Kitabı oku: «Замуж за миллионера», sayfa 7
– Тебе нравится? – спрашиваю я, ловя его взгляд на своем лице.
– Да. Ты часто тут бываешь?
Зрачок Франсуа перекатывается в сторону парочки на редкость тонконогих, мелкопопых, но зато чрезмерно большегрудых девиц, мусолящих у бара по бокалу шампанского. Я собираюсь уже вспылить, усмотрев в этом невинном вопросе очередной намек на свою схожесть с подобными продажными мотыльками, но вовремя закусываю язык.
– Иногда. Мне очень нравится пианино. Наверно в глубине души я неисправимый романтик.
« Te voglio bene assaima tanto tanto bene sai » негромко поет Жан-Лоренцо, плавно перебирая по клавишам.
– Наверно я тоже, – одними губами произносит Франсуа, и эта обыденная фраза, баюкаемая чувственными переливами музыки, звучит как признание в любви.
Он собирается что-то добавить, но к нашему столику пришвартовывается официант, мгновенно развеяв в воздухе магию. Я прошу его принести мне бокал Джек Дэниелса с колой, Франсуа останавливает свой выбор на Whiskey Sour.
– В этой песне Карузо поет о любви к своей дочери, – замечает мой кавалер, когда мы вновь остаемся одни.
– Ты понимаешь по-итальянски?
– Да, немного.
– Я была уверена, что такие эмоции в мужчине может пробуждать только любовь к женщине.
– Дочка тоже женщина. Маленькая. И она всегда будет тебя любить не смотря ни на что. В отличие от дамы сердца.
Я успешно успела позабыть об отцовстве Франсуа. Как там звали это краснощекое сокровище? Выросшая между нами голограмма маленькой девочки строит мне рожи и высовывает язык. «Он мой» хихикает она. «Это мы еще посмотрим», ухмыляюсь в ответ я.
«Besame, besame mucho como si fuera esta noche la ultima vez » очень во время переключается пианист.
– А вот это уже не о дочерней любви, – я стараюсь придать улыбке зовущей загадочности.
Кто бы мог подумать, что Франсуа окажется такой нелегкой наживой. Иногда он кажется простым и понятным как две копейки. С ним можно шутить, приператься, спорить на любые темы. Временами он мрачнеет, гонимый сомнениями и самокопанием, покрывается иголками, и дотянуться до него настоящего кажется невозможным. Минутами он вдруг становится страстным и нежным, и полыхающее в нем пламя пробуждает во мне ответный порыв. Но стоит мне отодвинуться на шаг назад, как и он отступает, безоговорочно приняв мое решение. Мы подобно двум крошечным частичкам, гонимым Броуновским движением, за несколько коротких мгновений умудряемся то соприкоснуться, то отдалиться на необъятное расстояние.
– Нет.
Перед нами вырастают два наполненных темной жидкостью бокала в сопровождении кулечка жирных домашних чипсов и блюдечка крупных оливок.
– За тебя, – хрустальные бока мягко ударяются друг об друга, – И за безоблачное счатье.
– За счастье, – эхом вторю я.
Сколько раз я вот так вот лениво потягивала незамысловатый коктейль, вступая в навязанную музыкой и алкоголем игру взглядов. Ответный блеск в глазах партнера приятно ласкал мое тщеславие, я видела в них как в зеркале собственное отражение отредактированное до совершенства. И наверно именно это иллюзорное ощущение минутной власти и могущества над сидящим напротив человеком больше всего волновало и возбуждало меня. Мне было неважно что скрывалось за его ухоженной, отполированной деньгами оберткой, значение имело только это сквозящее восхищение мной, приклонение перед моей внешностью, желание обладать моим телом. Сейчас я пытаюсь разглядеть в золотистой как виски радужной оболочке Франсуа привычный темный отлив восторженного влечения. В какой-то миг мне как-будто даже это удается. Но мягкие ресницы ложаться занавесом, пряча чувства, которыми мой спутник, видимо, еще не решается со мной поделиться.
– Расскажи мне правду, – неожиданно просит он.
– Какую именно? – настораживаюсь я.
