Kitabı oku: «На самом краю», sayfa 2
– Ну, так и будем молчать? Или, может, расскажете, чего звали? – начал было Андрей.
– Что скажешь? – спросил старик, обращаясь к Берци, и не обращая внимания на реплику Андрея.
– А черт его знает… Может ты и прав, но как-то боязно мне.
– Чего боязно? Пусть хрóны и возятся. Наше дело – сторона. Верно?
– Какие еще хроны? – Андрей встал. – Что значит «возятся»?
Берци и старик молчали, ехидно усмехаясь. Андрей направился к двери, затем повернулся и сказал:
– Значит, так, родные мои, я думаю, что я и без вас обойдусь. А ты, сморчок старый, если вздумаешь на меня навести, то я тебя за собой утащу. По крайней мере, пару обысков я тебе гарантирую. Понял? И ты, одноногий, тоже далеко не ускачешь, в случае чего. Так что, ребятки, вы уж тут без меня ребусами занимайтесь.
Он уже собрался было, хлопнуть дверью, как услышал твердый окрик старика:
– Сядь! – он смотрел в упор, будто оценивая что-то или выжидая, – Сядь и не рыпайся! Без нас ты здесь не жилец. Это первое. Второе – никто тебе плохого не желает. Наоборот, нам надо, чтобы ты довольный ушел, чтобы все чин-чинарем. Понял?
– Тогда чего туману напускаешь? – почти прикрикнул Андрей, – Говори все как есть.
– Да какого там туману! Молодой ты еще, зеленый. Не знаешь ни хрена. Как тут про все расскажешь. Сиди, короче говоря, и слушай, ума набирайся.
– Кто такие хроны? – снова спросил Андрей, присаживаясь у самого ближнего угла стола.
– Кочевники такие, – пожав плечами ответил одноногий.
– Ладно. Давай сначала и по порядку. – Андрей махнул рукой и положил руки на стол.
– Что возьмем за начало? – поерзав, и приставив костыль к стене, серьезно спросил Берци.
– Ну, хотя бы, как вы сюда попали?
– Ну, что, Удод , ты сперва поведаешь, или как?– спросил Берци, обращаясь к старику.
– Ладно, чего там… Я монахом был. В прежней реальности у меня был 1814 год. Духовник мой, когда помирал, секрет передал. Я здесь уже четвертый десяток, прижился…
Удод отхлебнул чаю, мокнул в чашку окаменевшее печенье, пожевал и продолжил:
– Там у нас кладовка была. Только духовник туда и ходил – вино для причастия там держали. Так вот там иногда почему-то проход и открывался. Вот собрал я чего отец Таисий – так духовника звали – велел, помолился на дорогу и скакнул в год 1919. Там “гражданка”, неразбериха. Документики раздобыл по счастью, и живу вот теперь – поживаю.
– А ты? – Андрей посмотрел на Берци.
– Я примерно из того же времени скакнул. Моя реальность была в году 1815. Ногу мне на войне с Наполеоном оторвало… Потом госпиталь… Долго… Рядом со мной помирал солдат Рябов. Сильно его шрапнелью порубало. А когда пришел в сознание ненадолго, рассказал, что сам из года 1972-го, и что где-то на дороге из Тамбова в … должны стоять два столба. Сказал, что, ежели повезет попасть в год 90-й или, скажем, еще дальше, то ногу мне там новую приделают. Вот я уши-то и развесил, собрал, чего он велел, и вот он тута я.
– Как отыскивают проходы? – спросил Андрей, обращаясь к Удоду.
– Я не знаю. – ответил тот, – Я ведь всего-то один раз и перешел. Надоело мне в монастыре, а расстригой становиться было боязно. Сам понимаешь. Но говорят, что кочевники умеют проходить, когда захотят, и что вроде бы даже у них есть карты с известными проходами.
– Почему нельзя попасть туда, где я уже есть?
– Не знаю, – пожал плечами Берци,– Закон какой-то.
– А вот, скажем, как мне быть? Родился я в 1962, и, следовательно, до моего рождения осталось шесть лет. Что будет, когда я подойду к дате своего рождения?
Удод и Берци переглянулись.
– Ты это… правду говоришь? – спросил Берци, почему-то понизив голос, – Или так – для примера?
