Kitabı oku: «Свет», sayfa 5
Максимилиан думал обо всем этом, и сам не заметил, что купил мороженое. Такое случалось редко, не потому, что он не любил сладкое, а потому что не было настроения.
И вот он шел по дороге, где не было машин, потому что транспортное движение перекрыли, ел мороженое и совсем не хотел идти домой. Его внимание привлекла вывеска, на которой раньше было что-то написано, но стерлось. Он зашел вовнутрь. Темнота. Лишь несколько фосфорных камней освещали здание, вместо лампочек и люстр. Максим обнаружил дверь, постучал, но никто не ответил. Тогда он решил зайти. Она оказалась открытой. Но затем Максимилиан немного удивился: за дверью была точна такая же, высокая и не запертая, дверь. Он открыл и ее, но там оказалась еще одна. Создалось впечатление, что он никуда не идет, а просто стоит на месте. Но он понимал, что это не так. Так открылись девять загадочных дверей, и понемногу стал наведываться ужас. Пломбир, растаяв, капнул на пол.
– Молодой человек, в выставочный зал нельзя проходить с едой!
Максимилиан вздрогнул и обернулся. Напротив входа сидела полная дама лет под шестьдесят в черном мятом платье. А он по-прежнему стоял перед единственной дверью, которая была заперта.
– Извините, здесь было темно…
– Молодой человек, в выставочный зал нельзя проходить с едой!
– Извините. Я не знал, – пробормотал Максим и вышел из помещения, которое теперь не было мрачным.
Он медленно доел мороженое, думая, стоит ли ему зайти снова. Странным казалось то, что в здании не было ни единого человека, кроме той женщины. И на улице тоже. Но какая-то неведомая сила все же тянула узнать, что же находится в выставочном зале и как можно обмануть бесконечную дверь.
Глава 18
– Молодой человек, в зал нельзя без… В зал нельзя! – эта женщина напоминала робота, который повторял тексты, вставленные создателями в голову.
– Почему?
– Вход платный! – теперь ее лицо расплылось в улыбке, и она перестала напоминать железку.
– Сколько стоит?
– Пять тысяч тридцать восемь копеек.
Максим опешил и разозлился:
– Что-о-о? За одну выставку? Вы тут с ума сошло что ли?
Но дама поспешила его успокоить:
–Молодой человек, не кричите так! Когда вы будете уходить, я все верну, – она доброжелательно улыбнулась.
Максимилиан впал в ступор:
– Зачем тогда платить?
Контролерша хотела что-то сказать, но откуда-то выбежал мальчишка, стал пытаться пройти, но она строго произнесла:
– Молодой человек, в выставочный зал нельзя!
– Ну пожалуйста! Пожалуйста! Мне так хочется посмотреть, что там находится! – протараторил ребенок, и было видно, что он собирается заплакать.
– С вас пять тысяч тридцать восемь копеек.
– У меня нет таких денег.
– Тогда в выставочный зал вам нельзя, – Произнесла женщина, глядя на мальчика, а затем обратилась к Максиму, – Вы будете платить?
Он затруднялся ответить на этот вопрос. Но хотелось, посмотреть, что находится в зале, вход в который так защищен. К тому же, деньги она пообещала отдать…
– Да.
– С вас пять тысяч тридцать восемь копеек.
Максим достал деньги.
– Пять тысяч… а где же я возьму тридцать восемь копеек?
Контролерша сделала озадаченный вид:
– Тридцать восемь копеек можно округлить до пятидесяти. А пятьдесят до рубля, – заключила она.
– Ладно…
В этот момент мальчик, севший на пол и поджавший ноги, зарыдал:
– Тоже хочу! Хочу посмотреть! Дяденька, заплатите и за меня!
Максим задумался:
– Вы говорите, что потом отдадите деньги? – обратился он к женщине.
– Обязательно.
– Хорошо, я заплачу за этого мальчугана.
Женщина просияла:
– Очень хорошо! Вы – добрый человек! Он скажет вам спасибо! С вас еще пять тысяч и один рубль.
Максимилиан заплатил и, увидев, что мальчик улыбается, понял, что поступил правильно.
И вот они стояли напротив загадочной двери.
– Закройте глаза, а потом открывайте дверь, сделайте еще десять шагов вперед и один назад, – эти слова звучали, как заклинание.