– Их много? – усмехается он, – Ты ведь не бедная секретарша? Та слезная история про нечестного на руку босса, которую ты мне скормила в поезде, выдумка?
По Франсуа плачет карьера Шерлока Холмса. Просто я бы сказала, рыдает. Ладно выдадим мальчику именно ту конфетку, которую он желает слопать.
– Ну, скажем так, небольшое приувеличение, – краешек моих губ ползет вверх, – Не выкладывать же незнакомому попутчику сразу всю подноготную. Нечестного работадателя не было, был мужчина.
– Нечестный?
– Отчего же. Вполне. Он честно признался мне, что женат.
– Но тебя это не остановило?
Я пожимаю плечами. Посвещать Франсуа в тонкости моей связи с Мосье Сешо как-то совсем не хочется. Тем более, что эта история в точности подтвердит его монолитный стереотип о корыстных русских дамочках.
– Он был мне дорог, – ограничиваюсь я.
– Ты его любила ?
Эй, охрана, выведите этого доброго полицейского, я не желаю беседовать с ним без своего адвоката !
– Не знаю. Любовь вообще очень сложное чувство.
– Сложное для тех, кто никогда его не испытывал. Значит, ответ на мой вопрос – нет.
– С ним я чувствовала себя защищенной, – зачем-то откровенничаю я, – Все было просто, понятно, стабильно, комфортно.
– А что случилось потом ?
– Ничего. Он уехал и не вернулся. И я на самом деле ездила в Париж на собеседование, потому что у меня нет денег, и мне срочно нужна работа.
– Совсем нет ?
– Заплатить за твой виски хватит.
– Ха-ха, ты меня успокоила. Скажи мне, Лиза, что у вас, у русских, за привычка такая – тратить все до последнего сантима, не задумываясь о будущем ?
– Мы живем сегодняшним днем, потому что завтрашнего может просто напросто не быть. Тебе наверно трудно понять.
– Раньше было трудно. Познакомившись с тобой, я начинаю несколько по-другому смотреть на жизнь.
– Я плохо на тебя влияю ?
– Нет, почему, наоборот. Мне нравятся эти перемены. И мне нравишься ты.
«Lady, I’m your knight in shining armor and I love you You have made me what I am and I am yours… » удачно угадывает настроение Жан-Лорензо.
– Подожди минутку, я сейчас вернусь, – Франсуа исчезает в холле.
Я отправляю в рот последние капли Джек Дэнилса и подаю официанту сигнал принести счет. Если сейчас мой рыцарь в блестящих доспехах закинет повторную удочку насчет чашечки чая, отказываться, разыгрывая из себя пожилую девственницу будет неуместно. Да, и зачем ? Вечер выдался что ни на есть романтичным, лучше для первого секса вряд ли можно придумать. Я пытаюсь заглянуть вовнутрь себя и нащупать в мутных непроглядных глубинах ответ на простой вопрос « хочу ли я этого ». « Заразилась самокопанием от этого бездаря » комментирует мои действия брюнетка, « Что тут думать ? Прыгай в койку и изображай африканские страсти ». Раньше я всегда поступала именно так. Почему сейчас мои мысли теребит легкое дуновение сомнений ? « Тем более что этот Франсуа очень даже симпатичный. Квадратики на животе м-м, с тем рыхлым канадцом вообще не сравнить » блеет блондинка. Ах, да, спасибо за напоминание, дорогая. Неделю назад в этих самых стенах я изучала рисунок на ковре номера, ожидая, когда мой партнер перестанет сотрясать кровать неумелыми телодвижениями. Как же звали этого торопыгу? Браян ? Раян ? Саймон ! Почему-то воспоминание об этом обыденном эпизоде собственной биографии пронизывает меня током отвращения. Франсуа появляется в баре, разогнав тени маленьких злобных фантомов-упреков.
– Это тебе, – протягивает он мне невесть откуда взявшуюся белую розу с громадной, размером с блюдечко запашистой головой.
Впрочем, происхождение этого щедрого дара остается для меня загадкой совсем не долго. Скользкий, влажный стебель свидетельствует об пренадлежности цветка к одному из пышных букетов, украшающих холл отеля.