– Правду, – удивился Андрей.
– Тогда тебе, милок, мотать отсюда надо. И побыстрее.
– Да, – серьезно добавил Удод, – и чем быстрее – тем лучше!
– Почему это?
– Потому что в 1962 наступит конфликт реальностей, и ты уйдешь в полное небытие. Но конфликт, тем не менее, обычно наступает лет за семь до твоего присутствия. Стало быть, уже имеет место быть. Скоро ты начнешь болеть, попадать в жуткие передряги, – Удод почему-то сладко заулыбался, – тебя будут пытаться убить, и тому подобное. Другими словами, природа будет пытаться тебя устранить «естественными» способами.
– А вдруг, в этой реальности меня нет? – спросил Андрей.
– Вряд ли, – пожал плечами Берци.
– Почему вряд ли? – спросил Андрей.
– Видишь ли, – Удод почесал подбородок, – Я в этих вопросах не очень силен… Здесь опять же кочевники большие знатоки. Но то, что я знаю… Короче говоря, не затрачивая дополнительной энергии, ты можешь перейти только в одну из пограничных реальностей, а они весьма схожи с исходной.
– И уж во всяком случае, ты там есть, – добавил Берци, для убедительности мощно кивнув головой.
– Следовательно, я могу вернуться в исходную реальность? – в голосе Андрея прозвучала надежда.
– Я такого не слышал ни разу, – пожал плечами Берци. – Пограничных реальностей очень много. Но, в любом случае, тебе стоит поговорить с кочевниками.
– Чем занимаются кочевники? – спросил Андрей.
– Разным, – ответил Удод, – Есть, например “Клоуны”. Те стараются переноситься в реальности более низкие по времени, и работают там предсказателями, гадалками, и тому подобное. Воры – те и того хуже. – он в сердцах плюнул прямо на пол, – Эти перетаскивают разные предметы из реальности в реальность – в основном краденное, конечно, – и там перепродают. Эти как раз – полные идиоты. Предметы ведь тоже создают конфликты реальностей. Вот и гробятся ни за грош. Хотя, с другой стороны, о переходах они знают очень много…
– А кто такие Хроны? – спросил Андрей прямо.
– Хроны, – Удод многозначительно посмотрел на Берци, – самые закрытые из кочевников. О них мало кто знает. Но, по-моему, они самое серьезное впечатление и производят.
– А откуда ты тогда о них вообще знаешь? – спросил Андрей с некоторой иронией.
Берци хмыкнул, прокашлялся, и как-то нехотя и немного насупившись, сказал:
– Я работаю на них иногда. А они мне платят помаленьку.
– Что значит «работаешь»? – переспросил Андрей.
– Видишь ли, им люди нужны толковые, грамотные и спокойные. Если им человек подошел, они мне сто целковых отваливают. Но сами людей себе не ищут. Все через кого-то.
– Кто же это им нужен? Профессионалы, или просто «не дураки»?
– Не знаю, я ищу таких, чтобы мне понравились, а кто им нужен – бог их разберет. Они не говорят, а я и не лезу. В общем, так: я с ними свяжусь и через Удода дам тебе знать. Понял?
– Понял, – Андрей кивнул.
– И не валяй дурака, без самодеятельности давай! – вставил Удод, – ноги тебе уносить отсюда надо. Ой, как надо, – он не то закряхтел, не то захихикал, но глаза его бегали и кололись недобрыми огоньками.
Берци встал и заковылял на кухню. Удод, опершись на стол, тоже поднялся, и мотнул головой в сторону двери – пошли, мол.
– Пойдем, пожалуй, – сказал он в сторону кухни, – ты не провожай нас.
– Ладно. Жди звонка, – ответил негромко Берци, гремя посудой.
Они оделись и вышли на скрипучий снег. Было уже совсем темно и в воздухе пахло печным дымом.
– Хроны…– подумал про себя Андрей, тряхнув головой, – Надо же…
На улице не было ни одного целого фонаря, но дорога виднелась вполне отчетливо, и слышно было как где-то грохотал по рельсам одинокий трамвай.
Глава 2
Пейзаж в черно-серых тонах.
Других цветов нет.
Наверное, пора.
