Kitabı oku: «Жди меня, когда небо окрасится в розовый», sayfa 4

Как-то само по себе получилось так, что я начал интересоваться литературой. Я, конечно, и до этого любил читать, но в какой-то момент просто начал делать это запоем. Даже жанр особо не выбирал, просто читал всё, что под руку попадется: Фицджеральда, Лондона, Стейнбека, Конрада, По, Гинзберга, Брэдбери, Ирвинга, Ремарка, Камю, Гёте, Мураками, Огая, Дадзая, Достоевского – любую литературу. Даже мангу⁹ и ранобэ¹⁰, по своей привычке – отаку¹¹. Многое из прочитанного оседало в памяти, словно первое аккуратное приземление лепестка сакуры мне на одежду. Правда, надолго он там не остался, однако подсознательно я обрадовался, когда впервые испытал такое, и запомнил это событие надолго (еще в четырнадцать мне посчастливилось слетать с родителями во время их отпуска в весеннюю Японию, как раз в период ханами¹²). В общем, литература для меня стала весьма ценным искусством. Еще более ценным, чем до пропажи Мирай. В книгах я искал спасение, убежище от потускневшего внешнего мира и не только.

* * *

Январь, двенадцатое. 2018 год.

Свежим зимним утром я, как и обычно, бесстрастно направлялся на автобусную остановку, чтобы добраться до института. В наушниках Джейк Шерер запевал Heart With Your Name On It, и мне казалось, что в его голосе есть отзвук и моего. Вдруг на мгновение я увидел на проезжающем автобусе надпись, абсолютно не обозначающую пункты назначения: «Жди меня, когда небо окрасится в розовый». И тут же мне в голову ударили воспоминания. По сути, тот же сон, который я наблюдал уже почти три года. Снова стало грустно.

Я посчитал произошедшее с автобусом глюком и быстро позабыл, но при этом начал корить себя за то, что всё еще не могу отпустить Мирай. Казалось бы, что еще нужно? В парк я не приходил с нашей последней встречи, с миссис Прайс прекратил общение еще в первый год пропажи Мирай, с головой ушел в литературу (вероятность чего когда-то и представить было сложно), дабы просто отвлечься и забыть. Забить сознание другими сюжетами, чтобы на собственный не хватало места в памяти. Но Мирай всё продолжала время от времени всплывать в моем мозгу. Действительно, ведь мое «сердце – с ее именем на нем».

В понуром настроении дойдя до остановки, я забрался в автобус и поехал в сторону института. День не предвещал чего-то особенного, уж тем более какого-то чуда, однако…

После занятий мне позвонил Адам и сообщил, что на днях у него и его команды состоится кибертурнир по шутеру с командой из Канады. Он сказал, что в случае победы хотел бы отметить ее со мной. На мой вопрос «Почему именно сейчас?» он не ответил. Просто попросил у меня пожелания удачи и успеха, а после того, как я всё пожелал, бросил трубку.

– Как же вы быстро живете, друзья мои… – сорвалось с моих губ в пустоту.

Через минут десять я уже проходил через мост, размышляя о течении жизни. «У всех свои завалы, свои успехи и провалы, другими словами – жизнь в самом разгаре. У меня же всё остановилось в одной точке, и жизнь моя, кажется, движется со скоростью пять сантиметров в секунду и совершенно не собирается нагонять друзей. М-да уж…»

Гулял я очень долго, как и всегда – до гудения в ногах. Зашел в ресторанчик, перекусил и почитал книгу, а после подремал в местном котокафе, где некогда работал. Затем незаметно наступил вечер. Роковой вечер.

На пурпурно-розовом небосклоне всё ярче начинала светить бледная луна, покуда пылающее алое солнце всё больше скрывалось за горизонтом. Снежный покров вокруг казался лиловатым, и в его умиротворенном мерцании, казалось, было что-то таинственное, ведомое лишь мне. Вдыхая и выдыхая на ходу морозный воздух, копаясь в своей голове на пути домой, я не заметил, как внезапно очутился в парке, в котором не был уже очень давно. Место это, воздух, погода и время представились мне на мгновение нереальными. Я вдохнул как можно глубже и выдохнул. Затем ощутил, как ветерок легонько моросит в лицо. Ощутил холод и запах, которые сразу пробудили целый ворох воспоминаний.