– Спасибо ! Очень мило, – улыбаюсь я.
Когда я подношу белоснежную шапку к лицу, из нее на столик вываливается квадратный малиновый лепесток пластиковой карты.
– Тогда в поезде я обещал тебе номер в отеле. Вот, держу свое обещание. Немного запоздало, но лучше поздно, чем никогда.
– Ты снял номер здесь ? – удивленно взмахиваю ресницами я.
Франсуа кивает, в его взгляде, робко коснувшемся моего декольте, и сразу взметнувшемся прочь как испуганная пташка, проскальзывает робкое сомнение.
– Можешь распоряжаться им, как тебе заблагорассудится. Просто я подумал, что ты натерла ноги, и идти до дома тебе будет тяжело.
– Ты задался целью потратить за эту ночь все накопленные сбережения ?
– Не волнуйся, еще кое-что осталось.
Да, сущая мелочь, 149 990 000 евро. Мы выходим в светлый холл, махнув на прощание Жану-Лоренцо.
– Я не хочу, чтобы ты думал, что стоило заплатить за столик и за номер, как я…
Франсуа нежно касается пальцами моих губ, оборвав фразу.
– Я ничего не думаю, Лиза. Я провел чудесный вечер. Лучший за последние пять лет. Это уже многого стоит.
Его колючий подбородок щекочет мою щеку.
– Спокойной ночи, девушка-праздник.
Я стараюсь не слышать бубнящих у меня в черепной коробке блондинку и брюнетку, не замечать рассыпавшийся по всему кожному покрову батальон мурашек под ярким флагом « опасность ».
– Я слышала, что чашечка чая перед сном очень полезна для здоровья, – произношу я, уставившись в пол.
Еще и зардеться в пору как моя бедная Карамзинская тезка. Под умелым руководством Франсуа я за последние пару дней успешно растеряла все накопленные за долгие годы практики навыки соблазнения. Но, похоже, что именно такая растерянная и смущенная героиня ему больше по душе, на фоне ее он, должно быть, кажется себе сильнее и увереннее. Узкий лифт Мартинеза вынуждает нас скучковаться на расстояние поцелуя. Который, конечно, не заставляет себя ждать. Я пытаюсь мысленно оторвать свою голову от стремительно таящего в объятиях этого недостойного мужчины тела и, хорошенько сполоснув в ведерке со льдом, вернуть в нее присущее ей холодное безразличие стороннего наблюдателя. Но преуспеть в этой неожиданно сложной задаче мне так и не удается. Обрывки мыслей выносит наружу горячий и мощный как тропический ветер водоворот страсти. Последний из них, налипнув на огромное зеркало в коридоре номера, прежде чем растаять во мгле, удивленно вопрошает: «Почему? Почему я так давно не ощущала этого?» Почему весь пестрый хоровод богатых, успешных, презентабельных (именно таких, как мне нравятся) постельных партнеров не смог пробудить во мне и сотой доли переживаемых сейчас эмоций? Что за магия таится в осторожной, но между тем искусной и уверенной ласке этого обычного, ничем не примечательного молодого мальчика? Почему от одного его прикосновения и от его мягкого, щекочущего шепота, дремавшие годами бабочки встрепенулись и расправили мохнатые крылышки? Большинство моих прежних знакомых занималось сексом с таким же неторопливым небрежным смаком, с каким они тестировали новое блюдо звездного шеф-повара. Во всей этой недолгой привычной церемонии соития проглядывала ленивая пересыщенность, сбрызнутая гомеопатической дозой новизны. С Франсуа обычное прозаичное действо вдруг заиграло совершенно новыми оттенками. В его действиях проскальзывает какое-то пронзительное неистовство, какая-то острая нужда заполучить меня всю целиком сейчас в эту минуту. Как будто завтра мир обрушится и погребет нас под своими развалинами, и малейшая упущенная возможность будет безвозвратно потеряна. Обычно довольствующаяся скромной ролью пассивной дарительницы, я невольно обнаруживаю себя активной участницей этой стремительной гонки за удовольствием. Мощный старяд блаженства сотрясает все мое существо, рассылая крошечные осколки эйфории по всем сосудам. Мне требуется несколько минут, чтобы выкоробкаться из глубокой ямы упоительного транса обратно в реальность. Из открытого окна на меня, скептически прищуривщись, взирает яркий как фонарь полумесяц. Губы Франсуа скользят по моему покрывшемуся испариной телу. Теперь их прикосновения лишены голодной лихорадочной поспешности, которую сменяет плавная бархатистая нежность. Эти томные искательницы приключений сползают все ниже, приближаясь к анестезированной массивным выбросом эндорфинов зоне. Я собираюсь уже тактично предупредить ненасытного любовника, что никакие его последующие старания не принесут желаемых плодов, мой организм не способен производить бурные эмоциональные выплески с подобной переодичностью, но не успеваю. Вопреки ожиданиям, ему удается безошибочно обнаружить затеряную струнку, о существовании которой я даже не подозревала. Одно легкое едва ощутимое прикосновения отправляет меня назад в ту самую яму, из которой я только что выбралась. Мне хочется смеяться, плакать и ругаться матом одновременно. Но сил остается только на то, чтобы сползти сдувшимся шариком на бок и мгновенно провалиться в сон, впечатавшись лицом в подушку.