Максимилиан сделал так, как она сказала, мальчик, наверное, тоже, потому что, когда Максим открыл глаза, увидел его рядом.
– Как темно, – прошептал он.
И правда, если открывать и закрывать глаза, увиденное не будет меняться.
– Это пока. Постепенно ты сможешь увидеть все вокруг.
Максимилиан успокоился, но вскоре настороженно спросил:
– Откуда ты знаешь? Ты же говорил, что не был здесь?
И хотя даже очертаний человека нельзя было увидеть, а уж тем более лица, Максим понял, что мальчишка озадачен.
– Мне так кажется… Нас в школе учили.
Пришлось поверить.
Со временем, и правда, стали вырисовываться темные горизонтальные ямы, вскоре стало ясно, что это ходы. Они были везде, с каменистыми стенами и гладким полом.
– А где выставка?
Мальчик ничего не ответил, а пошел в один из них. Максимилиан обернулся. Дверь все еще была за спиной, можно было вернуться. Но он предпочел идти во тьму.
– Ты где там? – крикнул Максим.
– Здесь, – донеслось издалека.
– Не теряйся. Мы можем заблудиться.
– Угу.
Максим пролез через узкий проход и оказался в удивительно – красивом месте. Это был куполообразный свод, стены, и потолок которого сплошь усеяны обсидианом. Камни эти сверкали черно-фиалковыми телами, отражая яркий свет фосфора, который «вплетался» в них. Мальчик был здесь, сидел на холодном полу.
– Красиво. Не правда ли? – произнес он.
– Да… Это и есть выставка?
– Наверно.
Максимилиан осмотрелся.
– Пещеры что ли побольше бы сделали…
– И посветлее.
Стены здесь были живые. На них обитало огромное количество бабочек. Если провести рукой, они разлетались в разные стороны, падали и еще очень не скоро находили покой. Максим мог бы пробыть здесь еще долго, думая о небе, о Луне и луне тоже, если бы не жуткий холод.
– Ну что, пойдем отсюда? – обратился он к мальчику.
– Ладно.
И они побрели к выходу. Через нескольку минут попалась точно такая же «комнатка», которая поразила красотой, но которую, казалось, они уже видели прежде. «Удивительная схожесть», – пронеслось в голове у Максимилиана. Они шли дальше, но дверь никак не удавалось найти. Комната – близнец встретилась уже четвертый раз, у Максима побежали мурашки. Он догадался бросить десятирублевую монету и, когда в следующий раз попал в пугающую пещеру, обнаружил ее. Все ясно. Это лабиринт.
– Малыш, похоже, мы заблудились.
Мальчишка сердито буркнул:
– Не называйте меня малышом.
Максим оставлял мелочь на полу пещер там, где проходил, пробовал другие ходы, но все они вели в один зал.
– Это проклятье. Но я чувствую, я знаю, что выберусь отсюда, – он сел и прислонился спиной к стене, полетели бабочки. – Чертова ведьма!
– Не смей! Не смей так говорить! – взвизгнул мальчонка и часто заморгал.
Максимилиан вздрогнул от неожиданности. Он ждал того, что произойдет дальше. Наступила гробовая тишина.
Было нечем дышать. Хотелось пить. Вот почему бабочки живут так недолго. Вот почему бабочек считают вестницами смерти. Нет, это не те, что летают при свете дня, не те, что садятся на цветы, случайно залетают в окно и отчаянно бьются о стекло, пытаясь вырваться на свободу и дожить минутные, но такие яркие моменты жизни. Это те, что сидят на стенах холодных и темных пещер. Они сами черные, сами холодные. У них нет жизни. Они рождаются, чтобы быть. Рождаются, чтобы умереть.
– Это моя мама… Знаешь… я сам не рад… что она такая.
У Максима тут же вылетели мысли из головы.
– Это… как вообще?..
– Тихо. Не говори, я сам все расскажу, – он помолчал. – Она уже давно так зарабатывает деньги. И ей, вообще-то, самой много лет… И мне тоже, далеко не девять. Но… она никогда не врет. И если бы ты выбрался, – она бы обязательно отдала тебе деньги. И за меня тоже, – незнакомец посмотрел на Максима. – Дело в том, что ты никогда не выберешься отсюда.
Максимилиан молчал.
– Только одному человеку удалось выйти. Но это было так давно, что я уже не знаю, было это или нет. А если так и есть, то это, вероятно. Не человек. Иначе он бы не выжил и не ушел отсюда.
– А ты? Как же ты? Покажи мне выход.
– Я сам не знаю, где он. Его нет. Так же, как и входа, – мальчик закрыл глаза. – Некоторое время я побуду с тобой, а потом засну. И ты, наверное, тоже. А когда я проснусь, то снова окажусь около странной двери.
Максимилиан все понимал и не понимал одновременно. Сам он не мог понять, о чем думает, и что его ждет дальше. Смерть? Жизнь? Любовь? Он уже полюбил. Значит, больше здесь делать нечего. Жить двадцать девять лет для того, чтобы почувствовать любовь, познать ее, увидеть, всего на несколько дней и умереть – … это справедливо.
Свет фонарей начинал меркнуть.
– Скоро они совсем погаснут.
– Давай походим по коридорам, посмотрим все? – внезапно предложил Максим.
Мальчишка очень удивился:
– Вы очень странный. Всякий человек после того, как узнает, что погибнет здесь, начинает рыдать или метаться в исступлении. Еще чаще мне не верят и смеются, а потом начинают злиться и говорить, что напишут заявление в полицию. А вы совсем как тот парень, который выжил, – он насторожился и прищурился. – В вас есть едва заметные его черты. Как будто, он был вашим прапрапрапрадедом… Пойдем, я кое-что покажу!
Он схватил Максимилиана за руку и потащил в коридор, где не было гладкого пола и светящихся камней. Здесь стало еще холоднее, и еще больше чувствовалась сырость. Фонари сияли все слабее, а пробираться приходилось ползком.
– Спасибо за приключения, – отрывисто произнес Максим.
– Странный, странный, однако, человек…
Туннель начинал расширяться, и можно было передвигаться на коленях.
– Закрой глаза и ползи, – посоветовал мальчик.
– Зачем?
– Получишь большее впечатление.
Так они пробирались еще минут десять, можно было выпрямиться и идти, но мальчишка попросил так не делать, потому что можно с легкостью упасть на каменный пол.
И вот Максимилиан открыл глаза. Его изумлению не было предела. Никогда прежде он не видел ничего подобного. Вся полукруглая «зала» переливалась разноцветием. Здесь были и драгоценности, и предметы домашней мебели, и даже небольшой участок чудесного сада, в котором росли все виды фруктов. Все это удивительно гармонично сочеталось и освещалось морем света.
Но не это поразило Максима. В самом центре, величиной в два метра, стояла картина. На ней была изображена девушка с лицом ангела. Костюм ее был из Средневековья, он подчинялся прямолинейным линиям, руки, плечи и грудь наглухо закрыты. Он состоял из желтого блио – туники, скрывающей ноги, платья и плаща – мантии. Линию талии завышал жип. Платье плотно облегало фигуру, повторяло линии тела от плеча и ниже талии, это придавало образу больше теплоты и изящества, само оно было из парчи, затканной золотыми и серебряными нитями, украшенной роскошной вышивкой, жемчугом и золотом. Рукава расширялись к низу и имели форму колокола и доходили до земли. Дополняли костюм девушки белые мягкие башмаки, украшенные вышивкой и драгоценностями. Маленькая сумочка свисала с пояса, на руках были перчатки. Прическа девушки представляла собой подхваченные обручем распущенные волосы, что позволяло им свободно спадать по плечам, груди и спине, в них вплеталось несколько цветков. В качестве головного убора можно было увидеть затейливую вуаль. Весь наряд был отделан мехами и драгоценными камнями, а шлейф превышал длину трех метров.
Это была Луна.
– Эту картину нарисовал тот, что выжил. Он тогда сказал, что изображенная на ней его спасет. Он ушел, а этот шедевр оставил здесь.
– Ты, должно быть, запомнил его имя. Как его звали?
– Умру, но ни мельчайшей детали не забуду про него. Его имя – Максимилиан. …А ваше?
Глава 19
Он очнулся, когда на всю квартиру прокричала противная мелодия домофона.
– Кто?
– Твое солнце.
Дожидаться звонка в дверь он не хотел.
– Луна?
Она улыбнулась, А Максим осторожно коснулся рукой ее плеча.
– Это что?..
Она засмеялась:
– Какой ты чудной! Это же я!
Но ему было совсем не весело:
– Я вовсе не про это. Я про кожу. У тебя появилось тело?
Ее лицо сделалось настороженным:
– Похоже, у тебя опять осложнение.
– Что ты несешь? Какое осложнение?
– Не волнуйся, я сделаю укол, и все будет в порядке, – она покопалась в сумочке и достала шприц.
– Эй, стой! Ты что творишь?!
Луна толкнула его к стене, повалила и прижала к полу. Ввела непонятное лекарство под лопатку.
***
– Вы меня слышите?
Лицо человека, склонявшегося над Максимилианом, показалось ему чрезвычайно знакомым. Место тоже. Белый пол, белые стены, потолок…
– Вы нас слышите? – мужчина четко произнес эти слова и наклонился еще ниже.
Максим все вспомнил. Это была та самая больница, из которой он месяца три назад сбежал, после того, как его сбила машина. Он хотел протянуть руку, но внезапно обнаружил нечто ужасное. Привязан. Ноги и руки сильно пережимались прочными ремнями.
– Где я?
– Вы в больнице. Вам помогут. Все будет хорошо, – произнес человек в белом.
– Что это за больница?
Мужчина тяжело вздохнул и переглянулся с людьми, стоящими позади:
– Психиатрическая. Но не стоит волноваться! Мы уверены, что вы скоро поправитесь.
– Какая больница? Какая психиатрическая?! Вы с ума сошли? Какая больница? Вас в психиатрическую! – Максимилиан орал во все горло, и извивался, пытаясь высвободиться.
– Успокойтесь! Немедленно принесите амисульприд, – крикнул он через плечо стоявшему рядом человеку.
– Пустите! Какая больница? Пустите! Пустите меня! Я не болен!
Кричал Максим, кричал врач, все голоса сливались и превращались в демонический вопль. Принесли лекарство, но вбежала Луна.
– Оставьте его! Я вколола дозу еще дома. Может быть отравление организма.
Максимилиан перестал кричать. Все удивленно переглянулись, кроме Луны. Она твердо произнесла:
– Уходите, я поговорю с ним.
Кто-то хотел возразить, но она прибавила:
– Я сказала всем выйти. Даже вам, Иван Алексеевич.
Она села на свободную часть кровати и дождалась, пока закроют дверь. Потом еще долго молчала, подошла к окну, с обратной стороны которого была решетка.
– И что ты наделал?
– Что?
– Зачем ты все это устроил?
Максим не понимал. Луна достала нитку, ту самую, что выпала, когда Максимилиан сбегал отсюда.
– Это все, что от тебя осталось… Так странно. Ты был, а потом ушел. Тебе здесь не понравилось? Мне тоже не нравится. Ты сейчас уже далеко, и они тебя точно не найдут. Жестокие люди, увязшие во тьме. А ты стремись к свету. Всегда. Помнишь?
– Помню. Я слышал это, когда ехал на крыше автобуса.
– Знаю, ты мне рассказывал. Но тогда тебе не удалось сбежать. Тебя поймали, ты бредил. А я сидела рядом и говорила с тобой. Я верю, что ты не сумасшедший.
– Сумасшедший?
– Они считают, что у тебя диссоциативное расстройство идентичности, или шизофрения. Твой случай особенный. Один из твоих «Я» лежит здесь, а второй знакомится с Эсперансой, Люцией, совершает необдуманные поступки, сходит с ума, попадает под машину и бродит по лабиринтам.
– Откуда ты все это знаешь?
– Иногда ты приходил в себя и рассказывал мне. Иногда бредил и выкрикивал слова, я, частично, понимала, о чем ты пытаешься сказать.
Максимилиан молчал. На белом полу появились золотые квадратики. Девушка сидела и смотрела на них.
– А ты? Неужели ты…
– Я Луна. Меня ты тоже видел. Ты говорил, что ночью мои глаза становятся золотыми, а днем, – она посмотрела Максиму прямо в глаза, – вот такими.
Голубые глаза, белые волосы.
– Зачем ты меня дурачишь? Мне же не приснилось все это?..
– Не знаю. Может, это твоя душа… путешествовала.
– Значит, ничего не было, я все время лежал здесь? В психушке?
Луна кивнула.
– Я уверена, что скоро ты выздоровеешь. Ты согласен лечиться?
– Да. Но, как я понял, отключаюсь неосознанно…
– Это так… Больше этого не повторится.
– Откуда ты знаешь?
Она задумалась:
– Не знаю. Чувствую.
Глава 20
В это утро Луна нарушила два главных правила, которые могли напугать и спровоцировать больных: она бежала по коридору и кричала:
– Максимилиан! Тебя завтра выписывают!
Он не поверил своим ушам. Уже три месяца за ним ежеминутно следили, давали таблетки и мучали психологом и психиатром. Каждый день он старался запомнить лишь одно: вот уже десять лет он лежит здесь, он никуда не уходил, он никуда не уходил, волшебства нет, Люции нет, Эсперансы нет. Он просто был болен.
– Постарайся ничего не натворить, – повторяла Луна.
– Хорошо. Ты же знаешь, я полностью здоров.
– Знаю.
Максим внезапно побледнел:
– А как же ты? Мы больше не увидимся?
Луна засмеялась:
– Какой ты смешной. Я буду жить с тобой. Больница – всего лишь место работы.
Максимилиан смутился:
– А где ты жила раньше?
– Раньше? – она задумалась. – Раньше я жила у бабушки, но она умерла, а квартиру продают.
Свет не властвовал, его заслоняли тучи, но, тем не менее, настроение было превосходным. Ни погода влияет на настроение, настроение влияет на погоду. Сейчас было туманно и это предавало некую загадочность.
Луна, как всегда, сидела на подоконнике, в тысячный раз, нарушая правила. Слово «правило» она никогда не употребляла. Это было что-то «таким земным». А она другая. Для нее, порой «отлетающей», а иногда безумной, нельзя было придумать лучшего места работы. С чекнутыми и сумасшедшими она была как бы в одном пазле. Убери – и общая картина не сложится. Но они – мрак. Врачи – звезды. Луна – Луна. Она, действительно, была единственным светом. И хотя Луна на самом деле не сияет, а лишь отражает Солнце, ее свет не может ранить. Никогда. Даже, если долго смотреть.
Максимилиан так и делал. Он всегда смотрел только на нее, чувствовал ее энергию и видел свет.
Она почему-то никогда не приходила ночью. Этот закон Луна всегда соблюдала. Максим не раз задумывался о том, что ее глаза становятся золотого цвета, как и волосы, и что он не совсем сошел с ума, но… Она только молча смотрела голубыми глазами, слегка улыбалась, и он понимал, что исключения не будет.
День плелся очень медленно. Максимилиан с Луной шепотом проклинали время, доказывая, что его нет. Шепотом, потому что их могли услышать, и тогда пришлось бы просидеть в больничной клетке не менее года, с ненавистью в душе и понимающим лицом глядя на врача, показывающего стрелки часов и их движение.
Но всему приходит конец. И вот Луна зашла, чтобы пожелать спокойной ночи.
– Я тебя люблю, – донесся ее тихий голос, – спи.
– Люблю тебя.
Она поцеловала его руку, и Максим на мгновение… Нет.
Ночью он, конечно, не спал. Считал песни сверчков и смотрел на глупых бабочек, опаляющих крылья и падающих на землю, подлетая к фонарю и долго сидя там. Почему насекомые любят свет? Наверное, потому что они холодные. Они хотят тепла, но не могут согреть друг друга.
Желтая машина, просигналив два раза, въехала во двор вместе с восходящим солнцем. В это время в палату вбежала Луна и радостно крикнула:
– Бежим!
***
Бежать им конечно не стоило. Но это восклицание предало торжественному моменту еще больше радостных эмоций. Процедура подготовки документов тянулась бесконечно долго, и, казалось, никогда не закончится. Максимилиан сидел рядом и почти не дышал. Луна стояла у двери.
– Что с вами? Выдохните, – произнес врач.
– Извините, – Максим стал быстро вдыхать и выдыхать.
Доктор покачал головой.
Сейчас главным было ничего не испортить. Случалось такое, что людей уже сажали в машину и желали счастливого пути, но через четверть часа привозили в неадекватном состоянии, снова привязывали к кровати.
– Вот все, что необходимо забрать и купить. Луна проводит вас до машины. Счастливого пути! Не раздваивайтесь, – он хотел засмеяться, но стало понятно, что шутка не удалась.
Когда они подходили к автомобилю, Луна шепнула:
– Жди меня в семь, – попрощалась и ушла, даже не оглянувшись.
Дорога к дому Максиму показалась знакомой, казалось, он шел по ней вчера. А ведь его не было десять лет. Что же случилось с квартирой?
Подъезд, лестница, площадка, лестница, дверь, ключ. Все то же самое. Не изменилось абсолютно ничего. Он запутался. Но нельзя давать мыслям атаковать. Чтобы отвлечься, Максимилиан решил почитать. Это немного помогло. Потом побрел по улицам и, увидев некоторые изменения, успокоился. Придя домой, стал разбирать свои книги. А уже через час раздался звонок. Это конечно была Луна. Он накормил ее ужином и стал расспрашивать, хотя этого делать совсем не хотелось.
– Почему в моей квартире ничего не изменилось?
– Я жила здесь.
– Ты? А как ты сюда попала?
Ты сам дал мне ключ, когда только попал в больницу.
– Ладно… Почему тогда не сделала здесь все по-своему? Ты ведь жила здесь так долго.
– Мне нравится так. Как у тебя. Я хочу все оставить.
– Где же твои вещи?
Она прошла в комнату и открыла шкаф.
– Вот. Он все равно пустовал. Но если тебе не нравится, я могу перевесить.
Но Максим не смог ответить. На самом видном месте, заслоняя все вокруг висящее, располагалось то самое платье. Черное. Из бархата.
– Откуда оно? – произнес он, едва дыша.
Луна улыбнулась и, отвернувшись к окну, объяснила:
– Когда ты приходил в себя, говорил о нем. И, увидев такую красоту в магазине, я поняла, что это именно оно. Возможно, когда-то давно, до болезни, ты тоже его обнаружил, и в твоей памяти отложилось воспоминание о нем. Его ты использовал в «своих» мирах, – она обернулась и, спустя некоторое время, предложила, – Давай сходим на бал?
– На какой бал?
– На какой захочешь.
– Ладно. Пойдем.
Глава 21
Луна очень любила необычные фотографии. Таких было мало, поэтому Максимилиан стал фотографом. Эта идея ему пришла спонтанно, когда они гуляли, и осуществилась очень быстро. Он часто экспериментировал с зеркалами, хотя Луна не одобряла эту затею. Она не объясняла, почему это не хорошо, но через некоторое время совсем перестала проявлять интерес к работе Максима. Ему пришлось прекратить. Тогда он стал снимать воду, фонари, закаты и, конечно, ее. Его работы, на которых не было ничего особенного, приобретали новый смысл. Они воспринимались абсолютно иначе, нежели смотрелись в реальном мире.
Луна же за три года успела стать главным врачом. Каждый день она увлеченно рассказывала Максимилиану о произошедшем с ней сегодня, и каждый раз из этого получался целый роман, сказка или триллер. Бывало, все это сразу. Порой, заканчивались они не совсем так, как принято. Кто-то из пациентов окончательно сходил с ума, кто-то умирал. Редко. Больные, все без исключения, хотели уйти в мир иной именно тогда, когда рядом была Луна. Некоторые очень завидовали тем, кому это удалось осуществить. Ее считали волшебницей, магом, ангелом. Кем угодно. Еще ходили слухи о колдовстве, о том, что она ведьма, ведь добро не может быть столь притягательным, не может так завораживать и манить, оно должно быть скрытым и тихим, понятным, но незаметным. Но час жителей «маленького мира» не утратившая способность мыслить, непременно отвергала это предположение, хотя в понимание кого-то, зло не являлось чем-то плохим и недостойным внимания. Они не думали, что нужно убивать людей, они не хотели издеваться над кем-то, просто в их понимании зло – час дороги к счастью. А счастьем они считали смерть. Смерть рядом с Луной. Той же системы придерживалась «добрая» часть населения, они считали, что добро ведет к счастливой смерти. И только несколько человек боялись того, что будет после нее.