Я тут же понял, насколько всё совпадает с тем днем, когда мы с Мирай справляли нашу годовщину. То же время суток, та же температура, то же небо и почти пустой парк. Один в один. Только без Мирай.

Опять стало горестно. Уже порядком осточертевший сон снова всплыл в памяти едким кошмаром. От вновь вспыхнувшего огня внутри я закрыл глаза и на секунду затаил дыхание. Следом – вдох, выдох. Вдох. Выдох. Еще раз. И еще. Вроде стало легче. Открыл глаза – передо мной ни души. Та малая часть людей, которая еще наполняла парк, будто бы испарилась. Я огляделся, посмотрел на небо и на миг подумал, что время остановилось, а пространство исказилось. Опустив взгляд, я вцепился им в силуэт, стоящий возле того самого дерева, наряженного в гирлянды. Насторожился, пригляделся – и по телу заскользили мурашки. То был вовсе не человек.

Это было метафизическое существо, будто сотканное из воздуха, похожее на мужчину, в темно-пурпурном плаще и с ярко-серыми глазами, источающими чистый белесый свет. Существо будто взывало к себе.

– Рэймонд Хэмфри, – услышал я низкий голос, внушавший только тревожный трепет.

Я глупо указал пальцем на себя, как бы уточняя, с опаской глядя на незнакомца. Он медленно кивнул и подошел ближе.

– Ч-чего тебе надо? – спросил я. – Кто ты такой?

– Это не важно, – ответило нечто. – Я знаю, кто ты такой и что хочешь покончить со всем этим.

В горле сразу же образовался огромный ком, проглотить который никак не получалось. На лбу выступили капельки пота, и я машинально снял шапку. Отросшие волосы тут же начали плавно колыхаться на ветру. «Откуда он… знает?» – озадачился я, с трудом преодолевая оторопь.

– Понятия не имею, о чем ты, – только и донеслось из моих уст.

– Все твои чувства, эмоции, переживания, тайны и прочее – всё это известно мне. Сейчас мы с тобой абсолютно одни.

Я еще раз испуганно огляделся, и нервы предательски стали сдавать. В моем учащенном дыхании не было ничего хорошего. И существо это сознавало.

– Зачем это всё? Я сплю?

– Отнюдь. Всё взаправду. Как и исчезновение Мирай Прайс три года назад.

Обстановка накалялась. У меня появлялось всё больше вопросов, высказать которые мой окаменевший от страха язык не мог.

– Полагаю, ты до сих пор веришь в то, что просто живешь в кошмаре, и хочешь поскорее проснуться, но, увы, не получится. – Существо говорило ровно и четко, словно диктор.

– Ты мне так и не ответил. Зачем пришел ко мне?

– За просьбой, – вдруг обронил он.

– А?.. – не понял я.

– Сейчас объясню. – И начал поражающий воображение рассказ: – Мирай Прайс обладала Дневником, который считала совершенно обыкновенным. Однако она не знала, какой силой владела всё то время. И просто записывала туда что вздумается. Если тебе интересно, как она исчезла из твоей жизни, то вот ответ. Однажды она поинтересовалась у Дневника: «А что бы было, если бы Мирай Прайс исчезла из этого мира? Как бы дальше жили мама, папа и Рэй? Мне бы хотелось просто стать их призрачным наблюдателем на какой-то период, посмотреть на то, как они бы справлялись без меня. Особенно папа. Он ведь настолько сильно меня любит, что свалил от нас из-за какой-то ерунды. Хоть я его уже и не люблю, он всегда твердил, что любит. Хотелось бы это проверить». Это ее желание, как ты понял, исполнилось с наступлением следующего дня. Не буду вдаваться в подробности ее подростковых сдвигов и глупых решений, но только она виновата в том, что покинула этот бренный мир. Дневник так и остался лежать у нее в квартире, но она его тщательно прятала, поэтому никто его до сих пор не нашел. Да даже сумей кто-нибудь найти, какой от него толк? И к тому же она первая и единственная владелица Дневника. Никто иной не может записывать туда свои желания, потому что от них не будет никакого проку. Только Мирай Прайс обладала такой силой. И вот в один момент ее не стало. Но она не исчезла из реальности совсем. Как и написала – стала призрачным наблюдателем. И до сих пор им является. Более того, могу тебя заверить, она прямо сейчас стоит за твоей спиной.

Глаза существа блеснули озорно, под стать такой же ухмылке.

Я обернулся – и не смог поверить происходящему. Передо мной стояла Мирай с красным от слез лицом, и, виделось, она не могла пошевелиться. Как и я. Стоило мне попытаться сделать шаг, ничего не происходило. Внутренне я всем сердцем желал рвануть к Мирай и прижать ее крепко к груди, но ноги не слушались. Они как будто бы были отделены от моего тела. А в глазах моей любимой – вселенская тревога… Вся та глубочайшая неописуемая боль, которая преследовала ее на протяжении всего призрачного существования, словно по щелчку передалась и мне. Три года. Три чертовых года она следила за нашими мучениями! Каждая соленая капелька из-под наших век падала опаснейшим ядом на ее эфирное сердечко. Боюсь представить, что же она испытала, увидев гибель матери… Мирай не могла ничего сделать – пришлось только смотреть. За каждым из своих близких, в мгновение утративших одну из самых главных причин жить. И осознание этого безумного ужаса разрывало меня на части¹³.

– Что за чертовщина?! – возопил я. – Кто ты такой, мать твою?

– Не думай, что я какое-то божество, – ответило нечто. – Я, правда, имею власть над пространством и временем, но до Бога, поверь, мне очень далеко.

– И что же творится? Это всё наяву? Почему я не могу двигаться? – Все эти вопросы кипящей струей вылетели из моего рта прямо в темного мудвина.

– Границы между реальностью и вымыслом всегда размыты. Возможно, их и вовсе нет. Но девчушка – та самая Мирай, которую ты знал всё время. Она больше не может контактировать с этим миром… Но ты-то можешь, – как бы с вызовом проговорил он.

– Что?..

– Суть в том, что совсем недавно я начал ощущать невероятно сильные пульсации в той области, где живешь ты. Пульсации эти были похожи на землетрясение, много мощнее, чем самые известные в Японии. Как ты мог догадаться, они исходили от Дневника, из квартиры Мирай Прайс. Эту тряску можем чувствовать только я, как его создатель, и Мирай, как его обладательница. Виной всему Дневник: он не может долго жить без записей, его надо кому-то заполнять, иначе появляются такие вот аномалии. И знаешь, тебе крайне повезло. Именно у тебя есть возможность вернуть Мирай в этот мир. Всё, что тебе нужно, – просто уничтожить этот Дневник. И всё вернется на круги своя, потому что все ее записи сотрутся, будто бы их никогда и не было.

– Если ты создатель, то почему сам не уничтожишь Дневник? – мигом вопросил я.

– Взаимодействовать с этим миром мне запрещено. Грубо говоря, я призрак, которому просто нельзя материализовываться здесь. Есть существа намного сильнее и могущественнее меня. Правила писаны ими, и нарушение их строго возбраняется.

– Тогда я не понимаю, кто давал тебе право ссылать этот Дневник сюда?

– В правилах не начертано, что нельзя ссылать в иные миры свои предметы. Не я изменяю мир, а Мирай – своими записями.

– Главный вопрос: для чего ты сослал сюда этот Дневник?

– Люди любят придумывать смысл любым своим действиям. Вероятно, и у этого есть свое значение. Однако корни его кроются там, где вас и в помине нет. Наверное, вы бы назвали это экзистенциальной проблемой. Только сейчас главная проблема висит перед твоим носом и в твоих же интересах решить ее как можно быстрее.

Я поник и задумался над его словами.

– Что же получается? Если я порву или сожгу этот чертов Дневник, то снова буду с Мирай, как раньше?

– Да, – твердо ответило нечто. – Достаточно и разорвать. Сделай же это, пока он не уничтожил мир.

– А?

– Если Дневник остается без записей слишком долго, то начинает издавать пульсации, которые в итоге повлияют на ваш мир. Землетрясение станет явным для всех. И тогда не так уж много останется до полного разрушения земной коры.

– Что-то типа бомбы?

– Не совсем. Дневник не взорвется, просто он – источник внеземных пульсаций, что с каждым днем становятся всё сильнее и сильнее, и они постепенно проникают в вашу реальность. Как биение сердца, только отзвук с очередным ударом всё громче и разрушительнее. Представь, что твое сердце в один миг просто лопнет – и так будет со всеми. Убийственная реакция. Ну так что, ты разберешься с ним?

Почему-то я сразу поверил ему. Еще бы, как можно не верить тому, кто по определению выше тебя во всех планах? Может, такое мышление характерно для легковерного дурачка, но я всерьез задумался о Дневнике, о его пульсациях и, самое главное, о Мирай. Вот я смотрю прямо на нее: она не способна и пальцем пошевелить, а всё плачет и плачет.

Я не мог долго за этим следить, а потому, сжав кулаки, стараясь придать голосу твердость, сказал:

– Хорошо. Я разберусь с ним прямо сейчас.

– Вот и чудно.

Существо натянуто улыбнулось. Такой улыбкой, которая бывает у грамотных обманщиков, когда те почти завершили свое дело. В тот же момент я наконец снова стал чувствовать свои ноги и сдвинулся с места, в то время как Мирай уже растаяла, подобно туману.

– Где Дневник? – сразу спросил я, воинственно воззрев в ярко-серые глаза.

– Под кроватью, под доской в полу. Там есть небольшая выемка, чтобы можно было отпереть ручкой. Самой обыкновенной, думаю найти не составит труда. Вставляешь круглым концом, как ключ, немного усилий, поднимаешь – и готово. Девочка не хотела сложностей с доступом, посему соорудила незамысловатую конструкцию. Теперь же это сыграет тебе на руку.

– Хорошо. Я побежал! – И пятки мои уже сверкали на пути к спасению Мирай и, как я думал, всего мира.

Стоило мне добраться до ее дома (когда солнце уже полностью зашло и улицы освещались лишь фонарями), как дверь в подъезд отворил какой-то мужчина на удачу мне. Я молниеносно проскочил вовнутрь, поднялся на третий этаж и позвонил в бывшую квартиру Прайсов. Мне открыл какой-то студент моих лет, и я ворвался без единого слова. Тот сначала оробел, но спустя мгновение очнулся и гневно прокричал: «Что за херня?!» – и рванул следом за мной.

Секунд через двадцать в моих руках уже была зажата ручка, взятая со стола, и я вовсю теребил доску под кроватью, пока она не поддалась и руки ее не выудили. Мои глаза уставились в углубление, где покрытый слоем пыли лежал тот самый Дневник, который непонятно каким образом оказался у Мирай и на котором было небрежно написано: «Мирай-разум». Я нетерпеливо вытащил книгу и со всей силой, хранившейся во мне, разорвал страницы, после чего, собрав клочки бумаги, стараясь ни один не пропустить, направился в кухню, плохо контролируя себя.

Студент был в шоке: заметно подрагивая, он костерил меня, грозился вызвать полицию, а мне было не до этого – мои руки уже зверски резали кухонным ножом обложку, крепко пришитое ляссе и исписанные страницы. Я управился со всем за пару минут.

Внезапно по кухне раздался уже знакомый голос: «Молодец, Рэй. Ты сделал всё правильно, осталось лечь в постель и позабыть этот день как страшный сон». Вероятно, наставление слышал только я, потому как единственное, что изрек новый хозяин квартиры Прайсов после случившегося, было:

– Что за зверь! Ты чего делаешь и кто ты такой, мать твою? Да ответь ты уже, сукин сын!

– Если всё взаправду и я не лишился ума, то завтра ты об этом и не вспомнишь, – ответил я и глубоко вздохнул, вывалив нож.

Студент молча с подозрением поднял его и осторожно положил на место, не спуская с меня недоверчивого взгляда. Спустя некоторое время я избавил беднягу от своего присутствия, но перед выходом, задержавшись в дверном проеме, добавил:

– А если всё – вздор, вызови с утра полицию. Я живу в доме напротив, тридцатая квартира. Если, конечно, ты найдешь в этом смысл.

Выбравшись на улицу, выбросил остатки Дневника в мусорку возле своего дома. Холодный ветер по-прежнему хлестал нос и щеки, прохожие и машины продолжали свое привычное движение. Нельзя было точно утверждать, что всё вернется и станет как раньше. Всё же, дьявол меня дери, вдруг я просто сошел с ума?

Разум мой был и пустым, и загруженным одновременно. Всё, что мне оставалось, – это просто пойти домой и, даже не раздеваясь, заснуть как можно скорее, чтобы вновь увидеть Мирай – живую, настоящую Мирай. По крайней мере, я верил, что следующим днем смогу ее увидеть.

Часть вторая
Стирание эффекта бабочки

Глава четвертая
Родная незнакомка

Чудес не бывает. Так мне говорили с самого детства родители. Эдакая закалка перед взрослением. Я так и жил до двадцати – с мыслью, что в жизни не бывает ничего сказочного и невероятного; что если станет плохо, на землю не снизойдет ангел и не поможет мне. Помочь себе могу только я сам. Еще одна фраза, сказанная родителями в копилку к другим, определяющим удручающую истину: жизнь немыслимо жестока и до смерти скучна.

Я провел в забытьи весь вечер и всю ночь, потерял связь со временем полностью. Когда я очнулся (именно это действие лучше всего описывает мое состояние в ту минуту), за окном меня встретило, как обычно, бессмысленное небо, но разрезанное: окно было задернуто портьерной шторой, хотя привычки зачеркивать, пускай и бесцветный, пейзаж у меня никогда не было… Будильник молчал. Иллюзия и реальность смешались. Я сидел неподвижно, потерянный, опустошенный, не в силах уговорить свой мозг встать на привычную рациональную колею. «Что это было? Сказочный кошмар или бесформенная мечта? Плевать. Это просто сон». Мое утро пропиталось меланхолией и даже апатией. Она струилась из каждого предмета мебели, из каждого угла квартиры. Не сказал бы, что эти годы утро имело хоть какой-то оттенок, кроме серого, однако грусть и такую пустоту по утрам я давненько не испытывал. Обычно подобные ощущения приходили ко мне в течение дня, а не в его начале. Возможно, так на меня действовали грезы о Мирай.

В комнату, словно из ран исполосованного неба, сквозь маленькую щель портьерных штор нежно протекал свет утреннего солнца, умиротворенно мерцая на полу и стене. В нем блестела пыль, что не спеша клубилась в воздухе и наполняла атмосферу неким чувством целостности. Благодаря этой, казалось, пустой поддержке природы я понемногу приходил в себя. Вот оно. Совершенно обыкновенное утро.

Я встал с постели, потянулся и пошел на кухню.

– Доброе утро, сынок, – поприветствовала меня мама, нарезающая салат.

– Доброе… – спросонок ответил я, протирая глаза. А затем, спустя секунд пять-десять, пришел в себя, и меня словно окатило ушатом холодной воды. – Стоп! Что ты тут делаешь?

– А? Как что? Мы с твоим отцом приехали погостить пару дней, – объяснила мама. – Забыл, что ли?

– А… отец где?

– На лыжах в Октарианском лесу. С раннего утра. Скоро вернется.

«С каких это пор мой отец занимается спортом? – тут же озадачился я, присев на стул. – Что происходит?»

– Давно вы здесь?

– Вчера вечером приехали.

«Неужто кратковременная амнезия? Да нет, чепуха какая-то. Я же отчетливо помню, что́ делал вчера вечером, и родителей на тот момент даже в городе не было. Или это приснилось? Ох, не вспомню…»

– Понятно, – ответил я, смирившись и поглядев на часы: десять сорок девять утра. «У меня что, сегодня выходной?» – И долго ли тут пробудете?

– Пару дней, сынок. Я же говорила. Потом у меня командировка в Египет.

– В Египет? – удивился я. – Что, неужели там нашли секретную базу инопланетян под пирамидами?

– О чем это ты?

– Ну, ты же понимаешь, что пишешь бред сивой кобылы для статей в интернете?

Мать обратила на меня такой взгляд, будто смотрит на больного ребенка.

– Рэй, с тобой всё хорошо? – вдруг спросила она.

– Да вроде. А что?

Она вздохнула, а затем выдала:

– Я уже давно не пишу такое. И даже блог свой перестала вести.