Неизвестный автор
Андрей проснулся оттого, что кто-то отчаянно тряс его за плечо. Он открыл глаза и увидел, что над ним склонился не на шутку взволнованный Удод.
– Что случилось? – испуганно спросил Андрей, тотчас усевшись, скрипя пружинами, на раскладушке. – Который час?
– Семь уже. Вставай! Берци только что звонил. Хроны встречу назначили, понял?
– Когда? Сегодня?
– Сегодня, сегодня, когда ж еще? В девять. Вставай по-быстрому! Пока то -да- сё, пока доберемся… Одним словом, через полчаса будь как штык. Чаю тебе поставить?
– Ага, поставь. Я быстро.
Андрей вскочил и пошел в ванную, совмещенную благодаря чьей-то странной фантазии с туалетом. Небо уже серело и крохотное окошко у самого потолка ванной комнатки уже не казалось мертвой дырой в открытый космос. Теперь создавалось впечатление, будто бы оно занавешено чем-то вроде влажной папиросной бумаги. Андрей включил свет и наскоро умылся: горячей воды, как всегда, не было. Шура уже давно ушла на работу, и Андрей передвигался по квартире в трусах, нисколько не стесняясь Удода. Он быстро оделся и вернулся в кухню, где старик уже наливал в стаканы кипяток.
– Слушай, ты мне хоть хлеба на дорогу дай, а?
– Не надо, – бурчал Удод, – Если хроны тебя к рукам приберут, то будет все путем. Не боись! Они своих не обижают, говорят.
– Слушай, а как с Шурой быть? – спросил, усаживаясь, Андрей.
– А как с ней быть? Или ты с ней уже закрутить успел? – Удод удивленно приподнял бровь.
– Та нет! Ничего такого! Ну, надо же хоть попрощаться, спасибо сказать, денег, может еще оставить?
– Я передам все. Нечего тебе сюда возвращаться. Каждый день тут может, как бочка пороховая сыграть, говорю же тебе?
– Ладно. Передай, мол, я к себе домой вернулся. Я сказал, что меня жена прогнала…
– Передам, передам.
– И денег я ей должен немного… Вот все, что есть…– Андрей достал несколько рублей.
Глаза Удода загорелись:
– Ага, передам. Давай сюда.
– Та нет, не надо. – Андрей поспешно спрятал деньги обратно. – Я себе лучше чего-нибудь пожрать в дорогу куплю.
Удод пожал плечами и отвернулся: ладно, мол…
Отодвинув от себя стакан в дешевом алюминиевом подстаканнике, мол – пусть остынет немного, Андрей встал и без лишней суеты направился к себе в комнату. Прикрыв дверь, он нашел клетчатый, неаккуратно выдранный тетрадный листок и написал записку:
«Уважаемая, Шура!
Большое спасибо, что Вы поддержали меня в трудную минуту. Однако обстоятельства мои уже наладились, и я должен Вас покинуть. Спасибо Вам еще раз. Оставляю Вам все деньги, что у меня остались. Извините, если что-то было не так.
С уважением,
Андрей Б.»
Затем он сделал из записки нечто похожее на небольшой пакет, вложил туда все деньги, оставив себе на всякий случай лишь один рубль. Он сунул пакет под подушку на ее кровати.
– Ну что ты там возишься? – послышался ворчливый голос Удода. – Пора выходить уже!
– Да, – ответил Андрей, – Собираюсь. А далеко это? Ну, место встречи.
– Берци велел к машиностроительному подъехать. Памятник там есть. Туда около часа езды, ну и еще полчаса на всякий случай надо припасти – мало ли что? Садись давай, чай остыл уже…
Андрей похлебал по-быстрому бурую сладковатую жидкость, и, поставив стакан в раковину, направился в прихожую.
Они вышли на улицу, когда рассвело уже, можно сказать, окончательно. Мороз как будто стал крепче, но холод не пробирал, а только сильно щипал нос и уши. Андрей шел, не замечая глубокого снега под ногами, который ленивые дворники чистили лишь иногда, под редкое настроение. Он шел и удивлялся своему странному состоянию: казалось, что впереди была лишь какая-то черная кричащая пустота… Андрей ее чувствовал и немного боялся. Видимо так «кричит», изрыгая тишину открытый в ночное небо люк самолета, перед которым ты стоишь с парашютным мешком за спиной.