Глава 9
Счастье простого человека
Утро не приходит. Точнее приходит, стучится в дверь, и не, получив ответа, удаляется восвояси. Я выныриваю из густого вязкого забытия резко и внезапно как пловец из воды и принимаюсь ошалело оглядываться по сторонам. В прохладном полумраке едва проглядываются очертания мебели. Я тянусь к кпопке, которая при нажатии стимулирует скрипучее восхождение жалюзей. Сонце плюет мне в глаза ярким до боли лучом. На притаившемся на тумбочке будильнике какая-то иноземная комбинация цифр. 11:45. Ничего себе я заспалась! Судя по сравнительной (если не считать шуршания прибоя и криков отдыхающих) тишине мужчина разделивший со мной ложе, уже куда-то направил ласты. Избавив свою впечатлительную натуру таким образом от необходимости созерцания плачевного превращения вечерней золушки в утреннюю царевну лягушку. «Как же он прав» думаю я, разглядывая в большом зеркале мятую физиномию с въевшимися намертво пятнами несмытой косметики. Постулат женской красоты номер два после «ни за что на первом свидании», который гласит «лучше умри, но боевой гримм перед сном сними», был халатно мной нарушен. За что я и поплатилась вот этой угрюмой маской пристарелого индейца. Умывшись до красноты (индеец-так индеец!) и натерев в отсутвии кремов лицо льдинкой, я решаю побыстрее смотаться, чтобы ни дай Бог не столкнуться в таком нетоварном виде с Франсуа. Опустошив 8-евровую бутылку минералки из мини-бара, я нехотя натягиваю неуместное солнечным утром выходное платье. Бестыжее декольте сверкает красноречивыми красными отметинами. Не дать, ни взять падшая женщина. Надо как-нибудь незаметно проскользнуть мимо консьержа. Я хватаюсь за ручку двери. Она поддается слишком легко. Передо мной возвышается благоухающий свежестью и позитивом Франсуа с полотенцем через плечо, которое свидетельствует о успешном заплыве.
– Привет!
– Привет, – вяло бормочу я в ответ.
Какое неудачное столкновение! Мало того что я похожа на вместе взятых Хиросиму и Нагасаки после атомного взрыва, так я еще даже не успела разработать достойную стратегию поведения после этого ночного буйства. Как на моем месте следует поступить «нормальной» женщине? Броситься мужчине на шею с радостным воплем «Любимый, когда же наша свадьба?» Или делать вид, что ничего такого особенного вообще не произошло. Так потерлись боками, с кем не бывает.
Франсуа принимает решение за меня. Он делает шаг вперед и укутывает меня в объятия. «Слава Богу я хоть зубы почистить успела » проносится в моей так и не успевшей как следует проясниться голове.
Без малого двумя часами позже мои с трудом собранные в одно целое и завернутые в захваченные из дома шорты и майку части тела украшают собой терассу итальянского ресторана Визувио. Мозг, судя по всему, решил продлить свое пребывание в отеле Мартинез, черепная коробка отдает гулкой пустотой. Франсуа взирает на жалкие остатки вчерашней роковой женщины с гордостью захватившего Францию Гая Юлия Цезаря.
– Ты так на меня смотришь…
Мне хочется поместить все мои метр семьдесят восемь за дымчатыми стеклами солнечных очков Гуччи. Не надо было соглашаться на этот совместный ланч, лучше бы коматозила сейчас на пляже в гордом одиночестве.
– Ты очень красивая, – даже не покраснев от такой наглой лжи, выдает льстивый обманщик, – Такой образ тебе гораздо больше к лицу.
И повернулся же у него язык обозвать этот визуальный хаос образом.
– Да, ладно…
Конечно, если бы брюнетка очухалась и вышла сегодня на работу, она непременно посоветовала бы мне кивать и соглашаться. Но, похоже, обе мои подружки взяли выходной.
– Нет, правда. Ты более земная, более настоящая.
Ага, еще вилы в руку, корову под мышку и огород копать в Чечулино. Остановив попутно парочку скакунов и затушив соседскую избу.
– Совершенство меня немного отпугивает, – продолжает романтик, разбавив свою хвалебную речь очень сомнительным комплиментом.
– Почему?
– Наверно потому что оно рифмуется с чем-то недостижимым, невозможным. Потому что я сам далек от совершенства.
– А подтянуться до уровня не приходило в голову?
Подстричься, наконец, и разжиться парой нормальной обуви!
– Подтянуться до уровня… Наверно женщинам это проще. Достаточно повстречаться с кавалером рангом повыше и, хоп, ты уже на другом «уровне». А мужчинам… Надо родиться или герцогом, или талантливейшим бизнесменом.
Или выйграть в лото 150 миллионов. Интересно, когда Франсуа собирается огорошить меня новостью о своем несметном богатстве? Нытье бедного и несчастного налогообложителя уже порядком приелось.
– Ты не пробовал заниматься бизнесом? Может быть, у тебя тоже талант.
– Нет, это не мое. И все это… эти отели, клубы… это замечательно на один вечер, но представить себе, что каждый день пестрил бы такой блестящей мишурой, мне, честно говоря, трудно. Мне больше хочется домашнего уюта, тепла, милого семейного гнездышка. Любимую женщину, которая встречала бы улыбкой с работы. Белого ретривера…
Идиллистическая картина рекламы йогута. Не хватает только выводка радостно лыбящихся румяных карапузов. Наши представления о счастье деаметрально расходятся. Я-то знаю, что из себя на самом деле представляет этот аутентичный «семейный уют» (от одного словосочетания зубы сводит), эпицентром которого является всемогущий телевизор. Это страшное зубастое пугало до названием «быт», вооруженное шваброй и помойным ведром, которое будет изо дня в день по горстке выметать из вашего дома любовь, страсть и нежность. Вместо трогательных супружеских объятий «как прошел твой день, любимый» недовольная уставшая рожа измотанной опупевшей от безделья домохозяйки. Вместо букета роз и горячего секса молчаливый безучастный ужин напротив телеэкрана и ранний отбой (как же завтра рано вставать на работу). И никакой ретривер ситуацию не спасет. Даже белый.
– Сейчас ты больше похожа на такую женщину…
На запущенную домохозяйку? Да, безусловно. Господи, Франсуа, почему же после такой волшебной ночи, ты так горько меня разочаровываешь? Вчера ты назвал меня девушкой-праздником. Это очень точное определение. Я мечтаю порхать по жизни весело и беззаботно, размахивая яркими крылышками новым нарядов. Я хочу наслаждаться каждой минуткой, теша свои глаза красотой, лелея себя роскошью и комфортом. Пусть какие-нибудь другие мазохистки стоят босыми и беременными на кухне, у моей звезды другая траэктория. Я собираюсь уже поделиться своими чувствами с Франсуа, но вовремя возникшая рядом брюнетка затыкает мне рот. «Будь умнее, чучело! Обещай этому олуху все что угодно. Ты забыла, чего тебе от него надо? Выйдешь замуж, отхватишь себе половину и разведешься. Ан-нет, она ищет душевного единения! Совсем сбрендила, старушка! Тебе вообще страшно повезло, что он не извращенец и совсем не плох в постели. По крайней мере под одеялом притворяться не приходится. И ты так размякла, что поверила в сладенькую сказочку про прекрасного принца? Принцы, если еще и встречаются, то прекрасности в них никто отродя не видывал. Посмотри вон на Альберта из Монако, и скажи спасибо, что сегодня ночью в номере Мартинеза с тобой был не он».
– Спасибо.., – покорно мямлю я.
– Не за что, – улыбается мне Франсуа.
У него совершенно чудовищные солнечные очки, которые уродуют его приятное лицо, делая похожим на черепашку ниньзя. Конечно, брюнетка права. Под впечатлением от удивительного секса, я растаяла на августовском солнышке, и мое плавящееся воображение начертило на асфальте примитивную утопию. Я ожесточенно оттираю подошвой спартанских сандалей неудачный набросок.
– Будешь дессерт?
– Ни в коем случае. От одного вида этих профитролей можно поправиться на десять килограммов, – морщу нос я.
– Тебе это не грозит.
Конечно. А если и грозит, то тем лучше, не правда ли, мой примитивный обыватель? Толстая жена у плиты еще удачнее впишется в твою очаровательную эклогу. Я удаляюсь в туалет, чтобы не плюнуть в размечтавшегося Франсуа своим едким раздражанием. По моему возвращению (нацепить доброжелательную улыбку на свою помятую физиономию мне с трудом, но все же удается) романтик протягивает мне саморучно сконструированную из бумажной салфетки розу. Или тюльпан. Или еще какой-то скудный представитель флоры. В пору разрыдаться от умиления. Конечно, не кольцо от Шопар, но все равно будет чем похвастаться перед подружками.
– Развернешь дома, – добавляет загадочности щедрый даритель.
Может, там внутри все-таки Шопар?
Мы договариваемся в скорейшем времени созвониться, встретиться, заняться любовью, провести остаток жизни вместе… Франсуа целует меня на прощание, и его искалеченный неудачной одеждой силуэт проглатывает пестрая толпа туристов. Оказавшись в приятной прохладе апартаментов (и вспомнив попутно, что их оплата теперь – моя обязанность) я устало обрушиваюсь на диван. Вытаскиваю из кармана шорт мятую бумажную требуху. В центре сморщенного белого листка пылает лакончиная чернильная строчка «Je t’aime». Брюнетка громко кричит « браво », забрасывая меня цветочными ошметками и мелкими монетами. Блондинка взгромождается на кровать и принимается ошалело скакать, размахивая в разные стороны руками. А я сворачиваюсь в клубочек и горько плачу. Увидев мой умытый слезами анфас, они обе одновременно останавливаются и, вылупив глазищи, стучат кулачком себе по лбу : « Ты в своем уме? » Я отмахиваюсь от них. Этим двум курицам ни за что на свете не понять происходящие у меня внутри метаморфозы. Я и сама едва ли смогу сейчас разобрать по полочкам и обратить в слова ту многогранную гамму противоречивых чувств, что безжалостно терзает мое существо. Впрочем, оставим самоанализ Франсуа, а я просто выплесну эту мучительную горечь водопадом спасительной влаги, выкурю умиротворяющую сигаретку и безответственно забудусь за просмотром какого-нибудь любимого, затертого до дыр ДВД. Кастинг на роль последнего с успехом проходит известная мне наизусть комедия «Роковая красотка». Когда Ирэн в очередной раз бросает поиски богатого спонсора, выбрав любовь в шалаше с пучеглазым бессеребрянником в исполнении Гада Элмале, я разочарованно щелкаю пультом. Такой слезлявый неправдоподобный финал может быть только в кинематографе, но никак не в реальной жизни. Проеденная насквозь вирусом роскоши женщина, если и решит довольствоваться качественным сексом, лишив себя привычного антуража, но долго все-равно такое затмение не продлится. Да, и мужчина… Вон сам Гад (увивительно говорящее имя у человека, кстати), бросив выводок детишек, спелся с монакской принцессой. Люкс это наркотик, однажды подсев на который, уже очень сложно вернуться назад к нормальной среднестатестической серости – общественному транспорту, супермаркетами, фаст-фуду, некачественным китайским шмоткам…
«Взгляните на нее» прорезается голос брюнетки, «Учила лопуха Франсуа наслаждаться жизнью, а сама? Когда самое время радоваться и праздновать победу, размазывает крокодиловы слезы по щекам и мучает себя какой-то неуместной ерундой. Кто тебя просит привыкать к китайскому трепью, дубина? Тебе сегодня миллионер признался в любви! Выйдешь замуж, отполируешь этот брильянт, еще все знакомые обзавидуются!» Она безусловно права. Только от признания в любви до предложения руки и сердца мне еще придется пройти непростой, усеяный колючками путь. И сейчас, нежась в уютном коконе моего домашнего гнездышка, я еще даже не представляю, какими многочисленными и какими острыми окажутся эти колючки.
Глава 10
Блондинка в шоколаде
Следующий месяц мы с Франсуа « встречаемся ». Бороздим незатейливые ресторанишки близлежащих живописных деревень, где цена меню « первое, второе, дессерт » не привышает сорока евро, а самое дорогое вино не выскакивает за пределы сотни. Загораем на общих пляжах под позорным зонтиком с логотипом Кока-Колы, очевидно позаимствованным Франсуа в какой-то придорожной забегаловке. Как вариант страшно романтичные дикие песочные россыпи, куда мы корабкаемся по горам и ущельям, обдирая кожу, и, достигнув, желанной цели, натыкаемся на такую же плотность отдыхающих на 1 кв м, как и на Круазетте (разве что здесь все голые – место-то дикое!) Распиваем дешевое розовое вино, пиво и поганенькие коктейли в продымленных спортивных барах, куда слетаются после работы друзья моего красавчика, такие же лохматые и нетронутые умелой рукой стилиста, как и он. Занимаемся сексом у меня, у него, в машине, на природе… Это, пожалуй, единственные моменты, когда я могу позволить себе расслабиться и быть самой собой, сбросив вместе с одеждой обрыгший образ влюбленной подружки неудачника. Поэтому для своего первого ответного признания в любви я выбираю блаженные секунды « после », когда у моих слов гораздо больше шансов прозвучать искренне. Если отмести весь этот отвращающий налет безденежности, Франсуа ведет себя безупречно. Он постоянно делает мне маленькие (в том числе по стоимости) сюрпризы : листочки с признаниями в любви на холодильнике, букеты цветов, коричневые коробочки Maison de Chocolat, корзинки свежих фруктов. Он помнит, что я с удовольствием грызу хлебные горбушки, зато кончики круассана предусмотрительно (в них на мой взгляд собраны все калории) оставляю без внимания. Он знает, что я предпочитаю твердые недоспелые персики и зеленые бананы, а манго и дыню на дух не переношу. Он по-джентельменски уступает мне оба крылышка жареной курицы, и я не стыжусь в его присутствии самозабвенно сдирать с них зубами тонкую запеченую кожицу… 22-летняя Лиза Кравченко уже сгорела бы дотла от пламенной любви к подобному прекрасному принцу-малобюджетнику. Как жаль, что у этой наивной мечтательницы, закопавшейся с головой в Чечулинском огороде, никогда не будет шанса на такую встречу. А 35-летняя Люлю держится изо всех сил, чтобы не намекнуть внимательному ухожеру, что ее тошнит от публичных пляжей, где невозможно отдохнуть из-за криков детворы, где вы рискуете в любой момент схлопотать мячом по лбу, потому что в двух метрах от вас веселая компания загорелых магребинцев взялась играть в волейбол, где развалившаяся рядом мамаша с четырьмя животиками, удачно расположенными спереди на манер полочек в шкафу, безудержно дымит вонючей сигаретой вам в лицо… Что ей осточертели его одноклеточные друзья, у которых в вакууме черепной коробки вяло телепаются три прямые извилины: пиво, секс и спорт. Что у нее чешутся руки добраться до его гардероба и, собрав в мемориальную кучу все его содержимое, торжественно поджечь это тряпичное безобразие, которое столь ужасно, что даже нищие африканцы, получив его в виде гуманитарной помощи, забросали бы дарителя камнями за подобную издевку. И еще, что ее трясет от страха от одной мысли о предстоящем знакомстве с маленьким монстром по имени Леа. Однако, как бы я не страшилась этой встречи, она неминуемо наступает.
Как-то спокойным, ничем не предвещающим беды вечером Франсуа торжественно объявляет, что «завтра» мы идем в аквариум втроем. Опыта знакомства с отпрыском своего суженного у меня еще не было. Из глубин памяти почему-то выпрыгивает первый визит к мамаше Забельской, ее перемайонезенный салад Оливье, строгий критичный взгляд из-под кустистых бровей, янтарные бусы на толстой розовой шее и замызганный передник с неуместным Дональдом Даком. Я отгоняю от себя это страшное видение. Как вести себя с будущей падчерицей? Улыбаться во все пломбы и разыгрывать добрую фею? Что ж попробуем. Будем надеяться, маленькая Леа не окажется прозорливее своего папашки и не разоблачит за моим альтруистичным анфасом тщательно скрываемую корысть. Для предстоящей миссии я выбираю белоснежную рубашку из тончайшего льна 100% Capri, идентичные шортики, соломенную панаму Борсалино и спартанские сандали Занотти (которые объясняют, почему в древней Спарте слабых сбрасывали с обрыва – выжить в такой зверской обуви могли только самые сильные и выносливые). На роль взятки (по-французски это слово звучит как pot de vin – горшочек вина, хотя в отличие от русских у них не было традиции расплачиваться алкоголем) выбирается большой кудлатый заяц, отдаленно напоминающий ее папашу. Итак, добрая фея готова к добрым делам. В Монакский аквариум мы отправляемся на машине Франсуа – Пежо Купэ 406, обожаемой хозяином так, будто это настоящая Феррари, а не хилый набросок (эта модель Пежо была нарисована дизайнером Феррари Сержио Пининфариной). Когда я загружаюсь вовнутрь, Леа уже дрыхнет в своем детском сидении. Тем лучше. Если она проспит всю дорогу и весь аквариум, будет просто замечательно. «Ага, размечталась» комментирует мое пожелание Господь Бог, и будит ребенка на парковке.
– Леа, дочка, это Лиза, – представляет меня Франсуа, вытягивая свое сокровище из недр автомобиля.
Очутившись на земле, девочка становится малюсенькой, похожей по рамерам на крупную куклу. У нее круглая румяная мордашка с крошечной кнопкой носа и непропорционально огромными оливковыми глазищами.
– Поцелуй Лизу, – предлагает зачем-то Франсуа.
– Нет, фу! – она крутит головой так отчаянно, что мне кажется, та вот-вот сорвется с цоколя и покатится по асфальту.
Хорошенькое начало. Чтобы задобрить врага, я вытаскиваю из-за спины свой главный козырь – зайца, и протягиваю воинствующему карапузу.
Нормальный в моем понимании ребенок с радостью принял бы подарок и поблагодарил щедрую тетеньку. Леа отворачивается от вислоухого с таким отвращением на краснощекой физиономии, как будто перед ней развернули грязный памперс. «C’est pas gagne» комментирует брюнетка.
– Она у чужих не берет, – объясняет мне мой мужчина, с легкой руки дочери уже записавший меня во вражеский клан.
Он вынимает из моих ослабевших рук плюшевого ушастика и отдает девчушке.
– Ка-ка! – замечает она, разглядывая презент.
Похоже, родители забыли научить чадо золотому правилу про коня и зубы.
– Ка-ка – это на ее языке «заяц», – пытается сгладить ситуацию папаша.
Ага, конечно, так я и поверила.
Леа тем временем, уместив зайца подмышкой, активно машет мне свободной ручонкой.
– Пока-пока!
Типа, аудиенция окончена. Ненужная Лиза, подарившая какую-то кака, может быть свободна. Я понимаю, что всю жизь остерегалась маленьких монстров небезосновательно.
