Уильям вышел во двор.
– А, мистер Роджерс, – вытерла рукой пот со лба одна из послушниц, – вам уже лучше?
– Да, – коротко ответил мужчина, ища глазами сестру Аббигайл.
– Что здесь происходит? – поинтересовался он, глядя на девушек.
– Вот ты где, – появилась из ниоткуда сестра Аббигайл, – а, ну, иди работать! – она была строга, но голос не повышала, однако в нем чувствовался закаленный характер и сила, – помоги Эмили нагрузить тачку.
Девушка из милой кокетки тут же превратилась в прилежную воспитанницу и побежала помогать скидывать листья в маленькую деревянную тележку.
– Я могу помочь, – сообщил Уильям.
– Справимся, – монахиня отряхнула перчатки от прилипших листьев, – без вас же как-то справлялись.
Уильям вновь почувствовал неловкость и свою ненужность здесь.
– Выздоравливайте, – сестра Аббигайл быстро зашагала в сторону девочек, – нет, не сюда! Не сюда, говорю!
День длился целую вечность. Заняться нечем, а отплыть не на чем. Паром приплывал раз в две недели, а то и реже. К ужину все собрались в столовой. Как и всегда, ели молча. По окончании сестра Аббигайл пожелала всем доброй ночи и направилась в свою келью. Настоятельница с ними не ужинала. Поэтому перед тем, как вернуться в комнату, Уильям заглянул в ее кабинет.
– Сестра Хильда, – вежливо произнес он, – цветы в моей спальне завяли. Убитые морозом, они уже не годны для букетов. Мне бы не хотелось тревожить сестру Аббигайл. Сегодня она, думается мне, устала и без того.
– Какие цветы? – удивилась настоятельница.
– Букет на тумбочке, – объяснил мужчина.
– Вот чертовка! – сквозь зубы прошипела сестра Хильда, – должно быть, это Лиззи. Девушка, с которой вы сегодня говорили во дворе. Я поговорю с ней утром, – женщина начала что-то листать.
– Не стоит, – возразил Уильям, – я не слишком люблю цветы, но если ей приятно…
– Это безнравственное поведение! – вскипела насятоятельница, – и она за него обязательно будет наказана.
– Вы слишком строги, – заметил он.
Женщина бросила на него озлобленный взгляд. Уильям понял, что лучше бы ему держать язык за зубами и больше молчать, чем говорить. Как только паром будет здесь, он навсегда покинет это место, отблагодарив после всех, кто помог ему вновь встать на ноги.
– Сестра, у меня есть еще одна просьба, – он замялся, но решил продолжить, – я бы не хотел, чтобы за мной кто-то присматривал. Я уже достаточно здоров и могу позаботиться о себе сам.
Женщина смотрела на него, сдвинув брови, отчего на переносице образовалась глубокая морщина.
– Как скажете, – растерянно пожала она плечами.
– Спасибо за гостеприимство, – сказал Уильям и хотел подняться в комнату, но остановился у выхода из кабинета.
– Что-то еще? – настоятельница скрестила руки на груди, высоко подняв голову.
– Почему не все едят в столовой?
– О чем вы, мистер Роджерс?
– Та девушка, которая дежурила у моей постели. Немая, – принялся объяснять мужчина, – я никогда не видел ее за столом.
– Мистер Роджерс, вы что-то путаете, – ответила монахиня, – в нашем монастыре нет немых девушек. И никто не дежурил у вашей кровати.
– Но я видел ее, – он взялся за ручку двери.
– Может, у вас жар?
– Доброй ночи, сестра, – Уильям понял, что спорить и что-либо объяснять бесполезно, и поднялся в комнату.
Цветы вовсе склонили лепестки и потеряли цвет. Но это больше его не волновало. В комнате было пусто. Это и радовало, и огорчало. Уснуть не получалось. Уильям думал о девушке, которой не было и которая одновременно с тем была. Она не могла стать просто сном или плодом его больной фантазии. После ее ухода остались эти цветы и запах дегтя, которым отстирывали трудные пятна.