Всю дорогу он молчал, лишь поеживаясь иногда от накатывающих мыслей. Молчал и Удод: говорить, в сущности, было не о чем. Все, что было важно и нужно, Удод уже сказал, прочее же казалось нелепым и совершенно бессмысленным.
Они долго ехали в одном трамвае, затем пересаживались и снова окунались в толчею и холод такого же дребезжащего вагона уже с другим номером. Помнится, что уже почти в самом конце, трамвай перевалил через какой-то широкий мост и вскоре въехал на кольцо конечной остановки неподалеку от пыхтящего громадными трубами машиностроительного завода. К самому заводу Удод не пошел, но махнул рукой Андрею, и они двинулись чуть в сторону, где посреди маленького, заваленного снегом сквера, возвышался памятник какому-то человеку, задумчиво развалившемуся в чугунном кресле.
– Слушай, может в магазин, какой зайдем? – спросил Андрей – Задубеем тут за полчаса.
– Ничего, авось не задубеешь, – усмехнулся Удод.
Андрей злился, на тупость и упрямство Удода, и на то, что ему в чесанках и тулупе легко говорить: «авось не задубеешь!» Андрей бессильно злился на мороз, который давно уже забрался под пальто; на то, что хроны вовсе не собирались появляться раньше, и вообще… Он также заметил, что если еще утром он и боялся этой встречи, или, скорее неизвестности, которую она за собой влечет, то теперь все это казалось даже желательным: побыстрее бы все кончилось, что ли…
Внезапно к ним подошел человек и, обращаясь к Удоду спросил на непонятном языке:
– Алух кацуп?
– Хай бацэ, – ответил тот невозмутимо…
Человек кивнул головой в сторону и, взглянув на наручные часы, не торопясь пошел куда-то по улице. Удод трусил за ним следом, волоча при этом за рукав Андрея. Через два квартала человек остановился и ткнул пальцем Удода в плечо: «Все! Уходи! Дальше он сам, понятно?» Удод равнодушно кивнул, и, не сказав ни слова на прощание, без лишних вопросов и пожеланий, ушел в обратном направлении и вскоре затерялся в толпе.
Затем незнакомец сделал приглашающий жест, слегка махнув рукой, и, развернувшись, пошел куда-то проходными дворами. Незнакомец шел молча. Андрей пытался пару раз что-то спросить, но тот никак не отзывался, и лишь шагал себе, иногда в узких местах уступая дорогу встречным пешеходам. Так они шли около получаса, время от времени, то выходя на какие-то незнакомые улицы и маленькие площади, а то снова сворачивая в проходные дворы. Вскоре они оказались около невзрачного пятиэтажного дома, выкрашенного когда-то давно желтой краской. Человек остановился у подъезда, достал из кармана бумажку, сложенную вчетверо, протянул ее Андрею, а затем, развернувшись, пошел прочь. Андрей, остолбенев, стоял с минуту, а после развернул оставленную записку. На ней было отпечатано на машинке: « кв.52 звонить два раза». Андрей вошел в подъезд. Квартира 52 оказалась на четвертом этаже. Он позвонил два раза, как и было велено в бумажке, но ничего не произошло. Он позвонил еще раз, но с тем же результатом.
– Следуйте за мной, – вдруг услышал он за спиной тихий голос и, вздрогнув от неожиданности, обернулся. Перед ним стоял невысокий человек в сером изрядно поношенном пальто и немного помятой серой меховой шапке из кроличьего меха. Андрей открыл – было рот, но человек его перебил.
– Не бойтесь. Следуйте за мной. Если по дороге произойдет что-то экстраординарное – я вас не знаю, вы – меня. Просто уходите. Ясно?
Андрей ошарашено кивнул.
Человек в сером пальто повернулся и пошел вниз по лестнице. Андрей следовал за ним. Они снова вышли на улицу и снова шли около получаса или чуть меньше. Вдруг серый человек снизил темп, и, поравнявшись с Андреем, стал говорить:
– Сейчас мы придем на место. Ничего не бойтесь и отвечайте откровенно. Вам ничего не угрожает, и потому, чем откровеннее вы будете, тем легче нам будет найти общий язык и, в конечном итоге, помочь вам. Понятно?
– Понятно. Но кто вы такие?
– Ну, я полагаю, вам уже все рассказали, не так ли?
– В общих чертах, – кивнул Андрей, – но, я так понял, что мне рассказывали лишь то, что вы бы хотели, чтобы мне рассказывали. Нет?
– Разумеется. Но в целом, все, что вам уже удалось узнать, соответствует действительности. Детали не важны пока что. Да и не разобраться вам сейчас во всех тонкостях. Однако главное вы уже поняли.
Вскоре они подошли к четырехэтажному зданию, построенному, видимо, еще в прошлом веке. Молча, они поднялись на третий этаж и позвонили в одну из дверей. Она открылась тотчас. На пороге стоял бородатый человек в свитере, темных брюках и комнатных тапочках на босу ногу. Оглядев пришедших с ног до головы, он коротко сказал:
– Входите, – и отошел от двери, давая возможность пройти.
Андрей и серый человек вошли.
– Проходите, – сказал бородатый, указывая в комнаты. – Обувь можно не снимать.
Они прошли и сели за стол, повесив пальто на спинки стульев. Бородатый сел на другом конце стола и тотчас уставился на Андрея. Затем повернулся к серому и спросил:
– Ты думаешь?
– Уверен.
– Хорошо… Впрочем, не важно, пока… Итак, молодой человек, – сказал бородатый, обращаясь к Андрею, – расскажите, будьте добры, откуда вы, как оказались здесь, каковы впечатления, ну, и так далее…
Андрей кашлянул от смущения и стал рассказывать про свой поход за чаем, про то, как все изменилось вокруг, про встречу с Шурой, затем с Удодом, после о Берци…
– А теперь вот, я здесь, – подытожил он свой рассказ.
– Понятно, – ответил бородатый, – понятно… И что вы намерены делать?
– Как что? Удод говорил, что вы мне можете чем-то помочь? Он говорил, что мне уходить отсюда надо, потому как, что-то со мной случиться может…
– И как бы вам виделось наше участие в вашем деле?
– Не знаю, если честно. В идеале, я бы хотел вернуться туда, откуда пришел, но Берци говорил, что это невозможно… Хотя… Может быть, вы и знаете, как это сделать?
– Нет, это точно невозможно. Не потому, что мы мало знаем. Как раз наоборот. Мы знаем достаточно, чтобы утверждать, что это невозможно в принципе.
– Но уходить мне все равно надо? – спросил Андрей.
– Да. Увы, но это так. – кивнул Бородатый.
– Значит, я бы хотел получить от вас совет как мне уйти и, что потом делать?
– Да. Понятно. – Бородатый, заложив руки за голову, и откинувшись на спинку обшарпанного кресла, уставился в потолок. – Понятно…
– Ну а что дальше? – спросил серый человек Андрея.
– Не знаю, – признался тот. – Вы поймите меня правильно, я про такое как со мной случилось, даже не слышал никогда… Откуда мне знать, что и как? Я и так бога благодарю за то, что меня не забрали сразу по прибытии… Сами понимаете, какая на мне одежда была и все такое… А что дальше – это как раз и понять бы. Я думал, что, может быть, вы подскажете… Берци говорил, что вы много знаете об этом.
– Берци болтает, сам не знает, что, – бросил серый человек.
– Как так? – удивился Андрей. – Зачем же я тогда здесь?
– Зачем? – спросил Серый, пристально рассматривая Андрея. – А затем, что с себе подобными общаться как-то веселее, чем с себе различными… Не так ли?
– И это все? – удивился Андрей.
– Ну, в известном смысле… Просто мы пока в слово «общение» вкладываем разный смысл. – ответил серый человек, вздохнув.
– И все-таки, что же мне делать?
– Уходить, – ответил Бородатый. – Но на этот раз вы будете уходить под нашим наблюдением, чтобы максимально снизить вероятность конфликта реальностей. Вы получите все необходимые инструкции, и с богом. На другом конце вас встретят.
– И все-таки, что я должен буду для вас сделать?
– Не сделать, – твердо сказал серый человек, – а делать. Чувствуете разницу?
– Допустим. И что я должен буду делать?
– Жить, наблюдать, помогать другим. Изучать, анализировать, записывать и быть по возможности продуктивным, – ответил за серого бородатый.
– Это все?
– Это гораздо сложнее, чем вы себе можете представить. Это очень трудная, но при этом безумно интересная жизнь. Впрочем, как трудность это воспринимается лишь поначалу, когда идет ломка стереотипов. Не все, знаете ли, способны жить в дороге.
– Почему в дороге? – удивился Андрей.
– Ну, потому что, это будет не последний ваш переход, – ответил Бородатый.
– Мы надеемся, во всяком случае, – добавил Серый.
– Когда я должен буду уйти? – спросил Андрей.
– Завтра, видимо. – Ответил Бородатый. – Но вы пока еще никак не высказались.
– О чем, собственно? – удивленно спросил Андрей и пожал плечами, – Выбора у меня, как я понимаю, нет, все равно. А по остальному поводу я не знаю, что сказать… Может, мне стоит немного в себя прийти, что ли…
– О, это сколько угодно. Но не торопитесь, мы еще встретимся. Вы должны все понять, все взвесить, почувствовать и решить для себя. В конце концов никто не доказал, что жизнь, скажем, Берци хуже моей или вашей прежней. Просто «люди в дороге» – это образ жизни и мышления, если хотите. Подумайте, какая свобода открывается перед вами! Вам не нужно думать о накоплении чего-либо, поскольку следующий переход всегда не за горами, а взять с собой вы все равно ничего не сможете… Вы можете взять с собой только свои мысли и записи – это единственное, что не создает конфликтов реальностей… Даже, беря с собой одежду, вы рискуете… Не сильно, но тем не менее.
Андрей задумался…
– Странно как-то… Это значит всю жизнь прожить без семьи, не оставив после себя никого…
– Ну за все в мире нужно платить. Всякий образ жизни имеет стороны, которые кому-то могут показаться нелепыми, – вздохнул бородатый. – Вас же не удивляет образ жизни монахов, например, или, скажем солдат римской армии, или просто разведчиков… У каждого свой путь. Вы должны на что-то решиться. В прежнюю реальность попасть уже нельзя, да и бессмысленно, скорее всего…
– Что значит «бессмысленно»? – возмутился Андрей.
– Успокойтесь, молодой человек, – вмешался Серый. – Бессмысленно – это значит – «лишено смысла». Дело в том, что, судя по всему, вы – ушелец третьего типа – наиболее редкого. – Он поднял руку, как бы останавливая новый поток вопросов.
– Ушельцы первого типа переходят полностью и в прежней реальности от них ничего не остается. При этом в смежных, относительно близких реальностях почти всегда существуют их двойники. Ушельцы второго типа весьма схожи с первым, но энергия их перехода крайне ограничена. Потому они могут переходить только в самые близкие реальности. Ушельцы третьего типа – самые энергонасыщенные. Это явление еще предстоит постичь, но они оставляют после перехода в базовой реальности свою копию. Таким образом, они создают наименьший конфликт между реальностями. Более того, в смежных и около смежных реальностях они существуют крайне редко. Они как бы вбирают в себя энергию всех своих копий и существуют, таким образом, практически в единственном числе. Понятно?
– Не знаю еще… – тихо ответил Андрей. – Привыкнуть надо ко всему этому… Значит, мне возвращаться нет смысла, потому что я там остался?
– Не «нет смысла», а невозможно в принципе. Я уже говорил, – ответил бородатый. Но в целом ты прав: жена твоя там по моргам не бегает. Потому как незачем.
– И я должен во все это поверить? – как-то обреченно спросил Андрей.
– Пока что – да. Сам понимаешь, что за час я тебе всю теорию не изложу. Но все открыто. Захочешь – сам во всем разберешься со временем. В любом случае. Здесь тебе оставаться нельзя. Несмотря на то, что в этой реальности тебя, скорее всего, нет, но есть нечто другое, что все равно создает конфликт. Он не такой мощный, но достаточный. Это что-то вроде информационного фантома. Это непонятно, я знаю, но – не важно пока. Не забивай себе голову пока что. Давай лучше о ближайшем твоем распорядке потолкуем.
– Можно еще вопрос? – попросил Андрей.
– Валяй, – разрешил Бородатый.
– Откуда вы знаете, что я там третьего типа, а не второго, например?
– Ушельцы второго типа не бывают большими, – веско сказал Серый, – Первого типа бывают. Но ты не первый. Поверь моему опыту. Я это шестым чувством вижу. Другая энергия у них.
– А вас что же, только третий тип интересует?
– Да, – глядя прямо в глаза Андрею, ответил бородатый, – только третий.
– Почему?
– Потому что общаться с себе подобными, в нашей ситуации, правильнее, чем с себе различными. Я уже сказал. – Веско ответил Серый.
– Ладно… – Андрей задумался. – Можно еще вопрос?
– Можно, можно…– улыбнулся Бородатый.
– А зачем все-таки переходить из реальности в реальность? Вот, скажем, попал я на двести лет назад… Возможно?
– Вполне, – пожал плечами Cерый.
– Конфликта же не будет, верно? То есть, у вас передвижение по реальностям – это как самоцель, что ли?
– Не верно. Конфликт будет все равно. И потому для нас – это не самоцель. Это способ выживания. – ответил бородатый, откинувшись на спинку кресла и закинув руки за голову, – Конфликт наступает неизбежно, независимо от времени.
– Почему? – удивился Андрей.
– Это еще до конца неясно, – ответил Бородатый.
– Это, по-видимому, как-то связано с информационным фантомом, – сказал серый. – Но точно не знает никто пока.
– А почему Удод себя нормально чувствует? – удивился Андрей.
– Потому что Удод – ушелец второго типа, – по-прежнему, развалившись и прикрыв глаза отвечал бородатый. – У них все иначе. Они конфликтуют только со своими копиями…
– Хм… А как же узнать, что конфликт вот-вот начнется? – спросил Андрей, и добавил, – Или даже уже начался?
– Очень просто, – с готовностью ответил Серый, – на тебя наваливается депрессия. И чем дальше, тем пуще… Хоть стреляйся, порой.
– Потому, – вставил бородатый, – умнее всего этого не дожидаться, а уйти загодя. Скажем, раз в три-пять лет надо менять реальность.
– Интересно… – задумчиво сказал Андрей.
– Еще бы, – с энтузиазмом подхватил Бородатый, – Еще бы! Каждые три-пять лет твоя жизнь меняется и подчас радикально. Сегодня ты, скажем – профессор, а завтра – смотритель городского коллектора, – серый хихикнул, – а после ты уже водитель грузовика… Или кто хочешь… И главное – это состояние покоя, которое не снилось ни одному из оседлых жителей любой реальности…
– Ничего себе – покой… – пробурчал Андрей, – каждые три года с якоря сниматься…
– Именно, – сказал Серый. – Именно! Основное беспокойство, неуверенность в завтрашнем дне исходит от вещей: машина сломалась, за дом надо платить, а работы нет и так далее. У тебя этих проблем не будет. Прокормиться ты всегда сможешь, а больше тебе и не надо – с собой же ничего не возьмешь кроме своих мыслей и записей – это единственное, что не создает конфликтов. Понимаешь? Вот тебе и свобода – ты сам по себе, а мир сам по себе…
– Ладно… – Угрюмо сказал Андрей. – Расскажите лучше, куда я еду, и что я должен буду делать?
– Уходишь ты, видимо завтра пополудни, – ответил Бородатый, – Попадешь ты примерно в 2055 год. Плюс – минус, два года… В той реальности нам как раз нужен наблюдатель. Ты вполне подойдешь. Так что, согласен?
– А, скажем, в какой-нибудь год поближе сюда, никак нельзя? Скажем, в 65? Вы же говорили, что моей копии там нет, значит можно?
– Во-первых, нельзя, поскольку конфликт все-таки наиболее вероятен в тех годах, где ты уже жил. Во-вторых, я ведь сказал, что нам нужен наблюдатель там, куда мы тебя направляем. Дело ведь не только в тебе, надо ведь и о других думать…
– А как мои наблюдения попадут к вам?
– Очень просто, через три-четыре года, тебя заменят, и ты передашь свой дневник пришедшему. Когда придешь, ты получишь записи своего предшественника. Его зовут Игнат.
– Где я буду ночевать сегодня?
– Здесь, – ответил Серый. – А рано утром будь готов.
Андрей как-то обреченно вздохнул и посмотрел в окно. За окном тихо падал снег…
***
Андрей открыл глаза и увидел на темном потолке мелькающие тени – огромные серые силуэты веток, качающихся в свете уличного фонаря. Над городом висела ночь. Впрочем, светало в эти дни еще довольно поздно, и потому, это вполне могло быть и просто раннее утро. Он попытался снова заснуть, но тотчас понял, что это уже более не удастся – на душе было как-то тревожно, хотелось скрутиться и замереть. Но это тоже не помогло. Он встал с дивана и на цыпочках направился в ванную. Открыл потихоньку воду и стал пить, выгнув ладонь корытцем. После побрызгал на лицо, вытерся колючим вафельным полотенцем и выпрямился. В зеркале виделось слегка помятое лицо с немного всклокоченными волосами и поросшее уже двухдневной щетиной: бороду отрастить что ли? Он оскалился, повертелся на свету туда-сюда, пожалел уже второй раз, что так и не раздобыл зубную щетку – вряд ли бы Удод пожалел несчастных 20 копеек – и, погасив свет, вышел в темную прохладную комнату.
Бородатый завозился на своем диване, затем перевернулся на другой бок, и снова засопел. Андрей тихо на цыпочках прошел на кухню и аккуратно, так, чтобы не разбудить Бородатого, прикрыл за собой дверь и включил свет. Он не очень представлял, зачем сюда пришел, но выбор был небогат: в ванной он уже побывал. Осмотревшись, в надежде найти что-нибудь полистать, Андрей обнаружил на маленьком округлом, желтоватом от старости холодильнике почти такой же желтоватый журнал "Огонек". Сомнительная свежесть журнала никакого значения не имела: в его ситуации, пресса даже годичной давности представляла такой же интерес, как и свежая, и потому, поблагодарив судьбу за то, что не оставила скучать, Андрей уселся на табурет подле маленького стола, покрытого дырявой голубой клеенкой.
На обложке красовался какой-то государственный человек в дорогом двубортном коричневом костюме, в окружении чумазых рабочих, по-видимому, шахтеров. Андрей перевернул страницу, затем другую, третью… Ничего интересного в журнале не было. Ну, то есть эффект был бы тот же, как если бы он читал некую районную многотиражку: все фамилии были совершенно не знакомы, и при этом каждая статья страшно пыжилась от собственной важности. Правда, иногда всплывали в памяти слегка знакомые фамилии, которые неведомо, почему отпечатались в памяти благодаря полузабытым лекциям по обществоведению на первых курсах института.
Андрей добрался до предпоследней страницы и обнаружил кроссворд, впрочем, уже слегка почерканный. Он задумался над тем, чтобы могло быть ядовитым кишечнополостным животным из шести букв, но, не придумав ничего, закрыл журнал, тем более что карандаш все равно найти не удалось.
Было уже, по-видимому, около половины седьмого. Трамваи за окном стали бегать чаще и агрессивнее, и уже более четко стал подниматься к окнам городской шум, пока еще робкий и незначительный, сшитый из шагов, негромких разговоров, хлопанья дверей парадных, шуршания колес и многих-многих других звуков, на которые никогда не обращаешь внимания, переступив за черту, под названием «утро».
Андрей задумался:
– Вот сегодня я ухожу… Это будет, наверное, очень похоже, на то, как улетают из родной страны навсегда. С той разницей, что никто не будет провожать, ну, разве что Бородатый. Не будет никаких слез и тяжелых повисаний на шее, не будет похлопываний по спине и ненужных фраз вроде: "Ну, ты пиши, старик, не забывай…" Кстати, обычно, именно эти люди сами перестают писать уже через пару месяцев… Нет, а в этом что-то определенно есть: вот так встать, и, не хлопая дверью уйти… Навсегда. С тем, чтобы начать все с начала, а потом снова и снова… И опять молча, не ожидая слез и прощаний… Интересное чувство…– Андрей подпер голову кулаком. – Мне ведь сейчас хочется кому-то рассказать, что вот, мол, уезжаю я… А точнее, исчезаю… Не поминайте лихом. И чтобы ошарашенный собеседник, выкатив глаза, пробубнил что-то вроде:
