Kitabı oku: «Завтра», sayfa 3

Yazı tipi:

– Нравится? – спрашивает она.

Я киваю головой и улыбаюсь. Она создала своё личное пространство и это её успокаивает. Так она ближе к своим друзьям, к школе, к своей комнате, которая у неё когда-то была дома.

– Включить музыку? – Стелла ждёт моего ответа.

Мои губы продолжают улыбаться, и она принимает то за согласие. Комната наполняется мелодией Картера Барвела и моим любимым саундтреком из фильма «Сумерки». Я разглядываю её комнату всё с таким же удивлением. У нее нет плазменного телевизора. Но она коллекционирует мягкие игрушки. Кто бы мог подумать! На ту Стеллу, которую я знала раньше, это совсем не похоже. Плюшевые зайцы, медведи, тигры лежат в разных местах палаты.

– Это довольно неожиданно, – произношу я, когда успеваю справится с шокирующим открывшимся мне видом.

Да, так и есть! – смеется Стелла.

Мы садимся на кровать. Стелла молчит, но я вижу, что она собирается что-то сказать. Я не тороплю её. Просто сижу и разглядываю палату.

– Дина! Я была влюблена в него. И жутко ревновала к тебе.

Я поворачиваю голову, и ещё не совсем понимаю, о ком она говорит.

– Я думала, что вы с Джейком, больше чем друзья! Понимаешь, – она начинает быстро говорить, боится, что я перебью её, – трудно так долго находиться в одном крыле больницы с человеком и не питать никаких чувств.

Здесь я с ней согласна. Правда, в качестве пары никогда не представляла Джейка или Льюиса. Джейк – мой лучший друг.

– Извини, конечно, то есть ты вела себя как стерва, только потому, что думала, что у Джека есть ко мне чувства? Или у меня к нему? Я сейчас немного запуталась.

– Да! Вы ведь здесь давно, когда я приехали, вы уже хорошо общались. Я не так быстро завожу друзей, Дина, как может показаться. Да, иногда мне приходится вести себя безобразно. Но это мой щелчок по носу болезни. Я не хочу, чтобы мистер рак думал, что, расползаясь по моему телу, он может полностью владеть мною.

Я киваю и нам обеим становится грустно.

– У тебя всегда был Джейк. И верная Руби. А я была одинока. Ты, наверное, не знаешь. Мои родители считаются там в том мире, где протекает обычная жизнь, достаточно богатыми людьми.

Мои брови ползут вверх, потому что я чувствую себя неловко.

– Почему они тогда не лечат тебя у лучших докторов штата?

Я правда не понимаю, если ты имеешь большие деньги, значит у тебя и есть большие возможности. Можно найти массу вариантов, например, экспериментальное лечение или новые вакцины, созданные в искусственных лабораториях.

– Да, я понимаю, о чем ты думаешь. Но это было моё решение. Глупо, но я хотела быть ближе к Таку. Это было моим условием для родителей. Или я остаюсь лечиться здесь, или я вообще отказываюсь ложиться в больницу.

Я усмехнулась. Так странно, что кто-то может выбирать, а кто-то просто довольствуется малым.

– Когда ты полюбишь, Дина, ты будешь совершать ошибки. Много ошибок. Сейчас я понимаю, что Так оказался впечатлительным. У нас иссякли темы для разговора. Даже когда мы целовались, он постоянно щупал мне пульс.

Я не удержалась и рассмеялась. Стелла улыбнулась, но продолжила:

– Мы так быстро начали отдаляться друг от друга. Вернее, я оставалась всё так же, здесь. А он уходил всё дальше. Он престал приходить, ссылаясь на проблемы в школе. А потом просто позвонил и сказал, что это конец.

– Мне жаль, – быстро сказала я. – Не знаю, захочется ли мне иметь парня после твоей рассказанной истории?

– Не все парни одинаковы. Хэппи-энды случаются гораздо чаще, чем ты предполагаешь.

Я отмахиваюсь рукой, смеясь.

– Брось, мы обе знаем, что парень, это не то, что мне хочется в данный момент.

– Ты думаешь, что когда-нибудь сможешь выздороветь полностью? – тихо спрашивает Стелла.

Я качаю удрученно головой. Нет, конечно, нет. Не буду лукавить, иногда я мечтаю об этом. Но потом приходят время приёма таблеток, и я понимаю, что только они поддерживают мою жизнь.

Музыка заканчивается, и мы со Стеллой слышим душераздирающий вой за дверями палаты.

Майк

Новость о том, что Патрис может поправиться, меня обрадовала. Но, когда отец сказал, как именно будет проходить ее дальнейшее лечение, меня испугало. Я был полностью обескуражен, выбит из колеи. Это только в фильмах можно увидеть, как здорово всё происходит и все живут долго и счастливо. Папа зачитывал риски и статистику похожих операций, а я сидел на диване, думая о том, как резко моя жизнь начала меняться, как яркие цвета в калейдоскопе.

– Майк!

Мама смотрела на меня, и в её взгляде я прочитал страх. Я расценил , что она боялась не за меня. Она боялась, что я откажусь. Ведь не может же она насильно привязать меня к больничной койке и вскрыть мою черепную коробку.

– Сын, ты в порядке?

Сегодня они были так ласковы со мной. Они как будто не доверяли мне. Не понимали, что ради Патрис я готов на многое, даже ценой собственной жизни. Но мне было страшно. Я боялся, что, если что-то пойдёт не так, я останусь виноватым.

Конечно, до самой операции еще нужно пройти всевозможные анализы и всё такое. Но всё равно я испытывал смешанные чувства. Страх, что не получится. И гнев, что на меня свалили такую ответственность. Мне шестнадцать. Я со своей-то жизнью не знаю, что делать, а теперь еще и жизнь Патрис зависит от меня.

– Всё в порядке, мам. Я просто устал.

И поднимаюсь, и чувствую затылком, что они оба смотрят мне вслед. Они обеспокоены тем, что я не произнес ни слова после обрушившейся на меня новости. Я захожу в комнату и плотно зарываю дверь. Не хочу, чтобы предки заходили проведать меня. Сегодня вечером мне хочется побыть одному.

Я отключаю телефон, и ложусь в постель. Паника завладевает моим разумом. И я начинаю прикидывать десятки вариантов развития событий. Воображение рисует мрачные картинки, сменяющиеся, как на слайде. Ужасно начинает болеть голова от придуманных видений, и я переключаюсь мыслями на Дину.

Я сожалел о том, каким придурком я был в тот день. Мне хотелось бы всё исправить, но после слов Лил, мне становится неуютно. Что именно она имела ввиду, говоря, что я не для нее? Я понимал, что она заботится о ней. Но Дина не девочка в стеклянном шарике. У нее тоже есть свои мысли, мечты, чувства. Да, Дина болеет раком, также, как и Патрис, также, как и все дети и взрослые на этой крутящейся штуке под названием планета.

Внезапно я разозлился и ощутил смелость, которая бурлила во мне, как вулкан. Завтра я пойду к Дине и признаюсь ей в том, что она нравится мне. Нравится до безумия. Хочу сказать, что мне интересно всё, что с ней происходит. И если она меня оттолкнёт, или ей это всё не нужно, я отстану. Исчезну из ее белой больничной жизни. С этими волнующими мыслями я засыпаю, бормоча себе под нос её имя.

Проснувшись утром, вспоминаю вечерний разговор с предками и мой план по поводу Дины. Сегодня я уже не чувствую себя таким храбрым. Голова раскалывается, как будто меня переехал бульдозер несколько раз. Вяло одеваюсь и также вяло выхожу из комнаты. Предки внизу, на кухне. Я слышу, что они перестали разговаривать и теперь тоже прислушиваются к моим шагам. Блин! Наверное, сейчас это будет всё неловко. Я спускаюсь с последней ступеньки, и из угла прихожей выглядывает мама:

– Майк, доброе утро!

Возможно, я преувеличиваю, но теперь, когда есть шанс спасти Патрис не без моей помощи, мама так ласкова со мной, даже чересчур.

– Привет, мам!

– Я приготовила оладьи, твои любимые!

– Эмм… Мне нужно бежать в школу, с утра контрольная, – я несу бред. Никакой контрольной у меня нет. Просто этот дом сжимает меня, как будто готов сожрать.

Я выскакиваю из дома и быстрым шагом иду по улице. Да, моя мать раньше никогда не была так ласкова со мной. Всё ее внимание принадлежало сестренке. Я никогда не был против такого расклада. Патрис своей непосредственностью могла зачаровать любого члена семьи. Если мама решила подкупить меня своим добродушием, только ради того, чтобы я согласился, значит она слишком плохо меня знала. Мое желанное «да» уже вчера сидело в моей голове, просто я не мог произнести его вслух от неожиданности.

Занятия длились бесконечно долго. Билл в школе отсутствовал, и меня это немного беспокоило. Какие бы не были проблемы у него в семье, он никогда не пропускал школу. Наверное, это единственное место было для него отдушиной от семейных неурядиц.

Кода я вышел из школы, я намеревался заскочить к Биллу. Но, увидев, как Лил проходит с группой девчонок, резко передумал. Я пересек дорогу и направился прямиком к больничному комплексу. Я знал, что Патрис пока запрещены посещения. Она будет проходить всевозможные анализы на подготовку к операции.

Я твёрдым и уверенным шагом шел к Дине. Я хотел поделиться с ней своими страхами. Я не мог рассказать этого Биллу, он бы не смог понять меня. Он в любом случае принял мою сторону, а я хотел взгляд со стороны человека, который сам через это проходит. Конечно, это нечестно просить помощи у той, которая сама себя спасти не может. Да, жестоко! Но жизнь вообще жестокая стерва. Она крутит тобой, как заправский фокусник. Жизнь постоянно что-то у тебя забирает, обещая взамен вернуть больше. Но это всего лишь жалкие уловки, чтобы ободрать тебя до липки.

Гнев, который бушевал во мне, начал обостряться. Меня что-то бесило, накаляло, и я и сам не мог объяснить своих ощущений. Я шел дальше, призывая мысленно себя успокоиться. Печально, если я заявлюсь к девушке, которая мне симпатична, со своим дурацким негативом. Если сейчас всё испорчу, второго шанса точно не будет.

Я прохожу мимо скверика у больницы, и замечаю рыжую копну волос. Дина! Немножко огибаю пару скамеек, и решительно направляюсь в ее сторону. Я слишком поздно замечаю, что она не одна. Рядом с ней мужчина в возрасте, высокого роста. Он обнимает ее за плечи, а она плачет. Пытаюсь проскользнуть незамеченным, но Дина поднимает голову, и я останавливаюсь, как вкопанный.

– Майк!?

Ее слезы блестят на солнце, словно алмазы, рассыпавшиеся на её лице. Мужчина рядом с ней смотрит на меня вопросительно. Присмотревшись к нему, я замечаю некоторое сходство.

– Привет, Дина! – я подхожу ближе. Чувствую себя придурком, оттого, что нарушил их беседу и оттого, что не знаю, как обратиться к тому мужчине. – Здравствуйте, я Майк Лорчер. Мы с Диной когда-то учились на одном факультете.

Брякаю последнее предложение, и ощущаю себя еще большим придурком. Мужчина встает и протягивает руку:

– Сэм. Я отец Дины.

А, значит я всё правильно понял. Между ними было небольшое сходство, хотя отец Дины был более смуглее и у него были темные волосы.

– Мне пора, милая.

Немного отвожу взгляд, чтобы дать им проститься. Я как будто чёртов вуайерист, подсматривающий за людьми. Отец Дины кивает мне, и я отвечаю ему тем же. Я присаживаюсь на скамейку, глядя себе под ноги. Что со мной? Когда я шел сюда, я был таким смелым. А сейчас я как шарик, сдувшийся, потерянный шарик.

– Ты в порядке? – я не мог не спросить, хотя бы потому что видел её слёзы.

– Я не хочу об этом говорить, – она достаточна резка со мной. Но я начинаю подозревать, что это из-за меня. И тогда мой настрой падает ниже, чем просто ноль.

– Дина, я..

– Прости меня, Майк. Мне жаль, что тогда мы не успели пообщаться. И если честно, я тогда была не в лучшем настроении для бесед.

Вот как! Своим сожалением она вообще выбила у меня почву из-под ног. Не знаю, что ей ответить. Да, хорошо, я тебя прощаю? Или нет, я не прощаю, но мы можем дальше общаться? Она молчит, и я тоже молчу снова. Наитупейшая ситуация!

Внезапно я вскакиваю со скамейки, и становлюсь напротив нее, чтобы видеть ее лицо. Мой горячный порыв меня пугает и в то же время я чувствую себя, как на гребне высокой волны. Сейчас или никогда!

– Дина! Ты мне нравишься!

Я видел, что она сначала она испугалась, когда я вскочил, как очумелый. Она не знала, чего от меня ожидать. Но я выпалил свои слова, и она улыбнулась. Мне стало легче дышать. Я так себя накручивал, а она просто улыбнулась.

– Майк!

Вот только нотки в её голосе не предвещают ничего хорошего.

– Ты хороший парень, но я не уверена, что это то, что тебе нужно.

Классно, что она умеет принимать решение за нас двоих. Но я не собираюсь просто так сдаваться.

– Послушай, мне кажется, я точно не уверен, но я тебя понимаю. Но можно просто попробовать. Я хочу этого, и ты не права, я знаю, что мне нужно. Мне нужна ты, Дина. У меня столько мыслей, столько страхов в голове. Знаю, у тебя их гораздо больше. Но разве плохо, когда есть человек, которому можно всё рассказать?

– У меня был такой человек, Майк. Пару дней назад он скончался. Я узнала об этом только вчера вечером. И мое сердце больше не хочет ни к кому привязываться.

Я замер. Утешения, явно не мой конёк. Но нужно что-то сказать.

– Мне жаль. Но я бы очень хотел, чтобы ты подумала над моими словами. Каждый человек нуждается в поддержке. Нельзя постоянно сидеть в белом замке и смотреть, как протекает жизнь.

Дина резко встала, скользнула по мне холодным взглядом и произнесла:

– Я напомню тебе, Майк. Я больна раком, и я лежу в больнице. Это не белый замок, и я не принцесса, которую ты захотел спасти. Некоторые не нуждаются ни в чьем спасении.

Она ушла, а я просто стоял, растерянный. Снова, разговор с Диной завёл меня в тупик. Я и сам не знал, зачем я добиваюсь девушку, которая не хочет отношений. Но, всё же, когда я возвращался домой, я покручивал в голове вариант, что было бы, если бы она сказала «да».

Дина

Я выскакиваю из палаты Стеллы, и вижу Руби. Она сидит на полу, закрывая лицо руками. Возле нее куча грустных медсестер и мой нелюбимый доктор Стивенс. Его лицо, словно маска, абсолютно белая и непроницаемая. Ни одной эмоции, ничего. Стелла стоит за моей спиной. Она, практически, дышит в мой затылок.

– Что случилось? – спрашивает она шепотом.

Доктор Стивенс, увидев нас, идет в нашу сторону. Стелла выходит из моей спины и идет ему навстречу.

– Девочки, вернитесь в палату!

Я вижу, что он, правда, пытается сгладить или замять эту ситуация. Но я хочу знать, в чем дело. Где-то, в глубине сознания колыхнулась маленькая тревожная мысль. Сначала это было похоже на волну, бьющуюся об твои ноги. И, когда Руби подняла на меня свои заплаканные глаза, мысль стала живой. Волна превратилась в бушующее пламя, готовое смыть тебя с берега и утащить в океан.

– Доктор Стивенс? – вопрос звучит, как надежда. Слышу, как дрожит мой голос.

Стелла уже разговаривает с другой медсестрой. Та ей что-то тихо говорит, и Стелла резко падает на пол, обхватив руками свое тело. Я просто смотрю на нее, как если бы смотрела фильм. Заставляю отключить свои эмоции, всеми усилиями твержу самой себе, что я сильная.

Из другой палаты высовывается Льюис. Он осматривает всех нас и осторожно выходит в коридор. Он идет неторопливым шагом, а по его лицу стекают слезы. Всё это похоже на Вавилонское столпотворение. С других этажей приходят медсестры. Они окружают Руби плотным кольцом, одна из них опускается на колени и обнимает ее.

– Дина!?

Доктор Стивенс касается моего плеча. Его прикосновение возвращает меня в реальный мир. В мой реальный мир. И в эту секунду, словно, кадры проносятся у меня перед глазами. Вой Руби, вперемешку с плачем. Бьющаяся в истерике на полу Стелла. Слезы Льюиса. В голове чувствую взрыв, как если бы бомба взорвалась около меня. Но я не знаю, что мне с этим делать. Единственное, на что я могу решиться, это сбежать. Я быстрым шагом иду к своей палате, закрываю дверь и опускаюсь на пол.

Доктор Стивенс стучится в дверь, зовя по имени.

– Дина! Открой мне, пожалуйста!

– Пожалуйста, уходите! – мой голос переходит в тихий плач. – Я обещаю, что я не буду делать глупостей. Мне просто нужно побыть одной.

Ложусь на холодный пол, закрывая уши. Мне не нужны другие звуки. Я не хочу слышать их. Закрываю глаза, и вспоминаю первую встречу с Джейком. Тогда, в самом начале, он был таким веселым, жизнерадостным, несмотря на болезнь.

«– Эй, малыш Диди, хочешь стать моей подружкой?

Первый день в больнице, и мой сосед предлагает стать его девушкой?

– Пожалуй, я откажусь.»

Я помню, как тяжело мне было привыкать жить здесь. Я каждую ночь плакала, не выходя из палаты. Джейк приходил ко мне по вечерам. Сначала мы просто молчали. Вернее, молчала я, а его словесный поток лился, как вода из кувшина. Но всё же именно Джейк помог мне поверить и принять, пусть и не до конца, что моя жизнь в больнице, неизбежна. И сам же в конце сдался, оставил меня одну. Каким было мое прощание с ним? Поцелуй в лоб на лестнице? Если бы я смогла вернуть именно этот момент, я бы прижала его к себе и не выпускала из своих объятий. Хм. Да, я бы вообще не выпустила его из больницы, из своей жизни.

Ведь только сегодня утром мне пришло сообщение от Джейка. Как это вообще может быть? Кем мы становимся, когда превращаемся в прошедшее время? Да, я знаю, смерть неизбежна. Но зачем жить вполовину, мучаясь от дикой боли и умирать, когда тебе шестнадцать, семнадцать, восемнадцать? Зачем? Кто придумал эту систему невероятно жестокого отбора? Я не претендую на звание Бога, и никому не судья, но в мире есть столько плохих людей. Люди, которые мучают, продают, покупают, убивают детей. Почему они проживают полноценную жизнь, оставляя за собой гигантские следы крови? Для урока? Простите, я не понимаю. Это никогда для таких, как они, не будет уроком. На смену им всегда придут другие, еще более зловещее и бесчеловечнее.

Конечно, я сейчас просто расстроена и оправдываю смерть Джейка, как то, что он вступил в бой со своей болезнью…, и он проиграл. Это нисколько не придает мне сил, чтобы бороться дальше. Я так устала от этих бесчисленных схваток. Но я надеюсь, что мой Джейк теперь будет в мире, где есть покой. Там не будет приема таблеток и химиотерапии.

Я мысленно представила, как Джейк танцует джаз-фанк, подражая своему кумиру Брайану Фридману. Мне даже кажется, что я слышу в своей голове музыку. Он завлекает меня, унося в миры, где мы с Джейком танцуем вместе, смеясь друг другу. Я ерошу ему волосы рукой, а он шепчет мне «Я здесь так счастлив!».

Утром я проснулась оттого, что у меня дико болела нога. Оказалось, что я провалялась на полу всю ночь в очень неудобной позе. Встав еле как с пола, чувствуя себя дряхлым старцем, даже и с деревянной ногой, я потащилась к кровати. Часы на телефоне показывали семь тридцать пять. Да я прям, мадам пунктуальность. Через пять минут начнутся процедуры и осмотры. Потирая щеку, на которой остались следы от кофты, потому что кое-кто (это я) спал, как полупьяный акробат. Медленно возвращаюсь воспоминаниями во вчерашний день. Джейк! Его имя всё еще приносит мне боль, даже когда не говорю о нем вслух. Наедине с самой собой, мне еще трудно. Как мне покинуть палату, и увидеть Руби, Стеллу, Льюиса?

Я переодеваюсь, чищу зубы и привожу себя в порядок. Между всеми этими хлопотами, я бурчу себе под нос мантру. Я знаю, что я сейчас выйду в коридор и увижу сочувствующие, жалеющие взгляды доктора Стивенса и других медсестер. Они будут говорить, что им очень жаль и они всё понимают. Но это не так. Им кажется, что они смогут понять нас. Они годами учатся в университетах, и они знают о наших диагнозах очень многое. Но мы и они по разные стороны берегов. Они могут принять смерть Джейка, как личное поражение. Но они никогда не смогут понять, сколько стойкости и веры, и отчаяния он пережил, когда был жив.

Наверное, вам кажется, что я слишком много думаю или размышляю. Да, это так. С детства мне нравилось анализировать поступки окружающих меня людей. Проигрывать несколько вариантов событий, которые могли никогда и не случиться. Казалось бы, что плохого заранее предугадывать ситуации и правильно действовать или подстраиваться под развитие событие? Но в этом были и свои минусы. Недаром говорят, что много думать вредно. Однажды, ты можешь смешать всё в своей голове, и потом уже не понять, где явь, а где придуманный мир.

Отрицание! Я вышла из палаты, и направилась в процедурную. В холле никого не было. Словно, с его уходом, опустел и мир, в котором его больше никогда не будет. Войдя в процедурный кабинет, я увидела Эйви. Эйви редко появляется в больнице. Она заменяет наших медсестер, как бы поточнее выразиться, запасной вариант. Сначала я не поняла, кого именно не хватало из медперсонала.

– Дина?

Эйви смотрела на меня с растерянностью.

– Где Руби? – спросила я.

Эйви начала молча брать кровь на анализ. А я, сложив губы трубочкой, разглядывала ее. Белоснежная матовая кожа, выразительные голубые глаза и зачесанные рыжие волосы под медицинскую шапочку. Да, я понимаю, что Эйви немногословна, но не может же она проигнорировать мой вопрос.

Толстый шприц наполнился кровью. А я зажала руку, оставаясь сидеть на месте. Странное чувство. Такое чувство, как будто я проснулась утром, ощущая частичку Джейка внутри себя. Я не знаю, передается ли это на уровне сознания и как это вообще работает. Бывает же такое, что, пообщавшись с человеком, ты перенимаешь у него все его интонации в голосе, а также мимику и жесты. Возможно, пофигизм Джейка и желание на всё забить и веселиться передался и мне.

– Что-то еще?

Эйви, прости, что я о тебе так думаю, но определенно, ты меня сегодня бесишь.

– Да, Эйви, я задала тебе вопрос и, если ты не против, я хотела бы услышать ответ.

– Руби отдыхает. Она попросила заменить ее на несколько дней.

Эйви подошла ко мне, заглядывая в лицо:

– Она тоже переживает, Дина. Джейк был ей дорог.

Я соскочила со стула и побежала обратно в палату. Слышать его имя мне было больно. Когда его произносишь про себя, думаешь, что он уехал куда-то далеко, но он всегда в твоем сердце. Нет, нет! Не могу поверить в его смерть. Не вот так!

Я лежала в палате, не шелохнувшись. Не завтракала, не выходила в холл. Доктора Стивенса сегодня не было, и его заменял другой врач. Он быстро осмотрел меня, записал что-то в свой блокнот и вышел, не попрощавшись. Раньше, я думала, что доктор Стивенс отстойный врач. Хотя бы потому, что со всеми нами он редко шел на контакт. Нет, он выполнял свою работу, как профессионал, но он как будто смущался нас или боялся. Я не знаю. Но после сегодняшнего врача, я понимаю, что теперь мне есть с кем сравнивать. Так что мистер бука, если будете читать мой дневник, попробуйте хоть изредка улыбаться своим пациентам, даже если они временные.

Когда рано встаёшь, день кажется длинным и растянутым. Вот сейчас на часах время ланча, а мне кажется, что уже вечер. Я продолжаю лежать на кровати, разглядывая белый потолок. За дверьми палаты кипит своя жизнь. Но я сегодня отдельный участник этих событий. Дверь тихонько открывается, но я даже не поворачиваю голову.

– Твоё поведение, детка, оставляет желать лучшего!

Руби!

– Руби! Ничего себе!

Я хочу встать с кровати, но переваливаюсь через руку и вот я уже распласталась на полу. Я вижу кончики ее туфель, которые упираются мне прямо в нос. Она поднимает меня, причитая, в какую неуклюжую девчонку я превратилась, пока она отсутствовала здесь пару часов.

– Ты взяла выходной и даже не предупредила меня? – мне самой показалось, что в моем голосе прозвучала обида.

– Да, детка. Ты злишься на меня за то, что я оставила тебя. Но я пришла сюда, как твой друг. К тебе. И я думаю, что нам нужно поговорить.

Участие Руби в моей жизни, я всегда принимала, как должное. И всю ту ночь, которую я провела, валяясь на полу, а также утро нового дня, я злилась, что Руби не было рядом со мной.

– Эйви сказала мне, что ты полдня не выходишь из палаты. Поэтому я собралась, оставила Бобби с няней и примчалась сюда. Поговори со мной, Дина. Скажи мне, что ты чувствуешь?

Я отвернулась, сопя носом.

– Не надо, милая. Я принимаю тебя любой. Хочешь плакать, плачь. В этом нет ничего постыдного. Но, самое главное, не закрывайся в себе. Если ты будешь копить эту боль в себе, однажды она выйдет наружу, и я не уверена, что ты сможешь ее пережить.

Все слова, сказанные Руби, доходили до моего сердца и кололи его. Слезы бежали по щекам, и всё никак не хотели останавливаться.

– Прости, Руби, я сейчас не в состоянии что-либо сказать.

Руби придвинулась ближе.

– Ничего, детка, ничего. Ты потеряла близкого человека. Этот мальчишка, он, порой доводил меня до бешенства своими выходками. Но я любила Джейка, как люблю своего сына. Джейк был моим мальчиком.

Я положила голову на ее плечо, а он сжала меня чуть крепче, медленно раскачиваясь и продолжая говорит. Е голос был убаюкивающим и каждое ее слово проникало в мой разум, как луч солнечного света.

– Тебе будет грустно сегодня, и завтра, и еще несколько таких завтра, каких у тебя будет тысяча. Но потом ты перестанешь грустить, его лицо будет таким расплывчатым, а воспоминания о нем будут со временем стираться, словно он был в твоей жизни недолго.

Я побольше набираю воздуха в легкие, чтобы успокоиться. В голове созревает мысль, что будет, когда я уйду, также, как ушел Джейк. Мне снова становится очень больно, за папу, Лил и Руби. Сколько еще она сможет пережить смертей, начиная со смерти своей Энджи и заканчивая такими пациентами, как мы?

– Руби, сколько ты видела смертей до того, как я поступила сюда?

Руби замерла, перестав меня раскачивать. Она несколько минут сидела, как истукан.

– Верь в чудо, – сказала она, так и не ответив на мой вопрос. Затем она снова начала раскачиваться, и я почувствовала себя более умиротворённой. Ее сыну, Бобби, здорово повезло иметь такую любящую и заботливую маму. Я обняла Руби покрепче и закрыла глаза, отпуская Джейка танцевать и веселиться, в мир, где больше не будет ненавистных ему иголок, проникающих под тонкую кожу и приёма лекарств, от которых тебе хочется блевать. Очень больно и грустно, что Джейк ушел таким молодым, но, наверное, я не знаю, это лучше, чем лежать в палате, и спрашивать самого себя, наступит ли твое долгожданное завтра или нет.

Майк

Этот день настал. День, когда я начал свой путь к борьбе за жизнь Патрис. С утра мать меня потащила к психологу, отпросив заранее с занятий в школе. Честно говоря, я думал, что мы приедем в какой-нибудь из этих новомодных офисов, где будет сидеть пожилая женщина – психолог и записывать нашу беседу, оценивая каждое мое слово. Но мы прибыли в здание, расположенное неподалеку от больницы. Небольшая одноэтажная пристройка. Мама осталась ждать меня в холле, набирая кофе из автомата, а я прошел дальше по коридорам ища нужную дверь.

Наверное, было нужно увидеть мое лицо, когда я вошел в помещение, битком набитое людьми разных возрастов. Здесь были парни моих лет, девушки чуть постарше, женщины среднего возраста. Я немного стушевался, потому что не был уверен, что я нашел нужное место. Но психолог, молодая женщина, улыбнулась и я почувствовал себя как в какой-то странной, на мой взгляд, группе поддержки. Как оказалось, люди, собравшиеся здесь были такими же, как и я. Доноры. Они стояли полукругом, в центре которого и сидела та женщина, которая улыбнулась мне, когда я вошел. В её руках был старенький потрепанный блокнот и черная ручка, которая мелькала на страницах, подчеркивая и выделяя слова, которые понятны были лишь ей.

Я встал за спинами одной парочки. Они все время держались за руки и тихо переговаривались. Люди рассказывали свои истории, делясь своими переживаниями о своих родных. Одна девушка очень сильно плакала, рассказывая о своей сестре. У неё был такой же диагноз, как и у Патрис. И я ее очень сильно понимал. От ее истории у меня закружилась резко голова. Ноги одеревенели и стали ватными и непослушными. Я легонько покачнулся и осел на пол. Причем не упал, а как будто спланировал свое падение. Кто-то из толпы протянул мне бутылочку воды. Схватил бутылку и начал пить. Одна из женщин предлагала позвать сотрудника из медперсонала. Но я поблагодарил её и сказал, что не нужно. На самом деле мне не было плохо. Я был немного растерян. Я выпал из реальности, и попал в мир, где стены красят в белый цвет, а дома за ужином говорят лишь о больницах и лекарствах.

– Майк? Ты хочешь с нами поделиться своей историей?

Я собирался сказать «нет», но из моих губ вырвался другой ответ:

– Да! Моя сестра Патрис, моя младшая сестра, – поправил я себя. – Она умирает. Я стану ее донором, потому что я моложе, и у неё будет больше шансов выкарабкаться. Каждую ночь моя семья молится, чтобы операция прошла успешно. Но…

Я оборвал себя на полуслове. В этой комнате никто из них не произнес самых важных слов. И я не хотел заканчивать свой монолог, разбивая их сердца. Они все собрались здесь, чтобы рассказать о своих историях и о своих надеждах. Но почему никто из них не озвучил свои самые страшные страхи? Вдруг что-то пойдет не так? Вдруг на операционном столе у меня откажет сердце, и моя мама потеряет сразу двух своих детей? Или пересадка будет успешно совершена, а тело Патрис будет отторгать этот чудесный для нее дар?