Kitabı oku: «Величие. Книга 1», sayfa 9
Глава 5. Надежда
– …Но почему? – Громкое восклицание Геасфель заставило Шиа, которая только что вернулась из библиотеки, замереть на пороге.
Накануне эльфийке казалось, она заметила в глазах Аурелия особенное выражение, словно он думал о ней именно то, что она предполагала. В её системе координат взаимное притяжение вело к единственно логичному развитию. Но было ли это так же для Аурелия? Шиа с Рогеаль давным-давно разучились видеть в нём иностранца. Он был умён, хорошо ориентировался в их обычаях, разговаривал без акцента, отчего и непривычная северная внешность словно померкла в их глазах, не напоминая об иной расе. Теперь же Шиа кольнуло подозрение, что Аурелий всего лишь гибко, как и всегда, подстраивался под окружение, а она, сама того не понимая, охотно этим пользовалась.
Ей вновь стало горько, что настоящего, искреннего Аурелия знает лишь Геасфель. Когда-то любовь Шиа к старшей сестре была всеобъемлющей. Шиа липла к ней, ревниво мешая болтать со сверстницами, хвостом таскалась в любую даль и хвасталась старшей сестрой перед каждым встречным, как личной гордостью. Сейчас было странно вспоминать эти чувства, хотя они ещё не потеряли отчетливости. Даже когда Шиа плакала от зависти, что не может отправиться вместе с Геасфель в Белую империю, её восхищение не иссякло. Но никогда, никогда она ещё не осмеливалась со старшей сестрой соперничать.
Первый шаг к победе – знания. Увы, в библиотеке литературы о нордах оказалось разочаровывающе мало, а новейшее издание было десятилетней давности. Единственная полка с книгами об их культуре и традициях скромно ютилась в дальнем шкафу, не в пример стеллажам о дроу, воргах, нимфах или фавнах. Даже про диких кобольдов, которых активно порабощали на южном материке, похоже, было написано поболее.
– Неужели это всё, что есть?
– А что именно вам надо? – поинтересовалась библиотекарша, и Шиа пришлось растерянно пожать плечами.
В идеале ей требовалось столько информации, чтобы не уступать по знаниям старшей сестре. Но это было невозможно: Геасфель провела в Белой империи целых два года, и этот опыт ничем не удалось бы заменить.
И всё же Шиа узнала, что норды, происходя от рода людского, многое позаимствовали из человеческих традиций. В том числе сохранилась привычка дарить любимым цветы: голубые символизировали печаль и в то же время спокойствие, жёлтые были цветом радости и благодарности, красный означал страсть и вожделение, а белый говорил о чистоте помыслов и преданности, и в сказаниях, признаваясь друг другу в чувствах, норды дарили друг другу цветы белого шиповника. Раня руки о колючки растения, они обменивались каплями крови и таким образом скрепляли свой союз.
Улыбнувшись пришедшей в голову идее, эльфийка захлопнула книгу. Решив сперва ничего не говорить и просто понаблюдать за Аурелием, она купила по пути домой белую камелию. Если он неравнодушен к Шиа, его реакция так или иначе скажет об этом. Затея обещала стать как минимум хорошей шуткой, а втайне Шиа надеялась вывести норда на откровенную беседу.
Дома было так тихо, что, вернувшись, Шиа решила: никого нет. Скинув сандалии, она собиралась поискать вазу, когда резкое восклицание Геасфель заставило её замереть на пороге.
– …Но почему? Разве она тебе не нравится?
– Не хочу подвергать её опасности, – ответил Аурелий. – Никому до сих пор не ясно, как они погибли.
Оба не заметили её возвращения, как будто были до этого сильно погружены в собственные мысли. Услышать косвенный отказ оказалось даже больнее, чем Шиа предполагала.
– Но твои симпатии очевидны, и это уже обнадёживает её. Шиа не из тех, кто колеблется. Если будешь медлить, она сама сделает первый шаг.
Послышался тяжёлый вздох.
– Значит, дам понять, что она ошиблась в своих догадках. Геасфель, она ещё так юна! Где бы Шиа до сих пор ни побеждала, это всего лишь игры. Лучше я уеду, и она постепенно забудет обо мне.
