, нет способа? – сетовал Никита.
– Ладно! Помогу тебе. Но монету заплатить придётся.
– Согласен я! – немедля ответил Никита.
– Есть у нас в городе чародейка. Разным обрядам и ворожбе обучена…
– Ведьма что ли? – насторожился Никита.
– Почему, сразу ведьма-то? – словно обиделся Аппулия – Говорю же, чародейка. Может она сделать так, чтобы была понятна тебе речь наша и говорил ты на ней, в одночасье. Согласен?
– Согласен! Веди меня к ней!
Повёл Аппулий Никиту по улочкам городским и закоулкам. Иногда казалось царевичу, что в лесу блуждает. Но всё же добрались они до дома чародейки той. Как вошли в двери, сразу Никита вспомнил Аду. Уж больно схоже обстановка выглядела. Тут и чаши, и колбы стеклянные, неизвестными жидкостями наполненные. И свечи горящие и благовония. В общем, всё как у Ады, только чистенько. Напрягся Никита, предчувствие недоброе в душе заскребло. Но, как вышла навстречу хозяйка, так развеялись все подозрения и миг. Уж, как хороша она была! Молода, стройна, волосы словно волны морские, а глаза сам омут. Заговорила чародейка, точно песню запела. Да так приветливо, обворожительно, что пропал у Никиты весь страх и сомнения. Спрашивает она что-то у Аппулия, а тот ей отвечает. Не поймет царевич, ни слова, стоит молча, как дерево в лесу, не понять, не встрянуть. Но верит новому другу своему, другого выхода нет. Поговорили они меж собой, тогда Аппулий сказал:
– Это и есть чародейка наша. Цинна зовут её.
– Царевич Никита. – промолвил он и поклонился. А Цинна вдруг подошла к Царевичу погладила по щеке нежно, и что-то говорит, говорит по-своему, только глаза поблескивают.
– Объяснил я ей нужду твою, вот она и спрашивает, бесповоротно ли решение твоё? – перевёл Аппулий.
– Да. – не сказать, что твёрдо, но ответил Никита.
Зажгла тогда Цинна свечу чёрную. Зажала в ладонях горошину зелёную и давай над пламенем свечным колдовать, да приговаривать. А пламя, точно понимает язык её всё сильнее разгорается. Вспыхнуло оно искрами и погасло само в миг. Разжала ладони Цинна, а горошина в них в чёрную обратилась. Протянула её Никите, со словами, но не поймёт он, что сказать она хочет.
– Проглоти горошину. Только не разжёвывай. – сказал Аппулий. Взял горошину Никита и проглотил. Зашумело в ушах, в голове загудело, метелики перед глазами заплясали, стоит Никита, не жив не мёртв, а друзья его новые посмеиваются в сторонке. Только одна мысль промелькнула слабенькая, что опять надурили его. Но тут Аппулий схватил его за плечи, да встряхнул хорошенько.
– Ты чего это Царевич, поплыл куда-то? – спросил он. Стал Никита в себя приходить, всё вокруг по местам встало, и Цинна улыбалась также.
– Молодой ещё, слабенький. – сказала она и снова в глаза заглянула, словно насквозь – Понимаешь меня?
– Конечно понимаю! Ты же, по-моему, разговариваешь! – ответил Никита, а Цинна и Аппулий с чего-то вдруг расхохотались в два голоса.
– Сработало колдовство! – сказала Цинна – Теперь ты и понимать, и разговаривать на нашем языке не хуже любого будешь! – Обрадовался Никита, благодарить чародейку начал, кланяться – Ни к чему поклоны царевич, лучше монетой расплатись. Пять штук.
Велика плата показалась, но сам согласия дал и дело сделано ладом, поэтому, достал из кисета Никита пять золотых. Тут же распрощались с чародейкой Цинной и покинули её дом. Вышли в город, а Никита как будто в новых красках его увидел. Идёт на людей смотрит и диву даётся, каждое слово понятно и понятно ему, чем живёт и дышит город. Сердце радостью наполнилось, от прозрения чудесного. И сказал снова Аппулий:
– Как же ты Никита, царский сын перед принцессой в таком неприглядном виде предстанешь? Ты же царевич и выглядеть тебе подобает по-царски. – Посмотрел на себя Никита. Да, вид конечно потрепался за долгую дорогу. И снова Аппулий предлагает – Есть торговец у меня знакомый, товар у него достойный. Даже знатные люди его предпочитают. – Согласился Никита и повёл его Аппулий в лавку известную. Встретил их торговец почтительно, видно давно Аппулий знаком с ним. Выслушал торговец цели и предпочтения и представил товар лицом. Богатый был товар, качественный. Выбирал Никита, примерял и купил себе портки новые с сапогами кожаными и камзол царский, золотом расшитый. Нравится себе Никита, в зеркало глядя, ну вылитый принц заморский. И Аппулий с торговцем, вдобавок, нахваливают в два голоса. Заплатил Никита за обновы, и уж собрался в сторону дворца королевского. Но опять остановил его Аппулий.
– Не правильно это, чтобы царская персона, важный визит, пешком совершала. Есть у меня знакомый торговец, лошади у него породистые, из Арабии доставленные, а повозки, точно для королей. Подумал Никита, и понял, что правда в его словах. Сказал, чтобы вёл Аппулий прямиком к этому торговцу. С радостью исполнил он пожелание царевича, отвёл его к торговцу лошадьми и всем, что к ним полагается. Очередной раз убедился Никита, какой народ великолепный, душевный живёт в этом городе. С поклоном встретил торговец гостей дорогих и стал предлагать товар, что не конь, то порода, да стать. Выбирал Никита коня, с умом, и холку мерил и в зубы смотрел, в общем, как брат Богдан научил. Купил он коня, не конь, а загляденье. Тут Аппулий опять с советом:
