...все великие книги, картины не о любви вовсе. Только делают вид, что о любви, чтобы читать было интересно. А на самом деле о смерти. В книгах любовь – это такой щит, а вернее, просто повязка на глаза. Чтобы не видеть. Чтобы не так страшно было.
За окном какой-то полуночник сейчас бредет, футболя пустую бутылку. Звонкий звук стекла по асфальту на пустынной улице.
Разбилась.
Ночью в такие минуты так одиноко и так хочется быть хоть чему-то причиной.
Помню, как родители меня привезли впервые на море - может, и не впервые, но именно тогда я в первый раз запомнила - как сначала меня вобрал в себя рокот прибоя, взял в кулак и так и носил все лето - в кулаке.
Так отчетливо помню, как мы стали спускаться по кривым улочкам, и море поднималось все выше и выше, раздвигало горизонт, как локтями, все в солнечных уколах, и как дохнуло мне под нос солью, водорослями, нефтью, гнилью, простором.
Выбежала на мостик, а он взорвался от прибоя - и я сразу получила от моря мокрую пощечину.
Настил набережной - дощат, от брызг прозрачен, будто дыры в небо, и в досках отражение чаек.
Мол бел. Помет.
Водоросли - рвань.
Коряга ошкурена морем.
Парус ложится вровень с волной.
Мама умерла...
Неподвижное тело, из которого я появилась на свет. Когда-то я была в ней, и меня нигде больше не было. А теперь она во мне. И ее больше нигде тоже нет.
Все никак не могу к себе привыкнуть. Всю жизнь привыкаю и не могу.
Они скандалили, будто не знали, что злые слова нельзя взять назад и забыть. Не знали, что люди ругаются на полную, а мирятся наполовину, и так каждый раз от любви отрезается, и ее становится все меньше и меньше... А я запиралась от них и умирала от нелюбви.
И каждый, когда видит кого-то другого, знакомого или незнакомого, с пустыми тусклыми зрачками, восковой кожей, открыты ртом, думает невольно с радостью: он, не я! Стыдная непобедимая радость: сегодня убили его, не меня! А я сегодня еще жив!
Раньше мне казалось, что жить уродом или калекой - несчастье. Никчемная бессмысленность червя... А теперь я хочу жить. Как угодно... Пусть меня ранят, пусть стану калекой. Я буду жить! Скакать на одной ноге. Подумаешь, одна нога, зато можно на ней ускакать куда угодно. Обе ноги оторвет - пусть! В окно буду смотреть! Ослепну - пусть ослепну, но буду тогда слушать все кругом, все звуки, это же такое чудо! Язык? Пусть останется один язык - можно будет знать, чай сладкий или не очень. Останется рука - хочу, чтобы рука жила! Ею можно трогать, ощущать мир!
Чем дольше тебя нет со мной рядом, тем большей частью меня ты становишься. Иногда даже сама не понимаю, где кончаешься ты и начинаюсь я.
Ведь это ее собственная вина, ведь она утратила свойство быть другой.
Он скрывает свои измены - значит, его нужно простить, потому что он заботится о ее чувствах, бережет ее. Это значит, она ему нужна, что он ее ценит, боится обидеть, оскорбить.
Признание - не честность, а жестокость. Он не хочет быть жестоким к близкому человеку.