Небо за окном, как и прежде, сохраняло безбрежную синеву, но для Шиа прихожая резко потемнела. Неприятный холодок сковал пальцы, которые держали камелию. В какое же глупое положение она попала! Тёмная, кроваво-алая пелена вспыхнула и поднялась вихрем в её душе, пожирая все остальные эмоции.
– Ах, вот как. Действительно, как я могла так ошибиться? – Она вышла навстречу, зловеще усмехаясь и наслаждаясь ошарашенными лицами сестры и норда. Первой пришла в себя Геасфель: она подалась вперёд, предупреждающе поднимая ладонь, но Шиа её опередила, обращаясь к Аурелию: – Да что ты о себе возомнил? Думаешь, я тебе в объятия готова кинуться, только позови?! Да ты для меньше, чем никто! Я первая бы тебя бросила, потому что отправляюсь в Неизведанные земли, и ты меня больше никогда не увидишь!!
Теперь лицо эльфийки перекосилось от ярости. Она вскинула руку с зажатым в ней цветком, словно желая ударить Аурелия – а возможно, именно это она и собиралась сделать, – да так и застыла, раздираемая противоречивыми эмоциями. На какой-то момент в её взгляде блеснули боль и слёзы, но злость быстро пересилила их, и Шиа швырнула камелию себе под ноги, ломая стебель, а затем наступила на неё, разрывая на части ступнями.
– Шиа, подожди!.. – вскрикнул Аурелий, приходя в себя, едва бутон ударился о пол гостиной, но эльфийка развернулась и выбежала на улицу.
Он пытался догнать её, но Шиа, конечно, спряталась от него в парке. В парке, где недавно зародилась их дружба. Именно сейчас, как никогда, хотелось использовать телепортацию, чтобы быстро отыскать её, но это раскрыло бы его инкогнито. Аурелий постоял некоторое время на ступенях у потрескавшейся статуи, борясь с отчаянием и только начиная в полной мере осознавать масштабы случившегося. Ещё не верилось, ещё казалось, что только вернись он на секунду назад, вот чуть-чуть – и было бы совсем по-другому! И всё-таки он стоял один, а крик разгневанной Шиа продолжал звенеть в ушах. Неужели они с Геасфель так увлеклись, что потеряли бдительность? Всевидящая Бездна, сколько же Шиа успела услышать? Судя по всему, только самый конец их беседы. Но как, как так получилось?! Он не хотел, не хотел, не хотел!..
– Я должен поговорить с ней… – убито произнёс Аурелий, вернувшись. – Я не могу допустить, чтобы она поняла всё так превратно…
– О, тебе удастся сделать это не раньше, чем Шиа хоть немного остынет, – вздохнула Геасфель. – И, кстати, как ты собираешься объясняться? Теперь ты можешь сказать ей лишь правду. Ложь сделает только хуже.
– Я не знаю… – покачал головой Аурелий.
– Поэтому лучше потрать время на то, чтобы сочинить правдоподобную историю без лишних подробностей. Выслушать тебя, поверь мне, она соблаговолит нескоро.
* * *
Всё было разрушено в одночасье. Шиа не желала видеть Аурелия ни на следующий день, ни на второй, ни на третий, ни на четвёртый. Он ходил потерянный, терзаемый раскаянием. Не мог простить себе, что невольно нанёс ей удар в самое болезненное место. И ведь дело было лишь в том, что в глубине души Аурелий сомневался, насколько серьёзны чувства Шиа. Ей восемнадцать, мало ли какие влюблённости могут посещать её! У императора нет возможности дурачиться, как подростку, ухаживая за девушкой ради самого веселья. А когда влечение сильно, лучше и вовсе не потакать ему.
Но взгляд Шиа сообщил ему всё сполна. Как она была страшна в тот момент! Аурелий до сих пор вспоминал с содроганием. Раскаяние терзало невыносимо. Если он вернётся в Белую империю, хотя бы частично не искупив вину, ему станет ещё хуже, чем было, когда он уезжал.
А эльфийка избегала встреч с мстительным упорством, точно чуя его издалека, и, когда бы Аурелий ни пришёл, её не оказывалось дома. Он искал её повсюду. В каждом из мест, где они бывали прежде, ему мерещились перламутровые волосы Шиа, и каждую секунду верилось, что именно сейчас она где-то там, в паре десятков километров от него, – и Аурелий бродил из кафе в парк, из магазинов на остановки магических ладей, из центра столицы – к академии. Он гнался за призраком Шиа, то и дело беспокойно оглядываясь назад, будто надеясь уловить её тень за своей спиной. Лишь один раз, благодаря подсказке Геасфель, им удалось пересечься дома – однако, едва завидев Аурелия, Шиа ушла окольными путями, бесстрашно перемахнув через каменную ограду в чужой сад.
– Шиа! Шиа, послушай!.. – крикнул Аурелий не слишком воодушевлённо, с безнадёжностью понимая, что эльфийка нисколько не смягчилась.
Рогеаль, присутствовавшая при этой сцене, равнодушно бросила:
– Да будет вам, она сама виновата в случившемся. Разводит истерику на пустом месте. Рано или поздно угомонится.
И средняя сестра взялась за кисть, возвращаясь к холсту. Её спокойные, уверенные движения были в унисон с таким же солнечным и прекрасным днём.
– Неужели она не хочет поговорить? – Аурелий тяжело опустился рядом. – Разве она сама не страдает?
– Так в этом вся Шиа, – фыркнула Рогеаль. – Вредная до невозможности.
– А можно посмотреть на картину? – попросил вдруг он.
Художница кивнула. Это было изображение той самой бухты с причудливыми лакунами, где они все вместе купались. Рогеаль работала над зелёной водой, булькающей в трещинах камня, над солёными брызгами, пропитывающими воздух, над запахом водорослей, чувствующимся по антрацитовым переливам влажного побережья. Кисть только-только распределила оттенки, кое-где ещё виднелся карандаш, но Аурелий ощутил, как от изображения исходят смех, и нежность, и очарование того дня.
– Ты можешь продать её потом мне? – Он протянул руку, остановив её в миллиметре от белой шипящей пены.
– Да, конечно, но я не успею к вашему отъезду, – подумав, предупредила Рогеаль. – Если только Геасфель заберёт с собой. Или приезжайте к нам снова через годик, я придержу картину. Глядишь, и Шиа как раз отойдёт.
И средняя сестра рассмеялась своей шутке.
* * *
Странно, но когда Аурелий находился рядом с Шиа, каждая минута казалось длиной с час. Теперь же время таяло. Прежде чем Аурелий успел оглянуться, от отъезда его отделяли всего лишь две ночи. Оставался последний вариант – объясниться письменно. «Быть может, так будет лучше для каждого из нас», – убеждал он себя, составляя письмо. Текст выходил деревянным, неискренним. С чего бы Аурелий ни пытался начать, у него не получалось выразить в полной мере эмоции, сохранив при этом тайну своих обстоятельств. Это приводило в отчаяние. А самое главное – ему безумно хотелось увидеть Шиа. Он и не думал, что может по кому-либо так сильно скучать.
Бесплодно просидев над листом бумаги всю ночь, Аурелий удручённо вышел из номера гостиницы. Он уже перестал попадаться на очевидные уловки города, сносно ориентируясь в нём, и полюбил завтракать в ресторане на пару уровней выше. Здесь почти всегда можно было найти столик, несмотря на летний наплыв туристов из-за праздников. Аурелий пробирался к свободному месту, когда вдруг резко обернулся, краем глаза зацепив на периферии эльфийку в одежде, похожей на ту, что носила Шиа. Какой-то официант, столкнувшийся с ним по пути, едва не опрокинул поднос, провожая Аурелия настороженным взглядом.
«Да почему я так дёргаюсь? Это всё равно не может быть она», – расстроенно подумал Аурелий, но оторвать взгляда от эльфийки не мог. Та сидела, со скучающим видом наблюдая, как тает в лимонаде лёд. Аурелию до боли казалось, что это Шиа, но подойти он не решался – уж сколько раз окликал или хватал за руку незнакомок. Посетители вокруг начинали перешёптываться. В тот же момент, будто почувствовав что-то, Шиа тоже подняла голову в его направлении – было видно, как она вздрогнула, и лицо её совсем не казалось враждебным, но затем она отвернулась. Первым опомнился Аурелий. Он бросился к столику, хотя эльфийка не делала никакой попытки встать, лишь искоса наблюдая за его действиями.
– Шиа, не убегай, – выдохнул он, опускаясь рядом.
– Я никуда не убегаю, – холодно бросила она, глядя в сторону. – Давай сюда свои оправдания. Как видишь, я пришла.
– Шиа, послушай, не злись. – Аурелий бережно взял её за руку, стараясь передать этим жестом всю свою нежность по отношению к ней. – Я… ты мне… Я тебя люблю, – тихо закончил он. Губы Шиа дрогнули, но она совладала с собой, сохранив грозный вид. – Поверь, я никогда не смотрел свысока на нашу с тобой разницу в возрасте. Дело не в тебе, а в моих обстоятельствах.
– Вот! Вот оно! – негодующе воскликнула она. – Все, все вы почему-то видите во мне ребёнка. И Рогеаль, и сестрён… и Геасфель, – сердито поправилась она. – А ты перенял это отношение от неё.
– Шиа, ну откуда ты это взяла?
– Я знаю!
– Это не так. – Аурелий крепче сжал её руку, боясь, что Шиа её отнимет. – Поверь, мне правда было очень трудно. Я даже не предполагал, что в скором времени в кого-либо влюблюсь. Всё произошло так внезапно, я растерялся. Мне было необходимо посоветоваться с Геасфель.
– Тебе надо больше верить в меня.
– Прости, Шиа, прости меня! Но ты ведь понимаешь, что я никогда не хотел оскорбить…
– Ладно. – Она наконец обернулась к нему с холодностью неприступной королевы. – Но теперь-то ты что хочешь сказать мне? Или предлагаешь сделать вид, что ничего не было?
В душе Аурелий ещё мучился сомнением. Однако в глазах Шиа было столько категоричности, столько ещё неостывшей обиды – что он сразу понял: можно ответить ей только одно. Иначе потеряет её навсегда.
– Хорошо, я обо всём расскажу. Вечером. Только дай мне собраться с духом.
Вместо ответа Шиа придвинула стул, и Аурелий с наслаждением обнял её, чувствуя, как дрожат от восторга руки и как становится жарко в и без того душном помещении. Чувство нереальности накатило вновь, и оно было невероятно сладким.
– Я ведь действительно решила больше никогда с тобой не встречаться. Но без тебя оказалось так одиноко, что я не выдержала. Даже не подозревала, что успела настолько к тебе привязаться, – услышал он её шёпот.
Аурелий был с ней согласен. Он тоже полагал, что после отъезда будет вспоминать о своих приключениях с умиротворением. Однако за прошедшие дни испытал всю степень пустоты и одиночества, которые обрушились на него без Шиа. И сейчас не смог сопротивляться, он был слишком счастлив и пьян чувством обладания. «…Я не выдержала. Даже не подозревала, что успела настолько к тебе привязаться», – эти слова имели вес и форму, они звенели, как драгоценность, и Аурелий ощущал, как они что-то переплавляют в нём, открывают внутри него запертую до этого дверь, о которой он даже не подозревал…
– Я тоже, – ответил он вполне искренне.
– А у тебя не получится задержаться и побыть у нас подольше? – встрепенулась Шиа.
Значит, она помнила? Специально пришла, не выдержав мысли о расставании?
– Нет, там, откуда я уехал, меня очень ждут.
И весь оставшийся день они провели вдвоём. Атмосфера праздника ещё не развеялась, находя отражение в гирляндах цветов, украшающих жилые фасады, красочных вывесках прилавков, в бродящих по тротуарам торговцах дешёвыми магическими кулонами, способными на самые примитивные иллюзии, и в невообразимой тесноте улиц, на которых выступающие артисты смешались со столичными обывателями, жителями провинций и любопытными путешественниками, создавая невероятную какофонию говора и музыки. Дальше, на несколько уровней выше от центра столицы, становилось уютнее, здесь безумие разгула уже не давило, позволяя прийти в себя, и веселье искрами перебегало по цветастым палаткам со сладостями и нектарами, по распахнутым настежь дверям, из которых лилась тихая мелодия живых инструментов, и по рассыпанным на тротуаре лепесткам пионов.
Но ещё выше, если продолжать подниматься по бесчисленным лесенкам и лестницам, с каждым разом становившимся всё более узкими, наступала тишина. Бархатный золотистый свет магических фонарей сменялся зелёным полумраком, который рассеивали синие и фиолетовые самодельные огоньки. Здесь дома становились приземистыми, скромными, прячась друг за другом. Чтобы понять, что это за место, приходилось долго искать взглядом невзрачную деревянную или латунную табличку. Иногда в тёмных матовых стёклах маячили тени обитателей: ремесленников, погружённых в изыскания чародеев, антикваров, цветочниц – всех тех, кому мешало пышное буйство столицы или у кого не было денег на дорогостоящее жильё. Здесь тоже текла жизнь, но, как и всё вокруг, она была однотонна и сдержанна, и приходилось присматриваться, чтобы разглядеть её бег.
Шиа и Аурелий интуитивно стремились в отдалённые кварталы, ища уединения. Лишний шум тяготил их, отвлекая друг от друга, а столичные увеселения уже не представляли интереса. Страсть, ещё невысказанная в полной мере, которая сдерживалась и укреплялась болью расставания, превратилась в диктатора, требующего внимания себе и только себе. И они бродили по навесным мостам, пробирались по пахнущим можжевельником переулкам, упирались в пыльные, поросшие акебией и клематисом тупики внутренних дворов. Пообедали в глинобитной, неожиданно полной посетителей таверне, где им подали порцию обжаренных в кляре креветок и густой тыквенный суп с хлебом. Рассматривали старые книги на распродаже у ступеней музея, гадая, кому они раньше принадлежали, заглядывали в тошнотворно пахнущие маслами и отдушками косметические лавочки, дурачились, примеряя друг другу шляпы в магазине подержанной одежды, а тощий торговец, очень отдающий мятой, воодушевлённо предлагал им все более и более диковинные варианты.
– Ты посмотри, какая странная штука, – со смехом обернулась Шиа к Аурелию, показывая причудливого покроя панаму.
– Да это фетр, отличного качества, – засуетился пожилой эльф. – Только это мужская. А вот посмотрите, есть похожая, но с кораллами, для вас.
– Нет, это ещё нечто более безумное. – Шиа отмахнулась от шляпки, расшитой сеточкой из камней. – Стоп, погодите, мужская? Дайте сюда, пожалуйста. Не сопротивляйся! – Она повернулась к отодвинувшемуся на безопасное расстояние Аурелию. – Ну давай, примерь! Ха-ха-ха, нет, подожди, не смотри. Сядь сюда и закрой глаза.
– Можно я вообще не буду смотреть на результат? – шутливо пожаловался Аурелий, тем не менее покорно опускаясь на табурет.
– Ты должен больше верить в меня, помнишь, я тебе говорила?
– Я думал, ты начнёшь с чего-нибудь менее рискованного.
– Ты что, это только разминка.
Шиа зашуршала шарфами на стенде под одобрительные возгласы продавца.
– Так, подожди… нет, наверное, по-другому…
– Чего ты там изображаешь?
– Сейчас, подожди, я подбираю… ой. Нет, не открывай. – Она аккуратно поправила упавшую ему на лицо челку.
– Всё, хватит издеваться. – Аурелий решительно распахнул глаза, но, едва увидев себя в зеркале, осёкся под весёлый смех Шиа. Если шляпа с бахромой из бисера и полупрозрачный шарф ещё придавали ему шальной экстравагантности, то яркое пончо с цветочной вышивкой превращало в настоящего клоуна. – Что это такое? – Он тоже засмеялся, ощупывая новый образ, в котором с трудом узнавал самого себя. – Ладно, я возьму эту панаму, – кивнул он обрадованному продавцу.
– Я же пошутила, – изумилась Шиа. – Зачем?
– На память.
– Что же делать, тогда и я возьму. – Эльфийка кивнула на панаму с кораллами. – Будем в них как два идиота…
К вечеру они забрались на верхние этажи столицы. Небо было алым, как мак, переливаясь ближе к куполу жёлтым и фиолетовым. Над крышами, образующими линию горизонта, растеклась полоса жидкого огня, и солнце на её фоне сверкало багровым осколком турмалина. Оно медленно опускалось, темнея и постепенно разбавляя яркий шлейф серыми оттенками. Неутомимый ветер рвал одежду, забивался в рот и нос, перехватывая дыхание, пока Аурелий и Шиа стояли, ухватившись за железные, ещё разгорячённые от зноя перила. Вдалеке, как и всегда, пронзал небеса высокий шпиль магической башни, распространяя низкий, всепроникающий гул. В его громадной левитирующей конструкции было нечто и зловещее, и возвышенное, и волшебное, и вечное. Ночь неотвратимо надвигалась, раскрашивая город в неоновые цвета.
На обратном пути в гостиницу Аурелий купил лимонада, фруктов, и они зашли в номер, изнывающие от жажды и желания упасть на что-нибудь мягкое. Лишь алчно утолив голод, они вновь посмотрели друг на друга. Шиа заинтересованно огляделась, изучая обстановку номера: раскрытый чемодан с запасной одеждой, валяющаяся на тумбочке книга, горсть набранных с берега ракушек…
– Давай лучше сядем, – предложил Аурелий, помня об обещании, и, хотя они и так сидели, поднялся, залезая на кровать.
Эльфийка последовала за ним, притираясь бок о бок.
– Ты чего-то боялся, – напомнила она минут пять спустя, когда молчание излишне затянулось.
– Да, верно. За тебя, – рассеянно кивнул Аурелий. – Не то чтобы есть причины случиться этому с тобой, но с другой стороны… Мне тяжело об этом рассказывать, хотя было бы глупо уезжать, ничего не объяснив. Ты абсолютно права. Извини, путано получается. – Он вздохнул, рассматривая серые закатные тени на столе и стенах. – Дело в том, что мои родители… Они, ну… То есть… Я имею в виду… Сейчас, подожди, я знаю, что хочу сказать.
Слова были выжжены в сознании. Слова звучали в ушах его же голосом, но язык не поворачивался произносить их. Надо было подобрать что-то другое, не настолько ужасное, не вынуждающее его вновь окунаться в пережитый кошмар. Что-то такое, чтобы Шиа всё поняла и чтобы это звучало обыденно, как детская сказка. Аурелий искал и не мог найти.
– Понимаешь… они никогда не ладили, – брякнул он, не зная зачем. Надо было откуда-то начинать, даже если с середины. – Отцу матушка никогда не нравилась. Он никогда не злился и ничего не говорил, но по какому-то безмолвному согласию она была исключена из нашего семейного круга. Мы почти не виделись. Я даже не воспринимал её, как мать. Только наблюдал издалека. И она была такой, знаешь… хрупкой, с рассеянными манерами и виноватым видом. И никогда не роптала.
– Правда? Но почему? – Шиа встревожилась, и, как ни странно, это приободрило Аурелия.
– Отец только указывал, что она слишком легкомысленна, чтобы я мог почерпнуть от неё что-либо полезное. А я боялся спрашивать об истинных причинах. Сейчас мне кажется, я просто притворялся, что всё нормально. Боялся, что, если подниму эту тему, отец перестанет быть добрым и разозлится и на меня. И, признаться, я не очень похож на него характером. Не знаю, что он обо мне думал… Я всегда старался делать всё так, как он велит. Даже не особо задумывался, чего сам хочу. И сейчас не знаю, честно говоря. Есть обязанности, от которых я не могу отказаться. И от этого у меня ощущение, что я живу, будто в клетке. Что мои чувства и мечты ничего не значат.
– Подожди, подожди, где вы вообще живёте? – испуганно перебила его Шиа. – Как ты мог не видеться с мамой, если родители жили вместе? Я ничего не понимаю.
– Как бы тебе объяснить… у нас очень богатая семья. Несколько особняков. Мы одни из самых приближенных к императору, и я единственный наследник.
– Да ладно. Нет, не может быть!
– Может, – криво усмехнулся Аурелий, думая, что, если бы он назвался императором, Шиа бы ему просто не поверила. Ни за что. И обиделась бы ещё больше, решив, что он выдумывает чепуху, чтобы снова её запутать. – Поэтому у меня довольно много обязательств и жизнь моя не так легка, как кажется на первый взгляд. Скажем так: у меня всегда ощущение, что я кому-то что-то должен.
– Ну, хорошо. – Шиа зажмурилась, пытаясь переварить информацию. – Но я не понимаю, что тебя может так крепко удерживать? Почему клетка? Не могу представить. Я полагаю, достигая определённого возраста, мы все вольны выбирать свой жизненный путь.
– Я не могу сейчас тебе объяснить. Правда, это очень сложно и это не главное.
– Хорошо, а что главное?
– Я хотел поговорить об этом с родителями. Не только об этом, вообще обо всём. Но потом, на следующий день… – Аурелий запнулся, кусая губы. – Я узнал… Я узнал… Ну то есть… – Он задрожал, готовясь к самому страшному – снова вспомнить – и закончил едва слышно: – Три месяца назад их убили.
Он ждал новых криков, возгласов, расспросов, но вместо этого была тишина. И когда Аурелий обернулся, то увидел, что Шиа побледнела, глядя на него широко распахнутыми глазами.
– Какой кошмар, – потрясённо протянула она. – И я ничего не знала! Я все это время веселилась и дёргала тебя, когда тебе на самом деле было так тяжело…
Аурелий слабо улыбнулся и положил ладонь Шиа на плечо.
– Нет, напротив. – Он с нежностью обнял её, утыкаясь в мягкие волосы. – Рядом с тобой мне хотелось жить. В Белой империи я потихоньку сходил с ума от горя. Стены, друзья, дела… всё напоминало о случившемся. Поэтому я приехал к Геасфель. А ты спасла меня. Не знаю, почему убили родителей, но мне невыносима мысль потерять кого-то ещё. Например, тебя. Я пытался сделать так, чтобы ты была в моей жизни лишь незначительным эпизодом и тебе ничего не угрожало.
– Какой кошмар, – вновь повторила Шиа, на этот раз с силой сжимая его ладонь в знак поддержки.
– Понимаешь, самое ужасное не только в том, что их больше нет, а в том, что я так и не узнал правду. Можно? Можно я тебе расскажу?
Теперь Аурелий чувствовал жгучее, почти непреодолимое желание говорить, чтобы Шиа знала всё, что действительно важно, чтобы не было никакой тайны, чтобы она единственная сказала ему своё мнение. Потому что, если в конце она не осудит его, он тоже сможет простить себя.
– Конечно. Давай только я тебя обниму, вот так, а ты рассказывай всё что хочешь. – Шиа переменила позу, чтобы Аурелий мог опереться на неё. Тени в комнате стали совсем длинными, тёмными, и эльфийка впустила немного магической энергии в прикроватный фонарь. – А какими они всё-таки были? Ну, твои родители?
– В том-то и дело, что я никогда не мог этого понять, – прошептал Аурелий, утыкаясь ей в шею. Простыни прохладно хрустнули под бедром. – Понимаешь… Матушка всё время как будто боялась отца. Или чего-то ещё. Она всегда чувствовала себя чужой в нашем доме. А отец не любил её и презирал. И сейчас, когда я оглядываюсь назад, то понимаю, что мне было её жалко. Отец был неправ. Он поступал с ней жестоко, а она всё равно прощала и терпела. И я ничего не мог сделать. А с другой стороны, я восхищался им, его способностями к управлению. И совсем не уверен, что смогу продолжить так же хорошо, как и он.
Шиа вздохнула, перебирая его локоны, и в ответ на это сочувствие Аурелий встрепенулся, защищаясь.
– Но меня отец любил. Действительно любил. Он не высказывался против моих увлечений, не лез в мои отношения с друзьями. Ты плохо себе представляешь, но большинство из нас, даже те, кто победнее, живут по строгому регламенту, который включает в себя всё: от распорядка дня до занятий, которые родители считают необходимыми. Отец же прислушивался к тому, что мне нравится. Мы хорошо общались. Не то чтобы я особенно изливал ему душу – но он всегда был ко мне внимателен.
Аурелий задумался, оценивая сказанное, и добавил:
– Но с другими он был жёстким, и это меня пугало. Я боялся, что однажды отец станет таким же и со мной… когда поймёт, что я не ребёнок. И с матушкой… я не могу этого ему простить, не понимаю. И не понимаю, как он мог быть таким разным. Я словно вижу двух разных отцов. Не так просто провести грань между счастьем и несчастьем.
Его начинало трясти. Этот вопрос поднялся перед ним во весь рост, необъятный, необозримый – и Аурелий действительно не понимал, как такое могло быть.
– Должно быть, отец очень любил тебя, – грустно заключила Шиа.
– Ты думаешь? А мне, честно говоря, всегда хотелось большего, – сдавленно пробормотал Аурелий. – Отец был таким занятым, постоянно мыслями в работе. Но у нас… – Он запнулся, чуть не сказав «у Табриессов». – У нас особый ход жизни. Это неизбежно. Вокруг меня, конечно, всегда вертелись слуги. Но с ними не так… не то. И поэтому… ты только не сердись, я сейчас ещё одну странную вещь скажу.
– Ну давай.
– Просто… Почему родителей убили, а меня нет? Как будто я действительно никому не нужен. Как будто меня на самом деле нет. Даже для убийц… Как будто я делал что-то не так… Где-то недостаточно старался.
– Аурелий, Аурелий, ну это уже не глупость, это жестокость по отношению к самому себе! – воскликнула Шиа.
– Но почему тогда от меня всё скрывали? Отец точно о чём-то догадывался. Вдруг я успел бы спасти их?!
– Потому что они сделали всё возможное, чтобы ты остался в безопасности, вот почему! Потому что ты их ребёнок! И разве, между прочим, ты не попытался поступить точно так же со мной? И я тоже обиделась.
Похоже, она его добила. От этого звонкого, исполненного сострадания голоса у него защипало в носу. Аурелий надеялся, что Шиа не почувствует, как скатившаяся по щеке слеза сползла ей на плечо.
– Да, но… – с трудом промычал он, чувствуя, как болезненно сжимается горло от усилий продолжать естественный разговор. – Я его боялся. Из-за него я не мог общаться с матушкой. Я никогда не был с ним искренним, не то чтобы лгал, но не был искренним, поскольку чувствовал необходимость подчиняться. Иногда я думаю… ну… Не то чтобы уверен. Но всё-таки… ну… вдруг я его… – Он замер, чувствуя, как ненавистные слёзы душат, когда ему так важно говорить о самом главном. Почему они мешают именно в такие важные моменты? – …Вдруг я его никогда не любил? Вдруг всё моё послушание и наши хорошие отношения были фальшью? У меня словно не было даже отца…
А может, ему не хватало именно этого, последнего кусочка исповеди? Друзья делили с Аурелием боль утраты и знали о непростой обстановке в его семье, но никогда кронпринц не признавался им в самых чёрных мыслях. Не затрагивал он этой темы и с Геасфель – из-за того, что до сих пор сам отрицал эти чувства. Аурелий ощутил, как воспоминания и эмоции, запечатанные двойником, возвращаются обратно, проходя перед глазами яркой, живой чередой, и вдруг увидел в новом свете всё то, что его мучило с детства. Он понял все обиды и всю злость, которые подавлял в себе, и заплакал на плече у Шиа от безысходности и жалости к самому себе. Жизнь, которую он был вынужден проживать день за днём двадцать пять лет, показалась ему искорёженной и ненормальной.
– Матушка была несчастна всю жизнь, но я так и не спросил отца, что произошло между ними. Почему он упорно отвергал её… Ведь он забрал меня у неё в раннем возрасте и разрешал встречаться только по праздникам. Я никогда не знал, что ей сказать, несмотря на то, что видел, как она ждёт от меня хотя бы одного слова. Я хочу крикнуть ему, что он чудовище. Что ненавижу его! Я не просил спасать себя!
Он затрясся в злых рыданиях, сжимая в ярости подушку, а Шиа бережно гладила его по голове, показывая, что слушает.
– Но ведь он любил меня, – всхлипывая, продолжил Аурелий. – Его улыбка, то, как отец смотрел на меня… Это была любовь. Почему он не мог относиться по-доброму и к матушке? Я мечтал, как однажды смогу усадить их за одним столом, и мы бы пили чай, не притворяясь, что нам весело, – прошептал бесцветно, ощущая внутри громадное опустошение и усталость.
