Kitabı oku: «Зигзаги времени. Книга вторая», sayfa 4
– Григорий, давай без приличий, просто нет времени! Надо десять бочек пороха, чтобы заминировать холм, дальше установите заостренные колья, высотой полторы сажени, в сторону нападения, дабы кони не могли пройти. За этим заграждением мы установим колючую проволоку, по которой пропустим убивающий всех ток. Предупреди всех людей – туда входа нет, кто даже минует этот ток, того разорвет взрывом пороха (просто, установим противопехотные мины, и чтобы горожане не подорвались, я напустил «жуть» на воеводу).
С утра началась работа по установке наклонных заостренных кольев, столбов за ними, по которым мы разматывали на изоляторы мотки с колючей проволокой. Возле леса на холме в это время ребята копали глубокую яму, куда поместили бочки с порохом, усилив их ящиком динамита, установив радиовзрыватель, все это богатство аккуратно зарыли, и даже поместили пласты дернины, как она и росла. Думаю, даже Шерлок Холмс не определил бы, что здесь кто-то рылся. Так как вся земля ложилась на брезент, а потом с него и зарывалась.
За день заминировали холм и пространство между колючей проволокой и рвом с водой. Остались только противотанковые пятикилограммовые мины и немного радиовзрывателей. Я нарисовал схему боя, по которому должны наступать татары, и примерно по квадратам разместил мины. Правда, перед этим мы их немного усилили. Собрали пустотелые пни. Внутрь опускалась мина, на которую ложилась связка динамитных шашек с радиовзрывателем, и сверху засыпалось ведро или два мелкой речной гальки, которая в этом случае исполняла роль шрапнели, увеличивая убойную силу заряда, что-то наподобие советской мины «МОН». Получилось у нас двенадцать секторов, перекрывающих друг друга. Мои ребята – сварщики подключили провода от колючей проволоки к генератору на 380 В, думаю, что 20 КВт, что он дает, охладит пыл татар, что рвутся разграбить русский город. Вечером прилетел голубь, который принес весточку, что армия татар вторглась через нашу границу.
Я собрал дельтаплан и проверил наличие боеприпасов. Место для разбега имелось, воины у меня готовы, машины для атаки так же подготовлены, засадный полк для добивания ворога готов уже давно и рвется в бой. Отправил отделение (десяток воинов) с пятью пулеметами на стены Белгорода и десяток для наблюдения с неприступных сторон, а вдруг! Сам же рано, с рассветом, вылетел в сторону врага. Далеко лететь не понадобилось, враг был всего лишь в десяти километрах. Сотни, и даже тысячи костров разливались широкой рекой вдоль берега Северного Донца, темные массы коней паслись в стороне от костров. Это была сила, и она была направлена против Руси. Выбрав место, где были расположены шатры, и скинув обе свои бомбы, развернулся, и как метлой прошелся из МГ-34. Лента закончилась как всегда на интересном, ну а уж вставить другую просто нет возможности, тем более одной рукой, так как приходится еще и управлять дельтапланом. Удар по мотору я почувствовал всем телом. Бронебойная стрела, пробив картер, застряла внутри. Масло тонкой струйкой вытекало из двигателя. Давление падало вместе с моим настроением. Впереди виднелся город, когда двигатель уже начал чихать, и я посадил дельтаплан возле опушки. Вскоре подскакали ребята и укатили дельтаплан с глаз. Главное, что движок еще не «стуканул», не заклинил. Значит, можно попытаться его отремонтировать. То есть, просто залатать дырку. Первый же сварщик сказал, что этот металл не варится, то есть «дюраль» моим сварщикам не заварить. Значит, можно заклеить! Порылся в вещах из канцтоваров, нет, не нашел, но где-то же я покупал эпоксидную смолу! Залез в ящик с инструментами: мерками, метчиками и прочими мелочами, и вот она, коробка со смолой и отвердителем! К утру картер был отремонтирован, а масло залито. Попробовав двигатель и убедившись, что он работает как часы, заглушили. Нужна тишина, чтобы рыба клюнула.
ХХХ
Утро огласили трубы, подымая всю массу животных и людей на бой. Ревели трубы, животные, крики рабов, которых стегали кнутами надсмотрщики, – все это создавало какофонию звуков, режущих по ушам. Для Девлет-Гирея это была музыка победы. Ни один из ханов не мог собрать такую армию, кроме Чингиз-хана. Лишь только он, Девлет-Гирей, потомок великого хана, сможет собрать вновь воедино его земли. А начнет он с непокорной Руси, которая посмела встать на дыбы и уничтожила Казанское и Астраханское ханства. Так пусть теперь расплатятся! И он махнул пушкарям, чтобы открывали огонь. Грянули залпы, и ядра ударили в стены крепости, но дубовые бревна выдержали первые удары.
– Бейте по воротам, надо разрушить их! – приказал хан беку, и тот тут же отправил к пушкарям посыльного с приказом хана.
Пушкари перезарядились, и вот новый залп, но так как расстояние было далековато, получилось большое рассеивание, и в ворота опять не попали. Снова засуетились надсмотрщики с криками и кнутами, и рабы начали передвигать пушки ближе к крепости. Оттуда начали раздаваться отдельные выстрелы из пищалей, но пока особого вреда они не наносили. И вот пушки установлены на новой позиции. Залп в этот раз был более удачлив, ядро перебивает одну из петель створки ворот, и она под тяжестью проседает. Звучат торжествующие крики татар, в ответ раздается дружный залп из пищалей и пушек, которые прорежают часть прислуги у татарских пушек. Хан указал на просевшую воротину, приказал перенацелить все пушки на нее. Грянул новый залп, и когда дым рассеялся, из лагеря татар раздался вопль торжества, воротина лежала на земле, открывая вход в город. Взмахом руки хан отправил войско в атаку. Вновь завыли трубы, закачались бунчуки, передавая приказы, и тумен за туменом, направились к крепости.
Кони плотной гурьбой резво неслись к крепости, всадники осыпали стрелами защитников, но и они не дремали, посылая стрелы в ответ, и не один татарин падал под ноги товарищам со стрелой в груди. Мой десятник, оставленный в крепости с пулеметами, быстро отправил два пулемета к воротам, а оставшиеся распределил по стене на острие атаки. Конница с устрашающими воплями приближалась к защитному периметру. Перед появившимися кольями кони вставали на дыбы, сбрасывая седоков, сзади на них напирала масса… Все смешалось в кучу – ржание лошадей, предсмертные крики сброшенных всадников, по которым топтались кони. Увидев, что с конями здесь не пройти, татары спешились и кинулись в проходы между кольями. Но тут между ними и целью встала колючая проволока, которую, на первый взгляд, было несложно преодолеть. Если бы не включенный электрогенератор, который не дал им шанса уцелеть. Щелк – и прикоснувшийся татарин замыкал на себе 380 вольт от колючей проволоки и земли. Это была «тихая смерть», но куда трупов перед проволокой говорила сама о себе, и очередь стала быстро таять, так как грянули залпы из пищалей и пулеметов, выкашивая всех, кто уцелел. Запели трубы, давая сигнал к отступлению, и потрепанная армия отступила на прежние позиции, оставив на поле почти весь «цвет», тяжеловооруженных турецких воинов, все они «познакомились» с «тихой смертью» по кличке «ТОК».
Один из советников порекомендовал хану завалить проволоку щитами из дерева, и тогда можно снова атаковать, а пока пусть работают пушки. Хан согласился, что это разумно, и вновь заговорили орудия. Некоторые ядра залетали в город, убивая и калеча мирных жителей, разрушая и поджигая дома. Воевода рвался в бой, в атаку!
– Сколько у тебя людей? Знаешь! А у хана в двадцать раз больше! Сам погибнешь и город не спасешь! А так мы переварим его тихонечко. Вон сколько их лежит, а мы несем потери только от пушек. Убери лишних людей из зоны обстрела, оставь пушкарей да стрельцов. Как пойдут в атаку – позовем всех! Исполняй, Григорий Григорьевич, будет тебе драчка с татарвой, обещаю! – как мог, я сдерживал горячего воеводу.
Плотники за ночь подняли и установили воротину, и заложили проем бревнами и мешками с землей. Поправили разрушенные местами стены крепости. Я же в воинской избе, оборудовав госпиталь, помогал раненым, где-то ампутируя, где-то извлекая осколки и наконечники стрел. К полуночи, когда тяжелораненые были осмотрены и перевязаны, я отправился отдыхать. Завтра будет тяжелый день, чувствовал я!
С рассветом вновь завыли трубы и загремели пушки татар. Хан торопился взять город, который не желал сдаваться. Я поднялся с общим пультом, управляя минами. Каждый тумблер был пронумерован, и означал где какая мина стоит. Темная масса двинулась, и я увидел, что татары идут в атаку пешком, первые ряды тащат щиты и лестницы. Поняли, проклятые, что на конях здесь не разгуляешься! Дождавшись, когда они заполнят все минное поле, я стал взрывать свои заряды, которые при подрыве каменной шрапнелью выкашивали толпы врагов. Со стен открыли одновременно огонь пушки. Увидев, что еще немного, и враг побежит, я пустил ракету, давая сигнал своим резервам. Взревели моторы, и из леса стали выползать мои разукрашенные в «монстров» машины. На грузовые машины были установлены будки с прорезями для пулеметов, и все это было покрашено белой краской под черепа с оскаленными зубами. А два трактора Т-16 были «превращены» в «огненные» головы то ли пса, то ли волка красного цвета с блестящими глазами. Куски наклеенной красной материи, трепыхающиеся на ветру, создавали иллюзию пламени, а включенные фары, как горящие глаза, пугали еще сильнее. Все это дополняли ревущие сигналы, поставленные от КАМАЗов. Представьте ужас татар, когда из леса на них надвигаются чудовища, изрыгающие смерть, громко ревущие и со сверкающими глазами. С другой стороны леса так же надвигалось молча войско, ровными рядами отжимая их к крепости. Татары оказались в кольце, с одной стороны обрывистый берег реки, с другой –крепость, с третьей – «монстры», и с четвертой – войско, вооруженное неизвестными ружьями, выкашивающие воинов, как косой. В это время «огненные» головы приблизились на дистанцию 50 метров и пустили огненные струи из огнеметов, стеганув ими по толпе татар, отжимая их к обрывистому берегу Северного Донца. Больше бежать было некуда!
В панике от этого страшного оружия войско татар стало сплачиваться возле холма, на котором стоял хан Девлет-Гирей и его военачальники, наблюдавшие с ужасом за избиением злыми духами урусов, их когда-то великой армии. Я нажал кнопку подрыва главного заряда. Даже на стене крепости я почувствовал, как тряхнуло землю. Взрыв разметал толпу татар вокруг холма, остатки войска стали бросать оружие и падать на колени, прося пощады у злых духов русских. Машины остановились полукругом, держа все еще огромную толпу на прицеле. Сотники также прекратили обстрел, подходя к сдававшимся татарам.
Позвав Григория Григорьевича с полусотней, мы, открыв одну из воротин, пошли по оставленному проходу к моим ребятам. Воевода спросил, что это за «звери», что помогли разбить татар. Сказал правду, что это машины заграничные, управляются людьми. А разукрасили их, чтобы татар напугать. Вот за счет того, что их напугали, и выиграли битву. Шли, осторожно ступая между многочисленными трупами, много было сгоревших и разорванных взрывами. Вокруг бились раненые кони, дробя своими копытами черепа и кости лежащих раненых татар. Крики их о помощи прерывали «милосердным» ударом меча. Кровь заливала когда-то цветущий луг, ее тяжелый запах, перемешанный с запахом взрывчатки и пороха, составлял один запах – запах смерти. Тысячи убитых и искалеченных, когда-то здоровых мужчин, жаждущих богатства и рабов, нашли здесь свой конец. Весь луг был завален трупами:
«Лежал живой на мертвом,
И мертвый на живом…»
(Стивенсон, «Вересковый мед»)
Подойдя к своим, я приказал разоружить пленных и вести из через проходы в город. В городе же забрать наше оружие и генератор, возвращаться к ладьям, что ждали нас в протоке.
Воевода пригласил меня и людей со странных машин отобедать в честь великой победы. Ребятам надо было расслабиться, и я дал им согласие, что они отгонят машины к ладьям, выставят охранение и только тогда могут идти на пир.
Оставив сотников оприходовать оружие, захваченное нами, так как других ценностей, если они даже и были у хана, уже не найти, все разметало взрывом, я отправился вместе с воеводой в крепость.
– Берегись! – пронеслось у меня в голове предупреждение «Хранителя».
Почему-то я стал оглядываться назад, думая, что угроза с поля, где лежат убитые и раненые. Но посланная со стены крепости стрела вошла мне в правое плечо. Я, как подкошенный, рухнул, ощущая, как горячая кровь стекает в подмышку, пропитывая рубаху. Воины воеводы прикрыли меня и Григория Григорьевича щитами. Еще несколько стрел с глухим стуком ударились в щиты и наступила тишина. Со стен что-то кричали воины, размахивая руками, но тут у меня закружилась голова, и я потерял сознание. Очнулся я в доме воеводы, возле меня сидел мой ученик – лекарь Данила, плечо было туго перебинтовано, боли я тоже не ощущал, просто хотелось пить и «по-маленькому», о чем я тут же попросил Данилу. Он принес откуда-то глубокую глиняную миску, сказав, что наложены швы и мне пока нельзя вставать. Сделав дело, я попил настой из трав и попросил рассказывать. Он сказал, что один из солдат неожиданно сошел с ума и открыл по нам стрельбу, но десятник застрелил его из пищали. Ну, а меня принесли к воеводе, где Данила вытащил стрелу, поставив укол с новокаином, как его учили, и зашил рану. Присыпал ее стрептоцидом (выговаривая медленно, по слогам, произнес он незнакомое слово) и поставил укол с пенициллином, так же старательно выговорил он название лекарства.
– Чей был воин, который стрелял в нас? – спросил я.
– Из здешнего гарнизона! До этого никто за ним плохого не замечал, а тут раз, и сошел с ума. Бабы говорят, бес в него вселился, как увидел наши машины, так и сошел с ума! – рассказывал мне новости Данила.
Услышав наш разговор, в комнату вошел воевода, на лице была виноватая улыбка, дескать, извини, князь за моих людей!!!
– Здравствуй, Андрей Иванович! Напугал ты нас! Ведь за твою голову государь и мою снимет. Ты уж извини нас, Андрей Иванович! Не углядели за заговорщиком, он ведь и в меня стрелял, да воины прикрыли щитами! Если бы не десятник, сколько еще вреда мог натворить! А ведь какой тихий был, исполнительный, кто бы мог подумать, что это враг? – оправдывался воевода.
– Успокойся, Григорий Григорьевич! Не держу я зла на тебя, это же война, да и рана не опасная. Данила обработал все хорошо, так что дней через пять буду здоров. Подсчитали трофеи татарские? – спросил я его.
– Да, все у тебя сотник сосчитал, ждет за дверями с докладом, куда стольких пленных девать будем, князь?
– А сколько насчитали-то? – поинтересовался я.
– Без малого тридцать пять тысяч басурман наберется, пока их ними же ранеными конями кормим. Прирезали, да засолили, чтобы не пропало. А потом чем их кормить, такую прорву?
– А ты направь гонцов к нагайскому князю Исмаилу с письмом, где дешево предложишь рабочую силу. Раздай по деревням рабов, скольких они угнали мужиков, вот теперь и пускай работают за них. Прости, воевода, что-то в сон потянуло, не смогу сотника уже принять!
Веки мои налились свинцом, и я заснул с мыслью, что подлый Данила дал мне с настоем снотворного. Сам учил, нечего на парня пенять!
Утром я проснулся от голода. Организм требовал для восстановления сил «топливо», и я тихонько поднялся с кровати и, минуя спящего за столом Данилу, оделся и спустился на первый этаж, откуда доносился аромат из кухни. Прислуга, увидев меня, всплеснула руками. Одни кинулись накрывать на стол, другие – за воеводой. Кто-то разбудил Данилу, и тот с испуганным лицом прибежал на кухню. Увидев меня жующего за столом, он успокоился, но все же проверил пульс и температуру. Дождавшись, пока я наемся, он проводил меня до кровати, где сделал перевязку. Рана побаливала, но терпимо, зашито было аккуратно, при нажатии гноя не было, края еще немного воспалены, но рана сухая. Поблагодарив Данилу, я отпустил его, попросив прислать сотника Матвея с докладом. Сам же, как и положено раненому, завалился на перину «болеть». Пока не пришел сотник, прижал кольцо ко лбу и спросил «Хранителя», что это было? Ответ был обескураживающе краток: «Чернобог!». Понятно, вселился в слабую душу, разъедаемую каким-либо грехом, и вот результат, погибла душа.
В дверь постучали, и вошел сотник. Поздоровавшись, он спросил о здоровье, и удовлетворенный ответом, что все нормально, стал рассказывать о трофеях:
– Взято 140 пушек, в основном среднего калибра, но есть с десяток тяжелых, осадных. Ядер взято немного, истратили сволочи на нас, пороха вовсе нет, взорвался при обстреле. Коней сколько поймали – сказать трудно, несколько тысяч наберется, остальные, что живы остались, разбежались по округе. Оружия и доспехов сосчитать трудно, особо ценное убрали, а остальное кучей лежит на площади. Пленных поставили на уборку трупов, пока не завоняло. Ребята все отдыхают, но без злоупотребления, ждут Вас, переживают.
– Пленных кто охраняет? – полюбопытствовал я.
– Две сотри из гарнизона! Пригрозили, если сбежит один из десятка, – казнят десяток, сбежит десяток, – казнят сотню, и так далее!
– Сурово, однако! Ну, да ладно, теперь пусть у здешнего воеводы голова болит, мы свое дело сделали, враг разбит!
День прошел спокойно, рана почти не болела, но я все же носил руку на перевязи, чтобы поменьше ее беспокоить. Попировать с воеводой не удалось из-за моего ранения, но общались мы с ним достаточно тепло. Съездили, посмотрели на пленных татар, которые сидели угрюмо на двух десятинах луга, огороженные по периметру щитами. Со всех сторон были расположены воины с оружием и луками, стояли пушки, направленные на лагерь. В общем, все серьезно.
– Как меняешь караул? – спросил я воеводу.
– Да как обычно, через четыре часа. – ответил он.
– В ночное время я бы усилил караул, как бы массой не задавили!
– Побоятся! – успокоил меня воевода.
Вернувшись, я сказал Матвею, чтобы усилил караулы на стене и установил все пять пулеметов, направленных в сторону лагеря татар. Ночью меня разбудил голос «Хранителя»: «Просыпайся, тревога, татары!». Соскочив с кровати, я побежал к генератору и завел его, отрезая город от лагеря татар. Поднялся на стену, в зареве костров мелькали силуэты, слышались крики и выстрелы из пушек, звон железа и вопли раненых. Я достал из сумки осветительную ракету и выстрелил. Яркий искусственный свет залил всю округу. Черная масса людей уже залила позиции пушкарей, и эти пушки разворачивались против города. Откуда-то у татар появилось оружие, и первые стрелы прошелестели у меня над головой. Я кинулся к пулеметам, расчеты спокойно ждали приближения татар. Первый номер жевал с чем-то кусок пирога, его помощник набивал вторую ленту патронами, что-то бурча под нос о жалельщиках врагов. Первые ряды несли щиты, которые они бросали на колючую проволоку, и перебирались через нее, но тут заговорили у нас противопехотные мины, расставленные между рвом и колючей проволокой. Взрываясь, они выводили из строя сразу же нескольких врагов, но те, видя, что ворота уже рядом, рвались вперед по трупам своих товарищей.
Подпустив их поближе, разом заговорили все пять пулеметов, вырезая кинжальным огнем первые ряды неприятеля. На пулеметчиков посыпался град стрел. Запустив еще одну ракету, чтобы видно было врага, я посоветовал пулеметчику перенести огонь на лучников, которые находились чуть подальше от первых рядов и имели возможность прицелиться. Он кивнул и, чуть подняв ствол «Максима», начал выкашивать лучников. Нахлынувшая волна татар, ударившись о «гранитный берег» крепостной стены, отхлынула обратно. Вскоре, при свете следующей ракеты, я увидел, что к стенам города подкатывают пушки, захваченные ночью у охраны лагеря. Зарядив красную ракету, я запустил ее в ночное небо, давая сигнал своим людям о начале атаки. Хотя это был старый сигнал, но в этом мире ракетница была только у меня, и только я мог дать такой сигнал.
Загрохотали пушки, и один из пулеметов смолк. Я бросился к нему. Первый номер лежал мертвый возле разбитого пулемета, второй, молодой парень, зажимал здоровой рукой предплечье, откуда сочилась черная кровь. Быстро зубами разорвав упаковку бинта, я стал туго бинтовать ему руку, несмотря на боль от напряжения в плече. Вскоре кровотечение остановилось, и я, вкатив ему обезболивающего, отправил в воинскую избу. Повсюду уже раздавались команды, распределяя воинов, и вскоре залпы из пищалей начали прорежать ряды врагов. И вот, когда новая волна начала накатываться на город, из леса, под мощными сигналами, освещая фарами ночное поле боя, двинулись на врага мои «монстры». Зажатые с двух сторон, они бросились в сторону обрыва, падая от пуль, визжа от ужаса, но жалости к ним уже не было. Вырезано двести с лишним человек, и поэтому я дал команду воеводе добить всех. Бойня продолжалась до рассвета, прижатые к обрывистому берегу Северного Донца, освещаемые фарами, они падали от стрел и пуль, выжигались от огнеметов. Тех, кто в отчаянье кидался с саблей в атаку, встречали копьями.
К утру все закончилось. Попросил привезти раненых для допроса. Привезли троих, раненых в конечности, но уже перевязанных. Дал понять им через толмача, что от их ответов зависит их жизнь. Задал первый вопрос: «Где взяли оружие?». Ответил пожилой татарин, на русском языке с небольшим акцентом:
– Привез ваш человек из города, на двух телегах, спрятанное под провизией. Сказал, что вы не ждете нападения, и что злые духи ушли от вас, и некому защитить город!
– Если покажу всех, узнаешь его?
– Узнаю, господин Повелитель джиннов!
– Ну, а вы что можете дополнить? – спросил я остальных татар.
Один угрюмо молчал, а другой что-то со злостью сказал и плюнул перед собой.
– Что он сказал? – спросил я первого татарина.
– Нехорошо он сказал, о Повелитель джиннов!
– Говори!
– Назвал Вас продавшим душу шайтану и проклял! – тоскливо сказал он и с жалостью посмотрел на товарища.
Я же, достав пистолет, выстрелил в осмелевшего татарина. Этого фанатика было не исправить. Он будет убивать всех русских, так как искренне нас ненавидит. Засучив ногами от пули в животе, он вскоре затих. Снова задал вопрос ко второму, который до этого молчал. Тот, видя, что последует, если он не будет говорить, тоже начал сотрудничать. Оказывается, он по специальности «колесник», делает колеса на телеги, и он, как мастер, заметил особенности на правом заднем колесе у одной телеги. Спица была перевязана кожаным шнурком, так как была треснутой. Вот поэтому признаку можно найти этого человека.
– А ты сможешь его узнать, если увидишь? – спросил я.
– Можно попытаться, я ведь видел его мельком. Телегу рассматривал, да колеса. Но голос запомнил, у меня на звуки очень хорошая память! – закончил он и с надеждой посмотрел на меня.
– Отведите их в холодную, накормите, и готовьтесь к десяти на построение! – приказал я воинам воеводы.
Сам же направился с докладом к Григорию Григорьевичу. Рассказав о происшествии воеводе, я предложил всеобщее построение для опознания изменника. Подумав, он сказал, что это вряд ли поможет, так как татарва разбита, и изменник не будет ждать, когда за ним придут. Так оно и вышло. Перед построением сотнику дали списки отсутствующих. Без уважительных причин были названы три фамилии, двое ездовых, которых вскоре нашли зарезанных за конюшнями, и десятник. Последнего так и не нашли, а вот телега нашлась, и колесо у нее было с забинтованной спицей. Именно на ней и видели десятника, что вез продукты в лагерь. Значит, «Чернобог» рядом, он просто переселился из убитого лучника в десятника, и пока я не найду браслет Сварога, мне не будет от него покоя. Лишь Сварог сможет с ним справиться. А это значит, мне надо идти на Сибирское ханство. Значит решено, из Казани и поверну на Урал.
Разделив трофеи с воеводой, я забрал большую часть пушек для царя, и направились к ладьям. Потери были все же ощутимые, как в людях: 7 убитых и 12 раненых, так и в оружии: один станковый пулемет разбит и не подлежит восстановлению, и один поврежден, но в мастерской есть возможность его отремонтировать.
Погрузив на ладьи технику, генератор и оружие, к вечеру выехали. В этот раз путь был спокойный, все же ехали по своей территории. Часто останавливались возле больших деревень, чтобы закупить свежих продуктов, меняя их на татарское оружие, благо добра этого было много. За одну татарскую саблю не лучшего качества брали, не торгуясь, две туши коровьих и хлеба сто караваев. Крупы были свои, а вот сухари уже надоели. В пути каждый день я осматривал раненых. Перевязки и уход за ними поручил своим ученикам, чем те несказанно гордились, так как звание «лекарь» очень ценилось. С каждым днем раненые чувствовали себя лучше, хороший уход, свежая пища, забота товарищей, да и положительные эмоции дали о себе знать. Все же они победили ворога, и с победой возвращаются домой.
Ладьи против течения двигались с небольшой скоростью, плыли только в светлое время, чтобы не напороться на затопленное бревно или мель. Но все же через неделю были в Казани. Здесь, отдохнув и погуляв с воеводой, я разделил отряд, взяв с собой две сотни воинов, одну машину и трактор, часть пушек и пулеметов. Остальных отправил с трофеями и ранеными домой в Рязань. Мы же двинулись на восток в сторону Уральских гор, где-то там обосновался Аника Строганов. Вскоре по реке Кама стали попадаться свежеотстроенные остроги, где мы пополняли запасы. Машины и трактор были укрыты пологами, дабы не пугать людей. Подплывали мы под парусом, так что вопросов лишних не было. Тем более, что мы плыли мимо земель, принадлежащих по указу царя купцу Строганову. В деревне Заостровка нам сказали, что Анику Строганова мы найдем в себе Верхние Муллы.
Вскоре, и в самом деле, на берегу Камы раскинулось большое село с деревянной часовней. Сойдя на берег, я спросил вездесущих мальчишек, где мне отыскать Анику Федоровича Строганова? Один из пацанов, ковыряя грязным пальцем в носу, спросил, а что я дам, если он проведен меня к нему? Правда, косясь то на украшенную саблю, то на войско за моей спиной.
– Веди, «Сусанин», не обижу! – усмехнулся я, и он припустил впереди меня, сверкая голыми пятками.
Вскоре возле часовни показался крепкий большой двухэтажный дом, разделенный на две половины. Внизу располагались контора и магазин, а наверху, по-видимому, и жил сам Аника Федорович. Кинув парнишке пятак, который он тут же засунул за щеку, чтобы не отобрали, я поднялся на крыльцо конторы. В полумраке комнаты за конторками сидели два клерка и что-то писали. Услышав скрип дверей, они подняли на меня глаза, разглядывая и прикидывая, как им поступить. Я решил им помочь:
– Князь Федоров к Анике Строганову! Быстро за хозяином, чернильные душонки!
Самый молодой выскочил из-за стола и бросился в сени, откуда шла лестница на второй этаж, в комнаты купца. Вскоре писарь прибежал и, поклонившись, произнес:
– Аника Федорович ждет Вас у себя, князь!
Я крякнул от досады, заелся купец, даже спуститься не захотел, ну да ладно, не гордые и сами поднимемся! Ворча, я поднялся в комнату, служащую, по-видимому, горницей. У стены на тахте лежал Строганов с перебинтованной ногой. Рядом возилась какая-то бабка, запаривая тряпки в каком-то настое трав.
– Что с тобой, Аника? Заболел что ли? – забыв обиду от встречи, я склонился над Строгановым.
– Вот, Андрей Иванович, упал, однако, неудачно! Говорил же ты мне умерить выпивку, дак вот и поскользнулся на лестнице, в аккурат сегодня утром. Видно, Бог еще не отвернулся от меня, раз послал тебя.
Я вытер ему пот со лба, температура уже поднималась. Отогнав бабку, размотал мокрые тряпки с ноги. Опухоль уже достигла колена. Похоже, перелом голеностопной кости. Провел пальпацию. Хорошо, что хоть закрытый перелом, без занесения инфекции практикующими «бабками».
– Лежи, сейчас отправлю на ладью за своими инструментами и буду тебя лечить! – успокоил я Анику.
Спустившись вниз, я отправил молодого писаря на ладью за сумкой с инструментами и лекарствами. Вернулся обратно к больному:
– Сейчас принесут лекарства, и будем тебя лечить! – проверяя пульс у Аники, говорил я.
– А ты чего в наших краях оказался? – поинтересовался он.
– Да хочется пообщаться с сибирским ханом Едигером! Думаю, найдем с ним общие интересы, чтобы не проливать кровь. Казачки твои, если надо будет, помогут? – спросил я.
– Конечно, для этого и брал их в поход! – заверил Аника.
Тут открылась дверь, и появился мой ученик Данила с сумкой медикаментов. Оставив разговоры, взялись за лечение. Вколол ему новокаин для обезболивания, дал аспирин, чтобы сбить температуру, и послал Данилу за дощечками. Надо было закрепить ногу. Как я хотел бы сейчас иметь гипс, но увы, здесь его пока не было. Пришлось обходиться подсобными средствами. Зафиксировав ему ногу, посоветовал Даниле подготовить травяные отвары, которые являлись противовоспалительными. Анике же рекомендовал в течение недели не вставать с постели, а затем ходить только с костылем. Хорошо еще хоть в этом месте перелом, а не шейки бедра, остался бы инвалидом на всю оставшуюся жизнь, так как нет здесь ни рентгена, ни гипса, вообще ничего нет!
– Сиделка тебе нужна, Аника Федорович, есть кто на примете, али один мыкаешься? Своих то в Рязани оставил, я знаю? – спросил я, закончив свои процедуры.
– Найду, Андрей Иванович! За копейку малую готовы в холопы идти. Работы тут нет, занимались охотой, рыбалкой да рудознатцем, камушки цветные собирали по округе.
– Ну-ка, Аника, на этом поподробнее, какие камушки? – заинтересовался я.
Он просунул руку под подушку и достал кошель, откуда вынул горсть необработанных изумрудов. Я посмотрел на свет, камень был чистый, без помутнений, размером с крупную фасолину:
– И на сколько он потянет у ювелира? – спросил Анику.
– Рублей пять – десять серебром!
– Неплохо! А где собирают, не скажешь?
– Говорят, в округе, а где именно – молчат. Как голод подожмет, несут мне, меняют на продукты и другие товары. Для этого и открыл магазин. Найти бы место, да начать разработку! – вздохнул Аника.
– Найдем! Съезжу к Едигеру, и будем искать! – успокоил его я. – Ты сейчас отдыхай, а вечером я еще зайду.
Я вышел, обдумывая план обмена изумрудов на товары. Что я мог предложить им за камни:
1. Спички – дешево и сердито
2. Зеркала
3. Лампы керосиновые
4. Сам керосин
5. Нитки и ткани.
В общем, пора перенестись в Тюмень на базы. Выйдя из конторы, направился к своей ладье. Отпустив воинов на берег и оставив только караульных на берегу у костров, где они готовили обед, я заперся у себя в каюте и переместился в Тюмень. На Барабинских складах я приобрел оптом пять фанерных ящиков спичек, по 1000 коробков в каждом. Двадцать керосиновых ламп типа «летучая мышь», по двадцать топоров, лопат и кос. На другом складе затарился нитками, пятью рулонами ситцевых тканей и зеркальцами. Нашел фургончик, который привез все на дачу, откуда я благополучно переместил все на ладью, в кузов ГАЗ-66. Вот удивятся ребята, когда все это обнаружат!