– Да? – Я даже бровью не шевельнул. – Удивительно, мы в последние пару лет так редко видимся, что я об этом узнал только сейчас.

– По-моему, я тебе сразу сообщила, как закрыла блог.

– Не помню, извини. И что же ты пишешь сейчас?

– Теперь я и твой отец работаем вместе. Пишем на заказ об общественных проблемах, урбанистике, политике и о всяком в этом духе. Ты сам как-то сказал мне, что писать нечто серьезное и по-настоящему информативное для рядовых читателей в перспективе куда выгодней, чем писать статьи, полные конспирологии, для интернет-задротов. И могу сказать, ты не промахнулся. Прибыль за месяц идет только вверх.

– Опять не помню. – Я пальцами левой руки помассировал висок. – Когда же я такое говорил?

– Где-то год назад. Ты еще сказал, что тебе стыдно за то, что я пишу всякую ерунду.

Я лишь молча покивал, нахмурившись, в попытке выудить что-либо из памяти, но так ничего и не вспомнил.

«Так-то оно так, но… я совсем не могу вспомнить, что когда-либо говорил подобное ей напрямую. Вроде мне было не до этого. А после ее съезда – абсолютно до лампочки. Что вообще, черт возьми, творится?»

Я активировал экран смартфона: суббота, 13 января 2018 года. Никакой это не выходной для меня. «Почему я не завел будильник?!» – внутри назревало беспокойство.

– Эм-м, пойду, пожалуй, на учебу. – Я встал со стула и спешно направился к выходу.

– Ты нашел новый институт? – остановила меня мать внезапным вопросом.

– А?

– Ты же писал, что тебя исключили за многочисленные прогулы. Еще месяц назад.

– Что?! – не удержался я. – Когда?

– Нет, дорогой, с тобой явно что-то не то. Дай-ка потрогаю лоб.

Мама хотела было подойти ко мне, но я попятился от нее прочь.

– Всё со мной в порядке! И меня никто не исключал.

– Мне показать переписку? Ты ведь даже не поел, сынок! Я для кого салат нарезала?

– Я не хочу есть, прости. Мне надо выйти, освежиться…

Я впопыхах накинул куртку и шапку и после опрометью выскочил из квартиры.

Снаружи стояла неизменная стужа. Но даже она не могла успокоить меня. Я на всякий случай проверил дату по телефону еще раз – суббота, 13 января 2018 года. Ничего было не ясно. Я глубоко вдохнул и выдохнул, после чего быстрым шагом пошел в сторону автобусной остановки, чтобы доехать до института и проверить свой статус там как студента.

Проходя мимо магазинчика техники – места, где некогда располагалась родная парикмахерская, – уже бог знает в который раз, я увидал знакомое лицо, промелькнувшее на секунду. Знакомые волосы и фигуру. Я обернулся и еще раз смерил взглядом прошедшую мимо девушку. Сомнения отпали в момент – это была Мирай Прайс! Повзрослевшая, с уверенной походкой.

На размышления, как да почему, не было времени. Я не растерялся, тотчас же крикнул: «Мирай!» Она обернулась и непонимающе посмотрела на меня. Это были глубокие и прозрачные, как озеро, глаза. Я любовался ею, пока приближался. «Как же ты, Мирай, выросла…» – с каким-то ностальгическим чувством подумал я, а подойдя к ней, сказал:

– Мирай, где ты пропадала всё это время?

– Простите, а вы кто? – донеслось до моих ушей, и вмиг весь мир как будто бы остановился.

Я почувствовал, как воздух застыл в горле и как сердце забилось чаще. «Как это – кто я?» – спросил себя сквозь нервный смешок, а после снял шапку и сказал:

– Это же я, Рэй! – Рукой задрал челку, обнажив лоб. – Ты… ты меня не помнишь?

– Я не знаю вас. Впервые вижу, простите… Не обознались?

Взгляд мой непроизвольно устремился на магазинчик техники рядом – его на месте не оказалось. Вместо него там как ни в чем не бывало красовалась вывеска: Favorable Price Hairdresser’s. Удивлению моему не было предела.

Мирай уже повернулась и собралась было уйти, но я, не придумав чего получше, спонтанно выкрикнул ей в спину:

– Сыграй мне на барабанах после занятий!

Она резко остановилась, порывисто повернулась и подозрительным взором воззрилась на меня.

– Кто ты такой? – спросила она недоверчивым тоном.

«Хех, сработало».

– Я Рэй Хэмфри, – ответил я, всё еще не веря в происходящее.

– Откуда ты меня знаешь?

– Сложно объяснить. Если расскажу, ты не поверишь.

– Мне плевать, – вдруг резануло мне слух. Я крайне изумился. Когда это Мирай начала так грубо выражаться? – Объясняй.

– Оу, эм-м… Слушай, у меня скоро пары начнутся. Давай после учебы поговорим?

«О чем ты только думаешь, болван? – гневалось что-то внутри меня. – Ты три года мучился, три года тосковал по ней, а сейчас даешь деру?»

Мирай надулась, стрельнув куда-то в сторону ядовитым недовольным взглядом.

– Ладно, – согласилась она. – Жду тебя в этой парикмахерской в три часа. Чтобы точно пришел!

– Х-хорошо… – Я просто не мог принять то, как ведет себя Мирай.

Она, не проронив больше ни слова, развернулась и скрылась где-то за ближайшим углом¹⁴. Я был выбит из колеи. Случившееся потрясло меня не на шутку. И вдруг на ум пришел вчерашний «сон».

«Это было взаправду! То черное нечто. Оно… оно… обмануло меня? Нет, подожди-ка… – На экране сознания начали одна за другой пролетать реплики вчерашнего вечернего диалога. – Точно. Обмануло. Неужели наша встреча с Мирай тоже произошла после записи в Дневник? Логично, если верить происходящему. Все записи Мирай исчезли, все ее желания никогда не сбывались, следовательно, и нашей встречи никогда не случалось. Почему я узнал это только сейчас?.. Ублюдок! Обманул меня. Черт. Получается, что я попал в какую-то другую реальность, где все события, начиная от одиннадцатого января две тысячи четырнадцатого года, идут совсем по другому сценарию. Смена вектора родителей, их нахождение у меня дома. Из-за того, что я так и остался одинок в свои шестнадцать, стал больше наблюдать за ними и в итоге наговорил им того, что в прошлой реальности скрывал.

Так. Есть довольно большая вероятность, что я не перенесся в другую действительность, а просто попал в иную временну́ю линию, при этом сохранив память о прошлой. Погодите-ка… Память из прошлой временно́й линии сохранилась, но память новой линии, в соответствии с новым устройством мира, не была получена. Прямо как во „Вратах Штейна“¹⁵. Хм… Выходит, что я со знаниями своей прошлой жизни никак не вписываюсь в настоящее, в „здесь и сейчас“. Ладно, допустим, у родителей кое-что поменялось. Это к лучшему. Однако… есть же что-то и плохое, чему не было места в старой временно́й линии, но есть в этой. Кто знает, что сталось со мной и моим окружением за эти три… нет, четыре года? Если меня и вправду исключили из института за прогулы (в чем уже не сомневаюсь), значит в этом мире я не обнаружил в учебных сборах ни толики некоего интереса – а уж тем более радости – и счел, что высшим образованием спокойно можно пожертвовать ради мелочного, сомнительного и бесперспективного удовольствия; я скатился на самое дно социума и предпочел полностью отдаться своей сущности гика и отаку, вступив в ряды NEET¹⁶. М-да уж. Сомнительное решение, Рэй.

Самое страшное во всём происходящем – это то, что я не могу вернуться обратно. Поменяв судьбу Мирай, я кардинально изменил и свою. И так хочется знать всё, что изменилось. Так, по крайней мере, будет легче воспринимать появление новых нестыковок с прошлой временно́й линией…»

– Хэй, Рэй! Чего задумался?

От глубоких размышлений меня отвлек бодрый мужской голос. Басистый, он принадлежал моему отцу, идущему в обнимку с лыжами в одной руке и держащему палки – в другой.

– Привет, пап, – как-то отчужденно сказал я. – Просто… гуляю.

– О, замечательно. Я вот тоже с прогулки иду.

Я медленно кивнул.

– Ну… Поговорим дома еще! – И он ушел. Встреча оказалась скоротечной.

Я запрокинул голову и уставился на чистую голубизну небосвода. Ни единого облачка. На душе спокойнее не стало. Нужно было узнать о новом мире. И чем быстрее я к этому приступлю, тем лучше.

«Так. Первым делом, первым делом… – Я начал быстро оглядываться, чтобы придумать, как действовать дальше. Мой взгляд, совершив несколько оборотов вокруг, зацепился за парикмахерскую. – Постригусь». Решив так, я и уверенно направился внутрь.

Атмосфера была хороша. Необычайно хороша. Это место вызвало у меня именно то самое чувство, которое ощущаешь по возвращении в старый дом спустя много-много лет, – чувство ностальгии, конечно же. Я ощутил запах шампуня, какой-то пудры и общую влажность, успокаивающую нервы, – и понял, что несказанно рад снова здесь находиться. В свое время походы в парикмахерскую были отдушиной…

Стоя в дверном проеме, я увидел ту, ради которой зашел сюда. Она прибирала волосы на полу после стрижки клиента.

– Миссис Прайс! – радостно воскликнул я. Как же давно ее не видел…

– О, Рэй! – приветливо отозвалась она, складывая совок и метлу. – Здравствуй. Давненько ты не появлялся тут.

– Я так скучал! – «Хоть она меня знает».

– Что? Серьезно?

– Да. А что, не похоже?

– Похоже-похоже. Ты же пришел за стрижкой, да?

– Угу.

Я торопливо уселся в кресло, и Маргарет укрыла меня пеньюаром, а следом взяла ножницы.

– Как обычно? – спросила она, чуть улыбнувшись.

– Да, – не раздумывая, на автомате ответил я.

«Стоп. А как это – как обычно?» – тут же пронеслось у меня в голове.

– П-погодите! – встрепенулся я.

– Что?

– Не могли бы вы уточнить, как обычно я стригусь?

– Ха-ха-ха! – вдруг рассмеялась миссис Прайс. – Ты так давно не приходил ко мне, что уже забыл, как стригся в последний раз? Ну ты смешной!

– Я серьезно. Пожалуйста, объясните.

– Ладно-ладно, ха-ха. Укоротить на дюйм-полтора, сохранив форму изначальной прически.

Я уставился на себя в зеркало. «Дюйм-полтора? Так это же… до уровня подбородка. В прошлой временно́й линии я не стригся около года перед тем, как попасть в эту. Именно поэтому эта прическа не вызвала у меня утром никаких подозрений об изменениях вокруг. Но… тогда это была однократная акция. Я бы всё равно рано или поздно постригся как раньше. Только, видимо, в этом мире моя стрижка „как обычно“ воспринималась всеми как длинная. Вопрос: с каких пор я отрастил волосы?»

– Рэй! – Звонкий голос Маргарет вырвал меня из очередных раздумий. – Ты чего это задумался?

– Да так… В общем, постригите меня средне, пожалуйста.

– Средне? Это как? Как два с половиной года назад?

– Это когда я пришел к вам в последний раз и сказал «как обычно»? И мои волосы не были длинными?

– Да.

– Значит, будет так.

– И почему же ты решил вернуть прежнюю стрижку?

– Мне надоели длинные волосы.

И это было правдой.

– Хорошо. Сейчас всё сделаем.

Маргарет положила ножницы на место и схватила машинку.

«Теперь вопрос стоит по-другому: почему я решил отрастить?»

– Слушайте, а я ведь даже уже и не помню, почему захотел изменить длину, – как бы между прочим сказал я. «Вдруг прокатит?»

– Вроде ты тогда упомянул какого-то персонажа, то ли из аниме, то ли из игры, сказав, что хочешь выглядеть, как он. Показал фото и… я постригла. Примерно так.

– Потрясающая у вас, однако, память, миссис Прайс, – подметил я.

«Господи, Рэй из этого мира, кем ты стал без Мирай?.. – внутренний голос стыдил меня. – Мне даже страшно было бы говорить с тобой… Что же ты запустил себя так?»

– Да что ты! – парировала Маргарет, начав проводить машинкой мне по голове. – Брось, просто вспомнилось случайно. Такое иногда бывает.